ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXI • № 1
Я
S S m о
а
П
ОЛОГИЯПРАГМАТИЗМА OTP. БЕРНСТАИНА
(Рецензия на книгу: Bernstein Л./.The Pragmatic Turn. Cambridge : Polity Press, 2010. 263 p.)
Книга профессора Нью-Йоркской школы социальных исследований Ричарда Бернстайна, вышедшая в 2010 г., посвящена исследованию прагматизма - истории возникновения и популяризации в начале XX в., последующего упадка и возрождения в 1980-1990-е гг.
RICHARD J. BERNSTEIN
THE PRAGMATIC TURN
<
И.Д. ДЖОХАДЗЕ
философского направления, которое традиционно считается специфическим продуктом американской интеллектуальной культуры. В интерпретации Бернстайна, однако, прагматизм предстает как широкое движение (скорее, умонастроение или образ мышления -way of thinking), «перешагнувшее границы Америки» и оказавшее едва ли не решающее влияние на развитие западной философской (в том числе англо-американской аналитической) мысли.
Начало этой интеллектуальной традиции было положено фал-либилистом Ч.С. Пирсом, его критикой «картезианских дихотомий» (физическое-духовное, объективное-субъективное, внешнее-внутреннее) и мифа о непосредственной интуиции (по мнению Пирса, всякое знание опосредовано, мы не располагаем прямым доступом к объективной, «неконцептуализи-рованной» реальности, а философия не дает критерия, позволяющего отделить интуитивное знание
АПОЛОГИЯ ПРАГМАТИЗМА ОТ Р. БЕРНСТАИНА
от выводного). По-своему оригинально развив и систематизировав идеи, высказанные Пирсом в его ранних лекциях и публикациях, «эмпирический реалист» У. Джеймс и инструменталист Дж. Дьюи сформулировали новое видение философии, в основе которого лежало представление о познании как самокорректируемой деятельности, имеющей целью решение жизненно важных социально-практических, этических и экзистенциальных проблем человека (the problems of men), а не «объективное познание» мира природы и социума. Главной же и отличительной особенностью эпистемологии прагматизма Бернстайн считает парадоксальное, как могло бы показаться prima facie, сочетание двух методологических установок - фаллибилизма и антискептицизма. «Мы прекрасно понимаем, - говорит он, - что большая часть наших теорий и рабочих гипотез когда-нибудь окажется опровергнута (или пересмотрена). Строго говоря, все научные теории и гипотезы - в том виде, в каком они нам даны, - "ложны". Но совершенно абсурдно исходя из этого утверждать, что мы "на самом деле" ничего не знаем о мире» (Р. 37).
С середины 1930-х гг. влияние прагматизма (прежде всего инструментализма Дьюи) на интеллектуальную жизнь Америки стало спадать. Всеобщей модой в университетских кругах сделалась аналитическая философия, «импортированная» в США неопозитивистами. Все они, как отмечает Бернстайн, «обладали превосходной логической выучкой и глубокими познаниями в области естественных наук, выстраивали аргу-
ментацию с такой точностью и основательностью, какая не снилась классикам прагматизма... С их точки зрения, мыслители-прагматики разглядывали сквозь закопченное стекло то, что можно было увидеть прямо и ясно» (Р. 12). Бернстайн вспоминает, что в 1950-х гг., когда он работал над диссертацией «Метафизика опыта Джона Дьюи», подавляющее большинство профессиональных философов в США не проявляло ни малейшего интереса к прагматистам и их идеям. Господствовало убеждение, что «серьезному» философу нечему учиться у прагматистов. Заслуживающими внимания и обсуждения признавались лишь те вопросы, что освещались на страницах респектабельных аналитических журналов, классики же прагматизма «превратились в маргиналов, казалось бы, навсегда списанных в историко-философский архив».
Однако в 1970-1980-е гг. положение дел кардинально меняется. На фоне кризиса аналитической философии (увлечение логико-лингвистическими и семантическими штудиями завело американских философов в тупик узкого профессионализма и формализма) обозначилось возрождение интереса к работам классиков-прагматистов. «Наметилось более тонкое и сложное понимание истории американской философии, стал прослеживаться континуитет, не прерывавшаяся жизнь прагматической традиции» (Р. 13). По признанию Бернстайна, в период, когда он, отложив Пирса и Дьюи, углубился в изучение аналитической философии, его не покидало ощущение déjà vu. Многое в концепциях Куайна, Селларса, Гудмена, Дэвидсона и Патнэма оказалось со-
X
S
s
m о
И.Д. ДЖОХАДЗЕ
я
S S a e
s
звучно идеям Пирса, Джеймса и Дьюи. Конечно, соглашается Берн-стайн, нельзя говорить о прямом влиянии прагматистов на Витгенштейна, Куайна и других аналитических мыслителей. Витгенштейн, например, знал очень мало о прагматистах, а с философией Пирса был знаком лишь понаслышке (через Рамсея). Однако важно другое: философы-аналитики уловили и по-своему оригинально выразили некоторые основополагающие идеи и интуиции прагматизма. Эти идеи были восприняты американскими и европейскими авторами сквозь призму аналитической методологии, экзистенциализма и структурализма. В частности, аргументация Селларса против «мифа о данных», по мнению Бернстайна, в точности воспроизводит критику интуиционизма, развернутую антикартезианцем Пирсом. Теории социальной коммуникации Хабермаса и Апеля восходят к символическому интер-акционизму Мида, семиотике Пирса и социально-философским исследованиям Дьюи. Что же касается французских постмодернистов и Рорти, бросивших вызов западной метафизике с ее гранд-нар-ративами и систематизмом, то эти еще недавно столь модные теоретики, как считает Бернстайн, «лишь повторили путь, пройденный задолго до них классиками прагматизма».
Таким образом, вся философия ХХ в. оказывается, в реконструкции Бернстайна, связанной с прагматизмом «фамильными узами». Свой краткий историко-философский экскурс автор резюмирует сильным тезисом: для западной философской мысли ХХ столетие было «веком прагматизма» (по-
дробнее об этом см.: The Pragmatic Century. Conversations with Richard J. Bernstein. Albany, 2006. P. 1-14). По логике Бернстайна, не существует отдельно аналитической, отдельно континентальной и отдельно прагматической философии (общепринятое деление на школы и направления, убежден он, вводит интеллектуальный историков в заблуждение), а существует один большой прагматизм, который охватывает и «абсорбирует» как англо-американскую аналитическую, так и континентальную философию (P. 22, 104-105).
В «Прагматический поворот» вошли лекции и статьи Бернстайна, написанные в 2000-е гг., каждая из которых посвящена какому-нибудь философу: Пирсу, Джеймсу, Патнэму, Рорти, Хабермасу. Далеко не все из этих работ выдержаны в общей характерной для неопрагматистов стилистике - апологетической (как нетрудно понять, одной из главных задач книги была «реабилитация» прагматистов -«старых» и «новых»). В частности, жесткой критике Бернстайн подверг релятивистскую интерпретацию прагматизма, пущенную в оборот Ричардом Рорти. Спору нет, говорит он, существует связь между «объективностью» знания и социальными практиками обоснования (justificatory social practices); прав Рорти: наши представления о реальности, «образы мысли» и «формы чувствования» контин-гентны, культурно и исторически обусловлены; однако истинность наших суждений, убежден Бернстайн, не сводится к обоснованности или рациональной оправданности последних. В концепции Дьюи, на которого любит ссылаться Рорти, «обоснованная утверж-
АПОЛОГИЯ ПРАГМАТИЗМА ОТ Р. БЕРНСТАИНА
даемость» заменяет понятия «верование» и «знание», а вовсе не «истину». Бернстайн соглашается с мнением Патнэма, что релятивистская позиция Рорти внутренне непоследовательна и самоопровер-жима. «Если я утверждаю, что некоторое положение является истинным или правильным, я не просто указываю на истинность или правильность для меня или группы, к которой я принадлежу. Мое утверждение должно мыслиться как "трансцендентное" к контексту высказывания... Я могу не быть в состоянии обосновать свое утверждение, но я не могу не предполагать его универсальной значимости» (Р. 177). Пирс или Дьюи, говорит Бернстайн, пришли бы в ужас от заявления Рорти о том, что истина - «пустое понятие», что мы ничем в своих действиях и мышлении не ограничены, кроме «разговорных правил». Думать так - значит игнорировать факты (фактичность
нашего опыта) и не замечать, как реальность, с которой мы пытаемся «справиться» (cope), сопротивляется нашим усилиям контролировать ход событий, на всякое человеческое воздействие (попытку понять и таким образом «укротить») отвечая противодействием. Крайней формой этого философского заблуждения является, по мысли Бернстайна, «лингвистический идеализм» (P. 134).
Противопоставление «жесткого» (tender-minded) реализма «мягкому» (tough-minded) номинализму Бернстайн считает бессмысленным, а спор реалистов и антиреалистов неразрешимым. Прагматизм, по мнению автора книги, представляет альтернативу этой ложной альтернативе: «средний, примиряющий путь философии» (Джеймс), позволяющий избежать крайности метафизического реализма, с одной стороны, и лингвистического идеализма/релятивизма - с другой.