CC BY
6Костуев Эльдар Олегович
аспирант
E-mail: eldar888-777@yandex.ru
Московская духовная академия Русской православной церкви
141300, Московская область,
г. Сергиев Посад, Троице-Сергиева лавра
Апокалиптические мотивы в повествовании «Казанского летописца»
В статье рассматривается жанр апокалиптики в литературном памятнике эпохи правления царя Ивана IV Грозного — «Казанской истории» (другие названия: «История о Казанском царстве», «Казанский летописец», «Сказание о царстве Казанском», «Повесть о Казанском царстве»). Данное произведение, создававшееся в условиях переломной для русского общества эпохи, отмеченной эсхатологическими ожиданиями скорого наступления Парусии, насыщено различными апокалиптическими образами и символами. В ткань повествования вплетены цитаты из книг Священного Писания Ветхого и Нового Завета, свидетельствующие о признаках наступления апокалиптических событий. Особое внимание в статье уделено мотивам книги Откровение апостола Иоанна Богослова и Книги пророка Малахии, представленным в повествовании «Казанской истории». В статье подчеркивается, что апокалиптические образы книг Священного Писания позволяют автору реализовать в своем произведении идеологическую мысль своей эпохи. Важным для настоящей работы является экзегетический анализ повествования о двух свидетелях (Откр. 11, 3-13), образы которого присутствуют в повествовании «Казанской истории», приобретая здесь ключевое значение. При этом, повествование о двух свидетелях (Откр. 11, 3-13) рассматривается в контексте как самой по себе экзегетической традиции Церкви в связи с образами других книг Священного Писания, так и со стороны наличия мотивов данного повествования в памятниках византийской апокалиптики. Это позволяет установить причинно-следственные связи наличия данной темы в повествовании «Казанской истории» и обозначить ее функции в идейном поле произведения. Также в статье подчеркивается, что «Казанская история» может рассматриваться как апокалиптическое послание, в котором автор зашифровал идеологические представления своего времени.
Ключевые слова: библеистика, апокалипсис, «Казанская история», экзегетика, древнерусская литература.
Для цитирования: Костуев Э.О. Апокалиптические мотивы в повествовании «Казанского летописца» // Теология: теория и практика. 2022. Т. 1. № 2. С. 85-96. DOI: 10.24412/2949-3951-2022-0130
Eldar O. Kostuev
Moscow Theological Academy of the Russian Orthodox Church
Holy Trinity-St. Sergius Lavra, Sergiev Posad, Moscow region 141300
Apocalyptic Motifs in the Narrative of the Kazan Chronicler
The article deals with the genre of apocalyptic in the literary monument of the era of the reign of Tsar Ivan IV the Terrible — "Kazan History" (other names: "The History of the Kazan Kingdom", "Kazan Chronicler", "The Legend of the Kingdom of Kazan", "The Tale of the Kazan Kingdom"). This work, created in the conditions of a critical era for Russian society, marked by eschatological expectations of the imminent onset of the Parousia, is saturated with various apocalyptic images and symbols. Quotations from the books of the Holy Scriptures of the Old and New Testaments are woven into the fabric of the narrative, testifying to the signs of the onset of apocalyptic events. Particular attention in the article is paid to the motives of the book of Revelation of the Apostle John the Theologian and the Book of the Prophet Malachi, presented in the narrative of the Kazan History. The article emphasizes that the apocalyptic images of the books of Holy Scripture allow the author to realize in his work the ideological thought of his era. Important for this work is the exegetical analysis of the story of the two witnesses (Rev. 11:3-13), the images of which are present in the narrative of the Kazan History, acquiring key importance here. At the same time, the story of the two witnesses (Rev. 11:3-13) is considered in the context of both the exegetical tradition of the Church itself in connection with the images of other books of Holy Scripture, and the presence of motives for this story in the monuments of the Byzantine apocalyptic. This allows us to establish cause-and-effect relationships of the presence of this topic in the narrative of the "Kazan History" and identify its functions in the ideological field of the work. The article also emphasizes that the "Kazan History" can be considered as an apocalyptic message in which the author encrypted the ideological ideas of his time.
Keywords: Biblical studies, Apocalypse, Kazan history, exegesis, Old Russian literature.
For citation: Kostuev E.O. Apocalyptic Motifs in the Narrative of the Kazan Chronicler. Theology: Theory and Practice, 2022, vol. 1, no. 2, pp. 85-96. DOI: 10.24412/2949-3951-2022-0130
PhD Student
E-mail: eldar888-777@yandex.ru
Ряд отечественных исследователей (А.М. Панченко, Б.А. Успенский, И.Н. Данилевский, П. Хант) в своих работах неоднократно указывали, что эпоха правления царя Ивана IV Грозного отмечена повышенным вниманием к мотивам последней книги Священного Писания Нового Завета — Откровение апостола Иоанна Богослова. Следы того, что апокалиптическая мысль в данный период занимала важное место в идеологии Русского царства, находят в памятниках архитектуры [Косякова], иконографии [Подковырова, 2016. С. 14-15], государственной символике [Данилевский, 2017. С. 33] и литературных памятниках [Трофимова. Библейские цитаты. С. 17]. Необходимо отметить, что данный период истории Русского царства (2-я половина XIV в.) отмечен появлением значительного количества произведений, повествование которых насыщено мотивами книги Апокалипсис. Для ряда литературных памятников подобного рода апокалиптическая мысль становится ключевым идейным стержнем, который обуславливает их жанровую композицию. В качестве примера такого произведения можно назвать «Казанскую историю», время написания которой исследователи датируют 1564-1566 гг. [Кусков, 1998. С. 190].
«Казанская история» — это монументальное произведение эпохи царя Ивана Грозного, которое в качестве своей основы использует такой жанр древнерусской литературы, как воинская повесть [Трофимова, 2019. С. 15]. В качестве важной характеристики данного жанра необходимо указать его повышенную идеологическую чувствительность. Воинской повести присущ провиденциалистский дух, который вкупе с акцентуацией повествования вокруг событий войн и описания сражений делает его максимально близким идеям жанра апокалиптики. Именно поэтому «Казанская история», время написания которой приходится на эпоху острого идеологического кризиса, ориентированного на скорое наступление эсхатологических событий, становится важным апокалиптическим посланием.
Как уже было указано, большинство отечественных исследователей датируют время написания «Казанской истории» 2-й половиной XVI в., а именно периодом 1564-1566 гг. Важно понимать, что данное время современниками мыслилось как эпоха, непосредственно предшествующая наступлению событий Парусии. Так, дипломат и переводчик при московском дворе Димитрий Траханиот в своем трактате «О летах седьмой тысячи» называет в качестве даты исполнения пророчеств Апокалипсиса 1569 г. (7077 г. от сотворения мира), усматривая указание на эту дату в содержащихся в ней трех числах «семь» [Ваненкова, 2014. С. 8]. Кроме того, необходимо учитывать, что наступления эсхатологических событий ожидали в 1492 г. (7000 г. от сотворения мира), так как данная дата завершала седьмую тысячу лет существования мира. Однако ожидаемых событий не произошло, и тогда архиепископ Новгородский Геннадий по поручению митрополита Зосимы составил одну из пасхалий еще на семьдесят лет [там же. С. 8]. При этом в 1540 г., прежде, чем истек срок данной пасхалии, по поручению будущего митрополита Московского Макария священник Софийского собора в Новгороде Агафон составил новую пасхалию, на восьмое тысячелетие, однако и в ней было сказано, что «люди не должны думать, будто до истечения этой Пасхалии не может наступить кончина мира» [Косякова]. Таким образом, «Казанская история» создавалась в условиях острого обще-
ственно-идеологического кризиса, выражавшегося в ожидании скорого наступления апокалиптических событий. Данный исторический контекст важно учитывать как при рассмотрении композиции данного произведения, так и при анализе предлагаемых им идей.
Работа с текстом «Казанской истории» позволяет выявить апокалиптические коннотации данного повествования, которые обнаруживаются как в прямом цитировании книги Откровение апостола Иоанна Богослова и других книг Священного Писания Ветхого и Нового Завета (в частности, Книги Плач Иеремии) и парафразах библейской истории, так и в обращении к специфическим образам и символам. Однако обращает на себя внимание также и следование автором некоей избранной им стратегии, когда путем раскрытия определенных идей он раскрывает апокалиптический подтекст повести. Говоря о данном явлении, необходимо отметить, что для автора «Казанской истории» принципиально важен образ царя Ивана IV Грозного, который является главным идейным персонажем повести. При этом ключевое значение имеет тот факт, в каком именно ключе автор обращается к его образу, говорит о его личности.
1. Так, автор свидетельствует, что рождение царя предсказывается казанскими пророками [Казанская история]. Отец маленького Ивана IV, великий князь Василий III, на смертном одре передавая сыну верховную власть, говорит, что ему уготована великая участь — «высушит он слезы христианские, и смирит язычников, и всех врагов своих победит» (ср. Лк. 2, 34) [Казанская история]. Таким образом, автор подчеркивает мысль об особом избранничестве царя Ивана IV.
2. Учрежденное новым царем стрелецкое войско, которому предстоит завоевать Казань, служа своему государю, также характеризуется в рамках данной парадигмы: стрельцы стремятся испить царскую чашу (ср. Мф. 20, 22), не помнят ни родителей, ни семей, но только царь — их отец [Казанская история].
3. Летописец уделяет значительное внимание нравственному портрету царя Ивана IV, неоднократно говорит о его милосердии, о его готовности простить и пощадить своих врагов даже в самый последний момент: «И донесошася плачеве и жалостныя рЪчи казанцов во уши самодержцевы, и еще, милостивая утроба, сердцемъ своимъ по-жалЪ о них: забы злобы их и неправды, и повелЪ воеводамъ, да молвятъ сотником и тысящником, да уймут вой от сЬча» [Казанская история].
4. Казанские стены сокрушаются после чтения Евангелия, при этом стены крепости пали после слов о Едином Пастыре; согласно логике повествования, Ему должен покориться город [Казанская история]. При этом уже в следующей главе царь прямо называется пастырем [Казанская история]. Обращает на себя внимание, что сам царь Иван IV Грозный прибегал к данному образу, говоря о своем служении. Так, в речи к литовским послам он цитирует данные слова Священного Писания (Ин. 10, 16) и комментирует их в контексте речи о царской власти, в которой царь получает пастырство над народом из Рук Пастыря — Господа Иисуса Христа [Успенский, 2021. С. 248-249].
5. Когда в Казань врываются царские войска, жители Казани каются перед царем Иваном в своих прегрешениях, взывают к его милосердию; они также свидетельствуют о пророчествах «волхвов», которые говорили им о явлении царя, которому будет дано
смирить их: «Когда бо ты родися от матери своея, мы о тебЬ сотворихом тогда и погибель свою узнахомъ; и волхви наши преже рожения твоего повЬдаху намъ, яко хощет родитися на РусЬ царь силенъ и возмятетъ многими странами, и царства многия по-плЬнит, и смиритъ, и одолЬетъ иноязычными землями, и грады их приимет и озлобит, и никто же от царей наших срацынских и королей латинских возможет противитися ему, аще же и постоит, но и побЬжени будут; имать же и наше царство взяти, и нас всЬх погубитъ огнемъ и мечемъ» [Казанская история]. При этом обращает на себя внимание, что они (казанцы) просят царя Ивана IV царствовать над ними вечно [там же].
6. По завершении казанского предприятия царь «утирает кровавый пот» [Казанская история]. Образ «кровавого пота» (гематидроз) вызывает у читателя явную параллель с молением Спасителя в Гефсиманском саду, где Господь молился до «кровавого пота» (Лк. 22, 44). При этом данные слова следует понимать в контексте всего повествования «Казанского летописца», который на протяжении повествования неоднократно подчеркивает, что взятие Казани есть Суд Божий над жителями города за совершенное ими зло. Царь Иван Грозный в контексте этой стратегии автора мыслится как исполнитель этого Суда, вершитель Божественной воли.
7. В 90-й главе «Казанской истории», содержащей «Похвалу граду Казани», автор повести проводит мысль очищения и обновления города Господом Иисусом Христом, Который воцаряется в нем, что содержит явную параллель с 21-й и 22-й главами книги Откровение апостола Иоанна Богослова (ср. Откр. 21, 5). При этом город вновь сопоставляется с Вавилоном: «нынЬ же от них вмЬсто проклятия благословениемъ весели-шися и похвалами ублажаемь, прославишися и седмерицею паче перваго славнейши сотворися, не до Вавилона, но от конец до конец земли» [Казанская история]. Здесь мы сталкиваемся с интересным и загадочным образом: автор «Казанской истории» говорит о том, что Казань была прежде в своем нечестии любима «царем вавилонским». Обращает на себя внимание, что фигура данного царя названа в разрыве с самим городом (город, сопоставляемый с Вавилоном, и личность царя вавилонского названы как две самостоятельные фигуры). Можно предположить, что под «царем вавилонским» автор «Казанской истории» подразумевает дьявола, что придает словам об обновлении города дополнительные эсхатологические коннотации. Подтверждением данной мысли может служить то обстоятельство, что «царь вавилонский» в тексте повести противопоставляется Богу. При этом о нем говорится в настоящем, а не в прошедшем времени: «яко доходити славЬ твоей и до самаго царя вавилонскаго, и другу ему именоватися, и почитаему быти от него, и любиму, и славиму, от руских людей всегда поношаемь и проклинаемь бываше, и к Богу своему со слезами моляхуся, да воздастъ ти Господь по дЬломъ твоимъ, еже и восприял еси» [Казанская история]. Таким образом, происходит обновление оскверненного Вавилона, превращение его из «древле... злобами и неправдами великими наполняшеся и кровию многою рускою, и горкими слезами, яко реками, кипяше, и всяцеми сквернами и нечистотами преизобиловашеся» в город, который «благословениемъ веселишися и похвалами ублажаемь» [Казанская история]. Подвиг царя Ивана Грозного в контексте данного обновления высветляется автором в
следующих главах, где описывается ликование всего живого от его победы [Казанская история].
8. Важный эсхатологический образ встречаем в словах митрополита Макария, обращенных к царю при вступлении его в Москву: «И буди бо намъ всегда великая Божия благодать, яже у тебЪ нынЪ бысть; проси бо с вЪрою и взя, иский обрЪтеся, и удари — отверзеся» (ср.: Откр. 3, 20) [Казанская история]. Данный образ, являющийся прямой аллюзией на слова книги Откровение апостола Иоанна Богослова, также подчеркивает мысль о Суде.
9. Когда плененный казанский царь Едигер Касаевич выражает желание креститься, радость царя Ивана автором повести раскрывается посредством привлечения слов Господа Иисуса Христа в Евангелии от Луки (Лк. 15, 7): «Царь же князь великий, слы-шавъ от казанскаго царя Едигера Касаевича истинное слово и обещание его, и рад бысть о семъ велми паче всея казанския победы: радость бо бывает всЬмъ апостоломъ на небесах о единомъ грешнице, кающемся на земли» [Казанская история].
Из приведенных выше примеров можно вполне однозначно заключить, что для автора «Казанской истории» личность царя Ивана IV Грозного является апокалиптической. Она становится ключевым образом и главным смысловым центром эсхатологической картины, которую автор изображает в своем произведении. При этом обращает на себя внимание, что автор повести уподобляет изображаемый им в произведении образ царя Господу Иисусу Христу путем как прямых цитат из книг Священного Писания, так и явными аллюзиями показывает подобие царя Спасителю. При этом важно подчеркнуть, что контекстом этого сопоставления для автора является апокалиптическая, а не сугубо историческая картина изображаемого в произведении мира.
Необходимо отметить, что система апокалиптических образов в повествовании «Казанской истории» концентрируется в форме трех условных тем, которые мы можем обозначить как темы Священной битвы (противостояние добра и зла), Мученичества (жертва) и Суда (исполнение Божественного правосудия). Все эти темы идейно неразрывно связаны друг с другом. Так, Суд соединен с Мученичеством, Мученичество выступает связанным с битвой, а сама по себе Священная битва является исполнением Суда над грешниками. Все эти темы являются апокалиптическими, посредством них автор связывает повествование «Казанской истории» с мотивами книги Откровение апостола Иоанна Богослова. Формат статьи не позволяет подробно рассмотреть все вышеперечисленные темы в контексте всего повествования «Казанской истории», а потому предлагается рассмотреть данный вопрос путем обращения к тому, каким образом данные темы реализуются автором повести в контексте апокалиптического императива его произведения.
Итак, обращает внимание, что данная связь вышеперечисленных тем обнаруживается в контексте их тяготения к истории двух свидетелей в книге Откровение апостола Иоанна Богослова. Напомним, что здесь Тайнозритель говорит о явлении двух свидетелей, которые придут перед наступлением событий Второго Пришествия Господа Иисуса Христа (Откр. 11, 3-8). Они будут пророчествовать среди народов, будучи облечены во вретище (указание на покаянный характер проповеди), и получат от Бога
великую власть (Откр. 11, 5-6). Свидетели будут пророчествовать 1260 дней, и по окончании их свидетельства антихрист (зверь, выходящий из бездны) «сразится с ними, и победит их, и убьет их, и трупы их оставит на улице великого города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят» (Откр. 11, 7-8). Данное пророчество Священного Писания Нового Завета о событиях, предшествующих Парусии, находит свое дальнейшее развитие в памятниках средневековой апокалиптики. Так, «Тибуртинская сивилла» (Книги Сивилл) и «Откровение Мефодия Патарского» (ок. VII в.), эсхатологические произведения средневековой византийской апокалиптики, говорят о том, что перед наступлением апокалиптических событий придет христианский царь, подобный Александру Македонскому, в краткое правление которого восторжествует Церковь и на земле воцарится мир. Однако затем этот благочестивый государь будет убит антихристом [Косякова]. Данный мотив апокалиптической средневековой мысли напрямую связан с историей о двух свидетелях, и, таким образом, прямо декларируется, что свидетелем будет именно царь, монарх. Данная мысль также находит свое подтверждение в Священном Писании — так, В.А. Андросова отмечает, что образ двух свидетелей в книге Откровение (Откр. 11, 4) прямо связан с аналогичным образом Книги пророка Захарии (Зах. 4, 1-14). Апостол Иоанн именует свидетелей «светильниками» и «маслинами», а в Книге пророка Захарии содержится описание видения светильника с семью лампадами и двух маслин, которые являются образом двух «помазанных елеем» вождей народа Божия — Зоровавеля и первосвященника Иисуса [Андросова, 2012. С. 11]. То есть данный образ говорит о «двух помазанниках», и в контексте этого пророчество книги Откровение может быть понято в таком же смысле. В «Казанской истории» данный мотив подчеркивается частым сопоставлением личности царя Ивана Грозного с образом царя Александра Македонского, указание на которого как раз и реализует мысль о последнем благочестивом царе. Кроме того, на обращение к образу двух апокалиптических свидетелей в эпоху царя Ивана IV Грозного указывают и некоторые сторонние свидетельства. Так, в книге Откровение апостола Иоанна Богослова сказано, что свидетели будут убиты антихристом. Данная мысль встречается неоднократно как в словах самого царя Ивана IV Грозного, так и в словах его ближайших последователей. Так, например, в первом послании к князю Курбскому царь говорит о своей готовности страдать и умереть за свой народ: «На род же кристиянский мучительных сосудов не умышляем, но паче за них желаем противо всех враг их не токмо до крови, но и до смерти пострадати» [Переписка. 1979. С. 46]. Та же мысль встречается в словах современников — так, в грамоте бояр и князя Ивана Дмитриевича Бельского польской раде от 28 ноября 1562 г. сказано: «...мы видим своего благочестиваго государя во всех благих сияюща, и милость его к народу христианскому такова, не токмо трудом и попечением и промыслом персоны своея, но где доведетца за православие и крови своя и главы своея положити не отмещетца...» [Устинова, 2022. С. 22]. В этом утверждении звучит осознание того, что царь будет страдать и подвергнется смерти за свой народ. Наличие данных высказываний явно свидетельствует о распространенности данной мысли в идеологической системе как самого царя, так и общества его эпохи.
Окончательно соединить образ двух свидетелей с личностью последнего благочестивого монарха согласно средневековой апокалиптической мысли позволяет экзегеза Книги пророка Малахии. Важно подчеркнуть, что автор «Казанской истории», обозначая апокалиптический подтекст своего произведения, оперирует образами Книги пророка Малахии. Апокалиптический характер данной книги Священного Писания отмечался средневековыми экзегетами. Так, например, для Феодора Мопсуестийского данное обстоятельство послужило причиной уклонения от точной исторической датировки проповеди пророка. При этом как Феодор Мопсуестийский, так и Блж. Феодорит Кирский акцентируют на имени Малахия, указывая, что он назван «Ангелом», согласно еврейскому переводу имени («мой вестник/ангел») [Петров]. Данное уточнение важно учитывать в контексте нашей дальнейшей работы.
Главный мотив Книги пророка Малахии — это Божественный Суд над человечеством. Пророчества Мал. 3, 1-4 и Мал. 4, 5 в Евангелии объединяются и относятся к лицу пророка Иоанна Предтечи (Мф. 11, 14). Нужно обратить внимание на то, что после Преображения Спасителя ученики спрашивают Его о пророчестве Малахии о пришествии Илии прежде прихода Мессии (Мф. 17, 10; Мк. 9, 11), на что Господь говорит им, что Илия уже пришел (Мф. 17, 12; Мк. 9, 13). Пророк Захария, отец пророка Иоанна Предтечи, в своем гимне прямо обращается к пророчеству Книги пророка Малахии, говоря о своем сыне (Лк. 1, 76). Однако обратим внимание на то, что пророк Малахия говорит о двух пришествиях (Мал. 3, 1 и Мал. 4, 5), то есть в контексте книги это два разных события — Пришествие Ангела и Пришествие Илии-пророка, при этом усматривается некая последовательность: сначала придет Ангел, а потом пророк Илия.
Далее следует обратить внимание на то, что в книге Откровение апостола Иоанна Богослова сказано о двух свидетелях, которым надлежит прийти на землю перед событиями Страшного Суда и обратить народ к покаянию. Общий контекст книг Священного Писания объединяет это пророчество с пророчеством Малахии, который также говорит о пришествии в мир двух свидетелей — Ангела и пророка Илии, которые должны подготовить народ к Суду. Данное сопоставление подкрепляет и традиция Церкви, которая видит в одном из свидетелей книги Откровение именно пророка Илию.
Сопоставив свидетельства Священного Писания Нового Завета, указывающие на признаки на наступления последнего времени и Страшного Суда, мы можем прийти к выводу, что имеем дело с неким временным периодом, который является подготовкой к встрече Суда человечеством. Эта подготовка открывается проповедью св. Иоанна Предтечи. Пророк говорит о Суде, который должен осуществиться (Мф. 3, 10), призывает народ к покаянию (Мф. 3, 8). Спаситель продолжает проповедь св. Иоанна, говоря о необходимости покаяния: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4, 17). Господь также говорит о Суде, который уже совершается в жизни каждого (Мф. 5). То есть период, который предваряет Суд, уже идет в настоящее время. Таким образом, проповедь пророка Иоанна Предтечи о наступлении Суда переходит ко Господу Иисусу Христу, а затем и к тем, кто несет эту проповедь в мир.
В контексте данного утверждения важно зафиксировать, что Апокалипсис тесно связан с подготовкой к Суду, которого ожидают христиане. И здесь вновь необходимо обратить внимание на пророчество Тайнозрителя о двух свидетелях, которые должны будут обратиться с последней проповедью к народу в Иерусалиме. Данные слова относятся не только к личности св. Иоанна Предтечи, но ко всему этому периоду, который продолжается до сих пор. Экзегетическая традиция также говорит о том, что слова эти относятся ко всему эсхатологическому будущему в целом. Суд Спасителя состоит в Его проповеди, которую кто-то принимает, а кто-то нет. Таким образом, Суд над человечеством и над каждым человеком в отдельности происходит постоянно, но закончится этот Суд т. н. «итоговым заседанием», после которого история человечества будет завершена. И перед этим т. н. «итоговым заседанием», согласно пророчеству пророка Мала-хии, должен прийти пророк Илия — тот, кто перед этим Судом будет пытаться помочь людям пройти его. Подводя итог данной мысли, зафиксируем принципиально важное положение: книга Откровение апостола Иоанна Богослова, описывая эсхатологические события, говорит о всем вышеотмеченном периоде, начатом проповедью пророка Иоанна, в целом (а не о конкретном историческом моменте перед Судом). Таким образом, можно заключить, что Ангелом, пришествие которого возвещено в Книге пророка Ма-лахии, был пророк Иоанн Предтеча. Сообразно с этим пророку Илии должно прийти перед событиями Апокалипсиса и Страшного Суда. Вместе они и являются теми самыми «двумя свидетелями», о которых апостол Иоанн говорит в книге Откровение. И так же, как пророк Иоанн Предтеча был предан смерти за свою проповедь, второй свидетель, которому должно прийти, будет умерщвлен за дело проповеди в соответствии с пророчеством Тайнозрителя (Откр. 11, 7). Мнимое противоречие, возникающее в связи с невозможностью нового прихода Илии в мир, так как слова пророчества уже исполнились на св. Иоанне Предтече, устраняется словами Евангелия от Иоанна: «И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет. Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом? Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия» (Ин. 1, 21-23). Кроме того, в Евангелии от Луки ясно сказано, что пророк Иоанн назван Илией не потому, что он есть его новое человеческое перевоплощение, но потому, что он пришел «в духе и силе Илии» (Лк. 1, 17). Кроме того, в Евангелии от Марка видно, что царь Ирод и народ различали пророка Иоанна и пророка Илию (Мк. 6, 14-16; 8, 28). Важно зафиксировать, что личность пророка Иоанна Предтечи при обращении к апокалиптическому пророчеству о двух свидетелях является ключевой.
В эпоху правления царя Ивана IV Грозного наблюдается повышенное внимание к святому пророку, что фиксируется как в литературных памятниках данной эпохи, так и в архитектуре и иконографии [Устинова]. Прежде всего, исследователи усматривают причины данного процесса в том, что святой Иоанн Предтеча был небесным покровителем царя Ивана. Он родился 25 августа 1530 г. и получил свое имя в честь св. пророка Иоанна Предтечи: день памяти этого святого празднуется Церковью 29 августа (Усекновение главы св. пророка Иоанна Предтечи). Заслуживает внимания тот факт, что автор «Казанской истории» указывает на праздник Рождества пророка Иоанна Предтечи, ак-
центируя внимание читателя, что в этот день жители Казани совершили одно из самых кровопролитных своих преступлений — истребление безоружных русских людей с их женами и детьми [Казанская история]. При этом автор повести недвусмысленно связывает это событие с историей избиения Вифлеемских младенцев царем Иродом (Мф. 2, 16-18): «ВездЪ превзыде вифлиомский плачь: тамо бо младенцы закалаху, отцы же и матери ихъ з болЪзнию души оставахуся, здЪ же состарЪвшиися мужи и жены, и юноши младыя, и красныя отроковицы, и младенцы вкупЪ убивахуся» [Казанская история]. Таким образом, можно отметить композиционный план, который связывает осуществление заслуженного Суда над городом с их преступлением, которое было совершено в день памяти пророка Иоанна. Можно предположить, что пророк таким образом как бы сам становится вершителем данного Суда, прибывая к стенам Казани вместе с покровительствуемым им царем.
Как уже было отмечено, в литературных памятниках эпохи правления царя Ивана IV (2-я пол. XVI в.) уделяется особое внимание личности небесного покровителя государя. При этом обращает на себя внимание, как именно образ святого представлен в данных произведениях. Так, например, автор «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» называет его «воин царя», «являющий царево пришествие», «богомысленная денница, назнаменавая восток Солнца правды» [Устинова, 2022. С. 12]. Обращает на себя внимание тот факт, что данные эпитеты, прилагаемые к пророку Иоанну, как бы проецируются на образ царя, названного в его честь, доказательствами этого могут служить вещественные памятники, в частности знаменитая икона «Благословенно Воинство Небесного Царя», где царь Иван изображен как «воин Царя», идущий перед Ним [По-добедова, 1972. С. 25]. Интересно, что в повествовании «Казанской истории» мы видим подтверждение данной мысли, что позволяет говорить о понимании и принятии автором данной апокалиптической концепции образа царя Ивана. При этом необходимо обратить внимание на то, что данная мысль автора находится в русле книг Священного Писания и что апокалиптическое значение личности царя он видит в контексте Книги пророка Малахии. Данная мысль исходит как из идейного поля повести, так и из непосредственного контекста «Казанской истории». Автор несколько раз подчеркивает различие между жителями Казани — наследниками Эдома и жителями царства — израильтянами, «Новым Израилем»: «От праотецъ своих благословени быша — от Исава и от Исмаила прегордаго — питатися оружием своимъ; мы есмя — от кроткаго и смирен-наго изыдохом праотца нашего Иякова, тЪмъ силно не можемъ противитися и много смиряемся пред ними, и яко Ияковъ пред Исавом, и побЪждаемъ ихъ оружием крестным, той бо есть намъ во браных победа и утвержение на противныя наша» [Казанская история]. Данное сопоставление напрямую связывает идею «Казанского летописца» с важным идейным посылом Книги пророка Малахии: пророк говорит о разорении Эдо-ма в контексте будущего, грядущего Суда над самим Израилем (Мал. 1, 2-4). При этом идейное поле повести явно говорит нам о совершении данного Суда над Казанью: проводя данную мысль, автор даже вкладывает в уста своих героев слова книги Откровение и Книги Плач Иеремии [Казанская история]. Таким образом, «Суд» над Казанью в устах «Казанского летописца» связывается с Божественным Судом над Эдомом в Книге
пророка Малахии, уподобляется ему. Соответственно логике книги, за ним последует Суд уже над «Иаковом», «Новым Израилем», к которому автор «Казанской истории» и обращает своего читателя.
Итак, приведенные свидетельства позволяют нам говорить о том, что царь Иван видел на себе исполнение апокалиптического пророчества о свидетеле, пришествие которого перед наступлением событий конца мира и Страшного Суда описано в книге Откровение апостола Иоанна Богослова. Автор «Казанской истории», писавший свое произведение во время непосредственного ожидания наступления эсхатологических времен, осознает, принимает и последовательно подчеркивает данную мысль в своей повести. Таким образом, мы можем говорить о некоем идейном апокалиптическом послании, зашифрованном автором «Казанской истории» в контексте своего произведения. При этом важно отметить, что данное послание становится понятным читателю лишь при обращении к книгам Священного Писания, в идейном поле которого находился автор повести.
Литература
Андросова В.А. Повествование о «Двух свидетелях» (Откр 11. 3-13) как общий символ пути христианской Церкви // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 1: Богословие. Философия. Религиоведение. 2012. № 4 (42). С. 7-21.
Ваненкова А.Е. Эсхатологический аспект посланий Ивана Грозного Андрею Курбскому // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2014. Т. 1. № 1. С. 7-11.
Данилевский И.Н. Семантика Опричного дворца и смысл опричнины: к вопросу о системе доказательств в исторической реконструкции // Вестник Томского государственного университета. История. 2017. № 48. С. 29-37.
Казанская история // Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН [Электронный ресурс] // Режим доступа: URL: lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=5148 (дата обращения: 01.01.2023).
Косякова В.А. Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://flibusta.org. ua/b/523378/read (дата обращения: 29.01.2022).
Кусков В.В. История древнерусской литературы. М.: Высшая школа, 1998. 275 с.
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подг. текста Я.С. Лурье и Ю.Д. Рыкова. М.: Наука, 1979. 429 с.
Петров А.Е. Малахия / Православная Энциклопедия [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://www.pravenc.ru/text/2561704.html (дата обращения: 02.04.2023).
Подковырова В.Г. Лицевые Апокалипсисы второй половины XVII — начала XX века. [Описание Рукописного отдела Библиотеки РАН. Т. 10. № 2]. М.; СПб: Альянс-Архео, 2016. 672 с., ил.
Подобедова О.И. Московская школа живописи при Иване IV. Работы в Московском Кремле 40-х — 70-х годов XVI в. М.: Наука, 1972. 198 с.: [30] л.: ил.
Трофимова Н.В. Библейские цитаты в воинском повествовании XV-XVI вв. // Наука и школа. 2019. № 2. С. 11-18.
Успенский Б.А. Отчич и дедич в титуле русских государей // Шаги / Steps. 2021. Т. 7. № 3. С. 238-286.
Устинова Ю.В. Иоанн Предтеча / Православная Энциклопедия [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://www.pravenc.ru/text/471450.html#part_40 (дата обращения: 03.04.2023).
Устинова Ю.В. Царь и «царский ангел»: к проблеме образной интерпретации историософских концепций XVI в. в миниатюрах сборника Чудова монастыря 1560-х гг. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 5: Вопросы истории и теории христианского искусства. 2022. № 46. С. 9-33.
References
Androsova V.A. The story of the «Two Witnesses» (Rev. 11. 3-13) as a common symbol of the path of the Christian Church. St. Tikhon's University Review. Theology. Philosophy. Religious Studies, 2012, no. 4 (42), pp. 7-21. (In Russian)
Correspondence of Ivan the Terrible with Andrey Kurbsky. Ed. text by Ya.S. Lurie and Yu.D. Rykov. Moscow: Nauka, 1979, 429 p. (In Russian)
Danilevsky I.N. Semantics of the Oprichny Palace and the Meaning of the Oprichnina: On the Question of the System of Evidence in Historical Reconstruction. Tomsk State University Journal of History, 2017, no. 48, pp. 29-37. (In Russian)
Kazan History. Electronic Publications of the Institute of Russian Literature (Pushkin House) RAS. URL: lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=5148 (Accessed: 01.01.2023). (In Russian)
Kosyakova V.A. Apocalypse of the Middle Ages. Hieronymus Bosch, Ivan the Terrible, End of the World. URL: https://flibusta.org. ua/b/523378/read (date of access: 29.01.2022). (In Russian)
Kuskov V.V. History of ancient Russian literature. Moscow: Higher school, 1998, 275 p. (In Russian) Petrov A.E. Malachi. Orthodox Encyclopedia. URL: https://www.pravenc.ru/text/2561704.html (date of access: 02.04.2023). (In Russian)
Podkovyrova V.G. Facial Apocalypses of the second half of the 17th — early 20th centuries. [Description of the Manuscript Department of the Library of the Russian Academy of Sciences. vol, 10, no. 2]. Moscow, St. Petersburg: Alliance-Arheo, 2016, 672 p. (In Russian)
Podobedova O.I. Moscow School of Painting under Ivan IV. Works in the Moscow Kremlin in the 40s — 70s of the 16th century. Moscow: Nauka, 1972, 198 p. (In Russian)
Trofimova N.V. Biblical quotations in the military narrative of the 15th-16th centuries // Science and school, 2019, no. 2, pp. 11-18. (In Russian)
Uspensky B.A. Otchich and dedich in the title of Russian sovereigns. Steps, 2021, vol. 7, no. 3, pp. 238-286. (In Russian)
Ustinova Yu.V. John the Baptist. Orthodox Encyclopedia. URL: https://www.pravenc.ru/text/471450. html#part_40 (date of access: 03.04.2023). (In Russian)
Ustinova Yu.V. The king and the «royal angel»: to the problem of figurative interpretation of historiosophical concepts of the 16th century. In miniatures of the collection of the Chudov Monastery of the 1560s. St. Tikhon's University Review. Problems of History and Theory of Christian Art, 2022, no. 46, pp. 9-33. (In Russian)
Vanenkova A.E. Eschatological aspect of the messages of Ivan the Terrible to Andrey Kurbsky. Pushkin Leningrad State University Journal, 2014, vol. 1, no. 1, pp. 7-11. (In Russian)
