CC BY
66
10.00.00.ИЛМ^0И ФИЛОЛОГИ Ю.ОО.ОО.ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ lO.OO.OO.PHILOLOGICAL SCIENCES
10.01ЖАДАБИЕТШИНОСИ 1О.О1.ОО.ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ 10.01.00.LITERARY CRITICISM
10.01.01.АДАБИЕТИ РУС 10.01.01.РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА 10.01.01.RUSSIAN LITERATURE
УДК 82:801.6; 398:801.6 ББК: 80
М.А. ДУДАРЕВА В.В. НИКИТИНА
АПОФАТИЧЕСКАЯ И РЕАЛЬНАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ В ПОЭТИКЕ В.В. МАЯКОВСКОГО
(о колоративе «красный» и «желтый»)
В последнее время филологическая наука все чаще обращается к смежным областям знания, философии, культурологии, этнографии. Одним из актуальных направлений в гуманитарной науке, которое интересно и продуктивно и для философов, и для лингвистов, является апофатика (5). Апофатические исследования связаны с выявлением и объяснением семантики «невыразимого» в русском языке - преимущественно это делается на материале фольклора (13). В этой статье мы решили обратиться к особенностям употребления колоративов «красный» и «желтый» В.В. Маяковским. В творчестве поэта представлена богатая цветовая палитра, но некоторые цвета обладают амбивалентным статусом, что позволяет поставить вопрос об апофатической мифо-ритуальной действительности в тексте.
Категория «цвет» является одной из основополагающих категорий культур. Каждое общество вырабатывает свою систему социальных кодов в межкультурной коммуникации. Семантика цвета во многом сопряжена с национальным образом мира, этноконстантами, также с окружающей автора действительностью, «поэтому цветовое слово в художественном контексте отражает все, что в определенный момент производит впечатление на человека» (3, 8). Однако цветообозначения зависят от эмоциональных ассоциаций. Эти ассоциации заключаются в словах, окружающих его в контексте. Цвет можно считать одним из компонентов «ауры» произведения и даже связать его с ощущениями, прямо не соотносящимися с текстом. Об этом тонко и точно, в теоретическом ключе, писал еще в 20-е гг. XX в. музыковед Л. Л. Сабанеев: «Музыка имеет "ауру" в области слова, в области цветов, запахов, форм и образов <...>, вообще каждое искусство - в сферах ощущений, не затронутых именно этим искусством <...>, всякое произведение синтетично, является соединением всех искусств. И чем оно гениальнее, тем пространнее его "аура" <...>, большая часть произведений лежит в его "ауре", а не в нем самом» (16, 22-23). «Каждое произведение способно вызвать комплекс эстетических ассоциаций, оно обладает особой «аурой», которая находится за пределами этого искусства, его материальной стороны, в нашем случае - текста» (8, с. 31). Итак, одной из наших задач является выявление цветовых констант, их функции в поэтике В.В. Маяковского. На яркую контрастность в плане колоративов исследователи давно обратили внимание (17; 18).
В своем творчестве Маяковский использует различные цветообозначения. Хотелось бы отметить, что структурный компонент лексических значений цветовой семантики отражает структурные связи слова в том или ином конкретном значении других слов ЛЗС, заполняющих определенное логико-понятийное пространство: лексико-семантическую группу (ЛСГ) или лексико-семантическое пространство. Маяковский использовал ЛСГ слов в своих прямых номинативных значениях, выражающих цветовой признак в современном русском языке: белый - белеть - белизна; синеть - синий - синенький - синь - синева; голубой - голубоватый - голубенький - голубизна - голубеть.
В стихотворной речи поэта за цветовой семантикой закреплены следующие функции: а) обозначение понятия; б) обозначение предмета, конечно, через понятие; в) интерпретация его. При этом возникают приращения, среди которых можно выделить два основных
направления: 1) приращение только смыслового содержания; 2) усиление эмоционально-экспрессивного содержания. Такая соотнесенность составляет постоянный семантический контекст, на основе которого происходят изменения семантической структуры слова в стихотворной речи поэта. В результате, возникает переменный семантический контекст.
Цветовая палитра творчества поэта - яркая и разнообразная. Маяковский считается поэтом революции и строительства новой жизни. Неудивительно, что красный цвет и его оттенки им широко употребляются в творчестве, на что давно обратили внимание литературоведы и лингвисты (19). Его выразительность, яркость, живость, ассоциативный комплекс, традиции поэтического употребления способствовали закреплению за словом «красный» целого ряда переносных и символических значений, обладающих экспрессивной гаммой. Цветовая семантика (ЦС) колоратива «красный» активно используется в значении «революционный», со словами, являющимися символом революционных событий: «Он думал про битвы и красный Октябрь» (12, т.8, 22); «Отсюда должен родиться третий -третий родиться - Красный Берлин» (12, т.6, 45). В то же время поэт использует ЦС в значении «псевдореволюционный» - со словами или явлениями чуждыми революционному духу: «Сейчас надену красные банты, - надо же завести революционную моду» (12, т.2, 840); «Но в красной ленточке, слегка припарадясь, Невский уже кишел генералами» (12, т.6, 275). В этом же значении поэт обыгрывает метафору «красная шапочка»:
Жил да был на свете кадет.
В красную шапочку кадет был одет.
Кроме этой шапочки, доставшейся кадету,
ни черта в нем красного не было и нету.(12, т.1, 142).
Здесь, конечно, ощущается и общий фольклорный тон стихотворения и зачина, но в данном случае фольклоризм носит стилизующий, то есть внешний характер и мало дает в понимании семантики цвета. Совсем иначе проявит себя фольклорная традиция, когда будем говорить о колоративе «желтый».
Также ЛСВ «красный» используется со словами, связанными с построением социалистического государства: «Красный народный учитель»; «красная спартакиада»; «красный офицер»; «Возносим славу - красной деревне, красному городу, - красноармейцев железному сплаву» (12, т.6, 24). Метафорически поэт использует «красный» в значении «почетный, чистый, незапятнанный» - «Но нету места злобы мазку, не мажьте красные души»; «Мы Войкова красное имя и тыщи других над собой как знамя подымем» (12, т.8, 133). Также поэт использует «красный» в значении «праздничный» - «календарь, но в сегодняшнем красном дне воскресает годов легендарь» (12, т.7, 234).
Одновременно мы встречаем ЛСВ «красный», используемый поэтом в нейтральных значениях: 1) описание бытовых предметов - «На плане кружки и линии, которые красные ...» (12, т.4, 23); «Билеты разные, бери любые, зеленые, красные и голубые» (12, т.10, 272); 2) описание внешности: «Красные бороды»; «Поет семья краснощеких и веселых» (12, т.1, 263).
В раннем творчестве поэта встречается, конечно, не только колоратив «красный», о котором уже много писали литературоведы. Стоит обратить внимание на колоратив «желтый», который не так частотен и имеет сложную многоплановую семантику. Во-первых, уделим внимание одному биографическому факту, связанному с жизнетворчеством поэта: Маяковский пошил себе желтую кофту. Такая вещь ему нужна была не только для выступлений, но и как отличительный знак; она явилась своеобразной эмблемой эпатажа: «Я - нахал, для которого высшее удовольствие ввалиться, напялив желтую кофту, в сборище людей, благородно берегущих под чинными сюртуками, фраками и пиджаками скромность и приличие» (12, т.1, 344). Однако не все современники поэта с восторгом восприняли эту желтую кофту: «Желтая блуза стала символом неприличия» (2, 68).
Во-вторых, за этим «заигрыванием» с публикой кроется и особое отношение поэта к желтому цвету, выразившемуся в разных деталях в творчестве в целом. Так, в поэме «Облако в штанах» встречаем ту самую «желтую кофту»:
Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Хорошо,
когда брошенный в зубы эшафоту,
крикнуть:
«Пейте какао Ван-Гутена!»
(12, т.1, 186)
Интересно, что в этом отрывке, учитывая реальный комментарий, заключено противоречие: желтая кофта предназначена для привлечения внимания, а здесь герой поэмы скрывается от людских глаз, его «душа от осмотров укутана» в такую одежду. Разрешить амбивалентность этой ситуации помогает следующее самопределение:
Вы,
Обеспокоенные мыслью одной -«изящно пляшу ли», -смотрите, как развлекаюсь я -
площадной
сутенер и карточный шулер!
Невероятно себя нарядив, пойду по земле, чтоб нравился и жегся, а впереди
на цепочке Наполеона поведу, как мопса. (12, т.1, 187) Здесь можно поставить вопрос о травестийном мотиве - происходит облачение, как бы опоясывание героя небесными светилами: заглавный образ «облака в штанах», солнце моноклем в глазу, руки-пятилучия (8, 85-86). Какой эстетикой и прагматикой обусловлены эти образы? Видимо, необычность образов обусловлена их фольклорным началом.
Типологически близка к ритуальному рисунку поэмы обрядовая ситуация зооморфизма в русском колядовании: скоморохи «водили козу», медведицу - это их отличало от других участников праздника (5, 415), а герой Маяковского «на цепочке Наполеона поведет, как мопса», при этом «невероятно себя нарядив». Также исследования в области севернорусских причитаний показывают, что корень *rad, «который играет значительную роль в обрядовой лексике, <...> означал действие по устроению мира через создание определенных соединений, связей, введению определенного порядка, установление закономерной последовательности, которая, в частности, контролируется числом, счетом» (10, 18) (речь идет о словах «ряд», «рядить»). «Антиповедение героя связано с выходом в антимир, в котором происходит смена ценностей» (7, 147). В таком случае, желтая кофта может быть приравнена красному колпаку Петрушки, который является устроителем ритуального Хаоса. В желтой кофте сокрыт и вызов публике, и отвлечение ее внимания от собственного (тонкого, ранимого) alter ego.
действующие лииа в обряде «вождение г^озы» на 'Украине: 1.Соломенный дед (поводырь); 2.'Крза; 3.Судья; 4.:7ТТуро\З.'Коза!^ 6.у1е%арь; 7.'1£ыган; Н.'Ваба с ребёнком.
Рис.№ 1. Скоморохи «водят козу», обрядовое действо.
Скоморохи выворачивали «красоту поднебесную», осмеивали ее, «но это была лишь форма ее бытования с "обратным" знаком, подчеркивающая ее истинное значение и действительное величие» (11, 98). Для «мира навыворот» характерен целый комплекс явлений, «сопровождающихся всевозможными "переворачиваниями", производимыми "наоборот" в отношении привычного, естественного порядка вещей, т. е. строящихся в ключе антиповедения» (18, 42). В трагедии «Владимир Маяковский», как отмечалось ранее, травестийное начало связано со сменой пола, значит, можно говорить об идее перехода в другой образ, характерной для скоморошин.
Скоморохи носили маски, могли представляться разными животными: «Этимология названия "скоморох" соответствует древнейшей традиции ряженья, ношения масок и костюмов звериных и чудовищных, издревле принятых как в Европе, так и на Руси на время народных праздников» (20, 43). Конечно, всем этим игрищам, площадным зрелищам можно приписать только комический характер, однако скоморохи изначально, как показывает З.И. Власова, связаны с обрядовым комплексом. Стоит напомнить, что скоморохи связаны также с фарсовыми похоронными причитаниями, а значит, с намеренным «умерщвлением» плоти, которое может быть отнесено как к третьему лицу, так, думается, и к самому скомороху, — происходит как бы отречение от самого себя. В последней части поэмы «Человек» поэт предвидит свое отпевание:
Небо какое теперь? Звезде какой? Тысячью церквей подо мной затянул и тянет мир:
«Со святыми упокой!»(12, т.1., 272)
В данном контексте важно еще раз обратить внимание на то, что герой говорит о себе как о «слепом»:
Глаза слепые, голос нем.(12, т.1, 257)
Важность подобной характеристики состоит в том, что в фольклорной погребальной традиции покойника характеризуют как незрячее существо: «.в момент смерти с его зрением происходят явные изменения, наступает, если можно так сказать, смена "виденья", он теряет способность видеть как живые» (14, 16). Кроме того, в непосредственной связи с процессом отделения души от тела, путешествия в другом мире находится архетип окна (ср.: поэма «Черный человек»). В части поэмы под заголовком «Маяковский векам» герой оказывается пролетающим мимо окон:
Глаза пролетают оконные соты, и тяжко, и чуждо,
и мерзко в июле им. Витрины и окна тушит город.(12, т.1, 267)
Почему вдруг «мерзко в июле им»? Учитывая ритуальный контекст поэмы, можем предположить, что речь идет о путешествии по стране мертвых, главным признаком которой является состояние холода. Итак, на погребальный комплекс, переход героя на «тот свет» указывает и окно, и метафизическое состояние холода, и наконец, состояние бреда, лихорадки, жара, которое настигает героя:
Под хохотливое «Ага!»
бреду по бреду жара.(12, т.1, 251) Фольклористы отмечают: «Смерть как переход в «иной» мир могла начинаться с поиска пути: агония нередко воспринимается как блуждание и про агонизирующего говорят, что он «блудит» (Полесье) <...>» (14, 15). Более того, Маяковский подчеркивает бестелесное состояние героя в части «Вознесение Маяковского»:
Мутная догадка по глупому пробрела. В окнах зеваки. Дыбятся волоса. И вдруг я.
плавно оплываю прилавок. Потолок отверзается сам. Визги. Шум.
«Над домом висит!» Над домом вишу. (12, т.1, 258) Герой «над домом висит», проделав путь от прилавка («оплываю прилавок»), обращая внимание при этом на окно («в окнах зеваки»), до потолка, который «отверзается сам» - с большой долей уверенности можно говорить о намеренном «умерщвлении плоти», о погребальной обрядности. Однако здесь наблюдается, на первый взгляд, некоторая антиномия - герой утверждает свое бессмертие:
Протягивает. Череп. «Яд».
Скрестилась кость на кость.
Кому даешь? Бессмертен я,
твой небывалый гость.(12, т.1, 257)
В этом выражено фарсовое умерщвление, которое творит над собой герой, прося яд, а потом указывает на свое бессмертие. Маяковский уловил тонкую и архаическую связь между явлением скоморошества и волочебничества, прихода духов-предков. В другой ранней поэме - «Человек» - появляется также желтая вещь, ботинки:
Всюду теперь! Можно везде мне. взбурься, баллад поэтовых тина. Пойте теперь о новом - пойте Демоне в американском пиджаке и блеске желтых ботинок. (12, т.1, 258) Здесь желтый подается в контексте образа нового Демона, то есть нового Человека в концепции Маяковского, которому можно все («можно везде мне»), поэтому колоратив «желтый» носит инфернальный оттенок. К тому же здесь вводится топос Америки, к которой не очень дружественно относился поэт еще до своей поездки (1).
Наконец, самой высокой семиотичностью и ритуальной маркированностью колоратив «желтый» наполнен в поздней поэме «Пятый интернационал», где встречаем:
Прошел по Сахаре, по желтому клину, сиянье
до южного полюса кинул.(12, т.4, 131) Здесь за прямым, казалось бы привычным, цветовым сочетанием (желтый клин Сахары, то есть цвет песка) кроется ритуально-архетипическая семантика, идущая от фольклорных эпитетосочетаний. Лингвисты, занимающиеся фольклорной лексикографией, указывают на тесную семантическую связь цветов «черный», «темный» с «белым», «желтым», «золотым» (4, 5) (например, траурные песочки, «пески да рудожелтыи» в былинах (15, 201)). Таким образом, можно поставить вопрос о создании переходной обрядности в поэме, о погребально-обрядовом комплексе, учитывая общий космогонический подтекст произведения. Поэма посвящена Новому человеку, человеку будущего, о котором много писал сам поэт. Этот «человек не человек, а так - людогусь» (12, т.4, 110).
Итак, как показал анализ, не все ЦС у поэта оказываются одинаково значимыми, поскольку и характер лексем, и восприятие автором окружающей среды различны. Как мы наблюдаем, мир поэта отражает не только особенности окружающей исторической эпохи, но и особый поэтический внутренний мир, подчиненный иным законам, связанным с метафизикой творчества (особенно в случае с колоративом «желтый»). Проблема идиостиля тесно связана с вопросами о языковой личности, которые важны для изучения языка поэта
как целостной системы. Мифо-ритуальное и метафизическое начала оказываются убранными
в подтекст и выражаются через игру с «цветом» - в этом и видится апофатический элемент
поэтики Маяковского.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Абаринов, В. Америка глазами русских писателей:/В.Абаринов//Маяковский (Электронный ресурс). URL: https://www.svoboda.Org/a/27084821.html (дата обращения: 08.01.2018)
2. Асеев, Н. К творческой истории поэмы «Маяковский начинается» / Н.Асеев // Из истории советской литературы 1920-1930-х годов. - М.: Наука, 1983. С. 457 - 558.
3. Бабулевич, С.Н. Цветообзначения как средство реализации концепта «родина» в художественной картине мира С. Есенина: Автореф. дис. ... канд. фил. наук. Калининград/ С.Н. Бабулевич .- 2004.-24с.
4. Бобунова, М.А., Хроленко А.Т. Пробная статья "Желтый"/ М.А.Бобунова // Фольклорная лексикография: Сб. науч. тр. - Курск: Изд-во КГПУ, 1995. Вып.4. С. 3 - 12.
5. Варавва, В.В. Философская танатология или апофатическая философия? / В.В.Варавва// Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. -2013. -№ 2 (145). Вып. 23.- С. 112 - 117.
6. Власова, З.И. Скоморохи и фольклор/ З.И.Власова . - СПб.: Алетейя, 2001. -523 с.
7. Галиева, М.А. Феномен трикстера и обрядовая реальность в поэмах В.Маяковского/ М.А. Галиева // Вестник Кемеровского государственного университета.- 2014.- № 6. -С. 145 -150.
8. Галиева, М.А. Миф и фольклор в картине мира эпохи авангарда: постановка вопроса/ М.А. Галиева // Историческая и социально-образовательная мысль. -2015. -№ 1.- Т. 7. С. 31 - 36.
9. Галиева, М.А. Фольклорная традиция в поэме Пятый интернационал В.В. Маяковского. Пушкинский код в поэтике / М.А.Галиева // Известия Коми научного центра Уральского отделения РАН. 2015. -Т. 2, -№ 22. -С. 85 - 89.
10. Ильина, Ю.Н. Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект: Автореф. дис. ... канд. фил. наук. Санкт-Петербург/ Ю.Н.Ильина.- 2008.-26с
11. Кузьмичев, И.К. Лада. М.: Молодая гвардия/ И.К. Кузьмичев.- 1990.-302с.
12. Маяковский, В.В. Полн. собр. соч.: В 13 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. М.: Гос. изд-во худож. лит.,/ В.В. Маяковский.- 1955—1961. Т.1, 2, 4, 6, 7.
13. Михайлова, М.Ю. Художественная апофатика русского фольклора /М.Ю. Михайлова // Вестник Башкирского университета. -2016. -Т. 21. -№2. -С. 472 - 476.
14. Никитина, А.В. Свечи в обрядах смерти / А.В. Никитина // Свеча в обрядах перехода. -СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2008С.-7-37
15. Онежские былины: в 3 тт. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 811 с.- Т. 2.
16. Сабанеев, Л.Л. Музыка речи. Эстетическое исследование/ Л.Л.Сабанеев . - М.: Работник Просвещения, 1923. -121 с.
17. Соловьева, Л.Ф. Поэтика цветописи в сборниках Анны Ахматовой «Вечер», «Четки», «Белая стая», «Anno Domini», «Подорожник»: Психологический аспект: Дис. ... канд. фил. наук. Ижевск/ Л.Ф. Соловьева.- 1999. -208 с.
18. Терновская, О., Журавлев А. Цвет в творчестве раннего Маяковского / О.Терновская // Русский язык в школе. -1973. -№3.- С. 11 - 13.
19. Чистякова, Л.М. Красный в поэтическом языке В.В. Маяковского/ Л.М. Чистякова // Труды по русскому языку. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1969.- С. 202 - 231.
20. Юрков, С.Е. «Смеховая» сторона антимира: скоморошество/ С.Е. Юрков // Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI — начало ХХ в.). - СПб.: Летний сад, 2003.-С. 36-51
REFERENCES:
1. Abarinov, V. America through the Eyes of the Russian Writers: / V.Abarinov //Mayakovsky Electronic source. URL: https://www.svoboda.org/a/27084821.html (reference date: 08.01.2018)
2. Aseyev, N. On the Creative History of the Poem "Mayakovsky Begins"/ N.Aseyev // From the History of the Soviet Literature of the 1920-ies-1930-ies). Мoscow: Science, 1983. - P. 457-558.
3. Babulevich, S.N. Color Designation as Means of Realization of "Motherland" Concept in the Artistic Picture of S. Yesenin's World: Synopsis of candidate dissertation in Philology/ S.N. Babulevich. - Kalilingrad, 2004. - 24р.
4. Bobunova, M.A., Khrolenko, A. The trial article "The Yellow"/ M.A.Bobunova // Folklore Lexicography: Collection of scientific articles. Kursk: Publishing House of Kursk State Pedagogical University, 1995. Issue 4. - P. 3-12.
5. Varavva, V.V. Philosophical Tanatology or Apophatic Philosophy?/ V.V. Varavva // Scientific Tidings of Belgorod State University. Series: Philosophy. Sociology. Law. 2013. № 2 (145). Issue. 23. -P. 112 - 117.
6. Vlasova, Z.I. Buffoons and Folklore. St. Petersburg: Aleteya/ Z.I. Vlasova.- 2001. - P. 523.
7. Galieva, M.A. Phenomenon of Trickster and Ritual Reality in Mayakovsky's Poems./ M.A. Galieva, // Bulletin of Kemerovo State University.- 2014.- № 6. -Р. 145-150.
8. Galieva, M.A. Myth and Folklore in the World Picture of Avant-Guard Period: Question formulation / M.A. Galieva// Historical and Social-Educational Thought. 2015. № 1. V. 7. - P. 31-36.
9. Galieva, M.A. Folklore Tradition in Mayakovsky's Poem "The Fifth International". Pushkin's Code in Poetics/ M.A. Galieva// Tidings of Komi Scientific Center under Ural Division of the Russian Academy of Sciences. - 2015.- V. 2, № 22.- Р. 85-89.
10.Ilyina, Y.N. The Northern Russian Burial and Funeral Lamentations: Linguistic and Cognitive Aspect: Synopsis of candidate dissertation in Philology. St. Petersburg/ Y.N. Ilyina.- 2008.-26 p.
11.Kuzmichev, I.K. Lada. Moscow: Molodaya Gvardia (Young Guard)/ I.K. Kuzmichev.- 1990.-302р.
12.Mayakovsky, V.V. Complete Collection Works: in 13 volumes / V.V.Mayakovsky // Academy of Sciences of the USSR. The Institute of World Literature named after Gorky. - Moscow, State Publishing House Khudozhestvennaya Literatura (Fiction Literature), 1955-1961. V.1, 2, 4, 6, 7.
13.Mikhailova, M.Yu. Artistic apophaticism of Russian Folklore. Bulletin of the Bashkir University/ M.Yu. Mikhailova.-2016. Vol. 21. No. 2. - Р. 472 - 476.
14. Nikitina, A.V. (Candles in Mortal Rites) Candle in Transition Rites. St. Petersburg: Philological Faculty of St. Petersburg State University/ A.V. Nikitina.-2008.
15.Onega Epic Poems: in 3 volumes. Moscow; Leningrad: Publishing House of the Academy of
Sciences of the USSR, 1950. V. 2.- 811 p. 16.Sabaneyev, L.L. Music of Speech. Aesthetic Study. Moscow: Rabotnik Prosveshcheniya (Worker of Enlightenment)/ L.L.Sabaneyev.-1923. p. -121.
17. Solovyova, L.F. Poetics of Color in Anna Akhmatova's Collections of Poems "Evening", "Beads", "White Flock", "Anno Domini", "Plantain": Psychological Aspect: Synopsis of candidate dissertation in Philology/ L.F.Solovyova. - Izhevsk, 1999. - 208 р.
18. Ternovskaya, O., Zhuravlyov, А. Color in Mayakovsky's Early Works./ O.Ternovskaya // Russian Language at School. -1973. -№3. - P. -11-13.
19. Chistyakova, L.M. Red Color in V.V. Mayakovsky's Poetic Language/ L.M. Chistyakova // Works on Russian Language. Leningrad: Publishing House of Leningrad State University, 1969. - P. 202-231.
20. Yurkov, S.E. Laughable Side of Anti-World: Buffoonery/ S.E. Yurkov // Under the Sign of Grotesque: Anti-Behavior in the Russian Culture (the 19-th - the beginning of the 20-th century). St. Petersburg: Letny Sad (Summer Garden), 2003. -Р.-36-51
Воцеъияти х,ацицй ва гайривоцей дар шеъри В.В.Маяковский
Вожа^ои калидй: гайривоцей, поэтика, Маяковский, маънои ранг, асотир Дар мацола маънии ранги "сурх "ва "зард" дар поэтикаи В.В.Маяковский баррасй мешавад.Изуор мешавад, ки дар бораи ранги "сурх" хеле бисёр навиштаанд, ин ранг бо идеяву рамзуои инцилоб алоцаманд аст, басомади он дар ашъори барвацти шоир чашмгир аст, вале дар баробари он ранги «зард» истифода мешавад, ки дорои семантикаи мураккаб аст. Ауамияти ин ранг барои шоир, уаёти эцодии у ("болопуши зарди Маяковский") ва ашъори аввалияи у, ки дар ощо аносири либоси ин ранг ба мушоуида мерасанд, таъкид мешавад. Ёдрас мешавад, ки бо таваццуу ба боваруои мардумй, ин ранг бо офтоб ва зиндагии нав марбут буда, дар паси он намоди маросими азодорй нуууфтааст. Дар асоси маводи омухташуда, муаллифон ба хулосае омаданд, ки шаруи фолклории баъзе аз бахшуои
достони «Абр дар шалвор», «Одам», «Панцуми байналхалци" имкон медщад, ки фщмиши амици рамзу истиорауои шоир ба сууулат даст дщанд.
Апофатическая и реальная действительность в поэтике В.В. Маяковского (о колоративе «красный» и «желтый»)
Ключевые слова: апофатика, поэтика, Маяковский, семантика цвета, миф
В статье рассматривается семантика цвета «красный» и «желтый» в поэтике В.В. Маяковского. Отмечается что о колоративе «красный» написано достаточно много, этот цвет связывают с идеями и символикой революции, он частотен для раннего творчества, однако, наравне с ним употребляется и «желтый» цвет, который, имеет более сложную семантику. Подчеркивается важность этого цвета для самого поэта, его жизнетворчества (желтая кофта Маяковского) и для его ранних поэм, где встречаются элементы одежды данного цвета. Указывается, что по фольклорным представлениям, именно этот колоратив амбивалентен, он соотносится и с солнцем, с новой жизнью, и за ним закреплена траурная обрядовая символика. На аснове изученных материалов автор приходит к выводу, что фольклористический комментарий к некоторым деталям из поэм «Облако в штанах», «Человек», «Пятый интернационал» позволяет глубже понять образную, метафорическую систему поэта.
Apophatic and Genuine Reality inVladimir Mayakovsky^s Poetries (on the colorants " the red " and " the yellow») Key words: apophatics, poetics, Mayakovsky, semantics of color, myth
The article dwells on semantics of "red" and "yellow" colors in V.V. Mayakovsky's poetics. A lot has been written about "the red" color; this color is associated with the revolutionary ideas and symbols, and it is often used in Mayakovsky's early works. However, "the yellow" color is used along with "the red" one and, in our opinion, it has more complicated semantics. This color is important for the poet himself and his creative life (Mayakovsky's yellow blouse), and for his early poems where we see the clothing elements of this color. According to folkloric ideas, it is the very color which is ambivalent; it correlates with the sun and the new life and is attributed to mourning ritual symbolism. Folklore commentary to some details in the poems "A Cloud in Trousers", "Man" and "The Fifth International" allows us to better understanding the poet's figurative and metaphorical system.
Маълумот дар бораи муаллифон:
Дударева Марианна Андреевна, номзади илмуои филология, муаллими кафедраи забони русии №2-и факултети забони руси ва фануои цомеашиносии Донишгоуи дустии халщои Русия(Русия, Москва) E-mail: marianna.galieva@yandex.ru
Никитина Влада Валеревна, номзади илмуои филология, дотсенти кафедраи забони русии №2-и факултети забони руси ва фануои цомеашиносии Донишгоуи дустии халщои Русия(Русия, Москва), E-mail: erchenko5@rambler.ru Сведения об авторах:
Дударева Марианна Андреевна, кандидат филологических наук, преподаватель кафедры Русского языка №2, факультет русского языка и общеобразовательных дисциплин Российского университета дружбы народов(Россия, г. Москва),E-mail: marianna.galieva@yandex.ru
Никитина Влада Валерьевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры Русского языка №2, факультет русского языка и общеобразовательных дисциплин Российского университета дружбы народов(Россия, г. Москва), E-mail: erchenko5@rambler.ru Information about the authors:
Dudareva Marianna Andreevna, candidate of philological sciences, lecturer of the department of the Russian language №2 attached to the Faculty of Russian Language and General Educational Disciplines under Peoples' Friendship University of Russia, (Russia, Moscov) E-mail:marianna.galieva@yandex. ru
Nikitina Vlada Valerievna, candidate of philological sciences, Associate Professor of the department of the Russian language №2 attached to the Faculty of Russian Language and General Educational Disciplines under Peoples' Friendship University of Russia, (Russia, Moscov), E-mail: erchenko5@rambler.ru
