Антропотоки, этнические диаспоры и региональная безопасность на Юге России Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Человек и общество

А.В. Бедрик

кандидат социологических наук, доцент Южного федерального университета*

А.В. Сериков

кандидат социологических наук, доцент Южного федерального университета**

Антропотоки, этнические диаспоры и региональная безопасность на Юге России1

Южнороссийский социум характеризуется высокой степенью поликультурности населения. Этническая и религиозная мозаичность Юга России оказалась в условиях системного постсоветского кризиса благоприятной средой для роста социальной напряженности, ее проекции на сферу межэтнических отношений, укрепления границ в межэтнической коммуникации и углубления социальной дистанции между различными этнокультурными компонентами населения. Фактически состояние региональной безопасности было поставлено в прямую зависимость от характера межэтнических отношений. Особенностью Юга России является дифференциация этнических групп, населяющих регион, на несколько статусных категорий, что обусловлено их историческим присутствием на данной территории, формой национально-территориального самоопределения, демографическим потенциалом и т.д. Соответственно, дифференцирована федеральная и региональная политика в отношении данных групп, воспроизводится диспропорциональная система распределения ресурсов между ними, создаются дополнительные барьеры гармонизации межэтнических отношений, нарушается базовый принцип реализации Стратегии государственной национальной политики РФ - равноправие народов РФ. Использование в публичной риторике маркеров «коренное население», «титульное население», «диаспоры», «мигранты» в отношении граждан Российской Федерации является потенциально дискриминирующим и провоцирует углубление межэтнической сегрегации.

* Бедрик Андрей Владимирович, e-mail: [email protected]

** Сериков Антон Владимирович, e-mail: [email protected]

1 Статья выполнена в рамках проекта РГНФ № 16-33-00030 «Антропотоки и этнические диаспоры: социальные практики взаимодействия, особенности коллективных идентичностей и национальная безопасность в странах со сложной этнокультурной структурой (Россия и Германия)».

Исторический подход, зачастую используемый при классификации этнических сообществ и закрепляющий их позицию в системе социальных отношений, сам по себе обладает дискриминационным потенциалом. Так, согласно историко-временному критерию этнические сообщества Юга России могут быть разделены на несколько категорий. Во-первых, коренное (автохтонное) население региона, к которому относятся титульные народы южнороссийских республик и имеющие статус этнического большинства в подавляющем большинстве субъектов ЮФО русские. Во-вторых, исторические диаспоры региона, продолжительность присутствия которых измеряется несколькими поколениями (например, армяне, греки, поляки, немцы, евреи, ассирийцы и др.). В-третьих, новые и новейшие диаспоры региона, сформированные во второй половине ХХ -начале XXI в. К данной категории относятся этносы Южного Кавказа и Средней Азии, а также представители дальнего зарубежья (например, китайцы, афганцы и т.д.). В данной классификации сложно определить место коренных народов России, которые имеют различную историческую продолжительность присутствия в регионе, но для кого этническая (историческая) родина локализована в современных границах Российской Федерации (например, чеченцы, осетины, народы Дагестана и т.д.). При этом региональная политика в отношении конкретных этнических сообществ зачастую не учитывает их гражданского статуса в России, а апеллирует к их восприятию на уровне локальных сообществ в качестве коренного (старожильческого) или некоренного («пришлого») населения. Соответствующие формальные и неформальные практики проецируются на состояние социального самочувствия самих групп, степень выраженности их гражданской и региональной идентичности, провоцируют стремление к внутриэтническому капсулированию.

Миграционный и диаспорный факторы относятся к числу ключевых в обеспечении региональной безопасности на Юге России. Постсоветские миграции в условиях обострения социально-экономической ситуации в России и отсутствия эффективной национальной политики породили два базовых тренда развития агрессивных практик поведения населения. С одной стороны, принимающее сообщество, которое оказалось не готово к потоку мигрантов и деформации этнической структуры населения, стало демонстрировать этноцентристские и ксенофобские настроения. Фактически массовые миграции катализировали рост национализма и дали толчок развитию соответствующих неформальных сообществ, особенно молодежных1. С другой стороны, сфера миграции в условиях социально-экономического кризиса приводит к массовой маргинализации мигрантов, вытесняя их не только в ниши непрестижной занятости, но и в сферу криминала, провоцирует распространение агрессии, объектами которой выступают представители иноэтнического окружения2. Фактически в 1990-е -

1 Борцов Ю.С. Факторы развития межнациональных отношений в Ростовской области // Научная мысль Кавказа. 2015. № 3. С. 96.

2 Мигранты, мигрантофобии и миграционная политика / под ред. В.И. Мукомель. М., 2014. С. 115.

начало 2000-х гг. произошла этнизация миграционной сферы, на фоне которой более существенные потоки мигрантов из числа представителей этнически доминирующей группы практически незаметны для старожильческого населения на фоне переселенцев иной этнической принадлежности.

Юг России в миграционном отношении выступает лакмусовым регионом Российской Федерации в целом. Субъекты РФ, географически относящиеся к южнороссийскому макрорегиону, могут быть разделены на две основные группы: доноры и реципиенты миграции. Так, донорами миграции для регионов Юга России и Центральной России выступают республики Северного Кавказа (в первую очередь Дагестан, Ингушетия и Чечня). В свою очередь, Краснодарский и Ставропольский края, Ростовская, Волгоградская и Астраханская области - регионы - реципиенты миграции, положительное сальдо которых отчасти компенсирует для них высокую естественную убыль населения. Воссоединившаяся с Россией Республика Крым имеет особый миграционный статус, связанный с перераспределением населения ввиду нового политического и экономического положения территории. Тем не менее в Крыму с 2014 г. превалирует въездная миграция.

Наряду с внутренними миграционными потоками Юг России в силу своей трансграничности является территорией, привлекающей внешние миграционные волны. Основными донорами внешней миграции для региона являются Украина, Армения и республики Средней Азии. В ситуации с Украиной миграционная волна в настоящее время формируется преимущественно за счет стрессовой миграции, в то время как миграционные потоки из Средней Азии и Южного Кавказа формируются преимущественно за счет трудовых мигрантов. Однако трудовой миграционный тренд из Южного Кавказа имеет принципиальное отличие от Средней Азии, так как связан с семейной стационарной миграцией. Среднеазиатский антропоток формируется преимущественно за счет маятниковой несемейной миграции с превалированием мужчин в гендерной структуре переселенцев1.

Основными факторами, обусловливающими распространение ми-грантофобии и, как следствие, провоцирующими взаимную агрессию и насилие между местными и приезжими, выступают субъективно оцениваемая старожилами экономическая конкуренция с мигрантами и развитие неформального (и в редких случаях официального) политического дискурса вокруг миграционной тематики. Так, доминирующей тенденцией в трудоустройстве мигрантов на Юге России выступают складывающиеся сферы этнопрофессионализма, т.е. освоение определенной группой мигрантов «своей» этнической ниши на рынке труда нового региона. Так, например, мигранты из Средней Азии в большинстве регионов Юга России заняты в сфере строительства, специализированных организациях

1 Воробьева О.Д., РыбаковскийЛ.Л., Рыбаковский О.Л. Миграционная политика России: история и современность. М., 2016. С. 22.

жилищно-коммунального хозяйства, а также их труд часто задействован в клининговых компаниях, автомойках и т.д. Одновременно характер трудовой адаптации, основанный на сетевом механизме миграции, заметно упрощает для них поиск работы, несмотря на все правовые барьеры их легализации в трудовой сфере России1.

Подобное разделение сфер влияния на рынке труда влечет за собой волнения и раздражение со стороны принимающего населения ввиду воспроизводства мифологемы о проблеме конкуренции на рынке труда, усугублении проблемы безработицы и угрозе экономическому благосостоянию местного населения. Распространено мнение, что прибывающий поток нацелен на захват наиболее благоприятных и экономически выгодных объектов и стремится занять рабочие места местных жителей, предлагая свой труд за более низкую цену, а также будучи менее предвзятым к условиям труда. По результатам ряда социологических исследований почти значительная часть респондентов в регионах - реципиентах миграции Юга России (41 %) отнесли сложную экономическую ситуацию и дефицит рабочих мест к факторам, способствующим формированию межэтнической напряженности2. Более того, эксперты отмечают, что мигрант нередко ассоциируется у коренного жителя Ростовской области с нелегальной сферой экономики, а его прибытие непременно имеет своим следствием массовое распространение наркомании и рост преступности в регионе.

Однако экономические факторы не только влияют на взаимоотношения между местным населением и трудовыми мигрантами, но и отражаются на микроклимате коммуникации вынужденных мигрантов и старожилов. Например, вынужденные мигранты, как и трудовые, нередко соглашаются на самую низкооплачиваемую работу, перехватывая таким образом трудовые позиции, которые могли бы достаться представителям коренного населения. Кроме того, даже трудоспособным беженцам свойственно иждивенческо-потребительское отношение к системе социальной защиты принимающего региона. Случаи, когда государство предлагает ряд социальных и гуманитарных программ, предполагающих льготы и материальные выплаты вынужденным мигрантам, также способствуют повышению враждебности со стороны коренных жителей. Фактически исследователи приходят к выводу, что на сегодняшний день именно экономический фактор имеет наибольшее значение в повышении конфликто-генного потенциала миграционных потоков на Юге России. Однако он усугубляется состоянием публичного дискурса вокруг миграционного фактора в СМИ, политической риторике и т.д.

Наиболее эксплуатируемой мифологемой данного дискурса являются искаженные представления у принимающего населения о кримино-генности мигрантов и росте преступности в регионе в связи с их прибытием. Представители прибывающих потоков различных этнических групп

1 Малахов В.С. Интеграция мигрантов: концепции и практики. М., 2015. С. 141.

2 Денисова Г.С., Клименко Л.В. Этнокультурный механизм конструирования конфликтности в полиэт-ничных районах Ростовской области. Ростов н/Д., 2012. С. 64.

действительно нередко замешаны в криминальной деятельности в регионе. Мигранты чаще всего не получили на родине качественного образования, они ограничены в трудоустройстве и доступе к легальному заработку. Этим объясняется их готовность прибегнуть к противозаконным способам поддержания желаемого уровня жизни. Некоторые эксперты связывают это с тем, что доля мигрантов чувствует себя не защищенной государством и стремится к заработку здесь и сейчас, не пытаясь построить благополучное будущее. С другой стороны, А.В. Дмитриев приходит к заключению о несущественном ухудшении криминогенной ситуации в регионах России за счёт миграции. Так, в общей структуре преступности в Российской Федерации в 2014 г. удельный вес преступлений, совершённых мигрантами, составил 2,3 %1.

Вместе с тем, согласно ответам респондентов на вопросы о повышении объема преступлений в регионе Юга России, совершенных мигрантами и т.д., можно сделать выводы о том, что миграционные потоки в целом не сказываются на общих объемах преступности в регионе, но существенно отражаются на межэтнических отношениях. Так, на вопрос «На Ваш взгляд, что чаще всего служит источником межэтнической напряженности?» 20 % респондентов назвали рост криминогенной обстановки, который, по их мнению, вызван приезжими. Причиной этому служит стереотипизация массового сознания российских граждан, в котором прочно утвердилась ассоциация «мигрант=преступник», наслоенная на неквалифицированную небрежную информированность населения.

В целом демонизация миграционного дискурса обусловлена отсутствием селективной миграционной политики в России. Объективные причины наличия в российском обществе мигрантофобии следует объяснять причинами аксиологического и бихевиорального порядка: культурной и социальной дистанцией между мигрантами и старожилами, их различиями в ценностях и поведенческих практиках в сфере гендерных, семейных, религиозных отношений, языковыми и знаково-символическими барьерами коммуникации2. Одновременно регион Юга России столкнулся в настоящий момент с массовизацией вынужденной (стрессовой) миграции внешнего происхождения за счет потоков беженцев из Украины. Так, по состоянию на 19 мая 2016 г., начиная с июня 2014 г. на территорию только Ростовской области прибыло 7 366 254 гражданина Украины, из которых 129 970 человек остались на территории РФ, а 119 530 человек размещены на территории Ростовской области. Таким образом, среднегодовой объем стрессовой миграции в регионе за счет Украины составил почти 40 тыс. человек. Такой миграционный всплеск требует принципиально новых инструментов, которые обеспечили бы обустройство мигрантов и их интеграцию. Одновременно на их фоне происходит рост украинофобии в

1 Диаспоры и землячества: опыт регионального измерения / под ред. А.В. Дмитриева. М., 2016. С. 92.

2 Сикевич З.В. Этнические парадоксы и культурные конфликты в российском обществе. СПб., 2012. С. 54.

среде населения регионов Юга России. До событий Евромайдана 20132014 гг. и последовавшего за ними изменения в государственной принадлежности Крыма и развития военного противостояния на территории Донбасса украинская идентичность части населения являлась в подавляющем большинстве регионов Юга России преимущественно «переписной», т. е. статистически учитываемой во время проведения переписи населения, но не проявляющейся на уровне реальных повседневных социокультурных практик1. Она приобрела амбивалентный характер и в подавляющем большинстве случаев отождествлялась с русской идентичностью, а русско-украинские браки не рассматривались как межнациональные союзы. Этим объяснялся и тот факт, что каждая постсоветская перепись населения фиксировала сокращение численности украинцев в регионах Юга России и России в целом. Природа такой депопуляции была преимущественно ассимиляционной. Несмотря на это, в краях и областях Юга России украинцы традиционно относились к числу крупнейших этнических сообществ, занимая в этнодемогра-фической структуре населения вторую или третью позиции.

Ситуация резко изменилась после обострения внутриполитической остановки в Украине и поляризации российско-украинских отношений на международном уровне. Украинское сообщество внутри России испытало кризис идентичности, который имел две формы. Первая форма проявилась в отрицании своей украинской национальной принадлежности той частью населения, для которой она и прежде носила амбивалентный характер. Вторая форма характеризует ту часть украинской диаспоры, этническая идентичность которой находилась на актуальном уровне и проявилась в противопоставлении себя к политической элите государства своего материнского этноса. Сам функционал национально-культурных объединений украинцев начал резко меняться в сторону расширения своего медиаторского наполнения, а диаспора все больше приобретает черты института общественной дипломатии. Одновременно украинская диаспора столкнулась с абсолютно новым для себя феноменом украино-фобии, который приобрел даже этнически негативные маркеры идентификации («укропы») и активно эксплуатируется на уровне отдельных средств массовой информации и маргинальных общественных объединений, а противоречия между Россией и Украиной стали отождествляться населением как конфликт между русскими и украинцами.

Таким образом, динамика антропотока является фактором развития межэтнических отношений, состояние которых определяет уровень региональной безопасности, возможность сбалансированного развития региональной системы. Диаспоры и их институты выступают регуляторами миграционной динамики, так как их представители вовлечены в сетевые механизмы воспроизводства миграционных антропотоков. Кроме того,

1 Межэтнические отношения и религиозная ситуация в Южном федеральном округе : экспертный доклад (по состоянию на первое полугодие 2016 года) / отв. ред. В.А. Тишков. М., 2016. С. 27.

ресурсы диаспоры - первичный адаптационный материал для вновь прибывающих миграционных масс. Имидж диаспоры проецируется на миграционные потоки, и наоборот, соответственно, два данных социальных явления тесно взаимосвязаны, и реализация миграционной политики невозможна вне комплекса мероприятий государства в отношении национально-культурных объединений, землячеств, некоммерческих организаций и конфессиональных сообществ. Практика свидетельствует, что их привлечение в качестве субъектов государственной национальной и миграционной политики нейтрализует конфликтогенный потенциал миграции, способствует более успешной адаптации мигрантов, обеспечивает выполнение медиаторской, представительской, культурно-просветительской функций. Однако на сегодняшний день диаспоры лишь на неформальном уровне выступают участниками процессов формирования трудовых миграционных квот, а их правозащитные возможности ограничены статусом лояльного или нелояльного меньшинства, что в полной мере не дает им возможности развиваться как автономный институт гражданского общества.

Бедрик А.В., Сериков А.В. Антропотоки, этнические диаспоры и региональная безопасность на Юге России. В статье рассматривается воздействие миграционных потоков на состояние региональной безопасности Юга России. Диаспоры этнических мигрантов рассматриваются как инструмент адаптации, фактор ресоциализации, обеспечивающий выполнение медиаторской, экономико- и культурно-интеграционной функций. Сохраняющаяся на практике дифференциация государственной национальной политики в отношении различных типов этнических меньшинств обладает дискриминационным потенциалом. Нивелирование данной тенденции позволяет более системно вовлечь институт диаспоры в решение миграционных проблем и выступает гарантией обеспечения региональной безопасности.

Ключевые слова: антропотоки, миграция, диаспоры, интеграция мигрантов, региональная безопасность.

Bedrik A.V., Serikov A.V. Antroflows, ethnic diasporas and regional security in the South of Russia. The article examines the impact of migration flows on the state of regional security in the South of Russia. Diasporas of ethnic migrants are considered as an instrument of adaptation, a factor of reso-cialization, ensuring the fulfillment of mediatorial, economic, and cultural-integration functions. The practical differentiation of state national policies with regard to different types of ethnic minorities has discriminatory potential. The leveling of this trend makes it possible to more systematically involve the institution of the diaspora in the solution of migration problems and serves as a guarantee of ensuring regional security.

Key words: anthroflows, migration, diasporas, integration of migrants, regional security.