CC BY
147
© К.С. Смирнов, 2008
УДК 1:316 ББК 87.216
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС В ЭПОХУ НЕОТОТАЛИТАРИЗМА
К.С. Смирнов
Эксплицируется содержание понятия «антропологический кризис» в современный период, который определен как эпоха неототалитаризма. Для этой эпохи характерен новый тип насилия - «мягкое насилие». В качестве методологической основы для анализа данных явлений применены постмодернистский и традиционалистский подходы.
Ключевые слова: неототалитаризм, антропологический кризис, глобализм, постмодернизм, массовая культура, буржуазность.
Понятие «антропологический кризис» все активнее используется в гуманитарном дискурсе. В переводе с греческого слово «кризис» означает решение, приговор, решительный исход. Обращение к этимологии данного понятия представляется весьма плодотворным. Человек подошел к некому рубежу, где ему выносится приговор и открывается возможность решительного исхода: приговор за предательство самого себя и решительный исход в направлении нечеловеческого или постчеловеческого. Но есть еще возможность решения. Может быть, последняя возможность для человека решить по-другому. Другими словами, антропологический кризис имеет в нашем понимании два измерения. Первое измерение связано с совокупностью изменений деструктивного характера в человеке, которые в пределе ведут к появлению существа звериномашинного типа. Второе измерение определяется реакцией современного человека на сложившуюся ситуацию и возможностью противостоять тому, что мы обозначаем термином «неототалитаризм». Даже если возможность эта может быть реализована только в рамках некоего духовного подполья.
Термином «неототалитаризм» мы обозначаем состояние современной эпохи, в ко-
торой человек каждодневно испытывает на себе «мягкое насилие». Последнее, конечно, ничего общего не имеет с насилием классического тоталитаризма, когда человек мог быть немедленно физически уничтожен. На этом основании сторонники современного статус-кво называют нынешнюю эпоху прогрессивной и гуманной, забывая о том, что выбор меньшего из двух зол есть все равно выбор зла. На что же закрывают глаза адепты современного миропорядка? Прежде всего на тот дуализм, который имеет место в современной социокультурной реальности. Новая глобалистская идеология декларирует о невероятных перспективах каждого человека в плане свободы, успеха, самореализации. Но в реальности свобода оказывается рабством, также как мир войной, если вспомнить Ору-элла. Иными словами, человек, может быть, впервые получил возможность реально осуществить ту «страшную свободу» в духе героев Достоевского, когда все человеческое может быть отброшено, когда человек станет компьютероподобным зомби, человеческим симулякром, куклой, направляемой чужой недоброй волей.
Неототалитаризм в форме глобализма сопровождается тем, что Юнг назвал «демонизацией» мира [8, с. 7]. Данная демонизация представлена тремя идолами: идолом сексуальности, идолом массовой культуры, идолом денег. Как результат - сведение на нет любых проявлений духовного.
Но каковы же истоки сложившейся ситуации, определенной нами как неототалитаризм? В качестве объяснительных гипотез мы используем два направления философской мысли, которые очень удачно дополняют друг друга. Речь идет о постмодернизме и традиционализме.
Постмодернизм в нашем понимании есть культурно-философская рефлексия, представленная веером проектов, которые являются деконструкцией, тонким анализом кризисной ситуации современного мира. Одним из ключевых аспектов всех этих проектов является критика идеи рациональности. Последняя, согласно воззрениям теоретиков постмодернизма, является сутью современной цивилизации.
Жак Деррида интерпретирует рационализм как «логоцентризм», или шире - как «онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризм» (понятие, введенное Дерридой для характеристики комплекса парадигмальных установок культуры классического, рационального типа) [5, с. 429]. Этот комплекс формирует сознание человека и рассматривает его как некий текст, в котором нет места какой-либо субъективности.
Поэтому последним «бастионом» человеческой субъективности оказывается тело. Постмодернисты в результате осуществляют смену системообразующего центра современной культуры (и философии, в частности), переходя от логоса к телу, от интеллектуальности и духовности к телесности, от вербальности к зрительному образу, когда в центре размышлений, дискурса оказывается тело, плоть.
Согласно постмодернистскому дискурсу современный капитализм воспроизводит на уровне экономики и производства такое человеческое существо, которое лишено всякой субъективности. «Святой рынок» использует выверенный механизм рекламы, чтобы превратить человека в так называемую машину желания. Реклама представляет яркие образы предметов-товаров на фоне эротических образов человеческого тела. В данном случае эротическая, сексуально-окрашенная образность является очевидным триггером, инициирующим человеческую сексуальность, а через нее включающим человека в социальный механизм потребления. Пища, тепло,
чистота, секс - таковы ключевые потребности тела. Современная позднекапиталистическая система универсального угнетения и отчуждения человека успешно паразитирует на этих потребностях. При этом секс, эротическая сфера занимают в этом плане особое место. Так, согласно Бодрийяру, сексуальное определяется строго как актуализация желания в удовольствии. Современная культура руководствуется натурализованным сексуальным императивом. Возникает своеобразная экономика либидо, которая оставляет место лишь натурализации желания. Экономика либидо создает бесконечное желание, что продуцирует в человеке бесконечное влечение, требующее по сути машинного функционирования.
Таким образом, эротическая сфера, секс принимают форму индивидуального предприятия, которое опирается на ресурсы естественной энергии: каждый получает бесконечное желание, и пусть победит лучший (в наслаждении). Это есть форма капитала, и потому эрос, желание и наслаждение - подчиненные формы [2, с. 84, 291-294]. Так появляется то, что можно назвать демоном сексуальности. Он обладает огромной властью над человеком, который существует в обществе потребления. Можно сказать, что современный человек охвачен искусственно созданным неврозом на почве собственной сексуальности, переходящим в психоз и даже суицидальное состояние.
Второй демон - демон массовой культуры. Массовая культура занимается пропагандой того образа жизни, который соответствует понятиям потребительской цивилизации. В данной цивилизации количество пожирает, элиминирует не только качество, но и смыслы. Речь идет о смыслах, которые составляют основу духовной независимости отдельного человека. Эти смыслы выражаются в понятиях «добро», «красота», «человеческое достоинство».
Массовая культура же настойчиво предлагает некий «универсальный» образ, который на самом деле является агрегатом. И если говорить о человеке, который в полной мере соответствовал бы идеалу массовой культуры, то это номад, одержимый параноидальным стремлением к обладанию ве-
щами. Хотя эти вещи зачастую важны для него как знаки, показатели его высокого социального статуса на всемирной ярмарке тщеславия. Как номад, он ни с чем и ни кем не связан. Как параноик, он одержим идеями эффективности и успешности, которые гонят его по миру, подобно траве перекати-поле. А количество приобретенных вещей и удовлетворенное тщеславие призваны заполнить внутреннюю опустошенность. Современный номад представляет собой существо, у которого установка «иметь» абсолютно вытесняет установку «быть». Его девиз: имею, следовательно, существую.
Третий идол - идол денег. Поистине, этот демон сильнее первых двух. Ибо если против демона сексуальности человек может бороться с помощью сублимации, а с демоном массовой культуры можно справиться путем относительной изоляции, то избежать столкновения с демоном денег в современном мире практически невозможно, ибо в эпоху неототалитаризма практически уже весь мир охвачен товарно-денежными отношениями. Постмодернизм парадоксальным образом реагирует на сложившуюся ситуацию. Он обращается к тому «неблагородному сюжету», который можно определить как тему человеческого низа. Постмодернизм в своей борьбе против логоцентризма берет на вооружение архаический (образный) тип мышления. Очень отчетливо подобный тип мышления обнаруживается в постмодернистском искусстве. Пожалуй, одним из хрестоматийных образцов «новой архаики» являются тексты одного из ведущих российских постмодернистских авторов В.Г. Сорокина, который производит символическое сближение отходов человеческой жизнедеятельности и денег [6, с. 700-702]. В данном случае постмодернистское искусство выступает как тень действительности. Оно, однако, не затемняет, а наоборот, проясняет, обнаруживает суть явлений. Постмодернистское искусство можно сравнить в известном смысле с Богом, как его определяли в средневековой философии. Оно есть мрак сверкающий. Постмодернизм, нередко жутким, шокирующим образом, вскрывает суть социокультурного бытия постиндустриальной эпохи - эпохи, когда утвердилась своеобразная религия денег. После-
дние определяют мельчайшие и интимнейшие аспекты человеческого бытия. Применительно к человеку можно сказать, что бытие - это деньги. Деньги заняли место умершего Бога. Поистине, деньги стали Богом, которому люди приносят всевозможные жертвы. Эта жуткая и одновременно смехотворная жертвенность передается постмодернистским искусством. Такого рода жертвенность, на наш взгляд, свидетельствует об абсолютном духовном банкротстве современного человечества. Поэтому современная ситуация есть духовный апокалипсис. Даже создается впечатление, что у человечества, учитывая его теперешнее состояние, нет будущего. Об этом недвусмысленно говорит и такой апологет глобализма как Ф. Фукуяма, который назвал свою книгу «Наше постчеловеческое будущее». При этом невольно вспоминаются слова Хайдеггера о том, что «только Бог может нас спасти». Складывается впечатление, что дискурс христианской эсхатологии здесь более чем кстати. Ибо постмодернизм говорит о смерти человека и, таким образом, утверждает своеобразную апокалиптику и эсхатологию. В этой точке очевидна конвергенция постмодерна и традиционализма. Согласно традиционалистскому подходу существует единая изначальная Духовная Традиция, которая охватывает собой все Универсальное Существование. Это есть принцип, выражаемый через понятие «чистая духовность». Правда, как подчеркивает классик так называемого «интегрального традиционализма» Рене Генон, чистая духовность есть лишь выражение, а не сам принцип. Ибо он не может быть определен, будучи вне всех оппозиций, какими-либо терминами, означающими некую оппозицию. Генон обращается к индуистской доктрине, согласно которой человеческий цикл, называемый Манвантара, разделяется на четыре века, отмеченные таким же числом фаз постепенного помрачне-ния первоначальной духовности. Современная эпоха соответствует четвертому веку. Он называется Кали-юга или «темный век» [3, с. 159]. Кали-юга отличается атмосферой разложения и упадка, материализацией всех сторон человеческого существования, хаотическим состоянием материальных, психических и духовных сил, а также доминированием принципа количества во всех сферах жизни. Тем-
ный век представляет собой «царство количества», абсолютным символом которого являются деньги как абсолютное выражение количества, власть которых почти безгранична. Современный мир в этом смысле есть предельное удаление от полюса качества и единства (чистая духовность) и распыление на бесконечное множество вещей, событий и слов. Последняя традиционалистская характеристика современного мира подтверждается научными исследованиями С.П. Капицы. Ученый показал, что общее количество изменений в разных сферах бытия, произошедших с человечеством с начала 70-х гг. ХХ в., сравнялось с количеством изменений, произошедших с человечеством за предыдущие 5000 лет [4, с. 86]. Этот факт позволил академику сделать вывод, что мир находится на пороге грандиозного качественного скачка. Но это соответствует традиционалистской доктрине о циклах, согласно которой конец одного цикла является началом другого. Другими словами, предельная тьма Кали-юги скачкообразно трансформируется в ослепительный свет чистой духовности, совершенного качества, единства и истины.
Следовательно, возможность преодоления антропологического кризиса мы связываем с ожиданием этого события, скачка и выработкой определенной линии поведения, которую можно было бы назвать линией поведения человека традиции. Второй классик традиционализма Юлиус Эвола в своей книге «Оседлать тигра» отмечает, что человек традиции прежде всего стоит в оппозиции к буржуазному миру [7, с. 11]. Тот, кого мы, вслед за Эволой, называем человеком традиции, должен избегать в максимально возможной степени «прельщения буржуазностью» [1, с. 212]. Понятия «буржуазный мир», «буржуазность», «буржуа» требуют в данном случае особого пояснения. После краха марксистского проекта апологеты глобализма во главе с Фукуямой не устают повторять, что отныне нет альтернативы социально-политическому устройству под названием «либеральная демократия западного образца». Это и есть буржуазный мир, представителем которого является буржуа - носитель и выразитель буржуазности или буржуазного духа. Буржуазность есть не только и не столько категория социальная, как
категория духовная, можно сказать метафизическая. И в этом метафизическом смысле буржуа есть человек, который признает только мир видимых вещей и желает всеми силами занять твердое положение в этом мире. Примечательно, что французское burgeoisie происходит от позднелатинского Ьи^ш, что переводится как «укрепленный город». Буржуа - это человек с практичным умом (в пределе можно сказать - великий прагматик), корыстными, общепринятыми интересами своего времени и своей среды. Буржуа живет в конечном, он боится притяжения бесконечного. Единственная бесконечность, которую он признает, есть бесконечность роста экономического могущества. Он признает бесконечность роста благосостояния, роста организованности жизни, но это только приковывает его к конечному.
Буржуа обладает собственностью, но буржуазный мир извратил собственность. Он ее обесчеловечил. Этот мир превратил буржуа в раба его же собственности, ибо по собственности определяется отношение к человеку. Так как собственность лишена человеческого измерения, она теряет свой индивидуальный характер. Выражением этой безличности являются деньги - жестокий и неумолимый властелин человека и человечества. Царство денег, «царство количества» с его бесконечными индексами, цифрами, банками и биржами есть царство фикции. Фикцию можно считать крайним выражением помрачне-ния человеческого существования.
Однако, на наш взгляд, можно кое-что предложить в плане изживания буржуазности. Речь, конечно, идет о тех людях, которые осознанно могут поставить это своей целью. В условиях торжества буржуазности такие люди (люди традиции) являются или будут являться обитателями некоего духовного подполья, влияние которого будет весьма ограничено.
Для характеристики линии поведения человека традиции в буржуазном мире мы предлагаем понятие «включенная маргиналь-ность». Характеристика включенности означает, что человек традиции существует внутри буржуазного общества. Он не бежит из него (в частности потому, что уже некуда бежать). Понятие «маргинальности» предполагает, что человек традиции держит макси-
мальную мировоззренческую дистанцию по отношению к системе принципов буржуазного мировоззрения. Конечно, живя в обществе, человек традиции отдает кесарю кесарево, но только в материальном плане. Чтобы даже материальная зависимость от буржуазного общества была минимальной, человек традиции практикует определенную материальную аскезу.
Человек традиции полон надежды, несмотря на сгущение тьмы. Так как человек традиции не принимает буржуазного мировоззрения, вряд ли ему удастся высоко подняться в социальной иерархии буржуазного мира. Но это не должно беспокоить, ибо сказано в Писании: «И последние станут первыми».
Придерживаясь такой линии поведения, человек традиции сможет без особых потерь преодолеть смену циклов, которая возможно будет сопровождаться катаклизмами, катастрофами и полным разрушением инфраструктуры буржуазного мира. И тогда в обновлен-
ном мире люди традиции могут составить элиту человечества в традиционном понимании.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бердяев, Н. А. О рабстве и свободе человека. - М. : АСТ, 2006. - 316 с.
2. Бодрийяр, Ж. Соблазн / Ж. Бодрийяр. - М. : Ad Ма^пет, 2000. - 318 с.
3. Генон, Р. Избранные произведения / Р. Ге-нон. - М. : Беловодье, 2004. - 304 с.
4. Капица, С. П. Сколько людей жило, живет и будет жить на Земле: Очерк теории роста человечества / С. П. Капица. - М. : Изд-во Ин-т физ. проблем, 1999. - 239 с.
5. Постмодернизм : энцикл. - Минск : Интер-прессервис, 2001. - 1040 с.
6. Сорокин, В. Г. Собрание сочинений в двух томах. Т. 2 / В. Г. Сорокин. - М. : Ad Ма^іпет, 1998.- 752 с.
7. Эвола, Ю. Оседлать тигра / Ю. Эвола. -СПб. : Владимир Даль, 2005. - 512 с.
8. Юнг, К. Г. Матрица безумия / К. Г. Юнг, М. Фуко. - М. : Алгоритм. Эксмо, 2006. - 384 с.
ANTHROPOLOGICAL CRISIS IN THE EPOCH OF NEOTOTALITARIANISM
K.S. Smirnov
The article defines the notion of anthropological crisis in the modern period which is described as the epoch of neototalitarianism. This epoch is characterized by a new type of violence -so called «soft violence». Methodological basis for the analysis includes postmodern and traditionalistic approaches.
Key words: totalitarianism, anthropological crisis, globalism, post-modernism, mass culture, bourgeoisie.
