CC BY
71
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 5 (143). Филология. Искусствоведение. Вып. 29. С. 124-128.
Е. Ю. Уметбаева
АНТОНОМАзИЯ В ПОэзИИ А. А. ГАЛИЧА 1960—1970-х ГОДОВ
В статье рассматриваются особенности реализации в поэзии А. А. Галича 1960-1970-х годов антономазии на тематическом, образном и языковом уровнях.
Ключевые слова: антономазия, авторская нарицательные имена существительные.
В «Поэтическом словаре» А. П. Квятков-ского антономазия характеризуется как «вид метонимии <.. .> заключающийся: 1) в замене имени известного лица названием предмета, к нему относящегося <.> 2) в употреблении собственного имени, ставшего нарицательным»1 .
А. А. Галич в поэзии исследуемого периода обращается к антономазии в 20 произведениях. Для поэта актуально обыгрывание еврейских имен, просторечное или даже вульгарное
- как часть речевой характеристики персонажа. Так, в «Городском романсе» (1962) герой, женившийся по расчёту, выражает подобострастие «папаше» тем, что рассказывает ему «анекдот про абрамчиков». Антономазия выражает презрительное отношение к евреям, а диминутивный суффикс -чик- обладает уничижительным значением.
В стихотворении «Красный треугольник»
(1963) антономазия входит во фразеологическое сращение: «А она как закричит, вся стала чёрная: // «Я на слёзы на твои - ноль внимания! //И ты мне лазаря не пой, я учёная, // Ты людям всё расскажи на собрании!» Здесь уже нет антисемитского смысла. Выражение «петь лазаря» означает: пытаться вызвать жалость, попрошайничать. Оно просторечно, однако в контексте приобретает оттенок канцелярита. Героиня, узнав об измене мужа, пытается сохранять достоинство партийной начальницы, приказывает ему повиниться, подать другим воспитательный пример. Она изъясняется в типичной манере некультурного советского чиновника, не желающего выглядеть «старорежимным» бюрократом (советские чиновники говорят «по-простому», т. е. без церемоний).
То же имя используется ещё дважды. В поэме «Вечерние прогулки» (1973?) оно обыгрывается двойственно: как имя (собственное) конкретного человека и обобщенное пренеб-
песня, собственные имена существительные,
режительное обозначение ученых евреев (нарицательное), порожденное парономазией: «Напридумали лазари лазеры». Образ Лазаря приподнят и романтизирован - в частности, за счет отнесенных к нему слов М. Ю. Лермонтова из «Смерти поэта»: «Где твой Лазарь, где твой милый, //Завбуфетом в цвете лет?! // Он убит
- и взят могилой, //Как сказал один поэт» (перифраз «один поэт» - тоже случай антономазии). Лазарь расстрелян за махинации («Брал он скромно, брал по праву») (!), а раньше его выгнали из школы за уроки истории с антисоветским уклоном: «Мол, не так он учит деток, // Подозрительный еврей, //Мол, не славит пятилеток, // А долдонит про царей». За такие уроки выгнали бы любого учителя, но Галич предпочел антисемитскую трактовку ситуации. Безусловно, этот персонаж ассоциируется и с библейским Лазарем - по контрасту, ибо новый Лазарь не воскреснет.
Антономазия у Галича вообще бывает связана с библейской тематикой - с именами Каина и Авеля и апостолов Иоанна и Матфея. Авель символизирует кротость и смирение, а Каин - мятежный дух. В стихотворении «Заклинание» (1963) эти имена выражают двойственность «характера» морской стихии, что подчёркивают повторяющийся разделительный союз «то - то» и противительный союз «а»: «Ой, ты море, море, море, море Чёрное, // Ты какое-то верчёное-кручёное! // Ты ведёшь себя не по правилам, // То ты Каином, а то ты Авелем!» В зависимости от субъекта речи данная характеристика изменяет свою коннотацию. Персонаж стихотворения - бывший вохровец, которого раздражает это непостоянство. Он сравнивает море с Каином в злобе на его непокорство, но Галич ему, разумеется, не сочувствует (ср. у
В. А. Гиляровского: «Синее море, волнуясь, шумит, // У синего моря урядник стоит, // И злоба урядника гложет, // Что шума унять он
не может» - скорее всего, этот текст был прецедентным для Галича). Эллиптическая форма высказывания, в которое включены имена, подчеркивает переменчивость моря.
Во втором, уже после смерти героя, данная характеристика морю даётся автором, и обладает жизнеутверждающим пафосом, т. к. противостоит несвободному сознанию человека системы, что подчёркивает эпаналепсис «было», который актуализирует утвердительную семантику «существования», а также по-лисиндетон «и»: «И шумело море, море, море Чёрное, // Море вольное, никем не приручённое, // И вело себя не по правилам - // И было Каином, и было Авелем!»
В стихотворении «Всё не вовремя» (1965?) антономазия Лёха-Каин раскрывает суть зэка-стукача. Впрочем, это скорее реминисценция «Ваньки-Каина», чем отсылка собственно к Библии.
В стихотворении «Вот пришли и ко мне седины.» (1966) существительное Авель выступает как сравнение, т. е. эталон покорности: «Не судите! // Смирней, чем Авель, // Падай в ноги за хлеб и кров... »
В главе «Клятва вождя» из поэмы «Размышления о бегунах на длинные дистанции» (1966-1969) в монологе Сталина антономазия имён апостолов-евангелис-тов подчёркивает эмотивность речи героя и его отрицательное отношение к религии: «Потные, мордастые евреи, //Шайка проходимцев и ворья, // Всякие Иоанны и Матфеи // Наплетут с три короба вранья!» Имена апостолов Иоанна и Матфея, изложивших учение Христа, синекдохически обозначают всех евангелистов (скорее всего, это аллегория лжи официальных историков). Снижение образов - в устах бывшего семинариста
- происходит за счёт включения этих имен в один ряд с вульгаризмами и словами, обладающими отрицательной коннотацией «лжецы» и «проходимцы», а также плюрального употребления имён уникальных людей2. «Иоанны и Матфеи» - фактически означает: иуды (т. е. предатели): «Отчего Ты, Господи, невесел? // Где они, соратники Твои?» Смысл этот особенно актуален в виду мании преследования Сталина. Также эти имена обладают дополнительной коннотацией - презрительного обозначения евреев. Здесь Галич воспроизводит либеральные стереотипы «шестидесятников» (сейчас антисемитизм Сталина ставится под сомнение даже Роем Медведевым).
В стихотворении «Мы не хуже Горация» (1965) плюрализации подвергаются уже русские исторические или мифологические имена: Добрыни, Несторы, Пимены: «Что ж, зовите небылицы былями, // Окликайте стражников по имени!.. // Бродят между ражими Добрынями // Тунеядцы Несторы и Пимены». Добрыня - имя былинного богатыря, но Галич употребляет другие слова: небылицы, которые объявляются былями, т. е. подлинной историей. «Тунеядцы Несторы и Пимены» - это лживые историки славянофильского толка (фактически эти имена синонимичны упомянутым выше «Иоаннам и Матфеям», хотя и с иной авторской модальностью: ненависть к последним выражает Сталин, первых порицает сам лирический герой). Имя Добрыня теряет значение богатыря как защитника родной земли; богатырь деградирует до ражего3 стражника (можно сказать: «вертухая» - последнее слово встречается у Галича).
Само имя Добрыня, связанное с понятием «добро», приобретает противоположный смысл. Оно встречается также в стихотворении «Заклинание Добра и Зла» (14 июня 1974 г.), где происходит персонификация этических категорий «добро» и «зло». Добро в этом произведении наделено чертами сотрудников силовых структур, имеет своего Представителя (последнее существительное выступает в качестве «квази-имени»4, указывающего на безликость персонажа), и «надзирает» героя: «Всё причастно Добру, // Всё подвластно Добру, // Только с этим добрынею взятки не гладки». В последнем случае существительное добрыня обладает семантикой богатырь, но теряет черты личностности и потому антономазия оформлена орфографически.
Помимо отмеченного случая в стихотворении «Заклинание добра и зла» (14 июня 1974) автор использует антономазию с именем героини бретонского эпоса Фаты Морганы5: «Это дом и не дом. Это дым без огня. // Это пыльный мираж или фата-моргана». Антономазия наряду с нераспространёнными или слабо распространёнными предложениями создающими эффект статичных картин, отражает процесс осознания героем случившегося: «Не грусти! // Я всего лишь навек уезжаю // От Добра и из дома - // Которого нет!»
В «Возвращении на Итаку» (1969) антономазии подвергается также имя Емеля в значении «простак» (см. ниже).
Выделяется единичный случай антономазии с античным именем в стихотворении «Песня по майора Чистова» (1966?): «Я спросонья вскочил - патлат, //Я проснулся, а сон за мной, //Мне приснилось, что я - атлант, // На плечах моих - шар земной!» В тексте стихотворения слово атлант пишется со строчной буквы, т. е. актуализируется переносное значение «силач», но в то же время связь с мифом об Атланте остаётся. Правда, держит он на плечах «шар земной», а не свод небесный. (Ср. с песней барда А. Городницкого «Атланты»: «Атланты небо держат // На каменных руках»). Нарицательное употребление мотивируется также тем, что атланты
- наряду с кариатидами - означают еще и скульптуры (кстати, именно от этого образа отталкивается А. Городницкий, затем переходя к мифологическому значению слова, - чем мотивируется множественное число).
Существительное атлант употребляется в стихотворении дважды: в речи героя и в записи майора Чистова: «И открыл он моё досье, // И на чистом листе, педант, // Написал он, что мне во сне // Нынче снилось, что я атлант!..» (Отметим знак тире в первом случае, передающем эмотивность речи героя, и его отсутствие во втором, обусловленное неэмо-циональностью майора Чистова).
В стихотворении «Песенка о Диком Западе, или письмецо в Москву, переправленное с оказией» (1976?) антономазия, связанная с плюрализацией, является одним из приёмов выражения духовной «дикости» Запада. Автор прибегает к плюрализации имени писателя и философа-экзистенциалиста Ж.-П. Сартра и использует его в значении «мошенник»:
Здесь, на Западе,
Распроданном И распятом на пари,
По Парижам и по Лондонам,
Словно бесы, -Дикари!
Околдованные стартами Небывалых скоростей,
Оболваненные Сартрами Всех размеров и мастей!
Множественное число придает выделенным словам обобщенно-аллегорический смысл западной культуры и цивилизации как таковой. Париж и Лондон в массовом сознании воспринимаются как ее оплоты, Ж.-П. Сартр - популярный писатель и мыслитель,
придающий, по мнению Галича, «интеллектуальный шарм» буржуазному мещанству. Все три слова вовлечены в каламбурное обыгрывание: Парижи - пари (причем последнее слово омонимично французскому названию города), рифма распроданном - Лондонам, парономазия стартами - Сартрами. Образы культуры, цивилизованности через игру слов соединяются с мелкими и низкими понятиями, помещены в контекст азарта и торгашества.
В творчестве А. А. Галича исследуемого периода антономазии могут подвергаться и женские имена. Так, в «Балладе о чистых руках» (1969) автор прибегает к окказиональной антономазии имени Ярославна. Этот классический образ величия русской княжны дан как вечное противостояние позиции «я умываю руки» (Ярославна стремилась омочить бобровый рукав в Каяле и омыть раны мужа):
Когда-то шумели, теперь поутихли,
Под старость любезней покой и почёт...
А то, что опять Ярославна в Путивле Горюет и плачет, - так это не в счёт.
Уж мы-то рукав не омочим в Каяле,
Не сунем в ладонь арестантскую хлеб. Безгрешный холуй, запасайся камнями, Разучивай загодя праведный гнев!6 Обращение к образам «Слова о полку Игореве» связано с реализацией смысловой оппозиции христианского отношения к чужому горю и позиции безверия, бездушия, приведшей к жестокому политическому шагу
- введению осенью 1968 года советских танков в Чехословакию: «А танки идут по вац-лавской брусчатке // И наш бронепоезд стоит у Градчан!». Образ Ярославны в данном контексте является воплощением милосердия, которого лишены люди, описываемые Галичем.
В стихотворении «Занялись пожары» (1972) имя булгаковской Маргариты, как и имя Ярославны, подвергается ресемантиза-ции и получает значение «любимая женщина, поддерживающая мужчину в его творчестве». Этот образ появляется в первой и пятой строфах - в плюральном и сингулярном значениях:
А мы утешаем своих Маргарит,
Что рукописи не горят!
Что - просто - земля под ногами горит, Горят и дымятся болота -И это не наша забота! <...>
Усни, Маргарита, за прялкой своей <... >
Множественное число обусловлено разными причинами. Это указание на типичность ситуации обыска, в которой находятся лирический герой и его семья. Также образ Маргариты может быть синтетическим: восходить еще и к героине «Фауста» Гете (одному из источников Маргариты булгаковской), к которому ближе вторая цитата. И, наконец, создание нарицательного смысла за счет плюрализации у Галича связано с негативными коннотациями. Контекст употребления имени Маргариты во множественном числе, по-видимому, относится к таким случаям (тема малодушия, желания спрятаться от действительности).
Автор обыгрывает образы из мира культуры и без плюрализации. Смысл их один: ирония над малограмотным обывателем. Название нестабильной элементарной частицы «мезон» в «Вечерних прогулках» (1973?), наряду с плюрализмами из других текстов - «абрамчи-ками», «Иоаннами и Матфеями» - становится еще одним квази-этнонимом для евреев, на основе звукового сходства с еврейским именем Аарон: «- Все грешны на свой фасон, // Душу всем изранили! //Но уж если ты мезон, // То живи в Израиле!..» Это еще одна речевая характеристика антисемита. Аналогично в «Вальсе-балладе про тёщу из Иванова» (1965?) введение в курьезный контекст (с нарушением однородности понятий в составе сочинительного ряда) имени американского художника-абстракциониста Поллока: «Ох,
и всыпали ему по первое... //<...> Обзывали жуликом и Поллоком!» Такое объединение показывает позицию цензуры и способы борьбы с инакомыслием в живописи.
Объектом обыгрывания становятся также имена монархов - в плюральной и сингулярной форме. В «Балладе о том, как едва не сошёл с ума директор антикварного магазина № 22 Копылов Н. А., рассказанная им самим доктору Беленькому Я. И.» (декабрь 1966) антономазия является речевой характеристикой персонажа и обладает значением «тип предмета»: «А у нас товар - на любителя: //Павлы разные да Людовики. // А любителю - чем побитее, // Самый смак ему, что не новенький! //И ни-ни, чтобы по недомыслию // Спутать Францию или Швецию... » В строках «Павлы разные да Людовики» и «Спутать Францию или Швецию» случаи антономазии дополняются метонимией. Имена императоров выступают обозначением эпохи, к которой от-
носится антиквариат, а Франция и Швеция
- стран-изготовителей. Отметим, что если макротопонимы употреблены в форме единственного числа, то существительные Павлы и Людовики - в форме множественного. В случае с именем Людовик это возможно, т. к. здесь множественное число обозначает разные лица, называющиеся одинаково. Этого нельзя сказать об имени Павел. В данном случае множественное число означает вещи.
В «Балладе о прибавочной стоимости»
(1964) автор прибегает к антономазии имени Эдик. Герой после получения наследства из Фингалии погрузился в угар ресторанного кутежа: «И какие-то две с перманентиком // Всё назвать норовят меня Эдиком». Именем Эдик, сокращённое от Эдуард - имя английских королей, наделяют героя, которого на самом деле зовут Владимир. Для советского сознания он - миллионер из Фингалии, т. е. принц.
Наконец, значение имен собственных может быть фразеологически связанным. Имена порождаются парономазией, т. е. звуковой игрой, и не указывают на людей. Такие случаи относятся к речи обывателей. Этот прием характеризует их как безликую толпу. В «Вальсе, посвящённом уставу караульной службы» (1965?) антономазия входит в состав фразеологизма «вроде Володи»: «Ни деньжат, мол, ни квартирки отдельной, // Ничего, мол, нет такого в заводе, // И один ты, значит, вроде идейный, // А другие, значит, вроде Володи!» Сочетания «вроде идейный», «вроде Володи» обладают значением неясности7. Имя собственное Володя, по мнению Р. П. Рогожниковой, в сочетании вроде Володи «используется как бы для рифмы, поскольку оно созвучно по своему фонетическому облику слову вроде»7.
В стихотворении «Памяти Б. Л. Пастернака» (4 декабря 1966 г.) поэтом используется фразеологизм «Мели, Емеля!» Он основан не только на парономазии, значение имеет и само имя сказочного героя Емеля, обладающее отрицательной коннотацией «простота до глупости». Данная семантика уже вне фразеологического оборота как характеристика присутствует в другом стихотворении цикла о литераторах «Возвращение на Итаку» (1969). Имя дано в ряду однородных обращений персонажа к самому себе (солилок-виум), выражающих его низкую самооценку: «Щелкунчик, скворец, простофиля, Емеля, //
Зачем ты ввязался в чужое похмелье?! // На что ты истратил свои золотые?»
К фразеологизированным употреблениям имен относится и оборот «петь лазаря», рассмотренный выше.
В стихотворении «Татарский плен» (1968), которое является одним из немногих примеров любовной лирики Галича, единично используется в качестве антономазии фразеологическое сочетание с колоронимом «золотая орда», выступающее частью обращения и обладающее положительной эмоциональной окраской: «Я увидел тебя - и не минуло мига, // Как попал я - навек! - под татарское иго. // Ты добра и нежна, ты щедра, ты горда, // Дорогая моя золотая орда!». Переход имени собственного в нарицательное оформлен орфографически.
Итак, нами отмечены 32 единицы антономазии в 20 произведениях А. А. Галича исследуемого периода. Почти все они имеют прямую отрицательную коннотацию, а, учитывая косвенные смыслы, 27 единиц включены в отрицательные контексты. Великое оттеняется ничтожным и пошлым, которое составляет «подавляющее большинство», способное иногда подавить и великое. Поэтому неслучайно у Галича многие слова, положительные изначально, перерождаются, приобретают плоский, обедненный, а иногда и противоположный смысл. А. В. Флоря назвал это «оф-фенбаховским» травестированием. Имеется в виду низведенная до сатирической оперетты античная мифология, в том числе гомеровский эпос. Аналогичное впечатление производят карикатурные апостолы, «добрыни» и т. п. Основное направление антономазии у Галича
- движение от собственности к нарицатель-ности, которая оформляется типично - через написание со строчной буквы - или косвенно
- через плюрализацию. Возможны оба варианта («абрамчики», «лазари»). Травестируются главным образом имена, вызывающие пиетет у большинства людей: апостолы, мифологические герои, деятели культуры. Это объясняется, прежде всего, изображением сознания мещан, для которых нет ничего святого. Но
нельзя игнорировать тенденциозность текстов Галича, и его стремление придать речам и мыслям одиозных для него личностей антисемитский оттенок.
Примечания
1 Квятковский, А. П. Поэтический словарь [Электронный ресурс] / А. П. Квятковский ; науч. ред. И. Роднянская. - М. : Сов. энцикл., 1966. - 376 с. - С. 45. - Режим доступа : http:// feb-web.ru.
2 Общее отрицательное впечатление усилено хиатусом - пятью гласными буквами подряд - «хиатус» буквально переводится как «зияние», «провал». Он возникает на стыке «Всякие Иоанны», как, впрочем, появился бы при любом порядке имен апостолов.
3 Обратим внимание на то, что данный эпитет обладает у Г алича резко отрицательной коннотацией - см. в Эпилоге поэмы «Размышления о бегунах на длинные дистанции»: «А в ответ Ей ражие долдоны // Отпускали шутки жеребячьи».
4 Флоря, А. В. Русская стилистика : курс лекций. Ч. 3. Морфология / А. В. Флоря. - Орск : Изд-во ОГТИ, 2003. - С. 40.
5 Фата-моргана - название особого миража на море. А. Савин отмечает, что по легенде Фата Моргана (в пер. с иг. «фея Моргана») -это «отвергнутая возлюбленная Ланцелота», которая «поселилась от огорчения на дне моря, в хрустальном дворце, и с тех пор обманывает мореплавателей призрачными ви-дениями»( Савин, А. Видения Фаты Морганы [Электронный ресурс] / А. Савин. - Режим доступа : http://www.vokrugsveta.ru).
6 Последние две строки - образ фарисейства мещан, т. е. лицемерия с религиозным оттенком, о чем говорят соответствующие образы: безгрешный, камни (которые положат в «ладонь арестантскую» вместо хлеба), праведный гнев (против чехов).
7 Рогожникова, Р. П. Вроде Володи... / Р. П. Рогожникова // Рус. речь. - 1976. - № 3. -
С. 84.
