CC BY
62
Лев ГУДКОВ
Антимобилизационный потенциал российского общества
В конце октябре 2000 г. число сторонников мирных переговоров с чеченскими лидерами впервые превью '«ГО число сторонников активных боевых действий федеральных войск против чеченских вооруженных формирований: 46% опрошенных против 44% при 10% затруднившихся с ответом. При этом общая тенденция в динамике массовых настроений явно направлена на прекращение боевых действий, поскольку из группы сторонников активных боевых операций постоянно выделяются колеблющиеся, со временем склоняющиеся к мирным вариантам решения проблемы. Увеличение числа потерь в федеральных войсках заставляет часть из них (примерно 15%) отказаться от первоначальной позиции "добить бандитов" и волей-неволей смириться с нежелательным, но реальным положением вещей — признать сепартистов (А.Масхадова) или полевых командиров реальной силой, а соответственно, и полноправным партнером (ибо в России традиционно уважают силу и признают ее в качестве законного аргумента). 21% из настаивающих на продолжении наступления в этой ситуации теряется и затрудняется с ответом. Таким образом, в ближайшее время группа воинственно настроенных граждан может лишиться еще около трети своих единомышленников.
Нежелание, а затем и неодобрение новой войны в Чечне, было уже довольно ощутимым летом 1999 г., а по мере развертывания военной кампании осенью 1999 г. постепенно стало ослабевать. К началу 2000 г. число опрошенных, считавших необходимым немедленное прекращение военных операций и проведение переговоров с сепаратистами, достигло примерно 20%; напротив, сторонников войны до победного конца становилось все больше и больше — пик пришелся на февраль—март 2000 г. — 73%.
Поэтому перелом в настроениях, произошедший в октябре 2000 г., можно (с некоторой осторожностью) расценивать как конец той волны мобилизации, общественного сплочения и национального подъема, которая поднималась с весны 1999 г., со времени бомбардировок войсками НАТО сербских стратегических объектов, и достигла своего максимума к моменту взятия Грозного и вытеснения в горы основных чеченских формирований. Такое согласие большей части российского общества, сложившееся на основе лозунгов возмездия и порядка, сохранилось и после выборов в Госдуму в декабре 1999 г. и выборов Президента РФ в марте 2000 г. Этот процесс усиления национальной солидарности сопровождался резким упрощением картины происходящего как в массовом сознании, так и в выступлениях политических лидеров и публицистов, примитивизацией политических задач и ориентиров общественной политики, что привело к исчезновению действовавших политических партий, сдавшихся на милость победителя, а соответственно, и самой системы многопартийности. Диффузным настроениям ностальгии по советским временам и нравам, усилению неотрадиционализма, ставшего закономерной реакцией на утрату перспектив определенного развития российского общества, новая администрация придала программное значение, последовательно эксплуатируя их в целях усиления авторитета власти и безуспешной концентрации средств управления. Борьба с "анархией" и "криминальным разгулом" в Чечне, перешедшая вскоре в борьбу за "территориальную целостность" России, затем — в "антитеррористическую операцию", а позже — в войну с "незаконными вооруженными формированиями" и т.п., стала основным фактором реконсолидации общества на основе условий чрезвычай-
ности, угрозы вездесущего врага, опасности террора и т.п., что вкупе с другими обстоятельствами, по мнению новых властей, потребовало восстановления централизации системы управления и укрепления институциональной структуры государства.
Следовательно, отношение к чеченской войне дает возможность понять некоторые общие механизмы организации постсоветского (а отчасти и советского), посттотали-тарного российского общества.
В публикациях по материалам проекта "Советский человек" и исследований ВЦИОМ о национальной идентичности не раз высказывалось утверждение о двойном характере системы русской национальной идентичности и репродуцирующих ее социальных институтов. Эта система включала (или опиралась на) конфигурацию разнообразных представлений о героическом прошлом, образцовости аскетического индивидуального существования и самопожертвования ради величия державы, необходимости защиты ее статуса в мире и постоянной готовности отразить угрозу извне, поддерживаемых всеми средствами институционального контроля, пропаганды, управления, короче, всей организацией принудительного общественного консенсуса, с одной стороны, и, соответственно совокупность дополняющих и компенсирующих эти символы гордости и воодушевляющего единства ценностей частной жизни "маленьких", обычных людей, вынужденных бороться за свое физическое выживание, терпеть все тяготы жизни в дефицитарно-распределительном обществе, сокращать свои потребительские и "духовные" запросы, сужая и обедняя круг символических референций и оснований для самоуважения, подворовывать, подрабатывать, крутиться, подхалтуривать, косить от тех или иных государственных повинностей ("почетного долга" или "священных обязанностей гражданина") — с другой. Одно не могло существовать и функционировать без другого, поскольку аморфное, диффузное сопротивление требованиям государственных институтов представляло собой отнюдь не потенциал оппозиции власти (социальный базис "демократизации" или либерализма), принципиального недовольства режимом, а ресурс адаптации к бедствиям, вызываемым той или иной активной политикой властей, потенциал устойчивости и залог выживания всего целого, которое в этом случае могло быть интегрировано лишь "механическим" образом, деятельностью властно-иерархических органов.
Если эти соображения справедливы, то материалы опросов должны не просто подтвердить их, а поставить ряд новых вопросов, относящихся уже к проблематике "затухающего" движения реформ, развития, изменения обществ советского типа. В статье предполагается проследить на данных регулярных опросов типа "Экспресс", проводимых ВЦИОМ (репрезентативная общероссийская выборка, N=1600 человек), как менялся состав и характеристики тех, кто в каждом случае высказывался за необходимость мирных переговоров с чеченским руководством о прекращении боев. Несмотря на то, что статистическое наполнение этих групп не позволяет вести детальный анализ их составляющих (допустимая ошибка начинает превышать фактические различия в распределении ответов респондентов, относимых к разным социально-демографическим группам), все же можно уловить общую тенденцию. Ее логика для нас гораздо важнее, чем собственно конкретный результат этих различий.
Российские "ястребы" и "голуби". Воспользуемся этими клише, распространенными в американской и официальной советской риторике времен "холодной войны", для обозначения двух позиций в отношении чеченской войны, существующих в России.
Так, в ноябре 1999 г. тон в обществе задавали сторонники жесткой политики: 61% опрошенных полагал, что наступление следует продолжать (причем более половины из них — 52% — настаивали на достижении успеха любой ценой, невзирая на перспективу больших людских потерь и затрат федеральной стороны). Воинственная риторика и волна массовой удовлетворенности в связи с демонстрацией новым руководством страны силы и желания навести порядок выразились и в том, что, предложи в тот момент В.Путин прекратить кровопролитие в Чечне и начни переговоры с чеченцами, его не поддержали бы две трети "ястребов", ранее признавших его новым национальным лидером. (У "голубей" обратная картина: здесь 93% одобрили бы эти его шаги, но их на тот момент было немного — чуть более четверти — 27%). Конечно, даже среди "ястребов" таких, кто сам был бы готов отправиться в Чечню воевать с сепартистами, было немного — 27% (среди "голубей" — 5%), что скорее свидетельствует о выражении общих установок, декларациях, понимании происходящего, чем о реальных мотивах действия. В определенном смысле речь идет о реакциях своего рода зрителей театра публичных масок, а не о фактическом поведении и участии. В пользу этого соображения говорит то обстоятельство, что уровень доверия цензурируемой информации с места боев, контролируемой и дозируемой властями, примерно один и тот же, что у "ястребов", что у "голубей". Среди первых "доверяют" сообщениям СМИ на эту тему 41%, среди "голубей" — 34%, не доверяют соответственно 56 и 60%.
Такое же распределение мнений в принципе сохранилось в декабре 1999 г. и в январе 2000 г. (если не считать, что число "голубей" уменьшилось). Настроения, которые преобладали, сводились к тому, что необходимо продолжать военные действия, в отвоеванных селах создавать местную администрацию из числа лояльных к российской власти чеченцев или вводить режим военного генерал-губернатора. 47% из тех, кто настаивал на продолжении наступления федеральных войск, были уверены, что боевики скоро будут разгромлены и на этом война закончится, среди сторонников мирных переговоров такой уверенностью обладали лишь 22%.
Поскольку по своей численности это была наибольшая группа (69% опрошенных в начале января 2000 г. считали необходимым продолжать наступление федеральных войск), то специфические социально-демографические характеристики не слишком сильно отличались от средних по всей выборке, указывая скорее общую направленность ангажированных и захваченных мобилизационным подъемом категорий населения. Чем же они отличались от средних показателей, а тем более — от "голубей"?
Прежде всего среди них больше мужчин, людей с высшим или средним специальным образованием, жителей больших городов, специалистов и квалифицированных рабочих, военнослужащих, людей с высокими доходами, вообще больше людей в самом активном возрасте (25-39 лет). Иными словами, это группы, которые обладают наибольшими социальными ресурсами. В них и большинство тех, кто полагает, что они и их семьи уже приспособились к переменам последних десяти лет (44%) или приспособятся в ближайшее время (23%); среди "голубей" подобные показатели заметно ниже, соответственно, 39 и 17%; причем 37% "голубей" заявили, что никогда не смогут адаптироваться в новых условиях (у "ястребов" — 29%). Понятно, что по мере увеличения числа сторонников мирных переговоров доля адаптированных и высокодоходных будет систематически расти, причем прирастая именно за счет более высокообразованных респондентов, специалистов, жителей больших городов (особенно отчетливо это проявляется в столице, где, по данным опроса "Экспресс"
за июль 2000 г., уже 35% специалистов, а это самая большая часть из них, выступала за мирные варианты решения проблемы, а "адаптированными" себя считали 57%; приспособиться же в ближайшем будущем надеялись 22%).
Отличие "голубей" от "ястребов" не имеет радикального характера: сторонников мирных переговоров трудно отнести к убежденным пацифистам или принципиальным противникам войны с чеченцами, более того, их нельзя заподозрить в сочувствии чеченским сепаратистам. Если несколько рационализировать их соображения, то отличие "голубей" от "ястребов" (большинство которых убеждено в возможности полной победы над чеченцами) сводится к тому, что они иначе представляют себе финал войны и ее цену: 47% сторонников мирных переговоров с чеченским руководством (будь то Масхадов или кто-то еще) полагают, что военные действия и, тем более, их продолжение приведут к огромным потерям с обеих сторон и ничем не закончатся, как это было в 1996 г., либо война примет затяжной характер и распространится на другие республики и регионы Северного Кавказа. Такая перспектива кажется вполне реальной и для более чем трети (36%) сторонников силового решения, войны до победного конца.
Можно сказать, что эти аргументы не выдвинуты заново, а представляют собой инерцию стойкого нежелания поддерживать какие-либо силовые акции, предпринимаемые властями в собственных целях, независимо от повода, причины и региона конфликта. Начиная с первых же исследований, мы от опроса к опросу фиксировали резко негативное отношение к использованию советских, затем — российских войск в Прибалтике или в Таджикистане, на Балканах или на Кавказе. Иными словами, эти ответы представляют собой выражение рутинного отношения ("отказа от участия") к любым акциям властей, будь они идеологического или мобилизационного характера, которые потенциально требовали бы усилий или жертв со стороны населения.
Массив "ястребов" более определен, более последователен в своих реакциях и консолидирован. Так, на вопрос, что делать, если федеральные войска будут нести большие потери, половина из них (49%) с упорством настаивала на том, что рано или поздно, несмотря на нынешние потери, боевики будут разгромлены, сопротивление чеченцев будет сломлено, однако 38% (среди "голубей" — 40%) все-таки с большим пессимизмом смотрят в будущее, полагая, что война завязнет и ничем не закончится.
Сумма пессимистических ответов у "ястребов" и "голубей" (2-я и 3-я строки табл. 1) различается, хотя и не радикально: 36 и 47% в январе и, соответственно, 49 и 61% в апреле 2000 г. Разница, таким образом, составляет 11-12 п.п. (или от 30 до 24% всех ответов). Различие, следовательно, заключается не в общей перспективе, а в ее оценках, оценках целей и средств, которые используются для их достижения, социального эффекта этих целей. "Затруднившиеся с ответом" по своим установкам и ориентациям составляют промежуточную категорию между "голубями" и "ястребами". В декабре 1999 г. и январе 2000 г. эти респонденты демонстрировали наибольшие сомнения и пессимизм в отношении исхода войны (среди них самые низкие показатели веры в победу федералов, соответственно 18 и 20%, в апреле 2000 г. — 32%). В апреле у этой категории опрошенных был отмечен и пик на ответы "война примет форму затяжного или хронического конфликта, постепенно расползаясь и на другие республики Северного Кавказа" (42%).
С ростом общего числа сторонников мирных переговоров в целом сокращается и относительный объем потенциальных или условных сторонников переговоров (на про-
1. Как Вы считаете, сейчас следует продолжать военную операцию в Чечне или начать мирные переговоры?
(в % от числа опрошенных в соответствующей группе):
а) "ястребы" ("продолжать наступление"^;
б) "голуби" ("начать мирные переговоры').
Чем завершится нынешний вооруженный конфликт в Чечне? 1999 г., декабрь 2000 г., январь 2000 г., апрель
"Ястребы" "Голуби" "Ястребы" "Голуби" "Ястребы" "Голуби"
Боевики будут разгромлены и вся Чечня вернется в состав РФ 52 29 47 22 43 28
Конфликт приобретет затяжной характер и распространится на другие территории Северного Кавказа 22 29 24 25 35 36
Конфликт приведет к огромным жертвам и ничем не закончится, как в 1 996 г. 8 19 12 22 14 25
От Чечни будут отторгнуты и возвращены в состав России ее северные районы 4 2 6 7 6 10
тяжении января-мая 2000 г.). Примечательна здесь позиция затруднившихся с ответом, позиция — в отличие от обычной манеры уходить от ответа со стороны некомпетентных или равнодушных к тематике вопроса респондентов — вполне осмысленная и представляющая собой промежуточную позицию между "ястребами" и "голубями". Это состояние людей, действительно не решающихся выбрать между значимыми вариантами и пытающихся найти рациональные аргументы в пользу той или иной позиции.
В первых замерах доля затруднившихся с ответом во втором случае почти в два раза превышает аналогичную долю в первом вопросе, затем она от опроса к опросу постепенно уменьшается — в 1,5 раза (в 9-м и 13-м), в 1,2 раза, и, наконец, на 9 и 17 пп., что свидетельствует о медленном сокращении потенциала неопределившихся. Можно сказать и иначе: первые реакции на доминирующие представления выражаются как растерянность и дезориентированность, трудность выбора или принятия решения, а затем (по мере накопления некоторой массы мнений, отклоняющихся от основной массы) позиция выбирается все легче и легче.
Демобилизация. Анализ динамики группы "затруднившихся с ответом" показывает, что составляющие ее респонденты обнаруживали при каждом шаге замеров переходные или промежуточные характеристики между "ястребами" и "голубями" по всему набору признаков. Однако весь период замеров можно разбить на два отрезка: инерция первой фазы — консолидация основной массы на базе агрессивного комплекса разгрома чеченских боевиков (до середины апреля 2000 г.) и после, до настоящего времени (или точнее, до последнего замера в октябре 2000 г.); вторая фаза — медленного разложения этого мобилизационного единства. В этом случае начинают привлекаться, подтягиваться группы, отличающиеся заметно большими социальными ресурсами: более высоким образованием, доходами, социально-профессиональным статусом, возможностями, открываемыми проживанием в крупных городах, опытом или, напротив, молодостью и т.п. Причем в' каждом втором проективном "выборе" ("...если войска будут нести большие потери"), явно против своей воли, подтягиваются все более социально значимые категории респондентов. Например, среди респондентов, затруднившихся с ответом при первом выборе, людей с высшим образованием при каждом последующем выборе будет несколько больше, чем при ответах на первый вопрос (продолжать наступление или начать переговоры): май 2000 г. — 13 и 16%; июль — 14 и 21; сентябрь — 14 и 16%; однако в октябре 2000 г., в связи с переломом ситуации, уже обратное соотношение — 22 и 19%. Доминирующей позицией становятся "мирные переговоры".
То же самое повторяется и при анализе тех респондентов, за счет которых увеличивается число сторонников прекращения военных действий и начала мирных переговоров: каждый последующий выбор систематически увеличивает среди них долю мужчин, респондентов в возрасте 25-39 лет (самые активные в социальном плане периоды жизни), более образованных, жителей больших городов, специалистов и высокодоходных, высокостатусных категорий опрошенных.
Таким образом, процесс демобилизации осуществляется как разложение прежнего состояния истерического национального единства и обеспечивающих его механизмов создания чрезвычайной ситуации, подъема, идеологического объединения вокруг власти на базе патриотической, государственно-патерналистской риторики. Важно подчеркнуть, что "ведущими", направляющими, задающими тон и основания оценок происходящего здесь выступают не наиболее образованные и компетентные группы в обществе ("социальная элита", по выражению Ю.А.Левады), а напротив, наиболеедепримированные и неимущие группы, с суженными информационными горизонтами и социально-культурными ресурсами.
Дело не в том, что более образованные группы не способны на выдвижение каких-то принципиально новых социально-политических программ и средств решения возникающих проблем, однако они не могут осуществить даже обычную, рутинную рационализацию ситуации. В каждой острой социально-политической ситуации (по крайней мере с середины 90-х годов) они обнаруживают свою зависимость от мнений и оценок самых бедных (в любом смысле) групп, следуют им, всего лишь артикулируя и тиражируя их представления. Иначе говоря, российская элита (а значит, и общество в целом) не обладает ресурсами изменения, какой бы природы они ни были. Поэтому характер происходящего на протяжении последних 5-7 лет определяется, задается, обусловливается либо интересами консервации и ревитали-зации власти, периодически слабеющей и теряющей в спокойной ситуации сзое влияние и авторитет, либо потребностями выживания и интересами наименее авторитетных значимых и влиятельных, но массовых периферийных групп, выступающих в качестве потенциала пассивной поддержки институтов власти и управления. Невозможность в силу разных причин — культурных, человеческих, организационно-институциональных — автономизации и самостоятельности групп, обладающих какими-либо ресурсами активности, оборачивается периодической редукцией сложности морфологической, социально-институциональной структуры общества, блокировкой развития, общим ощущением тупика, которые время от времени порождают судороги истерической мобилизации, негативной консолидации и поиски "сильной руки".
Динамика групп "голубей" и слабых "ястребов"
(в % от числа давших соответствующий ответ)
а) немедленное прекращение военных действий федеральных войск и начало мирных переговоров с чеченскими лидерами; б) прекращение военных действий и переговоры с чеченцами только в случае, если продолжение военных действий приводит к большим потерям федеральных войск.
Группы респондентов, выступающих за: "Экспресс'-опрос, дата проведения
1999 г. 2000 г.
N° 16 №21 №3 N° 4 N° 9 N° 13 N° 15 N2 16 N° 18 N9 21 № 22
26-29.11 24-27.12 14-17.1 21-24.1 25-28.2 17-20.3 7-10.4 26-29.5 20-25.7 22-25.9 27-30.10
а) в среднем 27 22 23 24 22 23 23 35 41 37 47
б) в среднем 17 16 21 17 11 12 14 14 21 19 18
Пол: а) мужчины 37 32 24 29 23 25 28 29 33 35 36
б) мужчины 42 32 41 37 31 32 38 46 40 36 43
а женщины 63 68 76 71 77 75 72 71 67 65 64
6) женщины 58 68 59 63 69 68 62 54 60 64 57
Возраст: а) 18-24 года 14 20 12 13 16 20 12 13 14 14 12
б) 18-24 года 19 12 14 16 14 9 18 18 15 15 10
а) 25-39 лет 30 24 29 24 26 29 29 29 28 29 27
б) 25-39лет 31 32 30 31 32 35 35 16 27 34 31
а) ^-54 года 26 23 24 22 23 22 24 21 22 23 27
б) 40-54 года 26 26 26 25 26 19 23 30 31 27 20
а 55 лет и старше 30 33 34 41 34 29 35 37 37 35 34
б) 55 лет и старше 34 30 30 29 29 36 24 36 27 25 39
Образование: а высшее 15 16 13 10 11 12 15 12 12 12 10
б) высшее 15 15 18 19 17 13 17 10 14 16 23
а среднее 46 50 44 46 46 51 49 44 46 47 45
б) среднее 47 51 48 43 49 52 47 50 53 53 51
а) ниже среднего 39 33 43 44 43 38 36 44 42 41 45
б) ниже среднего 37 33 34 38 33 36 35 40 33 31 26
Типы поселений: а большие города 40 45 38 34 38 40 43 40 39 38 36
б) большие города 36 35 33 34 49 39 43 36 42 45 40
а) малые города 33 29 29 33 36 35 27 33 33 33 36
б) малые города 31 40 46 40 34 33 25 34 35 28 35
а села 27 26 34 33 26 25 30 25 28 28 28
б) села 33 25 21 26 17 28 32 30 28 27 25
Социольно-профессион а руководители тльный ста 9 СО & 8 7 3 8 7 6 5 4
б) руководители 5 4 9 4 3 4 * 9 6 7 4
а специалисты 7 8 11 8 12 10 * 11 12 10 13
б) специалисты 14 17 16 14 15 13 * 9 11 15 21
а) служащие , 6 5 7 6 10 10 * 7 6 8 7
б) служащие 7 6 5 9 10 4 * 2 6 9 2
а квалифицированные рабочие 23 27 21 20 19 15 * 19 20 22 22
б) квалифицированные рабочие 28 21 21 23 15 22 27 25 22 20
а) учащиеся 5 5 4 6 6 6 • 6 4 5 5
б) учащиеся 9 7 4 11 6 5 * 3 8 4 4
а пенсионеры 30 29 33 38 31 26 * 35 35 33 33
б) пенсионеры 28 29 26 29 30 35 * 36 31 20 33
* В данном опросе задано иная социально-профессиональная шкала, не позволяющая сравнивать ее с другими опросами.
