CC BY
67
33
Евразийский Союз Ученых (ЕСУ) # 11 (20), 2015 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
АНТИКАРНАВАЛ И АНТИПОВЕДЕНИЕ В ПОВЕСТИ Н.В. ГОГОЛЯ «ВЕЧЕР НАКАНУНЕ ИВАНА КУПАЛА»
Радь Эльза Анисовна,
доцент, доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы Башкирский государственный университет, г. Стерлитамак
Сидорова Ирина Александровна,
студентка,
Башкирский государственный университет, г. Стерлитамак
АННОТАЦИЯ
В статье рассматривается актуальная для современного литературоведения проблематика, связанная с исследованиями функций карнавализованных образов и мотивов в поэтике повести Гоголя «Вечер накануне Ивана Купала». В результате анализа авторы доказывают, что в тексте обнаруживает себя антикарнавализация, реконструирующая образно-смысловые модели круговорота жизни. Антикарнавал - мало исследуемое явление в художественной системе творчества Гоголя. Данным подходом обусловлена новизна развиваемых в работе концепций. ABSTRACT
The authors studies a topical for modern literary problem connected with the investigation of the functions of carnivaliyed images and motives in the poetics of the novel by Gogol “The eve of Ivan Kupala”. As a result the authors prove that there can be found anticarnivalization in the text which reconstructs the imagery and meaning of the models of the life cycle. Anticarnival is a less studied phenomenon in the Gogol’s artistic system. This approach determines the novelty of the concepts developed in the research.
Ключевые слова: карнавал, антикарнавал, инициация, миф, круговорот жизни, мифопоэтика, перевернутый мир Keywords: carnival, anticarnival, initiation, myth, the cycle of life, mythopoetics, world turned upside down
Известно, что Н.В. Гоголем в цикле повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» создана карнавальная атмосфера, раскрывающая амбивалентность жизни, свободу и единение народа. Но повести интересны и тем, что в некоторых из них обнаруживается и противоположное явление - анти-карнавал, в котором герой оказывается безучастным ко всеобщему празднику, к динамичному движению жизни.
Повесть «Вечер накануне Ивана Купала» содержит черты карнавала и антикарнавала. Уже само заглавие сигнализирует читателю о праздничном времени, необходимом для реализации карнавала. Как писал М.М. Бахтин: «Празднество всегда имеет существенное отношение к времени. При этом празднества на всех этапах своего исторического развития были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Моменты смерти и возрождения, смены и обновления всегда были ведущими в праздничном мироощущении» [1, с. 17].
Элементы карнавализации проявляются в различных формах: в переодеваниях, в смешениях верха и низа, в разгулах героев, в брани, в магии праздничного времени. Однако в повести «Вечер накануне Ивана Купала» перечисленное - скорее выражение чертовщины, проклятия, инородности. Суть карнавальной культуры заключается в освобождении человека от устоявшихся правил и рамок, в его раскрепощении, и самое главное - во всенародном единении, в утверждении всеобщности и, как следствие значимости всеобщего, в утверждении жизни.
В «Вечере накануне Ивана Купала» обратная картина: на первый план выдвигается индивидуальное, утверждения жизни не происходит (Петро и Пидорка не обзаводятся детьми).
Ю.В. Манн в «Вечерах на хуторе близ Диканки» указал на отступления от карнавализации, обратив внимание
на то, что в сценах всенародного танца и неудержимого веселья возникают «странности» [4, с. 12], не позволяющие воплотиться идее круговорота жизни.
Так, в начале повести «Вечер накануне Ивана Купала» Басаврюк предстает средоточием зла: «отец Афанасий объявил только, что всякого, кто зазнается с Басаврюком, станет считать за католика, врага Христовой церкви и всего человеческого рода» [3, с. 33]. Он же, как нечистая сила, становится помощником Петруси в «ином мире». Будучи сиротой, Петро «нуждается» в отце-наставнике, и судьба предлагает ему черта-искусителя Басаврюка и отца Афанасия. Петро делает выбор в пользу первого.
В структуре повести можно выделить несколько основных центров - церковь, Медвежий овраг и шинок. Шинок -место появления черта на земле. Два раза Петро посещает это место - перед испытанием и после. Но выпиваемая им водка в шинке «противна ему» [3, с. 40]. Метафору водки можно рассматривать и как необходимый элемент праздничной сферы, и как причастность к дьявольским силам. Тем самым подчеркивается оторванность героя от какого-либо бытийного пространства и пребывание его в состоянии «между». К тому же, в селе люди звали его Петром Безродным, что свидетельствует о разъединенности с семьей, об оторванности от своих корней.
С праздничным временем сопряжена ритуальность действий, связанная с переодеванием, водой, огнем, папоротником, свадьбой и др. Местные девушки говорили, что если переодеть Петруся в щегольской, яркий наряд воина, то «заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних» [3, с. 34]. Но ряженье оказалось невозможным: «Но то беда, что у бедного Петруся всего-навсего была одна серая свитка, в которой было больше дыр, чем у иного жида в кармане злотых» [3, с. 34]. Автором подчеркивается устойчивая социальная иерархия, в которой герой не может выйти из своей сферы, нарушить жесткую структуру и тем
34
Евразийский Союз Ученых (ЕСУ) # 11 (20), 2015 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
самым приобщиться ко всеобщему карнавальному действу. Место, куда отправляется герой, мифологизировано, оно схоже с этапом инициации неофита: «... собрался он в дорогу и бережно спустился густым лесом в глубокий яр, называемый Медвежьим оврагом. Темно, хоть в глаза выстрели. Рука об руку пробирались они по топким болотам, цепляясь за густо разросшийся терновник.» [3, с. 36]. Заметим, что именно терновник изменяет внешний облик героя (неофиту необходимо принять другой вид во время обряда), разрывая по пути ему одежду.
Метаморфозы происходят и с ведьмой в лесу: «Большая черная собака выбежала навстречу и с визгом, оборотившись в кошку, кинулась в глаза им. Глядь, вместо кошки, старуха с лицом сморщившимся, как печеное яблоко, вся согнутая в дугу; нос с подбородком словно щипцы, которыми щелкают орехи. «Славная красавица!» - подумал Петро, и мурашки пошли по спине его» [3, с. 37]. Возможно, что образ собаки у Гоголя апеллирует к давнему христианскому представлению о том, что это животное есть средоточие греха и пороков. Образ кошки писатель связывал с проявлением нечистой силы, что можно обнаружить и в других его произведениях. Испытание, которое было послано Басаврюком, Петро проигрывает: сначала усомнился в сказанном Басаврюком («Не вздумала ли дьявольская рожа посмеяться? [3, с.
36]), а потом совершил детоубийство / братоубийство, пролив кровь младшего брата своей невесты Ивася. Постепенно создается образ хаоса как символическая проекция перевернутого мира. Важным источником хаоса предстает отклоняющееся поведение героя и сопряженное с ним безумие. «Воскресения» не происходит. После пробуждения герой начинает омертвевать. Внешний вид Петруся говорит о терзающей его внутренней сумятице, причиной которой стала сделка с нечистой силой: «Одичал; оброс волосами, стал страшен; и все думает об одном, все силится припомнить что-то, и сердится, и злится. Что не может вспомнить» [3, с. 40]. И такое описание аллюзирует к образу фольклорного черта.
Омертвевающему Петрусю противопоставлена природа и мир вокруг него. «Так прошло и лето» - «Уже и снег начал сеяться с неба» - «Наконец снега стали таять»
[3, с. 40] - происходит смена времен года, обновление природы. Даже холодная зима, не дающая плодов и урожая, показана «плодоносящей» («снег начал сеяться»; снегирь вытаскивал зерно из-под снега).
Колоритной представлена в повести сцена свадьбы Петро и Пидорки, которая напоминает карнавальное действо: «Начнут, бывало, наряжаться в хари - боже ты мой, на человека не похожи! Уж не нынешних переодеваний, что бывают на свадьбах наших. <.> Смех нападет такой, что за живот хватаешься. Пооденутся в турецкие и татарские платья: все горит на них, как жар... А как начнут дуреть, да строить штуки... ну, тогда хоть святых выноси. <.> Шум, хохот, ералаш поднялся, как на ярмарке» [3, с. 39].
И здесь наблюдается трансформация порядка в хаос,
свадьба принимает вид анти-свадьбы, анти-поведения. Не случайным, с нашей точки зрения, является упоминание в этом эпизоде о поджоге платья тетки: «Вот одного дернул лукавый окатить ее сзади водкою; другой, тоже, видно, не промах, высек в ту же минуту огня, да и поджег... пламя вспыхнуло, бедная тетка, перепугавшись, давай сбрасывать с себя, при всех, платье...» [3, с. 39]. Сбрасывание платья разоблачает героя, обнажая тайное и невидимое взору.
В обливании водкой можно увидеть анти-окропление, этот мотив усиливается авторским замечанием: «дернул лукавый» - указывая на связь с демоническими силами. Смех в повести исключительно бесовской. «Тут брякнул он [Басаврюк] с бесовскою усмешкою» [3, с. 36]; «.слышался хохот, более схожий с змеиным шипеньем» [3, с. 37]. Смех не зиждительный, не дарующий жизнь, напротив, он дьявольский, имеющий губительную силу.
Переодевание в бестиальные одежды в фольклорных обрядах символизирует смерть и новое рождение. Но в данном случае мотив нового рождения стёрт, так как Петро не прошел испытания в «ином мире», и его возвращение с того света можно считать мнимым. Символическая смерть не сменяется символическим возрождением. Как отмечает М.Я. Вайскопф, герой по возвращении с того света не проходит катартического процесса, «его домашнее пробуждение оказывается мнимым, т.е. Петрусь не только не воскресает, а еще глубже погружается в мертвечину» [2, с.156].
Так, в повести «Вечер накануне Ивана Купала» выявлены признаки отступления от карнавала, доказывающие доминирование индивидуализации над всенародностью, приводящее гоголевских героев к драме жизни.
Список литературы
1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - Москва: Эскмо, 2014. - 704 с.
2. Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2002. - 686с.
3. Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки [Текст]. -Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2009. - 175 с. - (Русская литература).
4. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. 2-е изд., доп. - М.: Худож. лит., 1988. - 413 с.
