CC BY
37
Власенко Николай Александрович
доктор юридических паук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, профессор кафедры теории права и государства Юридического института РУДН, главный научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Vlasenko Nikolay Aleksandrovich
doctor of law, professor, honored lawyer of the Russian Federation, professor of the department of theory of law and state at the RUDNLaw institute, chief researcher at the institute of legislation and comparative law under the Government of the Russian Federation
E-mail: nikolai_i'lasenko @m ail.ru
Антиинновационные тенденции в современной юридической науке Anti-inn ovation trends in modern legal science
Когда речь идёт о научных инновациях, нужно быть предельно бдительным
Аннотация. Анализируется развитие кризисных тенденций в современной юридической науке. Новации в правоведении не всегда продуктивны и полезны, более того «засоряют» понятийный аппарат теории права, привносят неаргументированные положения и идеи. Бездоказательные знания — одна из главных и социально опасных тенденций в современной правовой науке. Бесплодные положения и идеи превращают науку в социально бессмысленное явление, не способное к саморазвитию и не нужное для практики. Не менее опасным, особенно для развития понятийного аппарата, является удвоение терминологии. «Новые» категории и понятия часто имеют двойников и ничего кроме путаницы для развития юридической науки не дают. Попытки обоснования метафор как новых юридических категорий часто бесплодны и бесполезны, ибо они также имеют дублёров.
Нарушение методологических принципов познания нередко подаются как новации в теории права. Философские категории без всяких оговорок, осмотрительности, особенностей адаптации называют правовыми. Такая лёп<ость «переодевания» не допустима. Нередко исследуемые явления учёные называют категориями. Предлагается отличать правовые понятия, отражающие с той или иной полнотой реалии действительности и научные категории как наиболее общие понятийные образования, отражающие фундаментальные закономерности развития юридической науки. Критикуется увлечение специалистами обосновывать «парность» правовых категорий. Автор считает, что правовому регулированию свойственна парность, но это не означает наличие в теории права парных категорий. Делается вывод — в правоведении нет и быть не может парных категорий. Однородность такого явления как право это исключает.
Отдельное внимание уделяется заимствованиям. Приводятся примеры тиражирования одних и тех же идей в авторефератах, научных статьях, а также примеры, когда одно и то же положение защищается в диссертациях по нескольку раз. Делается вывод о недопустимости такого явления в российской юридической науке.
Подводя итог сказанному, отмечается, что юридическая наука — явление консервативное, которое ей придают особенности права, его природа. Но в этом и ценность права. Юридическая наука — явление самостоятельное, со своими закономерностями, предполагающая адекватное отражение таких реалий как государство и право.
Ключевые слова: юридическая наука, кризис права, кризис юридической науки, научные инновации, ложные знания, юридическая терминология, метафоры, принципы научного познания, плагиат, заимствования.
Annotation. The article anaiyzes the deveiopment of crisis trends in modem légal science. Innovations in jurisprudence are not always productive and useful; moreover, they "clog" the conceptual apparatus of the theory of law, introduce unreasoned propositions and ideas. Unsubstantiatedl knowledge is one of the main and socially dangerous tendencies in modem légal science. Barren positions and ideas turn science into a socially meaningless phenomenon, incapable of self-development and not needed for practice. No less dangerous, especially for the deveiopment of the conceptual apparatus, is the doubling of terminology. "New" catégories and concepts often have duplicates and give
nothing but confusion for the development of legal science. Attempts to substantiate metaphors as new legal categories are often fruitless and useless, because they also have duplicates.
Violation of the methodological principles of knowledge Is often presented as innovations in the theory of law. Philosophical categories are called legal categories without any reservations, caution, or special adaptations. This ease of "dressing up" is not acceptable. Scientists often call the studied phenomena categories. It is proposed to distinguish between legal concepts that reflect with one or another completeness the realities of reality and scientific categories as the most general conceptual formations, reflecting the fundamental laws of the development of legal science. The author criticizes the specialists' interest in justifying the "parity" of legal categories. The author believes that pairing is inherent in legal regulation, but this does not mean that paired categories exist in the theory of law. It is concluded that there are no paired categories in law. The homogeneity of such a phenomenon as law excludes this.
Special attention is paid to borrowings. Examples of replication of the same Ideas in abstracts, scientific articles, as well as examples when the same position is defended in dissertations several times are given. The conclusion is made about the inadmissibility of such a phenomenon in the Russian legal science.
Summing up the above, it is noted that legal science is a conservative phenomenon, which is given to it by the peculiarities of law, its nature. But this is the value of law. Legal science is an independent phenomenon, with its own regularities, assuming an adequate reflection of such realities as the state and law.
Keywords: legal science, crisis of law, crisis of legal science, scientific innovation, false knowledge, legal terminology, metaphors, principles of scientific knowledge, plagiarism, borrowing.
Введение
О кризисе современной правовой надстройки, в том числе в законодательном процессе и юридической науке мне уже приходилось писать1. Многие авторы с этим согласились, другие — нет. Тема конференции об юридических инновациях вначале мне показалась «околоюридической», однако, размышляя, пришёл к выводу, что поставленные организаторами форума проблемы чрезвычайно актуальны ещё и потому, что это и повод обсудить «внутренние дела» в корпусе учёных-юристов. Одна из них, как видится, качество исследований, их продуманность, выверенность с позиции философии, теории познания как высших мерил истинности суждений. Я выбрал проблему, которая не первый год беспокоит меня — уровень, обоснованность и фундаментальность научных достижений. Речь идёт о качестве диссертаций, причём и кандидатских, и докторских. Положения, выносимые на защиту, сформулированные в них, — часто не новы, не доказательны, технически не поданы и не отточены. Конечно, в последние годы, после реформы диссоветов, введения критериев «оригинальность», «степень заимствования» и др., многие показатели улучшились. Между тем, сказать, что дело исправилось полностью или даже в большей части, пока нельзя. Цель доклада — обратить внимание на складывающиеся неблагожелательные закономерности в формировании отечественных научных знаний о праве. В первом приближении видятся следующие тенденции, так или иначе не способствующие развитию юридической науки. Это наполнение системы знаний необоснованными и бездоказательными идеями и конструкциями, удвоение терминологии, необоснованная метафоричность, так называемая «философская вольность» или попросту игнорирование принципов и требований научного познания, прямое или скрытое заимствование чужих идей и положений.
Необоснованные и неаргументированные знания
Одной из тенденций антиинновационных «новаций» является появление бездоказательных или слабо аргументированных знаний. В большинстве случаев такие «знания» подкрепляются примерами и фактами, не обладающими качеством подтверждения тезиса, идеи; нередко они и тенденциозно подобраны. Научное познание требует такого плана ложность и необоснованность опровергать. Само по себе опровержение есть логическая операция установления ложности или необоснованности выдвинутого тезиса2. Способы опровержения известны: опровержение фактами, установление ложности, антитезис, выявление несостоятельности демонстрацией3. Здесь заметим следующее. Юридическая наука по характеру и природе — социальная, и выдвигаемые положения в большинстве случаев требует подкрепления аргументами, фактами. Некоторые авторы стремятся их привести как можно больше, полагая, что это придаст убедительность идее. И вот здесь, исходя из сказанного выше, на помощь приходит такой логический приём как выявление несостоятельности идеи, положения демонстрацией. Этот способ показывает ошибки в системе доказывания. Речь идёт о подборе аргументов, из которых истинность опровергаемого тезиса не вытекает. Известный специалист по формальной логике А.Д. Гетманова уточняет: «Обнаружив ошибки в ходе демонстрации, мы опровергаем её ход, но не опровергаем сам тезис»4. Таким образом, тезис или идея в юридической науке могут и «жить», но без научного обоснования. Приведём пример. Н.В. Путило постави-
1 Власенко H.A. Разумность и опредепённость в правовом регулировании. М., 2015. С. 35-37; он же: Кризис права: пробпемы и подходы к решению. Журнал российского права. 2013, № 8; он же: О кризисных тенденциях в праве. Юридическая техника. 2014; № 8.
2 Гетманова А.Д. Учебник по логике. М., 1994. С. 185.
3 Гетманова А.Д. Указ. соч. С. 186-187.
4 Гетманова А.Д. Указ. соч. С. 187; см. также: Ивин A.A. Современная логика. М., 2009. С. 173-175.
ла задачу поиска критериев социального государства. Автор приводит немало точек зрения по этому вопросу, сожалея, что ни одну позицию нельзя признать истинной, и предлагает свои одиннадцать «формально-юридических критериев социального государства». Прежде всего, смущает подход: правомерно ли вообще ставить вопрос об юридических критериях социального государства? По-другому говоря, может ли право быть критерием оценок государственности? Дело в том, что социальных положений и ценностей в формально-правовой основе государства может быть заложено немало. Так, в модернизированной Конституции России в 2020 году их стало ещё больше. Но является ли это средством измерения социальности государства? Получается некая игра: государство, называя себя социальным, пусть даже посредством обсуждения и голосования, прописывает это качество в собственных нормативных правовых документах, убеждая население в этом не сомневаться. Что-то напоминает сталинскую Конституцию СССР 1936 года, в которой с точки зрения логики и юридической техники всё было выписано безукоризненно, но в жизни представляло собой фикцию. Да и сами формально-юридические критерии, предложенные Путило, не убеждают, например, закрепление принципа социального государства в конституции, отражение в Основном законе социальных прав, состояние социального законодательства и др. Нового подхода у автора не получилось1. Здесь и срабатывает логика опровержения — продемонстрированные автором критерии «не работают», не убеждают в том, что они есть реальные показатели социальности государства. Истина в том, что тезис о социальном государстве, его критериях может иметь место, но предложенный в обоснование факгаж не подтверждает утверждения.
Однако есть случаи ещё более проблематичные. Речь идёт о ситуациях, когда вдея заявляется, но аргументов в её обоснование не приводится. Такое наблюдается в статье И.А. Фаргиева «Специальный закон о толковании права — веление времени!». Как видно, название материала резкое, я бы сказал пафосное. Однако, проследим аргументацию в пользу такого заявления. В начале статьи автор говорит о важности толкования права в практической жизни и юридической деятельности, с чем никто не спорит. И неожиданно подытоживает: «В России и в мире в целом сложилось два основных типа правопонима-ния: позитивистское и интегративное, последний тип, в свою очередь, дифференцируется на два вида: научно-дискуссионное и научно-обоснованное»2. Автор не учитывает, что в современном мире, в том числе и России, существует пёстрая гамма школ и направлений правопонимания, более того, они эво-люционизируют, где так называемый чистый позитивизм уступает место умеренному (естественно-позитивистскому направлению); не менее популярна школа нового естественного права; набирают обороты коммуникативные подходы правопонимания и др. Интегративное правопонимание никогда не было альтернативой какому-либо правопониманию, тем более такому классическому как юридический позитивизм. После статьи А.Ф. Черданцева «Интегративное недопонимание права»3, желающих «разделять» данную позицию в деле правопонимания, как показывает анализ современной юридической литературы, поуменьшилось. Вызывает недоумение тезис Фаргиева о том, что интегративное правопонимание дифференцируется (а кем — неизвестно?) на два вида: «научно дискуссионное» и «научно обоснованное». Неясно, где же скрывается этот таинственный критерий, позволяющий отграничить научно-дискуссионное и научно-обоснованное интегративное правопонимание. Всё это похоже на околонаучную схоластику, и не более того. Дальше больше. Автор вдруг заявляет: «Правовой (юридический) позитивизм» рассматривает право «независимо от экономических и классовых отношений». Где и кто из позитивистов писал, что право не зависит от экономики, классовой структуры общества и др.? Как раз наоборот. Тот же А.Ф. Черданцев, несомненно, сторонник позитивизма, указывает на следующие основные черты права: «В заключение напомним интеграторам основные характеристики понимания права: нормативность, системность, генетическая и функциональная связь с государством (государство издаёт или санкционирует другие социальные нормы, обеспечивает их соблюдение), волевой характер права, общеобязательность, обусловленность права общественным бытием (экономика, политика, мораль, идеология, интересы и т.п.). Все указанные признаки существенны, могут быть конкретизированы. Элиминация (исключение) какого-либо из них превращает право в нечто иное. Спрашивается, — подытоживает автор, — чего же недостаёт с точки зрения интегративистов в приведённой характеристике права?».4
Автор считает теоретически несостоятельной и практически неприемлемой позицию, согласно которой толкование выполняет прагматическую функцию в правоприменительной деятельности, т.е. способствует преодолению технических неясностей, неточностей и восполнению пробелов в праве5. Спрашивается, в чём же тогда смысл прагматической функции? Только в том, чтобы разъяснять смысловые дефекты? Это означает, не более или не менее, как недооценку роли толкования права в юридической практике, практической жизни в целом. Завершает статью в общем верный тезис о повышении роли толкования «в случае принятия специального закона о нормативных правовых актах»6, где предлагается
1 Путило Н.В. Юридические критерии социального государства: новые подходы. ЖРП. 2016, № 10. С 15-25.
2 Фаргиев И.А. Специальный закон о толковании права — веление времени! Правосудие.2020. № 2. С. 33.
3 Черданцев А.Ф. Интегративное недопонимание право. ЖРП, № 10.2016. С. 9-14.
4 Черданцев А.Ф., указ. соч., с. 14.
5 Фаргиев И.А. Указ. соч., с. 40.
6 Там же. С. 42.
«дать легальное определение толкованию прав». Возникает вопрос — для чего нужно было так пафосно ставить вопрос о необходимости специального закона о толковании права как велении времени, да ещё в названии материала, если всё свелось к идее, имеющий где-то тридцатилетнюю историю, о необходимости принятия закона о нормативно-правовых актах? А как начиналось! Но больше всего удивляет вывод Фаргиева И.А.: «Толкование права, оказывающее серьёзное влияние (выделено нами — Н.В.) на правотворческую и правореализационную практику, может быть только официальным»1. Оставим без комментария мысль учёного, особенно в части «серьёзности».
О теоретических «новинках», или удвоение терминологии
Одна из вредных тенденций в современной теории права — удвоение терминологии, ибо это необоснованно засоряет терминологический арсенал науки. Нередко это связано с употреблением метафор, на что обращалось внимание в юридической науке, в том числе и мною2. Например, совершенно несостоятельна попытка обоснования такой научной категории как «правовое поле». Это ничто иное как метафора и, анализируя доводы авторов, становиться понятным, что речь идёт о предмете правового регулирования. Таких примеров можно привести немало. Однако печаль ещё и в том, что удвоение понятийного аппарата проникает и в сферу диссертационных исследований. Так, в 2017 году Тарасевичем И.Б. была защищена кандидатская диссертация «Адекватность языка закона». Возникает вопрос — что понимать под адекватностью языка закона? Теории юридической техники известны такие требования к законодательству как ясность и точность его текста. В середине 90-х мною обосновывалась идея точности выражения формы права3. В чём же самостоятельность «категории адекватность языка закона»? Читаю автореферат. В самом начале раздела «Научна новизна» автор заявляет следующее: «Диссертация является первым теоретико-правовым исследованием, в котором проблема адекватности языка закона рассматривается как самостоятельная, не совпадающая с проблемой его качества»4. Трудно объяснить позицию автора, по его мысли — адекватность языка нужна и необходима, это красная линия диссертационного исследования, но с качеством текста нормативного правового акта она, оказывается, никак не связана. Обращаем свой взор на объект и предмет исследования. Здесь также много, мягко говоря, неясностей и вопросов. Под объектом исследования учёный видит «многообразие языковых форм и способов конструирования и выражения законов...». «Предметом исследования, — утверждает автор, — являются корреляции признаков адекватности языка закона с наиболее эффективными технико-юридическими, организационными и идеологическими средствами её достижения, применяемыми в разных сферах действия права»5. В связи со сказанным отметим. Языковые формы (средства) выражения права были предметом многочисленных работ теоретиков права, достаточно вспомнить такие имена как A.A. Ушаков, A.C. Пиголкин и др. Под предметом, если я правильно понял, и если развеять витиеватость, соискателю видится адекватное выражение мысли нормоустановителя, с помощью которого можно достигнуть максимального эффекта его действия. Мысль не нова —у неё многовековое прошлое.
Словом, адекватность языка закона, как самостоятельный термин, не выдерживает критики. Термины точность языка закона, точность выражения формы права давно и прочно вошли в юридическую науку и в дублёре не нуждаются. Сама диссертация есть некая калька известных положений теории права. Обратимся к отраслевым примерам.
Д.С. Дерхо в своей диссертации на соискание учёной степени кандидата юридических наук обосновывает идею конституционного правообразования как категории конституционного права6. В положениях, выносимых на защиту (п. 1), отмечается, что это авторская концепция, согласно которой вся совокупность процессов, обеспечивающих возникновение и последующую динамику правил поведения конституционного уровня, охватывается единым понятием «конституционное правообразование», включающее две формы — «конституционное правотворчество» и «конституционно-правотворческая интерпретация»7. Прежде заметим, что проблема правообразования достаточно исследована и исследуется в юридической науке8. Большинство авторов исходит из того, что правообразование — многофакгорный социальный процесс возникновения, изменения и развития права. В.В. Оксамытный в своём учебнике выде-
1 Фаргиев И.А. Указ. соч. С. 42.
2 Власенко H.A. Риск как правовое понятие и как метафора. Юридическая техника. 2019, № 13. С. 136-141; Власенко H.A., Баранов В.М. Метафоры в праве: методологическая опасность и перспективы. Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. 2019. № 1, С. 11-18.
3 Власенко H.A. Проблемы точности выражения формы права (лингво-логический анализ). Докторская диссертация. 1997.
4 Тарасевич И.Б. Адекватность языка закона. Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук. М., 2017. С. 9.
5 Тарасевич И.Б. Указ. соч., с. 6.
6 Дерхо Д.С. Конституционное правообразование как категория конституционного права и нормативная модель. Автореферат канд. дисс. Екатеринбург. 2019.
7 Дерхо Д.С. Указ. соч. С. 9.
в См., например: Трофимов В.В. Правообразование в современном обществе: теоретико-методологический аспект. Саратов, 2009; Придворов НА, Трофимов В.В. Правообразование и правообразующие факторы в праве. М.; 2012.
лил около десяти правообразовательных форм, в том числе интерпретационное право1. Возникает вопрос не только в новизне и не сколько, а необходимости в «множении» отраслевых видов правообразо-вания. Если следовать идее автора, можно выделить десятки отраслевых видов правообразовательного процесса. Наверное, в каких-то отраслях найдутся особенности, но в работе Д.С. Дерхо их нет. Однако исследователь в части «множения» категорий идёт дальше и пишет следующее. «Автором введены в научный оборот понятия «конституционно-правотворческая интерпретация», «конституционно-правотворческая синергия», «каузативная и селективная детерминация конституционного правообразо-вания»2. Начинаем выяснять — а что нового таят предлагаемые категории конституционного права? Выясняется, что всё несложно и давно известно. Не текстуальное развитие конституции есть ничто иное как «конституционно-правотворческая интерпретация»3. Каузативная детерминация конституционного правообразования есть накопление факторов, порождающих «нуждаемость в текстуальном и нетекстуальном развитии Конституции». «Селективную детерминацию конституционного правообразования» автор связывает «сознательно-волевой деятельностью компетентных субъектов» в деле выбора форм конституционного правообразования. Как видно, всё достаточно просто и давно известно — ив части накопления факторов, подвигающих правосознание к необходимой модернизации конституции, и в части компетентных субъектов в выборе законных форм в решении обновления конституции. И что же термин «каузативность» существенного вносит в науку конституционное право? И здесь всё просто — термин активно используется в лингвистике, когда речь идёт о формах глагола, их побудительных начал. В настоящее время термин «перекинулся» в игры, где означает действие, ход другого игрока. Так насколько же обогатилась теория конституционного права? Неужели никто никогда не написал о связи юридических фактов, о их зависимости и т.д.? Такой литературы в юриспруденции немало. Теперь о такой «добавке» в лексикон конституционного права как «селективная детерминация конституционного правообразования». И здесь всё просто и, простите, банально. Термин, по данным Википедии, берёт своё происхождение из технических наук (физики, электротехники и др.) и означает выбор, защиту. Автором используется в значении выбора должных форм конституционного правообразования.
О синергии. У Дерхно находим понятие «признаки синергетической системы», а также «конституционно-правотворческая синергия». Существо предлагаемых новелл у автора сводится к «слиянию Основного закона и правовых позиций КС РФ в неразрывный регулятивный комплекс — единый источник права метауровня, образование и развитие которого обеспечивается синергетическим взаимодействием конституционного правотворчества и конституционной правовой интерпретации». Нужно ли было столько «накручивать», чтобы сказать простое: Конституция и правовые позиции КС РФ есть нечто связанное, есть некая нормативная основа правовой системы. И кто с этим спорит? Другое дело — так ли уж слиты и всегда ли едины норматив Конституции и правовые позиции КС РФ? Тем более, что сам и КС РФ к своим высказываниям, с позиции времени, относится весьма осторожно.
Итак, состоятельность нововведений Дерхо Д.С. сомнительна. Результат размышления над такими новеллами приводит к сожалению о нарастающей тенденции «засорения» научного лексикона в юриспруденции. Такие примеры можно продолжить.
Философские вольности как «новации» в современном правоведении
Философия утверждает, что категория — это «предельно широкое понятие, в котором отображены наиболее общие существенные свойства, признаки, связи и отношения предметов, явлений объективного мира»4. Иногда философы утверждают, что категория — предельно общие, фундаментальные понятия6. По К. Марксу категория — это существенное, типическое во всем многообразии содержания.
«Каждая наука, — констатирует Н.И. Кондаков, — имеет систему своих категорий»6. В правоведении такую попытку в 1976 году осуществил A.M. Васильев7. С тех пор прошло немало времени, и, несомненно, современная юридическая наука давно нуждается в аргументированном фундаментальном исследовании в этой области.
Так, философия исходит из того, что категории — это фундаментальные и наиболее общие понятия, отражающие в явлении наиболее существенное и типичное. Категории в науках имеют системно-структурное построение, предопределяемое их онтологической связью, зависимостью. Многим категориям свойственна так называемая «парность». А.П. Шептулин блестяще показал систему парных категорий (движение и покой; количество и качество; причина и следствие; содержание и форма; сущность и явление; и др.)8. Парные категории имеют специфические отношения между собой: их стороны («субъ-
1 Оксамытный В.В. Общая теория государства и права. М., 2015. С. 319-320.
2 Дерхо Д.С. Указ. соч. С. 8
3 Там же. С. 9.
4 Кондаков Н.И. Логический словарь — справочник. М., 1976. С. 240.
3 Философский энциклопедический словарь. По ред. A.M. Прохорова. М., 1983. С. 251.
6 Кондаков Н.И. Указ. соч. С. 241.
7 Васильев A.M. Правовые категории. М., 1976. В сфере правовой политики интерес представляет книга A.C. Авто-номова. Правовая онтология политики. К построению системы категорий. М., 1999.
8 Шептулин А.П. Категории диалектики. М., 1971. С. 159-222
екты») отражают разное содержание и находятся в состоянии «покоя», могут не меняться (сохранять состояние покоя), несмотря на изменение содержания противоположности.
Если философию считать методологической основой, базой познания действительности социальными науками, в том числе юридической, то учёный, по крайней мере, должен придерживаться её рекомендаций. Сказанное — вещь очевидная, но приходится об этом напоминать. В связи со сказанным правоведению необходимо решить следующие вопросы:
— насколько учёные-правоведы свободны, когда философские категории, без всяких оговорок и осмотрительности, называют правовыми? Нет сомнения, что речь идёт о наполнении юридическим содержанием философских понятий. Однако лёгкость «переодевания» правовой материи в философские категории настораживает, например, вопрос о парности категорий «определённость» и «неопределённость» в философских и иных науках до сих пор не решён и практически никто из философов данные категории парными не называет. В юридической науке так называемая «философская нерешённость» часто игнорируется1;
— допустимо ли практически любое исследуемое явление и сформулированное понятие называть категорией? С.Ю. Суменков провёл интересное и полезное изучение исключений в праве, при этом «правила и исключения», охарактеризовал «как парные юридические категории»2. Представляется, что всё-таки нужно отличать правовые понятия, отражающие с той или иной полнотой реалии действительности и имеющие разные предназначения в теории и научные категории, их систему. Именно это обстоятельство не только создаёт науку, но и предопределяет, фиксирует уровень её развития, выступает основой динамики знаний. С нашей точки зрения, A.M. Васильев, создавая книгу «Правовые категории», шёл по этому пути.
О парности явлений в праве и «резком» появлении парных правовых категорий нужно отметить специально. Парность явлений замечена давно, пожалуй, со времён Платона. О присущей праву и праворегулированию парности отмечает А.Ф. Черданцев3. Уже упомянутый A.M. Васильев поставил проблему парных категорий в правоведении4. В.В. Нырков провёл специальное исследование по данной проблеме и сформулировал следующее определение: «Парные юридические категории есть такая логическая форма (особая пара понятий), которая имеет целью отразить в общей теории объективное единство и взаимодействие двух противоположных явлений, тенденций, свойств правовой жизни характеризуется специальным алгоритмом, основанным на логико-философских знаниях своего теоретического рассмотрения»5. В этой дефиниции смущает так называемая «правовая жизнь», по существу отрицающая парность. Если явления, выраженные в правоведении в форме категорий, имеют общую правовую природу, то вправе ли мы ставить вопрос об их взаимоисключаемости, полярности и изолированности? Эти требования познавательной методологии в данном случае не выполнимы. Возможно, A.M. Васильева именно это останавливало, и он лишь поставил проблему парных категорий в праве. Сомнение в существовании парных категорий в праве я выражал и ранее6, но сейчас всё больше убеждаюсь в своей правоте. На мой взгляд, происходит подмена понятий — парность, существующая в праве, часто подменяется обоснованием, а затем сопоставлением категорий. Последние есть фундаментальные, ёмкие понятия, как уже отмечалось. Когда же речь идёт о парности, то имеется ввиду их разная, взаимоотталкивающая природа (например, движение — покой). Отсюда вывод — в юридической науке запарные правовые категории часто выдают явление парности. Парных правовых категорий в правоведении нет и быть не может — однородность такого явления как право это исключает.
Между тем, парные категории в современном правоведении множатся и множатся. С.Ю. Суменков, как отмечалось, парными категориями называет «правила и исключения»7. Это не категории правоведения, а понятия, имеющие общую природу социальных правил. Исключение из общего правового правила — также правило, только иное по характеру. Д.Е. Петров дифференциацию и интеграцию юридических норм называет парными категориями8. Тенденции дифференциации и интерпретации есть общее свойство материи, в том числе социальных правил и их разновидности — юридических, и с этих позиций собственными категориями права рассматриваться не могут. Это подмена понятий.
Ф.М. Раянов предлагает рассматривать «гражданское общество и правовое государство как парные категории в теории обществоведения и в реальной жизни»9. Автор считает, что в качестве парных кате-
1 Например, название научной конференции «Определённость и неопределённость права как парные категории: проблемы теории и практики» говорит само за себя. См.: Материалы XII международной научно-практической конференции 17-21 апреля 2017 г. M., 2018.
2 Суменков С.Ю. Исключения в праве. M., 2016. С. 84-101.
3 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в юриспруденции. М., 2012. С. 272.
4 Васильев A.M. Правовые категории. С. 238-262.
5 Современные методы исследования в правоведении. Под ред. Н.И. Матузова и AB. Малько. Саратов: 2007. С. 193-194.
6 Власенко H.A. Проблемы правовой неопределённости. С. 18.
7 Суменков С.Ю. Исключения в праве. С. 84-100.
в Петров Д.Е. Дифференциация и интеграция структурных образований системы российского права. Саратов, 2015. С. 99.
9 Раянов Ф.М. Гравданское общество и правовое государство. M., 2015. С. 263 (и др.).
горий они могут иметь место и в теории познания и в обществоведении. Несомненно, «гражданское общество» и «правовое государство» — самостоятельные научные категории, имеющие большую репутацию в общественном познании, и здесь вопросов в определении их статуса нет. Однако, правомерно ли рассматривать их как категории парные — насколько отношения парности отвечают требованиям взаи-моисключаемости и независимости. Может ли одна категория сохранить «покой» и стабильность, если другая, противоположная, подвергнута изменениям или движению, на что обращают внимание философы. Нет, потому что очевидно, что правовое государство — часть гражданского общества, его элемент и т.д. В учебниках по философии констатируется, что общество имеет социальную систему как «отдельно взятое самодостаточное общество, функционирующее в форме суверенного государства»1. Если общество, как полагал Аристотель, наделено свойство государствообразования, то можно ли ставить вопрос о парности этих понятий? Ответ напрашивается сам собой — конечно, нет.
Удвоение терминологии. Роль метафоричности
О роли метафор в юридической науке, их методологической опасности выше уже отмечалось. Подчеркнём, с одной стороны, метафоры в правовой науке есть средство наглядности и образности, с другой — представляют собой опасность в случае их понимания как истины. Однако, не верным будет полагать, что «метафорические» диссертации в юридической науке не нужны. Совершенно нет. Интересный в этом плане является исследование Васильевой A.A. «Международно-правовые последствия исчезновения территорий государств»2, где речь идёт о погружении части территории под воду. Здесь метафора «исчезновение территории» по существу выполняет функцию юридической категории. Аналогичное можно сказать об устоявшемся метафорическом высказывании «автоматические санкции»3. Эти примеры можно продолжить. Однако сказать о том, что попытка обосновать метафоры как парные категории продолжается, иногда и с привлечением оценочных понятий. Например, A.B. Одинокова защитила кандидатскую диссертацию на тему «Повышенная юридическая ответственность специального субъекта» (Н. Новгород, 2020) Однако в теории права с давних времён для решения частных проблем используется такое свойство права как соразмерность4.
О заимствованиях
Социальные и гуманитарные науки — вещь непростая, крайне информативная, бурная, поточная; что-то конструктивное привносится и с годами становится и устоявшимся, и привычным, и само собой разумеющимся. В этом плане интересен феномен книги Д. Рене «Основные правовые системы современности», которая впервые была переведена на русский язык и издана в СССР в середине 60-х годов прошлого века5. Книга многократно переиздавалась и сегодня больше известна как работа, выполненная в соавторстве с Камиллой Жоффре-Спинози6.
Давид Рене, и в этом его историческая заслуга перед мировой юридической наукой, первым произвёл классификацию правовых систем в мире посредством разделения их на семьи. Первоначально были выделены такие семьи как романо-германская, семья общего права, мусульманское право и социалистическое право (тяготеющее к романо-германской правовой системе). Эти положения стали базовыми и вошли в университетские учебные программы по теории государства и права в большинстве стран мира. Современная учебная литература около пятидесяти лет воспроизводит модель деления правовых систем, предложенную Д. Рене7. Последующие авторы, издав объёмные учебные пособия, с интереснейшей детализацией многих правовых систем, также не ушли от указанного классического деления8.
Возникает вопрос: в какой мере допустимо использование идеи Д. Рене без каких-либо упоминаний о его книге? Дело в том, что в современной учебной литературе раздел о планетарных правовых системах присутствует обязательно, и это правильно. Другое дело ссылка на автора. Однако, многие коллеги в лучшем случае, лишь упоминают Д. Рене в общем списке рекомендованной или использованной литературы. Думаю, что пока время простого упоминания автора наряду с теми, кто исследовал эту проблему, не пришло. Моральная обязанность каждого, пишущего на эту тему, отдать должное автору в тексте, где речь идёт о замечательном делении правовых систем. Таков ответ на поставленный мной вопрос.
В теории права время от времени появляются новые положения; в начале они нередко активно подхватываются и разрабатываются представителями отраслевых наук. Наступает момент, и теорети-
1 Антюшин С.С. Основы философии. М., 2010. С. 331.
2 Васильева A.A. Международно-правовые последствия исчезновения территорий государств. Автореферат канд. юрид. наук. М.; 2018.
3 Васильев П.В. Автоматические санкции в российском праве (теория, практика, техника). Автореферат дисс. канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2014.
4 См. подробнее: Бажанов АА Соразмерность как принцип права. Автореферат дисс. кацд юрид наук. М., 2019.
3 Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1967.
6 Рене Давид Камилла Жоффре-Спинози. Основные правовые системы современности. М., 1998.
7 Правовые системы мира. Под ред. А.Ф. Черданцева. Екатеринбург. 1995; надо сказать что и автор этих строк в учебнике по теории государства и права, в гл. Правовые системы современности, воспроизвёл эту классическую модель (см. Власенко H.A. Теория государства и права. М., 2018 (гл. 20).
в См.: Саидов А.Х. Сравнительное правоведение (основные правовые системы современности). М., 2000; Хашматул-ла Бехруз. Сравнительное правоведение. М., 2008.
ческая идея, что называется, пошла в жизнь, т.е. она наполняется отраслевым содержанием. Конечно, бывает и другой путь развития идей, противоположный — отраслевики предлагают, теория права обобщает, например, такое случилось с категорией «правовые позиции», первоначально прозвучавшей в теории конституционного права (Витрук Н.В. и др.). В чём здесь проблема, и о чём приходится сожалеть? Скажем, автор издаёт книгу, защищает диссертацию и т.д. Однако качество трансформации идей теории иногда настолько слабое, иногда просто «халтурное», но, что важно — такое «произведение» ставит преграду настоящим творческим исследованиям. Нередко приходится слышать о том, что тот или иной молодой учёный взялся бы за ту или иную проблему как диссертационную, но по проблематике уже защищена диссертация (хотя уровень её крайне слабый) и это, что называется, «отпугивает». В результате творческая отраслевая апробация теоретических новелл затягивается на многие и многие годы. Обратимся к свежему примеру.
Без печального, где-то горького юмора нельзя читать работу Марии Васильевны Сидоренко, которая решила на докторском уровне обогатить проблематику определённости и неопределённости в праве посредством уголовно-процессуальной материи1. Обратимся к автореферату. В п. 1 положений, выносимых на защиту, автор заявляет, что под принципом правовой определённости следует понимать «самостоятельную, фундаментальную, общеправовую идею мировоззренческого характера»2. Между тем, в юридической науке правовая определённость с позиции общетеоретического понимания охарактеризована уже достаточно давно как многостороннее явление, причём с позиций разных методологических подходов3. Более того, в 2018 году, как отмечалось, в 2-х томах издан сборник материалов международной научно-практической конференции, где опубликована статья Л.А. Морозовой «Правовая определённость как общеправовой универсальный принцип», в которой дана такого плана характеристика правовому феномену4. Можно идти ещё дальше. В книге И.С. Дикарева «Принцип правовой определённости и законная сила судебного решения в уголовном процессе» изложены характеристики правовой определённости — это и «общепризнанный принцип международного права», и «элемент обеспечения стабильности правоприменительных решений», и «состояние (режим) в обществе»5. Итак, встаёт вопрос — что защищает автор в данном пункте, если правовая определённость как правовой принцип охарактеризован в общетеоретической и специальной, подчеркнём, уголовно-процессуальной литературе?
Далее. В п. 2 положений, выносимых на защиту, автореферата Сидоренко речь идёт о содержании идеи правовой определённости в уголовном судопроизводстве. Автор отмечает, что оно «не может быть сведено ни исключительно к ясности и точности действующих предписаний закона (определённость закона), ни к сути и следствиям принципа гез]исИса1а (определённость окончательных актов суда)»6. Однако никто из серьёзных исследователей не сводил идею определённости к ясности и точности законодательства и вынесенных на его основе решений. Ещё в диссертации Т.Н. Назаренко была заложена идея форм проявления определённости права (также как и неопределённости)7; у автора этих строк вышел специальный материал посвящённый способам выражения в праве таких его свойств как определённость и неопределённость8. Спрашивается — так в чём новизна исследования? Есть в автореферате и, скажем так, загадочные положения, и они тоже вынесены на защиту. Приведу их полностью: «6. Обоснование того, что неопределённость закона не есть тождество и условие неопределённости права; верховенство закона не есть тождество определённости права»9. Если автор хотел сказать то, что неопределённость норм закона ещё не говорит о неопределённости права, то это очевидно и не требует обоснования, также как и то, что верховенство закона предполагает определённость его норм. Продолжим, цитирую буквально: «П. 7. Вывод о том, что система источников (форм выражения) российского уголовно-процессуального права свидетельствует о состоянии неопределённости как этой системы, так и отдельных её элементов. Обуславливает это коллизионное состояние неопределённость: сути, содержания, роли в правовом регулировании общепризнанных принципов и норм международного права, их реального «места» в иерархии источников российского уголовно-процессуального права...»10. Можно ли что-то здесь понять? Возможно да, но я не смог.
Однако, возвращаюсь к поставленному мною выше вопросу, ещё раз подчеркну — вряд ли кто-то из специалистов в ближайшие годы возьмётся исследовать данные вопросы в уголовно-процессуальном
1 Сидоренко М.В. Правовая определённость российского уголовно-процессуального права. M., 2019.
2 Там же. С. 16.
3 См., например: Власенко H.A. Неопределённость в праве: понятие и пути исследования. Российское правосудие. 2006. № 7; Назаренко Т.Н. Неопределённость в российском праве. Дисс. канд. юрид. наук. M. 2006; и др.
4 Определённость и неопределённость права как парные категории: проблемы теории и практики. Материалы XII международной научно-практической конференции 17-21 апреля 2017 г. В 2-х томах. М., 2018.
5 Дикарев И.С. Принцип правовой определённости и законная сила судебного решения в уголовном процессе. Волгоград. 2015. С. 4-5; и др.
6 Сидоренко М.В. Там же, с. 16.
7 Назаренко Т.Н. С. 5-8.
8 Власенко НА Неопределённость в праве: природа и способы выражения. Журнал российского права. 2013. №2.
9 Сидоренко М.В. Указ. соч. С. 18.
10 Там же. С. 18.
праве, ибо, в любом случае, — защищена докторская. Тем не менее проблематика ждёт своего автора и серьёзного анализа. Таких примеров можно привести немало.
И ещё одна проблема заимствований, связанная с отраслевыми юридическими науками. Мною уже обращалось внимание на то, что в отраслевых юридических науках нередко защищают теоретические положения, которые данными авторами не открывались и не обосновывались. Речь идёт о докторской диссертации Дёмина A.A., статье Кауфмана М.А.1 Эти факты можно продолжить.
Дабы быть справедливым, вернёмся к проблеме качества теоретических правовых исследований. В своей библиотеке я сделал подборку авторефератов кандидатских диссертаций по проблеме коллизий юридических норм, их насчиталось свыше двадцати. У меня есть желание проанализировать, насколько за последние десятилетия продвинулась теория коллизионного права. Часть авторефератов представляют исследования проблемы в отраслевых науках. Приведу лишь несколько примеров, когда в течение десятилетий защищаются одни и те же положения, давно сформулированные в науке.
В кандидатской диссертации, а затем в монографии, я исследовал понятие коллизии норм права и пришёл к выводу, что это отношение между нормами, выступающее в форме различия или противоречия при регулировании одного фактического обстоятельства2. В существующей на тот момент литературе коллизию норм определяли как противоречие. Я постарался обосновать, что противоречивость норм — это случаи взаимоисключения норм и того, что ими предписано, различие же, ситуации несовпадения положений есть, например, в санкциях. Хорошо помню, что В.В. Лазарев, будучи оппонентом на защите диссертации, сказал, что различие — это тоже противоречие. По большому счёту, он прав, однако, такая деталь даёт возможность более всесторонне охарактеризовать явление, в том числе в практической ситуации. И вот лишь некоторые положения из отдельных авторефератов. Так, О.Н. Халак пишет: «Юридические коллизии в правовом регулировании статуса гражданина России — это различия или противоречия между правовыми предписаниями...»3. В.Г. Карташов отмечает следующее: «Коллизии в правотворчестве (в муниципальных правовых актах — это несогласованность (противоречие или различие) правовых норм»)4. Думаю, поиск в этом направлении можно продолжить. Другая деталь, и тоже из коллизионного права. О причинах противоречий норм писали ещё задолго до моего исследования. Единственное, что я сделал, так это разделил их на объективные и субъективные, обосновывая различия5. Между тем, А.И. Юдин в числе новых положений указывает: «Многообразие причин возникновения юридических коллизий следует дифференцировать на объективные и субъективные...»6. Пожалуй, дальше всех ушёл В.В. Денисенко, отмечая, что «научная новизна диссертации заключается в том, что соискателем проведено первое (обратите внимание — Н.В.) в общей теории права системное монографическое теоретическое исследование проблем преодоления и устранения коллизий правовых актов в современной отечественной системе законодательства»7. Но какое же это первое монографическое исследование проблем преодоления и устранения коллизий правовых норм? А как же труды В.Н. Кудрявцева, A.A. Тилле, Л.А. Лунца, А.Ф. Черданцева и др.? Побоюсь быть нескромным, но в моей монографии 1984 года есть раздел «Способы устранения и преодоления коллизий в праве»8. Остаётся только разводить руками.
Примеры тиражирования одного и того же, да ещё поощряемые присуждением учёных степеней, можно продолжить. Приходится глубоко сожалеть об этом и надеяться на то, что когда-то волна поверхностных работ схлынет и всё станет на свои места.
Заключение
Подводя итог сказанному, отметим следующее. Юридическая наука — явление консервативное, и этого стесняться не следует. Консервативность ей придают правовая материя и само право, которое таково по своей глубинной природе, и в этом его социальная ценность. В то же время наука о праве — явление самостоятельное, имеющее собственные принципы и закономерности развития. Несомненно, есть исторические периоды рассвета правовых исследований, ознаменованные выходом в свет фундаментальных работ, определяющих на определённое время вехи и канву будущих исследований. Нынешний исторический период, который можно обозначить с начала 90-х прошлого века — период либеральной свободы и дозволенности, прежде всего отметившийся в методологических пристрастиях. Это
1 Власенко H.A. Проблемы правовой неопределённости. Курс лекций. М., 2015. С. 164-165.
2 Власенко H.A. Коллизионные нормы в советском праве (переиздание). М. 2018. С. 23.
3 Халак О.Н. Юридические коллизии в правовом регулировании статуса бездомных после освобождения из мест лишения свободы. Авт. канд. юр. наук. Владимир. 2012. С. 9.
4 Карташов В.Г. Правовой механизм разрешения коллизий в сфере муниципального самоуправления. Авт-т канд. дисс. М., 2008. С. 10; см. также: Буяков А.Ю. Юридические коллизии и способы их разрешения. Авт-т канд. дисс. Саратов. 1999. С. 7.
3 Власенко H.A. Коллизионные нормы в советском праве. С. 23-24.
6 Юдин А.И. Юридические коллизии и механизм их разрешения: теорет и ко-правовой аспект. Авт-т канд. дисс. Краснодар. 2014. С. 7.
7 Денисенко В.В. Коллизии правовых актов и механизм их разрешения (теоретико-правовой аспект). Авт-т дисс. канд. юр. наук. Санкт-Петербург. 2004. С. 8.
8 Власенко H.A. Коллизионные нормы в советском праве. С. 29-35.
тоже можно объяснить: многодесятилетнее господство советской идеологии не могло не породить обратной реакции; жаль, что с этим отрицанием выплёскиваются диалектика Гегеля, марксизм и др. Однако, время и практика всё расставят на свои места. Другой вопрос, что в 90-ые годы наукой стало заниматься модно, не в смысле быть учёным или посвятить свою жизнь науке, а получения учёной степени и фиксирования этого факта на своей красивой визитке. Но это крайняя ситуация и оценивать такого плана исследования нужно по факту. Другое дело — желание преуспеть в науке, пооригинальничать любым способом, что-то изобрести и др. И вот здесь «новации» главным образом цветут и процветают. В таких случаях критика необходима. Там, где автор искренне не разобрался, ему нужно помочь, и в этих случаях, как правило, на критику не обижаются. В докладе я попытался уделить внимание, прежде всего, недобросовестности и торопливости в деле научных изысканий. Возможно, это как-то повоздействует и поможет остановить поток недобросовестных и поверхностных работ в юридической науке.
