CC BY
5
Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение.
2023. № 52. С. 14-24. Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 2023. 52. pp. 14-24.
Научная статья УДК 394.5
doi: 10.17223/22220836/52/2
АНТИЧНЫЕ МИСТЕРИИ И СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КАРНАВАЛ: КОМПАРАТИВНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Галина Владиславовна Варакина
Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина, Москва, Россия, galina_varakina@mail. ru
Аннотация. В статье анализируется феномен античных мистерий в контексте карнавала как формы народной культуры западноевропейского Средневековья. В отличие от традиционного рассмотрения римских сатурналий как предшественника средневекового карнавала автор обращается к древним античным мистериям, в частности, дионисиям. Автор выявляет характерные черты дионисизма, рассматривает процесс его трансформации и формирования гражданских празднеств: трагедии и драмы сатиров. Именно драма сатиров и их римский эквивалент - сатурналии устанавливают связь мистерий и карнавала.
Ключевые слова: мистерия, дионисизм, карнавальность, компаративистика
Для цитирования: Варакина Г.В. Античные мистерии и средневековый карнавал: компаративные параллели // Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2023. № 52. С. 14-24. doi: 10.17223/22220836/52/2
Original article
ANCIENT MYSTERIES AND MEDIEVAL CARNIVAL: COMPARATIVE PARALLELS
Galina V. Varakina
The Kosygin State University of Russia, Moscow, Russian Federation, galina_varakina@mail.ru
Abstract. The article analyzes the phenomenon of ancient mysteries in the context of carnival as a form of folk culture of the Western European Middle Ages. In contrast to the traditional consideration of the Roman saturnalia as a precursor to the medieval carnival, the author touches on a more ancient layer of culture - the ancient mysteries. In particular, the emphasis is made on dionysiacs. The author gives a broad retrospective of Dionysism in ancient culture, revealing the characteristic features of this phenomenon: folk origin, universality and syncretism, cosmogonic depth and secret meaning, ecstasy, orgiastic essence. The article also examines the process of the transformation of Dionysism and the formation of civil festivals within the framework of the still mystical practice: the tragedies and dramas of satyrs. Tragedy acts as a secular version of the mystery, while the drama of the satyrs is its further adaptation to the everyday life of a person. The drama of satyrs, and after it the Roman Saturnalia, are that bridge to the medieval carnival, which gives reason to consider them as links of a single chain, phases in the development of folk laughter culture. Describing the medieval carnival, the author focuses on modern concepts of its origin and understanding, developing the ideas of M. M. Bakhtin. The emphasis is on the ancient origins of carnival, its fusion with folk culture and early forms of pantheism, on the understanding of carnival as a form of overcoming the fear of death, opposition to inequality and personal dependence. The comparative analysis of the mystery and carnival allowed us to draw a conclusion about their historical relationship, as well as to establish the opposite of the syncretism of the mysteries and the utopianism of saturnalia and carnival. The drama of
© Г.В. Варакина, 2023
satyrs, the Saturnalia, as their Roman inversion, and the medieval carnival are an example of the decomposition of a once holistic culture in the process of strengthening the rational-individual principle and social differentiation. The relevance of the study is determined not so much by the establishment of external links between medieval carnival and ancient mysteries, but by the identification of the internal mechanism of cultural transformation, which resulted in the birth of carnival as a phenomenon of the Middle Ages. The results of the study open up the prospect of studying some individual forms of culture within the framework of a single process of cultural differentiation. The results of the study are applicable both in the framework of the academic course "Theory and History of Culture", and in terms of the effectiveness of the comparative research method. Keywords: Mystery, dionysism, carnivality, comparative studies
For citation: Varakina, G.V. (2023) Ancient mysteries and medieval carnival: comparative parallels. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul'turologiya i is-kusstvovedenie - Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 52. pp. 14-24. (In Russian). doi: 10.17223/22220836/52/2
Введение
Обращение к древним и средневековым формам бытования народной культуры - вопрос, интерес к которому начиная с эпохи романтизма только возрастает. От поверхностно-ассоциативного осмысления феномена карнавала до его понимания как специфической формы мышления - вот смысловой диапазон данного вопроса в истории научного знания. Тема средневекового карнавала и его древнейших прототипов - античных мистерий получила большое развитие в последние годы, рассматриваемая в контексте медиа-культуры, нередко именуемой «современным мифотворчеством»1 [1].
Поворотным моментом в изучении карнавала стал трактат М.М. Бахтина «Творчество Рабле и проблема народной культуры средневековья и Ренессанса» (1949-1950; 1965), в котором впервые карнавал был осмыслен не только как «синтез обрядово-зрелищных форм» (термин В.П. Даркевича), но и как «единая и целостная народно-смеховая, карнавальная культура» [2. С. 12].
Бахтин дает следующие характеристики карнавалу, подразумевая не только его внешнюю форму, но и сущностное содержание, глубинные фор-мо- и стилеобразующие процессы: «...карнавал был не художественной театрально-зрелищной формой, a как бы реальной (но временной) формой самой жизни, которую не просто разыгрывали, a которой жили почти на самом деле (на срок карнавала). .в карнавале сама жизнь играет, a игра на время становится самой жизнью. В этом специфическая природа карнавала, особый род его бытия» [2. С. 16]. В карнавале нет деления ни по социально-иерархическому принципу, ни по принципу сценической роли - актеры и зрители. Это единый процесс, основанный на гротеске, перевоплощении, пародийности и антинормативности. Однако это не просто праздничное действо внешнего характера. За столь активной и подчас провокационной образностью скрывается глобальное содержание: «В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов» [2. С. 18].
1 Е.В. Галанина и Е.О. Самойлова в статье «„Околоигровые феномены"» как форма современного мифотворчества» (2020) проводят компаративные параллели между карнавалом и мистериями, с одной стороны, и современным косплеем - с другой [1].
В полной мере можно считать карнавал утопией в силу его направленности: не в сторону реальной жизни, а как шутейное воплощение жизни желаемой. В.П. Даркевич видел в механизме карнавала своеобразную психоэмоциональную защиту народа от жестких рамок средневекового общества и его морали: «Конструируя иллюзорную и эфемерную „идеальную жизнь", где все отношения перевернуты „наизнанку", он (карнавал. - Примеч. наше) играл роль „предохранительного клапана", „механизма" социального равновесия в средневековом обществе» [3. С. 151-152].
Традиционно происхождение средневекового карнавала связывают с древнеримскими сатурналиями и луперкалиями, что объясняется как исторически - римское завоевание и латинизация Центральной Европы, так и формальными признаками - общенародные празднества, театрализация и антинормативность. Анализ этой проблемы дает В.Ф. Колязин в работе «От мистерии к карнавалу: Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего средневековья» (2002). Эти празднества в контексте римской культуры имели религиозный статус и непосредственную связь с аграрными культами: поворот от зимы к лету (сатурналии), древняя магия плодородия (луперкалии). В этих древних прообразах, подобно карнавалу, присутствуют и перевоплощение, и неофициальность («мир наизнанку», по Л. Тику), и общее равенство. В.Ф. Колязин выявляет концептуальную идею древних ритуалов, близкую средневековому карнавалу: «...тоска по счастливому состоянию человечества до возникновения государства с его формами угнетения, стремление вмешаться в круговорот природы и преодолеть смерть» [4. С. 93].
На древние корни карнавала как обрядово-зрелищной формы народной смеховой культуры указывает М.М. Бахтин: «.существенна генетическая связь этих форм с древними языческими празднествами аграрного типа» [2. С. 16]. Близкую интерпретацию дает А. Гуревич в статье 1966 г. «Смех в народной культуре средневековья» [5]. Учитывая распространенность пантеизма миропредставлений в рамках древних культур, такого рода параллелей и аналогий может быть гораздо большее количество, чем только римские сатурналии. В качестве древнейшего прототипа средневекового карнавала можно рассмотреть обширное мистериальное наследие Античности, имевшее как элитарную ограниченность, так и народное бытование.
Подтверждением научных интуиций М.М. Бахтина стало исследование О.Д. Фаис «„Карнавал" в Сардинии в контексте современности» [6], в котором происхождение карнавала в данном регионе (в частности, в Барабадже) рассмотрено в контексте «древнейшего культа плодородия, реликта аграрно-пастушеских обрядов, приуроченных к окончанию зимы» [6. С. 111]. В условиях крайней изолированности горного района процессы христианизации и в целом модернизации культуры были весьма сомнительными, что привело к сохранению языческого контекста и большой популярности карнавала как некоего архаического действа, «предполагающего участие хтонических сил и заклание некоего существа (животного, но, возможно, и человека), приносимого в жертву во имя будущей фертильности» [6. С. 113]. Все эти компоненты сценария сохраняют следы древних ритуальных действ мистериального характера, что косвенно подтверждает наше научное предположение о существовании глубинных связей между средневековым карнавалом и древними мистериями.
Целью данного исследования является выявление общих и специфических принципов и черт античных мистерий для установления исторической аналогии со средневековыми карнавалами. Учитывая значительные различия между культурами, их ценностным аппаратом, ведущим методом исследования выступает метод компаративного сравнения. Это позволит сопоставить явления, удаленные во времени, и выявить глубинные основы народного миропредставления. В частности, центральной проблемой является вопрос о форме преодоления страха смерти, противостояния неравенству и личной зависимости. Все эти вопросы являются концептуальной основой религиозных учений и философских систем. Однако только обращение к уровню стихийного, народного осмысления сущностных вопросов бытия вне рациональной надстройки и художественной интерпретации даст возможность приблизиться к познанию праосновы культуры, ее своеобразного «генома».
Античная мистерия как культурно-исторический феномен
Мистерия - явление, весьма распространенное в Древнем мире. Она имела форму ритуала, в которую облекался религиозный культ. Тем самым мистерия имела культовое подчинение, что не мешало ей быть популярной среди широких масс. Одним из широко известных культов, имевших в основе мистериальную практику, был египетский культ Исиды и Осириса (Сарапи-са), просуществовавший до VI в. н.э. и получивший различные региональные интерпретации. Так, в Греции Осириса отождествляли с Дионисом, богом умершим и воскресшим. В Передней Азии (Вавилон, позже Сирия) подобная аналогия прослеживается в культе Иштар и Таммуза. Финикия дала свою версию Исиды и Осириса в культе Астарты и Адона, затем вошедших в греческую культуру под именами Афродиты и Адониса.
Подробный анализ древневосточных культов и мистерий, заимствованных в эпоху эллинизации Средиземноморья греками, содержится в исследовании Ф.Ф. Зелинского «Религия эллинизма» (1922) [7]. Философ проводит параллель между фригийским культом Горной (иначе Великой Матери Кибе-лы) и греческими более поздними культами Диониса и Деметры, основывая свои выводы на множестве параллелей: шумная, нелепая свита; кровная жертва, разрываемая и пожираемая. Основополагающий принцип, позволяющий выстроить эту линию, определяется эмоциональной составляющей мистерии. Мистерии Кибелы относятся к разряду оргийных практик, имеющих экстатическую направленность. Через экстатику и, что нередко, самоистязания участники действа достигали катарсиса в надежде на лучший удел. В самой Фригии существовал культ, подобный культу Кибелы, - культ богини Агдистис и ее возлюбленного, пастуха Аттиса. Во всех случаях - Кибела (Агдистис) и Аттис, Деметра и Дионис - мы сталкиваемся с чувственной любовью и трагической смертью, радостью и трагедией, жизнью и смертью.
Наиболее известными и массовыми оргийными культами Греции были Элевсинский культ Деметры и Самофракийский культ Кабиров. Культ Деметры в Греции стал общеэллинским, а после римского завоевания - общемировым. Элевсинские мистерии объясняли природу зимнего сна и весеннего пробуждения природы через пленение Персефоны, которая была вольна гостить у матери Деметры две трети года, а оставшуюся треть должна была проводить вместе с супругом Плутоном под землей. Пантеистический смысл
мистерий раскрыл В.В. Латышев в труде «Очерк греческих древностей» (1889): «В нем представляется замирание природы зимой и возвращение ее к новой жизни с наступлением весны» [8. С. 209]. Ссылаясь на Пиндара, Платона, Софокла, Аристофана и Цицерона, В.В. Латышев раскрывает эсхатологический смысл элевсинских мистерий, характеризуя их не только с точки зрения обрядовости, но и как тайное учение. Он связывает посвящение в культ и участие в мистериях с верой в обретение счастья в потустороннем мире.
Самофракийский культ Кабиров имел глубокие финикийские корни, испытав затем влияние со стороны Элевсинских мистерий и орфизма. Это еще один оргиастический культ, обогащенный в Греции элементами дионисовой религии: убийство одного из трех братьев Кабиров и его воскресение. Культ Кабиров также сочетает ритуально-обрядовую часть с тайным учением о загробной жизни.
Одним из самых парадоксальных культов Греции стали культ и мистери-альная практика Диониса. Истоки древнего божества и его культа теряются в истории, находя отголоски в разных мифах и культурах. В работе Вяч. Иванова «Дионис и прадионисийство» (1923) мы находим интересную и разветвленную генеалогию культа Диониса: «Первый Дионис, по Цицерону, рожден от Зевса и Персефоны (это - основной орфический миф); второй - от Нила (- знакомая нам египтизация Дионисова культа); третий - от Кабира, основатель мистерий Сабазия (- попытка ввести самофракийские мистерии и вместе фракийский культ в синкретическую форму Дионисовой религии); четвертый - от Зевса и Селены, патрон мистерий орфических (- мистическая интерпретация Арти-мидина сопрестольничества); пятый - от Ниса и Фионы (т.е. от Зевса, одо-ждяющего землю, и Семелы), бог триетерий» [9. С. 142].
Вопрос специфики и эволюции дионисизма мы исследовали в работе 2007 г. «Дионисизм как форма традиционной культуры и ее исторические мутации» [10]. Здесь остановимся только на одной проблеме - дионисические мистерии, их оргиастическая сущность. Свои истоки мистериальная практика в честь бога Диониса берет в нескольких древнейших культах, развивая и обогащая их: культ плодородия, от которого дионисии наследуют пляску и половой разгул; идея страдания и жертвенной смерти, наблюдаемая в вышеназванных культах египетского Осириса, фригийского Аттиса, финикийского Адониса и фракийского Сабазия, к которым можно добавить фракийский и фессалийский культ безымянных героев, прозванных Конником и Охотником, а также критского Загрея; и, наконец, Анфестерий - почитание душ умерших с неизменной тризной. Все эти компоненты были унаследованы дионисиями, став фундаментальной основой мистерий в честь бога изобилия и страдания, жизни и смерти, рождения, умирания и воскрешения. Тем самым мистерии обрели не только свою внешнюю форму, но и внутренний глубинный смысл: возможность пережить экстаз, повторяя судьбу Диониса, и, как следствие, преодолеть смерть и познать тайну бессмертия. Об эсхатологизме дионисических мистерий писал в работе «Древнегреческая религия» (1918) Ф.Ф. Зелинский: «В исступлении пляски душа положительно „выступала" из пределов телесной жизни, преображалась, вкушала блаженство внетелесного, слиянного с совокупностью и с природой бытия; на собственном непреложном опыте человек убеждался в самобытности своей ду-
ши, в возможности для нее жить независимо от тела и, следовательно, в ее бессмертии» [7. С. 113].
Наибольшего распространения дионисии получили в архаической Греции в VIII-VII вв. до н.э., отразив демократические процессы в культуре и противостоя официальным олимпийским культам аристократической верхушки. В то же время мистерии Диониса отказались от сексуального компонента и человеческих жертвоприношений (растерзание младенца в память о смерти Диониса). Теперь мистерия представляла собой оргиастическую пляску под ритмические удары тимпанов и свист флейт.
Можно дать два истолкования подобной практики: катарсическое и психологическое. Катарсическая природа дионисий обусловлена возможностью лицезреть бога и пережить его смерть, сохранив свою целостность. Это позволяет человеку приблизиться к тайне бытия. В.В. Вересаев в работе «Аполлон и Дионис» (1914) на основе оригинальных текстов Павсания, Диодора и Плутарха предложил следующую реконструкцию оргиастического состояния участника мистерии: «В священном, оргийном безумии человек „исходит из себя", впадает в исступление, в экстаз. Грани личности исчезают, и душе открывается свободный путь к сокровеннейшему зерну вещей, к первоединому бытию ... Занимается дух от нахлынувшего ужаса и нечеловеческого восторга, разум пьянеет, и в огненном „оргийном безумии" человек преображается в какое-то иное, неузнаваемое существо, полное чудовищного избытка сил» [11. С. 239; 232].
Психологическая интерпретация экстатики мистерий дана Э.Р. Доддсом в исследовании «Греки и иррациональное» (1949). Он осмысливает дионисии как специфический способ преодоления «массовой истерии» [12. С. 391], как форму психоэмоциональной разрядки. В отличие от ежегодных мистерий, приуроченных к сельскохозяйственным празднествам, дионисии, в частности орибасии (ночные пляски), проводились раз в два-три года весной. Это принципиально отличает мистерии Диониса от прочих, что находит подтверждение в текстах Еврипида, Плутарха, Павсания, Пенфея. Доддс акцентирует внимание на магии танца, видя в нем причину массового психоза и, одновременно, лекарство от социального перенапряжения: «Дионис присутствует двояким образом, как св. Иоанн и как св. Витт; он - причина безумия и спаситель от безумия, Бакхос и Люсиос» [12. С. 392].
Дионисизм как форма стихийной народной культуры со временем утрачивает дух пантеизма и вселенскости. Он встраивается в систему общегосударственных культов и празднеств. Так, мистериальный дифирамб кладется в основу трагедии и театра в целом; интеллектуально-религиозный компонент дионисий - священная повесть - получает дальнейшее развитие в орфизме и пифагореизме. Орфики акцентировали внимание на моральных и эсхатологических аспектах дионисизма, тем самым приближаясь к христианству: смерть и воскресение, принятие в себя священной жертвы как акт спасения, противостояние телесного и духовного в человеке. Пифагореизм утверждал в качестве идеала принцип «созерцательной жизни» - bios theoretikos. Пифагорейцы предлагали отнюдь не исключительно путь морально-нравственного самосовершенствования человека, ставя вполне конкретные социально-политические задачи, направленные на преобразование общества.
Таким образом, мы выделили несколько аспектов в рамках феномена античной мистерии: социальный, космогонический и эсхатологический. Социальное измерение мистериальной практики доказывает ее стихийное, народное происхождение. Дальнейшая эволюция мистерий - мужская доминантность, элитарность, художественность и интеллектуальность - лишь доказывают это. Социальное усложнение приводит к утрате мистерией народности, универсальности и синкретизма, порождая разного рода вариации. Космогонический аспект античных мистерий раскрывается в священной повести, известной нам преимущественно в обработанном, мифопоэтическом формате. Но и в этом случае мы можем реконструировать античные представления о началах мира, о сущности человека. Мистерии в ритуализированной форме доносят до нас эти представления. Именно космогоническая глубина и тайный смысл мистерий легли в основу учений орфиков и пифагорейцев. Они заключались в единении с богом, самосовершенствовании и обретении лучшего удела в потустороннем мире. И здесь берет начало эсхатологическая основа мистических культов и мистериальной практики античности.
Социальное измерение мистерии и карнавала
Анализ мистериальной практики античности, в частности, дионисий, позволил нам выявить их древнее происхождение и проследить последующую трансформацию культово-обрядовой формы в тесной связи с постепенной социальной дифференциацией. Мистерия тем самым является ранней формой народной культуры, автономия которой ослабевает, как только усиливается роль государства как регулятора взаимоотношений в обществе. Это подтверждается хотя бы степенью распространенности дионисий: период архаической Греции и еще более ранние культуры Древнего мира (Египет, Месопотамия и т.д.). На этом этапе развития культуры ей свойствен синкретизм основных компонентов, которые в дальнейшем обретают свою автономию: религиозность, художественность, ученость, теоретическая и практическая направленность. Именно такого рода единство и являют нам античные мистерии. При этом синкретия характеризует как само миропредставление -единение человеческого и божественного, земного и потустороннего, физического и духовного, так и переходит на способы внешнего воплощения, на характер исполнения мистерий: неделимость на участника (зрителя) и жреца (исполнителя), синтез искусств (экстатическое действо), единство действия и состояния, внешнего и внутреннего. Эта высшая гармония в полной мере может быть выражена греческим словом (он же принцип эстетики) калокага-
тия (греч. каХокауаЖа, от каХо^ - прекрасный и ауаОо^ - хороший, нрав-
„к
ственно совершенный ).
Расцвет практики карнавала напротив относится к позднесредневеково-му периоду - XV-XVI вв. Это скорее ответ народных масс на усиливающуюся формализацию общественных отношений и рост социальной зависимости. Тем не менее карнавал так же имеет глубокие корни. По мнению М.М. Бахтина, он берет свое начало в «более древних смеховых обрядах», когда собственно и «был выработан как бы особый язык карнавальных форм и симво-
1 Приводится по кн.: Античная философия: Энциклопедический словарь / П.П. Гайденко, М.А. Со-лопова, С.В. Месяц, А.В. Серегин, А.А. Столяров, Ю.А. Шичалин. М. : Прогресс-Традиция, 2008.
лов, язык очень богатый и способный выразить единое, но сложное карнавальное мироощущение народа» [2. С. 19]. Соответственно, к XVI в. карнавал перерастает из формы исключительно народной культуры в ее производную, развиваясь затем по принципу конфронтации официальным властям и церкви «за сохранение своего неповторимого облика, которого его упорно пытались лишить все это время» [13. С. 97]. В еще большей степени социальная (и даже социально-политическая) природа карнавала проявляется при обращении к его современным формам, как в случае с карнавалом Салентийской Греции в Мартиньяно [14]. В этом случае реконструкция древней формы народного праздника выполняет функцию объединения грекоговорящего населения Салентийской Греции, или, как сказано в проекте «Карнавала для всех» - для «сохранения и развития культурной и лингвистической идентичности Сален-тийской Греции через изучение и распространение старинных религиозных, музыкальных, языковых и культурных традиций, связанных с переходным обрядом, который предполагает излишества и переворачивание социальных ролей, а именно с греческим карнавалом» [14. С. 130-131].
Мы не можем сравнивать эти явления - античную мистерию и средневековый карнавал - напрямую, хотя их внешнее сходство вполне очевидно: глубинные народные истоки и неофициальность, перевоплощение и жизненность. В качестве своеобразного аргумента можно вспомнить и о религиозной природе обоих феноменов. Тем не менее античной калокагатийности противостоит гротеск средневекового действа как основа его образности и языковых форм. Однако мистерия может выступать как древнейший предшественник карнавала. Аргументом в пользу подобной исторической преемственности может служить связь римских сатурналий, которые чаще всего рассматриваются как непосредственный предшественник карнавалов, с греческими гражданскими празднествами, в том числе крониями (Кронос - греческий прототип римского Сатурна), гермиями (в честь бога Гермеса), дионисиями (гражданская версия мистерий) и рядом других общенародных действ. Во всех случаях праздник был связан с окончанием сбора урожая и ориентирован, прежде всего, на низшие социальные слои - рабов и демос. И именно в этой части мы находим прямую аналогию со средневековым карнавалом: «По селам и городам устраиваются веселые пиршества, господа прислуживают своим рабам, отсюда же и наш (т.е. римский) обычай, что господа пируют вместе с рабами» [15. С. 561].
Гражданские дионисии представляли собой неоднозначное явление. С одной стороны, развитие получает дифирамб - основа мистерии, рождая тем самым трагедию. Одновременно появляется драма сатиров, повествующая о другой стороне образа Диониса-Вакха - его безудержном веселье, необузданности и даже распутности. Первый вариант, долгое время сохраняя формальные признаки священной игры, становится основой греческого театра; а сама трагедия, по сути, является «не литературой для сцены, но разыгрываемым богослужением» [16. С. 142]. Появлению драмы сатиров в VI в. способствовало нововведение Писистрата: включение в празднование дня урожая, в частности сбора винограда, шествия ряженых - свиты Диониса -сатиров. «Параллельно, в результате им же инициируемой орфической ре-
1 Со ссылкой на римского поэта Акция.
формы, приведшей к объединению таинств Диониса с Эливсинскими мистериями, происходит переосмысление Диониса из образа трагического, страстного в образ юного, веселящего шествие, бога Вакха» [17. С. 179].
Таким образом, мы можем наблюдать, с одной стороны, появление светской версии мистерии в лице трагедии, с другой - ее дальнейшую адаптацию к обыденной жизни человека - драму сатиров. Это деление закрепляется в категориальном аппарате античной эстетики: возвышенное - низменное; а также отражается в жанровой противоположности трагедии и комедии. «Различны, прежде всего, их цели и механизм воздействия. Комедия радует и веселит, вселяя оптимизм в сердца людей. Трагедия же примиряет человека с его судьбой в мире рождения и разложения» [17. С. 179].
Драма сатиров и вслед за ней римские сатурналии и являются тем мостиком к средневековому карнавалу, который дает основание рассматривать их как звенья единой цепи, фазы в развитии народной смеховой культуры.
Заключение
Анализ античных мистерий в свете проблем народной культуры западноевропейского средневековья, в частности, карнавала как одной из ее форм, позволил нам установить их взаимоотношение с точки зрения исторического времени и социального статуса. Мистерии являются не просто духовной практикой, формой ритуала, но древнейшей формой культуры до ее разделения на сакральную и гражданскую, элитарную и всенародную. Мистерии предполагали лишь акт посвящения как приобщения или даже породнения (священный брак, отечество) членов общины и бога (богов).
Рассмотрев историческую трансформацию мистерий, их деление на парнасские и гражданские, мы обнаружили почти буквальное совпадение последних - драмы сатиров и сатурналии - с карнавальными празднествами Средневековья. Тем самым мы не только подтвердили генетическую связь средневекового карнавала с языческими мистериальными действами, но и выявили социальный механизм трансформации последних. В свою очередь, компаративное сопоставление двух удаленных во времени, разных в ценностной основе культур позволило нам увидеть процесс разложения единого космогонического целого на автономные, но одновременно фрагментирован-ные реальности: возвышенного и низменного, трагического и комического, художественного и жизненного, примирения и противостояния.
Таким образом, и драма сатиров, и карнавал являются разновременными формами противостояния человека несовершенству жизни, что служит подтверждением разрыва в культуре идеального и реального уровней. Мистерия же, напротив, выступает примером их изначального синкретизма.
Список источников
1. Галанина Е.В., Самойлова Е.О. «Околоигровые феномены» как форма современного мифотворчества // Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2020. № 40. С. 5-19.
2. Бахтин М.М. Собрание сочинений : в 7 т. Т. 4 (2): Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса (1965). Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура) (1940, 1970). Комментарии и приложение. М. : Языки славянских культур, 2010. 752 с.
3. Даркевич В.П. Народная культура: Светская праздничная жизнь в искусстве 1Х-Х^1 вв. / отв. ред. Г.К. Вагнер ; АН СССР, Ин-т археологии. М. : Наука, 1988. 341 с.
4. Колязин В.Ф. От мистерии к карнавалу: Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего средневековья. М. : Наука, 2002. 208 с.
5. Гуревич А. Смех в народной культуре средневековья // Вопросы литературы. 1966. № 6. C. 207-212.
6. Фаис О.Д. «Карнавал» в Сардинии в контексте современности // Традиционная культура. 2021. № 3 (23). С. 108-122.
7. Зелинский Ф.Ф. Эллинская религия / вст. ст. А.Н. Шумана. Минск : Экономпресс, 2003. 330 с.
8. ЛатышевВ.В. Очерк греческих древностей. Пособие для гимназистов старших курсов и для начинающих филологов. Ч. 2: Богослужебные и сценические древности. СПб., 1889. 326 с.
9. ИвановВяч. Дионис и прадионисийство. СПб.: Алетейя, 2000. 343 с. (Античная библиотека. Исследования).
10. Варакина Г.В. Дионисизм как форма традиционной культуры и ее исторические мутации // Традиционная культура: научный альманах. 2007. № 1. С. 24-33.
11. Вересаев В.В. Живая жизнь: О Достоевском. О Льве Толстом. О Ницше / сост., вступ. ст. и коммент. Ю. Фохт-Бабушкина. М. : Республика, 1999. 447 с.
12. Доддс Э.Р. Греки и иррациональное / пер. с англ., коммент. и указатель С.В. Пахомова ; послесл. Ф.Х. Кессиди. СПб. : Алетейя, 2000. 507 с. (Античная библиотека).
13. Кожановский А.Н. Испанский карнавал, диктатура и политкорректность // Традиционная культура. 2021. № 3 (23). С. 94-107.
14. Сиднева С.А. Карнавал Салентийской Греции в Мартиньяно: функции и символика // Традиционная культура. 2021. № 3 (23). С. 123-135.
15. Ельницкий Л.А. О социальных идеях Сатурналий // Вестник древней истории. 1946. № 4. С. 54-65.
16. Хейзинга Й. Homo Ludens : Статьи по истории культуры / пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова ; коммент. Д.Э. Харитоновича. М. : Прогресс - Традиция, 1997. 416 с.
17. Варакина Г.В. Маски Диониса, или Дионис как маска // Катарсис : Метаморфозы трагического сознания / сост. и общ. ред. В.П. Шестакова. СПб. : Алетейя, 2007. С. 168-188. (Серия: Мир культуры).
References
1. Galanina, E.V. & Samoylova, E.O. (2020) Game-related phenomena as modern mythmaking. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul'turologiya i iskusstvovedenie - Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 40. pp. 5-19. (In Russian). DOI: 10.17223/22220836/40/1
2. Bakhtin, M.M. (2010) Sobranie sochineniy: v 5 t. [Collected Works: in 7 vols]. Vol. 4(2). Moscow: Yazyki slavyanskikh kul'tur.
3. Darkevich, V.P. (1988) Narodnaya kul'tura: Svetskayaprazdnichnaya zhizn' v iskusstve IX-XVIvv. [Folk Culture of the Middle Ages: Secular Festive Life in the Art of the 9th - 16th Centuries]. Moscow: Nauka.
4. Kolyazin, V.F. (2002) Ot misterii k karnavalu: Teatral'nost' nemetskoy religioznoy i ploshchadnoy stseny rannego ipozdnego srednevekov'ya [From Mystery to Carnival: The Theatricality of the German Religious and Square Scene of the Early and Late Middle Ages]. Moscow: Nauka.
5. Gurevich, A. (1966) Smekh v narodnoy kul'ture srednevekov'ya [Laughter in Medieval Folk Culture]. Voprosy literatury. 6. pp. 207-212. [In Russian].
6. Fais, O.D. (2021) "Karnaval" v Sardinii v kontekste sovremennosti ["Carnival" in Sardinia in the context of modernity]. Traditsionnaya kul'tura - Traditional Culture. 3(23). pp. 108-122. (In Russian). DOI: 10.26158/TK.2021.22.3.009
7. Zelinskiy, F.F. (2003) Ellinskaya religiya [Hellenic religion]. Minsk: Ekonompress.
8. Latyshev, V.V. (1889) Ocherk grecheskikh drevnostey. Posobie dlya gimnazistov starshikh kursov i dlya nachinayushchikh filologov [An Essay on Greek antiquities. A manual for senior high school students and beginning philologists]. Vol. 2. St. Petersburg: [s.n.].
9. Ivanov, Vyach. (2000) Dionis ipradionisiystvo [Dionysus and pre-Dionysianism]. St. Petersburg: Aleteyya.
10. Varakina, G.V. (2007) Dionisizm kak forma traditsionnoy kul'tury i ee istoricheskie mutatsii [Dionysism as a form of traditional culture and its historical mutations]. Traditsionnaya kul'tura -Traditional Culture. 1. pp. 24-33.
11. Veresaev, V.V. (1999) Zhivaya zhizn': O Dostoevskom. O L've Tolstom. O Nitsshe [The Living Life: About Dostoevsky. About Leo Tolstoy. About Nietzsche]. Moscow: Respublika.
12. Dodds, E.R. (2000) Greki i irratsional'noe [The Greeks and the Irrational]. Translated from English by S.V. Pakhomov. St. Petersburg: Aleteyya.
13. Kozhanovskii, A.N. (2021) Spanish Carnival, Dictatorship, and Political Correctness. Traditsionnaya kul'tura - Traditional Culture. 3(22). pp. 94-107. (In Russian). DOI: 10.26158/TK.2021.22.3.008
14. Sidneva, S.A. (2021) The Carnival of the Salento Greeks in Martignano: Functions and Symbols. Traditsionnaya kul'tura - Traditional Culture. 3(22). pp. 123-135. (In Russian). DOI: 10.26158/TK.2021.22.3.010
15. Elnitskiy, L.A. (1946) O sotsial'nykh ideyakh Saturnaliy [On the social ideas of Saturnalia]. Vestnik drevney istorii - Journal of Ancient History. 4. pp. 54-65. (In Russian).
16. Huizinga, J. (1997) Homo Ludens: Stat'i po istorii kul'tury [Homo Ludens: Articles on Cultural History]. Translated by D.V. Silvestrov. Moscow: Progress - Traditsiya.
17. Varakina, G.V. (2007) Maski Dionisa, ili Dionis kak maska [Masks of Dionysus, or Dionysus as a Mask]. In: Shestakov, V.P. (ed.) Katarsis: Metamorfozy tragicheskogo soznaniya [Catharsis: Metamorphoses of Tragic Consciousness]. St. Petersburg: Aleteyya. pp. 168-188.
Сведения об авторе:
Варакина Г.В. - доктор культурологии, доцент, заведующая кафедрой общего и славянского искусствознания, Институт славянской культуры (факультет) Российского государственного университета им. А.Н. Косыгина (Москва, Россия). E-mail: ga-lina_varakina@mail.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
Varakina G.V. - The Kosygin State University of Russia (Moscow, Russian Federation). E-mail: galina_varakina@mail.ru
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 18.07.2021; одобрена после рецензирования 01.01.2022; принята к публикации 15.11.2023.
The article was submitted 18.07.2021; approved after reviewing 01.01.2022; accepted for publication 15.11.2023.
