CC BY
52
Филология. Искусствознание Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 22014, № 2 (3), с. 161-165
УДК 821.161.1
АНГЛИЙСКИЙ КОД РУССКОЙ МЕМУАРИСТИКИ XIX ВЕКА © 2014 г. М.Г. Уртминцева
Нижегородский госуниверситет им Н.И. Лобачевского [email protected]
Поступила в редакцию 10.07.2014
Мемуары П.В. Анненкова, посвященные И.С. Тургеневу, рассматриваются как одна из форм выражения национального самосознания, в котором инокультурный код - отсылки к произведениям английской литературы - выступает в качестве документа, характеризующего особенности русского литературного процесса 1840-х годов XIX века.
Ключевые слова: мемуары, П.В. Анненков, И.С. Тургенев, документальный дискурс, национальный код, английская литература.
Русская мемуаристика XIX века - объемный свод произведений, созданных в самых различных формах повествования. В настоящее время существует большая исследовательская литература, посвященная как знаковым, так и массовым явлениям русской мемуаристики [1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8].Однако ввиду чрезвычайной сложности явления до сих пор нет ни одной более или менее приемлемой концепции исследования этого феномена, расположенного на границе документалистики и художественного творчества. Позволим предположить, что одним из способов изучения мемуаристики может стать исследование ее как явления, характеризующего национальную ментальность. В таком случае наибольший интерес представляют те произведения мемуарного жанра, которые, являясь «выстроенной системой», подчинены выражению авторской концепции мира и личности. Авторская идея, организующая текст на всех его уровнях, может быть рассмотрена как система кодов, которые в совокупности своей создают образ «документа» эпохи, представляющего внетекстовую реальность.
В качестве примера операции по расшифровке культурных кодов обратимся к мемуарам П.В. Анненкова - писателя, литературного критика, непосредственного участника отечественного литературного процесса первой половины XIX века [9]. Выбор этого материала определяется тем, что воспоминания Анненкова обладают целым рядом качеств, которые дают основание считать их наиболее документально обоснованным и достоверным источником сведений об эпохе 1830-1850-х годов. Это эпоха становления натуральной школы, выработки теоретических основ реалистического искусства, время Белинского, Пушкина, Гоголя, время начала
литературной деятельности Некрасова, Тургенева, Островского, Толстого и Достоевского. По инициативе Анненкова и при его непосредственном участии было подготовлено первое научное издание собрания сочинений Пушкина (1855-1857), первый том «Мертвых душ» Гоголь в Риме диктует Анненкову, Анненков в течение многих лет переписывается с Гоголем, Некрасовым, Тургеневым, много выступает как литературный критик, а его фиксация в личных записях значительных явлений русской жизни была неоднократно использована Чернышевским, например, во время его работы над «Очерками гоголевского периода русской литературы» [10, с. 210].
Таким образом, мемуары Анненкова являются важнейшим свидетельством о положении дел в русской литературе 40-х годов. Этому периоду русской литературы посвящены очерки Анненкова «Замечательное десятилетие. 18381848» и «Молодость Тургенева. 1840-1856», в которых английский код выявлял скрытые до определенного времени стороны русской действительности.
Если воспользоваться классификацией О. Кофановой, то среди названных ею многочленных инокультурных кодов, получивших распространение в русской культуре, наиболее распространенными оказываются коды, восходящие к образу того или иного героя мировой литературы и «персонифицированные авторские» [11]. В мемуарах П.В. Анненкова из всех культурных явлений Англии наибольшим познавательным и эстетическим потенциалом обладает героецентрический код, восходящий к образам Шекспира и Байрона, а также персонализированный авторский код, связанный с именем Диккенса.
Следует подчеркнуть, что «Замечательное десятилетие» было завершено автором в 1880 году. Сорок лет разделяет описываемые события и работу над воспоминаниями. Документальным источником «Замечательного десятилетия» стали «заметки и цитаты <...>, брошенные на бумагу для памяти» [9, с. 554]. В них сохранен колорит того или иного события, впоследствии воспроизведенный в мемуарном очерке. Так, одним из наиболее существенных моментов воспоминаний становится изложение Анненковым вопроса об «отношении народной культуры к европейскому образованию». Он был поднят журналом «Москвитянин» в 1845 году, в частности, в статьях И.В. Киреевского «Обозрение современного состояния словесности». С публикации этих статей, замечает Анненков, «распря между славянами и западниками приняла у нас новый, менее беспощадный и слепой характер <...> [9, с. 230], и тон был задан иной, так как Киреевский утверждал, что «оба направления наши, как чисто русское, так и чисто западное, одинаково ложны» [9, с. 231], «любовь к образованности европейской, равно как и любовь к нашей, - обе совпадают в последней точке своего развития в одну любовь, в одно стремление к живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению» [12, с. 74]. Начатую Киреевским полемику поддержал А.С. Хомяков в статье «Мнения иностранцев о России» (поводом к статье стала книга маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», вышедшая в Париже в 1843). Именно в этой статье и появляется имя Диккенса, правда, в довольно странном контексте. Хомяков утверждает, что сердиться на иностранцев за те нелепости, которые они распространяют о России, нельзя. Почему? Да потому, что «жизненное начало народа, откуда все исходит, весьма часто не только не понимается другими народами, да нередко и им самим». Примером тому может служить Англия, и доселе не понимаемая, по мнению автора, ни чужеземными, ни своими писателями. «Везде она (Англия) является как создание условного, мертвого формализма. но она вместе с тем имеет предания, поэзию, святость домашнего очага, теплоту сердца и Диккенса, меньшого брата нашего Гоголя (!) [13, с. 29]. Анненков это шокирующее заявление Хомякова дает в подстрочном примечании к тексту, но причину оценки Диккенса как меньшого брата Гоголя - никак не комментирует. Почему? Одна из наиболее вероятных причин чисто внешняя. Для поколения литераторов 40-х годов авторитет Хомякова, как одного из главных экспертов по Англии,
был непререкаем: он был одним из основателей московского Английского клуба, английским языком владел в совершенстве, бывая в Англии хорошо знал английскую культуру. Но были и иные, более серьезные основания у Хомякова к такому заявлению, о которых Анненков мог и не знать, а между тем именно Диккенс и его «Рождественская песнь в прозе» стала для Хомякова важным аргументом для такого утверждения. Дело в том, что Хомякову принадлежит авторизованный перевод «Рождественской песни в прозе» (1843), вышедшей в России под другим названием «Светлое Христово воскресение» (1844) [14, с. 81-84]. Перед нами не перевод, а переложение повести Диккенса (текст Хомякова в два раза короче, чем у Диккенса), так как действие повести перенесено в Россию, диккенсовский Боб Крэтчит назван в повести Федором Ивановичем Кричевым, а, во-вторых, европейский праздник Рождества заменен в переложении текста Хомяковым православным праздником Пасхи - Светлого Христова Воскресенья. Таким образом ослабляется важный диккенсовский мотив - мотив рождественского холода, появляется мотив «христосования», у Диккенса, естественно, отсутствующий, что значительно меняет идеологию праздника и саму проблематику повести. Если у Диккенса доминирует мотив гимна «рождественской сказки, то Хомяков освобождает текст от английской иронии и заменяет иронические пассажи прямою моралью, так как Пасха, праздник искупления, предрасположена к морали гораздо больше, чем Рождество. Перед нами собственно русский вариант проблематики, созданный на основе инонационального сюжета, поэтому в более позднем варианте перевода Хомяков убирает подзаголовок «Повесть для детей» и заменяет его новым «Повесть, заимствованная у Диккенса». Превращение Скруджа (Круга в русском варианте) в доброго дядюшку в переводе мотивировано тем, что вера в добро и мечта о нем — часть того праздника Светлого Воскресенья, который, в отличие от веселого английского Рождества, наполнен наивысшим смыслом. Год спустя после Хомякова эту же мысль теоретически оформил Гоголь в статье «Светлое Воскресенье», посвятив ее обоснованию Пасхи. Статья Гоголя завершает его книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» (184б) [15, с. 409-418]. В ней Гоголь тоже пишет о милосердии и уюте, о вселенском значении этих двух начал человеческой жизни, которые отсутствуют в душе современного человека. Можно предположить, что высказанная Хомяковым мысль о Диккенсе как меньшом брате
Английский ктд русской мемуаристики Х1Х века
163
Гоголя, вовсе не умаляет значение его творчества неуместным сравнением, а является полемическим приемом, цель которого - внедрить в сознание русского читателя мысль о Гоголе как писателе, являющемся носителем высшей нравственности, сопряженной с духовным преображением человека, верующего в могущество Божественного провидения. Так, упоминание имени Диккенса становится в полемике между славянофилами и западниками важным аргументом в доказательстве идеи творческого переосмысления русским национальным сознанием западной идеологии. Однако осторожно-объективный Анненков убирает цитату из статьи Хомякова в примечания, так как очерк создается им уже в 60-е годы и острота полемики уже в прошлом. Вводя цитату из статьи Хомякова в мемуарный очерк, Анненков показывает путь формирования национального «образа себя», который строится в сопоставлении с «образами других» и помимо синхронического аспекта имеет диахронический, включая «образ прошлого», «образ настоящего», и намечает перспективу будущего.
Функция героецентрического английского кода, свидетельствующего о диахронических изменениях его интерпретации русским национальным сознанием, в мемуарах Анненкова проясняет прежде всего особенности характера такой личности, как Тургенев, которому посвящен очерк «Молодость Тургенева», написанный вскоре после его смерти. В нем Анненков воспроизводит обстоятельства, сформировавшие характер Тургенева, опираясь исключительно на творчество писателя и, в первую очередь, на его мемуарный очерк «Литературный вечер у Плетнева» (1869), история создания которого изложена Тургеневым в письме Анненкову 5 ноября 1869 [16, с. 620]. В воспоминаниях Тургенева содержится признание в том, что в одном из первых его литературных опытов, фантастической драме, «совершенно нелепом произведении» «Стенио» (на самом деле название драмы «Стено»), он «с детской неумелостью выражал рабское подражание байроновскому Манфреду» [16, с. 263]. Однако Анненков, имея перед собой текст мемуарного очерка Тургенева, существенно меняет смысл высказывания Тургенева, подчиняя персональный код образа Манфреда своей задаче: характеристике самого писателя. Анненков, создавая образ молодого Тургенева, заядлого эпиграмматиста, постоянно вышучивающего всех и вся, признает, что «он нуждался в помощи и благорасположении, а не в вызове и посрамлении кого-либо», и следующим образом меняет авторский текст:
<...> Если он силился походить на Манфреда или Дон-Жуана, то, конечно, это был застенчивый Манфред или стыдливый Дон-Жуан, готовый всегда убежать от затеянного им дела» [9, с. 365-366].
Цель мемуариста - убедить читателя в том, что Тургенев - натура двойственная, в которой уживается «едкое остроумие», не стесненное репутацией людей, которые в его эпиграммах представлены в карикатурном виде, и неуверенность в себе, вызванная «весьма невысоким мнением о своих качествах и способностях» [9, с.365]. Эта интерпретация Тургенева через образ байроновского Манфреда опиралась не только на личное мнение мемуариста, но в известной степени была подсказана В.Г. Белинским, который в статье «Разделение поэзии на роды и виды» (1841) писал: «Байронов «Ман-фред» <... > поэтический апофеоз распавшейся натуры внутреннего человека, через рефлексию стремящегося к утраченной полноте жизни» [17, с. 30]. Но слова Белинского относятся, как мы знаем, к художественному образу Манфре-да, который стал чужд людям, презирал их и, дабы противопоставить себя им, овладел тайной бессмертия. Манфред осужден на одиночество и вечное томление. Манфред - высшее воплощение субъективизма в романтической литературе, портрет внутреннего человека, обращенного к себе. Именно на эту коннотацию образа и ориентировался Тургенев, создавая «Стено», а мемуарист переносит характеристику героя на оценку поведения реального человека, Тургенева, который внешне «силился» походить на героя Байрона и Гете, но был внутренне застенчив, то есть нерешителен и робок. Слово «силился» в данном контексте очень важное определение того душевного состояния, в котором пребывал молодой Тургенев в 40-е годы, - «застенчивый» Манфред, то есть нерешительный, боязливый, настороженно относящийся к миру. Характеристика этих черт натуры Тургенева усилена в мемуарах Анненкова обращением к другому образу героя Байрона - Дон-Жуану, который контекстно объединен мемуаристом с образом Манфреда.
Интерпретация Байроном этого героя мировой литературы в одноименной поэме имеет тот смысл, который вкладывает в него Анненков: Тургенев - «стыдливый Дон-Жуан», то есть скромный, воздержанный. Действительно, бай-роновский Дон- Жуан имеет мало общего со своим севильским прообразом. В поэме Байрона дон Жуан совершенно пассивен. Развёрнутая в поэме длинная цепь любовных похождений героя с замужней доньей Юлией в Испании, с
очаровательной Гаидэ, с наложницей турецкого султана в его гареме, с Екатериной II в России. наконец, в светском обществе Лондона. Нигде и никогда он не является в любви агрессивным началом, не он преследует женщину и не он насилует женщину, а его — пассивного, не противодействующего, женщина берет, если к тому представится случай. Дон Жуан в поэме потерял свой хищный облик, стал любителем «мирных наслаждений». В одном из писем Анненкову, написанном уже 26 сентября / 8 октября 1879 году, Тургенев благодарил мемуариста за то, что в «Замечательном десятилетии» он тактично не упомянул об истинной причине отъезда его за границу вослед за Полиной Ви-ардо в 1847 году [9, с. 603]. И уже после смерти Тургенева, работая над очерком «Молодость Тургенева», Анненков, помня об этом, еще раз подчеркнул особенность личности Тургенева эпитетом «стыдливый» Дон-Жуан. Так опять мифология художественного образа, теперь уже байроновского Дон-Жуана, оказывается «кодом» чтения биографии реального лица, героя мемуарного очерка.
Мемуары - закрепленное в тексте воспоминание о прошлом, стремящееся к наиболее точному его воспроизведению, помимо познавательной функции выполняют и роль документа, свидетельствующего об исторической значимости того или иного феномена национальной культуры. Таким образом, рассматривая вектор восприятия (диахронию) и функционирование (синхронию) в национальном самосознании культурных мифов (или кодов) других народов и литератур, нельзя не принимать во внимание и мемуарную литературу, в которой национальные коды предстают как важный аргумент в исследовании характера литературной эпохи, биографии и творчества отдельного писателя.
Список литературы
1. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. М., 1977. 443 с.
2. Барахов В.С. Литературный портрет (истоки, поэтика,жанр). Л., Наука, 1985. 311 с.
3. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII - первой половины XIX века. М., 1991. 288 с.
4. Левицкий Л.А. Мемуары / Краткая литературная энциклопедия. В 9 тт. Т. 4. М., 1967. С. 759762.
5. Кардин В. Сегодня о вчерашнем: Мемуары и современность. М., Воениздат, 1961. 170 с.
6. Шайтанов И. Непроявленный жанр или литературные заметки о мемуарной форме // Вопросы литературы. 1979. № 2. С. 50-78.
7. Уртминцева М.Г. Портрет в системе поэтических приемов литературных воспоминаний // Литературный портрет в русской литературе второй половины XIX века. Генезис, поэтика, жанр. Н. Новгород, Изд-во ННГУ, 2005. С. 124-160.
8. Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII-XVIII в. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995. 365 с.
9. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989. 684 с.
10. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: В XIII тт. Т. III. М.: Гослитиздат, 1947. 570 с.
11. Кафанова О.Б. Национально-культурные коды: дефиниции и границы [Электронный ресурс]. -Режим доступа: loiro.ru>files/users_932_ok2.doc (дата обращения 10. 12. 2013).
12. Киреевский И.В. Обозрение современного состояния словесности // Москвитянин, 1845, № 2. С. 18-30.
13. Хомяков А.С. Мнения иностранцев о России // Москвитянин, 1845, № 4. С. 148-203.
14. Кошелев В.А. «Светлое Воскресенье» А.С. Хомякова как вольное переложение «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса // Москва. 1991. № 4. С. 81-84.
15. Гоголь Н.В. Светлое воскресенье. Гл. XXXII / Выбранные места из переписки с друзьями. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: feb-web.ru/ feb/gogol/text/ps0/ps8/ps8-409-htm (дата обращения 10.12. 2013).
16. Тургенев И.С. Собр. соч.: В 12 тт. Т. 10. М.: ГИХЛ, 1956. 651 с.
17. Белинский В.Г. Собр. соч.: В 3 тт. Т. 2. Статьи и рецензии. 1841-1845 гг. М.: ОГИЗ, ГИХЛ, 1948. 931 с.
ENGLISH CODE IN THE RUSSIAN MEMOIRS OF XIX CENTURY M.G. Urtmintseva
Memoirs of P.V.Annenkov dedicated to I.S. Turgenev are treated as one of the forms of expressing in national self-consciousness which another culture code - references to the works of English literature - is a document characterizing the peculiarities of the Russian literary process in the 1840's X1X century.
Keywords: memoirs, P.V.Annenkov, Turgenev, documentary discourse, the national code, English literature.
АнгJlиüскиü Kod pyccKoü memyapucmuKU XIX eeKa
165
References
1. Ginzburg L.Ja. O psihologicheskoj proze. M., 1977. 443 s.
2. Barahov V.S. Literaturnyj portret (istoki, pojeti-ka, zhanr). L., Nauka, 1985. 311 s.
3. Tartakovskij A.G. Russkaja memuaristika XVIII - pervoj poloviny XIX veka. M., 1991. 288 s.
4. Levickij L.A. Memuary / Kratkaja literaturnaja jenciklopedija. V 9 tt. T. 4. M., 1967. S. 759-762.
5. Kardin V. Segodnja o vcherashnem: Memuary i sovremennost'. M., Voenizdat, 1961. 170 s.
6. Shajtanov I. Neprojavlennyj zhanr ili literaturnye zametki o memuarnoj forme // Voprosy literatury. 1979. № 2. S. 50-78.
7. Urtminceva M.G. Portret v sisteme pojeticheskih priemov literaturnyh vospominanij // Literaturnyj portret v russkoj literature vtoroj poloviny HIH veka. Genezis, pojetika, zhanr. N. Novgorod, Izd-vo NNGU, 2005. S. 124-160.
8. Chekunova A.E. Russkoe memuarnoe nasledie vtoroj poloviny XVII-XVIII v. Opyt istochniko-vedcheskogo analiza. M., 1995. 365 s.
9. Annenkov P.V. Literaturnye vospominanija. M.: Pravda, 1989. 684 s.
10. Chernyshevskij N.G. Poln. sobr. soch.: V XIII tt. T. III. M.: Goslitizdat, 1947. 570 s.
11. Kafanova O.B. Nacional'no-kul'turnye kody: de-finicii i granicy [Jelektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: loiro.ru>files/users_932_ok2.doc (data obrashhenija 10. 12. 2013).
12. Kireevskij I.V. Obozrenie sovremennogo sosto-janija slovesnosti // Moskvitjanin, 1845, № 2. S. 18-30.
13. Homjakov A.S. Mnenija inostrancev o Rossii // Moskvitjanin, 1845, № 4. S. 148-203.
14. Koshelev V.A. «Svetloe Voskresen'e» A.S. Hom-jakova kak vol'noe perelozhenie «Rozhdestvenskoj pesni v proze» Ch. Dikkensa // Moskva. 1991. № 4. S. 81-84.
15. Gogol' N.V. Svetloe voskresen'e. Gl. XXXII / Vybrannye mesta iz perepiski s druz'jami. [Jelektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: feb-web.ru/feb/gogol/ text/ps0/ps8/ps8-409-htm (data obrashhenija 10.12. 2013).
16. Turgenev I.S. Sobr. soch.: V 12 tt. T. 10. M.: GIHL, 1956. 651 s.
17. Belinskij V.G. Sobr. soch.: V 3 tt. T. 2. Stat'i i recenzii. 1841-1845 gg. M.: OGIZ, GIHL, 1948. 931 s.
