CC BY
31Ольга Владимировна СОКОЛОВСКАЯ
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г.
Почти весь XIX век вопрос о присоединении острова Крит к Греции находился, наряду с другими важнейшими международными вопросами, в центре европейской внешней политики. Христианское население Крита требовало присоединения острова, как исконно греческой территории, к матери-Греции, т. е. Греческому королевству, созданному при поддержке великих европейских держав-покровительниц еще в начале XIX в. Крит, находившийся на перекрестке морских путей и имевший крайне важное стратегическое значение, оказался вновь в центре внимания Европы зимой 1896—1897 гг., когда на нем с небывалой силой столкнулись интересы христианского и мусульманского населения1.
Великие европейские державы — Австро-Венгрия, Великобритания, Германия, Италия, Россия и Франция2 — не только послали свои эскадры в критские воды и высадили «смешанный морской десант», как тогда говорили, для спасения мирного населения (как христиан, так и турок) от резни, но постепенно установили блокаду, создали «совет адмиралов», который взял на себя временное управление островом. Зимой 1897 г. на кораблях великих держав на Крит прибыли опытные дипломаты, военные и представители европейской прессы. Среди них были такие выдающиеся личности как Эмилий Джозеф Диллон3 и Эрнест Натаниэль Беннетт4, которые, вероятнее всего, одновременно были представителями английской разведки, которая еще с 70-х годов XIX в. превратила Балканы в зону своей деятельности.
Два слова об этих людях. К прибытию на Крит 45-летний Э. Диллон считался самым известным специальным коррес-
188 О.В. Соколовская
пондентом ведущей лондонской газеты «The Daily Telegraph» («Дейли Телеграф»), журнала «Contemporary Review» и других крупных журналов и газет Великобритании. Он также был доктором философии Лейпцигского университета, доктором восточных языков и литературы Университета в Ливене (Leuven), владевшим 26 языками, в том числе санскритом, древнеар-мянским, греческим, а также всеми европейскими языками; доктором языкознания и профессором классического отделения Харьковского университета. Э. Диллон был незаурядной личностью, прошел путь от корреспондента, побывавшего во многих «горячих точках» на рубеже веков, до известного литератора и академика, которым он стал в конце жизни. В Россию он попал еще в 1877 г., накануне русско-турецкой войны, и потом считал ее второй родиной. Здесь он женился на русской, стал известным публицистом, другом В. Соловьева и многих других, и, что пока не совсем понятно, личным помощником крупного политического деятеля России, министра финансов графа С. Ю. Витте. С конца 80-х годов он побывал в центре всех важнейших политических, культурных, общественно-исторических событий в жизни России и мира. Так, сам Витте считал Диллона первым среди публицистов своего времени. Он писал, что этот «англичанин...талантливый, пользующийся большой известностью в Англии и в Америке», «дирижировал все сообщения в европейскую печать»5. Со временем он станет «полуофициальным послом» мира, а, возможно, и агентом сразу нескольких разведок, но, прежде всего — английской. Важность критского вопроса для великих держав, в том числе, подтверждает его пребывание на острове в 1897 г. К сожалению, о Э. Диллоне и его международной деятельности до сих пор не написано ни статей, ни книг. Материалы библиотеки Стэндфордского университета в США, которые автору удалось найти и получить, раскрывают лишь некоторые моменты интереснейшей судьбы6.
Эрнест Беннетт был на 11 лет моложе Эмилия Диллона, когда они встретились на Крите. Он был также незаурядной личностью, одним из блестящих выпускников Оксфорда, ученым-богословом, полиглотом, увлекался политикой и жур-
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 189
налистикой, был корреспондентом «The Times», был замечен английским правительством, которое доверило ему секретную миссию на Крите.
В обязанность этих двух военных корреспондентов входил сбор информации в противоборствующих группировках на Крите (т. е. среди восставших христиан и пришедших к ним на помощь греческих войск во главе с полковником Т. Вассосом, которые высадились с разрешения греческого короля Георга I на острове весной 1897 г., а, с другой стороны, среди критских мусульман и турецких войск). Диллон и Беннетт являлись также агентами адмиралов четырех держав-покровительниц, выполнявшими деликатные поручения, осуществляли связь между военными, дипломатами и политиками Крита, Греции и великих держав. Сам Беннетт писал позже, что выполнял задания британского генерального консула на Крите Альфреда Биллиотти и адмиралов великих европейских держав. При этом, как свидетельствуют документы — дневники, черновики сообщений и статьи Диллона и Беннетта, которые хранятся в Стэндфордском университете США, — они лично сочувствовали разным группировкам и религиозным общинам, воюющим на Крите. Видимо, в этом также изначально заключался глубокий смысл.
Так, Э. Диллон был признанным в Греции и в Европе эллинофилом, сохранявшим традиции, заложенные еще во времена Байрона: его корреспонденции с острова выражали искреннее сочувствие и поддержку греческому христианскому населению. При этом Диллон красочно и вполне объективно описывал критский характер в целом: по его мнению, «какие бы недостатки критяне не имели, они храбры и тверды — неважно христиане или мусульмане. Они способны поддерживать в себе жизнь малым неограниченное время, и когда одна беда приходит за другой, они умирают несломленными»7. Диллон писал, что «они все — великолепные стрелки, равные лишь швейцарцам. Это касается любого критянина, независимо от возраста или вероисповедания. С раннего детства они практикуются в стрельбе, и как бы бедны не были, всегда умудряются иметь ружье и амуницию. Критянин готов продать свою
190 О.В. Соколовская
бессмертную душу, чтобы заполучить ружье или револьвер; он готов даже украсть их у своего лучшего друга без тени смущения. Это часть его натуры». Во время восстания на Крите Э. Диллон слышал несколько раз о кражах оружия у своих же товарищей — критских христиан, но только о краже оружия, револьверов или патронташей, что, по их мнению, не являлось нарушением каких-либо их традиций или законов. «Стрельба — вот главная страсть критян, и они никогда не сдерживали ее». При этом Диллон подчеркивал, что «они каким-то образом находятся в гармонии со своими убеждениями, и поэтому лгут, крадут, стреляют, убивают и умирают с убеждением в своей святости»8. Ну, недаром еще в древности появилось выражение «лжет, как критянин». Эрнест Беннетт, который в то же самое время также путешествовал по острову в поисках информации, проведя не один день среди критских инсургентов, филэллином, в отличие от Э. Диллона, не был и не стал.
Первые же корреспонденции Диллона, например, его «Эпизоды критской жизни», датированные 8 марта 1897 г. и опубликованные уже через неделю в «Дейли телеграф»9, произвели сенсацию в Европе и способствовали активизации европейской политики по умиротворению пылавшего острова. Речь шла о сражении вокруг одного из турецких блокгаузов в местечке Малакса (блокгаузами назывались турецкие фортификационные бараки). Вдоль гребня горы, идущей на запад от Суда-бей и форта Изеддин, турки занимали три блокгауза — Малакса, Кератиди и Инеболи, которые составляли цепь обороны против любых возможных в будущем выдвижений инсургентов в Канею и ее пригороды10. Естественно, что восставшие критяне-греки, со своей стороны, старались их разрушить и вообще считали их незаконными, так как все три блокгауза находились за нейтральной линией, установленной «советом адмиралов» для безопасности населения. Турки также вели себя весьма агрессивно. «Происхождение боя вполне простое: в местечке, названном Малакса, находившемся на расстоянии часа ходьбы от Канеи, мусульмане занимали крупное здание, называемое блокгаузом, в то время как христиане намного свободнее расположились в различных пунктах вокруг него.
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 191
Христиане, за неимением артиллерии, не могли быстро вытеснить мусульман и вынуждены были открывать огонь по любой голове в тюрбане, которая показывалась из-за здания, — писал Диллон. — Ситуация не менялась в течение нескольких недель, но провизия у оборонявшихся сокращалась. Они были сильно истощены, а мусульмане по своей религии должны содержать душу и тело воедино. Они привыкли жить малым, но не были мастерами жить вообще без всего. Если бы был найден выход и возможность пополнить свои запасы, они бы держались; но их вездесущий противник был невидим; а его присутствие обнаруживалось лишь теми разрушениями, которые происходили вокруг»11. Христиане-инсургенты, которые располагались на высотах вокруг деревни Малакса, по мнению Диллона, были людьми того же типа, что и их противник: «Они спали на открытом воздухе.... Их укрытием служили то стволы оливы, то валуны или разрытая земля, остатки старинных каменных стен, т. е. все, что только можно было себе придумать». И так они ждали день за днем, «направив свой острый взгляд, чтобы поймать тень неосторожного турка и приготовиться выстрелить в эту еле различимую мишень». Мусульмане, которые оказались зажатыми в Малаксе, умудрились все же сообщить о своем бедственном положении своим друзьям и сородичам в Канее12, и последние решили доставить им провизию, что было нелегко осуществить. Вокруг были рассредоточены христиане-стрелки, а что еще хуже, нужно было пройти через три маленькие деревни, расположенные возле Канеи, в которых было многочисленное христианское население. Риск был велик, так как «600 стойких мусульман, включая солдат регулярных войск, и жаждущих христианской крови добровольцев вышли темной ночью из Канеи и направились в Малаксу. Через некоторое время они без всяких помех доставили мешки с мукой, сухарями и другими жизненно важными продуктами страдающим друзьям, лица которых теперь сияли.»13.
Уже совсем рассвело, писал Диллон, когда посланники, как триумфаторы, окрыленные удачно проведенной рискованной операцией, вооруженные до зубов, с развернутыми флагами и плакатами, отправились в обратный путь. Всего 15 минут
192 О.В. Соколовская
пути на север, и уже видны ...минареты, хорошо охраняемые турецкими войсками гарнизоны, а также лежащие теперь в руинах улицы Канеи (после бомбардировки кораблями великих держав, которые хотели таким образом остановить резню на острове). На высотах к востоку располагались два вражеских для турок лагеря; они были хорошо видны и различимы благодаря греческим флагам — это были христиане, находившиеся в монастыре в деревне Элиас. Орудия с военных кораблей пытались снести греческие флаги, провоцировавшие османов. Но турецкий гарнизон, находившийся поблизости, молчал, потому что все были мертвы14.
«На узкой, продуваемой ветрами дороге, ведущей в горы, слонялось несколько человек в тюрбанах». Они еще больше, чем Диллон, жаждали узнать о результатах экспедиции, которую теперь ждали назад каждую минуту. «Это объяснялось тем, что их друзья и родственники были вовлечены в это предприятие, — писал Диллон. — Они неприязненно смотрели на меня, пока я проходил мимо, держа путь к маленькой симпатичной деревушке у самого подножия горы»15. «Снаружи одного из беспорядочно разбросанных домов, возле дороги, местные женщины, одетые в национальные костюмы, выполняли домашнюю работу. Внезапно вспыхнул огонек на горе, затем послышался сильный хлопок, который разнесло горное эхо, и вновь наступила тишина. Женщины прекратили работать. турки, которые без дела слонялись по дороге, а потом прилегли, чтобы погреться на весеннем солнце, подняли головы и прислушались. Вновь дымок и хлопок, затем еще... Теперь серо-голубые дымки поднимались в разных точках на горе, а эхо доносило звуки начавшейся битвы. Невозможно было сказать, чья брала. В численном отношении турки превосходили греков вдвое, кроме того, пришедшие из Канеи, где не было проблем с провизией, были в лучшей форме. Если бы им было позволено сойтись в открытом бою — они были бы счастливы. Но не было видимого противника, с кем следовало сражаться. Они с трудом различали что-то или кого-то, в то время как пули летели в них градом». Английского корреспондента, знавшего, что «солдаты всех наций всегда экономят боеприпасы и как бы
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 193
плохо не стреляли, стараются бить по цели», поразило то, что для критян такая норма казалась банальностью: главное, что враг где-то поблизости, и они стреляли день напролет в тех, кто находился вне достижимости или прятался надежно за обломками каменных стен, которыми изрезан весь остров16.
По слухам, к 9 часам среди мусульман уже имелось несколько раненых. Отряд перегруппировался, разделившись на две неравные части, один из которых пошел впереди другого. «Христиане заметили этот маневр и приняли соответствующие меры, концентрируя огонь на меньшей группе. Не обладая большими тактическими знаниями, они теперь могли легко разделить на части большую группу, сделав движение турок вперед невозможным, — продолжал свое подробное описание боя Диллон. — Пули в деревне и вокруг нее свистели со всех сторон; я поднял несколько штук около того места, где стоял»17.
В конце концов, потесненные мусульмане, числом около 120 человек, решили вернуться обратно в город, а по пути передохнуть в гарнизоне, где уже не было живой души. Другая группа, продолжая стрелять на ходу, постепенно приближалась к христианской деревушке, вблизи которой находился и сам корреспондент. После огненной вспышки из самого большого и самого белого дома христианской деревушки повалил серо-голубой дым, затем из другого дома и т. д. «Это была месть мусульман, которой они жаждали в отношении невидимого врага на высотах гор, которого невозможно было ни поймать, ни наказать. Поджог деревень был присущ только мусульманам Крита. Два вероисповедания враждовали между собой, и это была настоящая война, на которой все средства были хороши»18.
Как только пожар разгорелся и красные языки пламени охватили крыши домов, а балки стали с грохотом падать на землю, отряд, подняв раненых, продолжил свое движение к городу. Картина была впечатляющая: «Длинные шеренги смуглых мужчин, напоминавших демонов, двигались вдоль иссушенной белой дороги в священном молчании. Суровые, бесчувственные лица людей, .нарушивших все понятия дозволенного, имели выражение, граничащее с дьявольским. Не-
194 О.В. Соколовская
которые из мусульман потеряли свои тюрбаны и кое-как обвязали головы платками. У некоторых одежда была изорвана в клочья. .Три героя, похожих на головорезов, шли, засунув сигареты за ухо, как заправские клерки прячут свои карандаши. Двое раненых ехали верхом на мулах. Картину дополняло ужасное человекоподобное существо: обернутое в мокрые окровавленные тряпки, со спутанными волосами, дрожащими руками, с глазами мутно смотрящими куда-то. Он вдруг замер, и мне показалось, что он умер». На вопрос Диллона: «Этот человек мертв?» — последовал спокойный ответ: «Аллаху виднее». «Бесчувственных, в промокших насквозь от крови одеждах, людей везли как туши убитого скота на рынок, — писал Диллон. — Одних раненых везли, других поддерживали под руки, а третьи брели сами, превозмогая боль. Кто-то стонал, кто-то молился, кто-то переносил страдание молча, а кто-то проклинал громко врага. Но почти у всех спины и грудь были перетянуты широкими кожаными ремнями с патронташами, в которых даже оставались еще пули, не нашедшие христианскую мишень. Казалось, что все были даже воодушевлены, но держались, понятно, лишь на нечеловеческой ненависти к врагу»19.
По наблюдению Диллона, это не были солдаты в современном понимании этого слова, хотя и были воинственны без меры. Смотреть на них без ужаса было невозможно. «Их фанатично сверкающие глаза выдавали в них лишь человеческих животных, самых отвратительных в своем квази-религиоз-ном экстазе». «Они были настоящим божьим бичом, как и их враги, превратившие радостный плодородный остров в океан ужасных разрушений», — писал Э. Диллон.
Второй английский корреспондент, Беннетт, писал, что его приезд на Крит и сам вид прекрасного острова, увиденного им впервые с крейсера, который (вместе с британским миноносцем и австрийским крейсером) на закате солнца заходил в Суда-бей (залив Суда), произвели на него сильное впечатление. Слева дымилась деревня Элиа, в которой только что закончился бой между добровольцами-мусульманами (нерегулярными войсками) и местным христианским населением деревни. Направо простиралась плодородная равнина,
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 195
полная оливковых деревьев. При более близком взгляде через бинокль было видно, что сотни олив срублены. «Это уничтожение деревьев, которое запрещалось даже в Древнем мире во времена ведения военных действий, — сокрушался корреспондент, — теперь систематически нарушалось критским населением, как мусульманским, так и христианским. Это принесло уже несметные убытки населению острова, которое и так еле перебивалось, чтобы выжить. Много лет пройдет, прежде чем оливковое дерево начнет снова плодоносить, а ведь оливки составляют основу питания критян. Уже в темноте послышались выстрелы, и я вспомнил критскую поговорку: "Если видишь голову — стреляй в нее!"»20.
Эрнест Беннетт описывал достаточно красноречивый эпизод, который произошел в его бытность на Крите. Австрийский крейсер «Себенико», который весьма успешно участвовал в блокаде побережья Крита, заметил быстро движущуюся шхуну в направлении Мегалокастрон. На крейсере решили преследовать шхуну и не пожалели об этом, так как позже обнаружилось множество ящиков с патронами и провизией. Шхуна не реагировала на предупредительные выстрелы с крейсера, а инсургенты, побросав все, скрылись в горах. Шхуна была потоплена, но инсургенты успели выгрузить на берег значительный груз. «Они спрятались в деревне Рофия, недалеко от Кандии (Ханья. — О. С.), — описывал события Беннетт. — На следующий день я отправился в деревню, чтобы выяснить, почему инсургенты так агрессивно отнеслись к австрийскому крейсеру?»21.
Поскольку найти лощадь или мула, пишет Беннетт, ему не удалось, пришлось идти вдоль моря на лодке, которую раздобыть было также нелегко. «Был один паровичок, но капитан-мусульманин не хотел идти даже за хороший «бакшиш». Наконец, мне удалось договориться с лодочником-христианином, и, подняв австрийский флаг, чтобы в нас не стреляли турки, через час мы были в маленькой бухточке с остатками венецианского форта». Один из греков остался в лодке, другой поднялся в горы, в деревню, вместе с Беннеттом. «Воздух в горах так чист, — писал Эрнест Беннетт, — что греки сразу
196 О.В. Соколовская
почувствовали приближение людей и стали спускаться вниз в своих коротких курточках, синих шароварах, с ружьями за плечами. В них сразу чувствовалась некая древняя сила духа. Вокруг нас был кустарник весь в цвету и апельсиновые деревья, сплошь увешанные золотыми плодами; путь лежал через цветущие поля и деревни. .Нас весьма дружелюбно встречала вся деревня во главе со священником; угощали мастикой и апельсинами. . Познакомившись с критянами поближе, я стал спрашивать, почему они стреляли по крейсеру «Себе-нико» день назад? Они уверяли, что приняли его за турецкий. Понятно, что они говорили неправду, так как спутать цвета турецкого флага (красного) и австрийского (красного с белой полосой) невозможно»22. Беннетт узнал от инсургентов, что жертв не было, только один моряк был ранен в ногу. И в это он тоже не поверил, поскольку огонь с крейсера был шквальным и непрерывным. «Но, — заключал Беннетт, — критяне славятся хитростью и скрытностью. А во всем остальном — они производят очень приятное впечатление. Но пора было возвращаться, и нас до самой пристани сопровождало несколько жителей деревни, которые время от времени стреляли в воздух в качестве салюта. Это были самые симпатичные христиане, которых я когда-либо видел на Крите, и это было связано с тем, что еще ни один итальянец или грек не посетил их деревню»23.
По мнению Беннетта, «единственное неудобство блокады острова кораблями великих держав выражалось для критян в недостатке пшеничного хлеба, но в остальном все было нормально: в деревне этой было достаточно мяса, фруктов, овощей, как и во внутренних деревнях в целом»24. О национальных чертах христиан Крита Беннетт писал так: «На обратном пути в Кандию я встретил нескольких христиан, которые заявляли, что башибузуки напали на соседнюю деревню и отрезали трем грекам головы и показывали их в кофейнях. Я затем не нашел ни одного свидетеля этому, и расспросы в конце концов убедили меня в том, что это был чистый вымысел. После моих поисков истины насчет этих 3-х голов я благополучно отобедал благодаря любезности и учтивости капитана Строуда на борту броненосца «Трафальгар» и около 10 вечера перешел и
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 197
перенес свои вещи на австрийский крейсер «Себенико», капитан которого пообещал отвезти меня в Канею». Наутро «Себе-нико» бросил якорь в бухте Суда, которая была полна военных кораблей. Как пишет Беннетт: «Это были огромного размера броненосцы, похожие на «Ревендж», — «Сардиния», «Мария Терезия» и множество крейсеров, больших и малых, выставленных, как на показ, в своем величии и красоте, которые могли вызвать ревность со стороны турецкого флота, представленного группой бедных, обшарпанных крейсеров — «Хебет Нумах» и других, которые могли служить только символами национального упадка османов»25.
В Канеи Беннетт проживал вместе с замечательным английским рисовальщиком Мелтоном Приором26, одним из двух лучших иллюстраторов популярного в то время журнала «Иллюстрированные лондонские новости». Приор славился тем, что мог в гуще военных событий зарисовать их с необычайной точностью и скоростью. Затем его наброски обрабатывались профессиональными рисовальщиками для журнала. Он также был военным корреспондентом и часто сопровождал Беннетта в его путешествиях по острову. Они бывали для сбора информации в Суда-бей или посещали турецкие кордоны на дорогах в Платанию, Нерокури и др. местах. М. Приор, находясь на Крите весь 1897 год, посылал каждую неделю в Лондон свои карандашные зарисовки всего происходящего для «Иллюстрированных лондонских новостей». Путешествия были опасными, и во время этих прогулок они могли легко попасть под пули инсургентов или турок.
Часто во время таких прогулок по секторам, на который был разделен остров, Беннетт разговаривал с турецкими офицерами и солдатами, которые всегда обращались к нему «запросто и доброжелательно». Беннетт вспоминал: «Помню, как однажды один турецкий офицер, м-р Мелтон Приор и я поднялись на крышу дома в Нерокури, который недавно сгорел и временно был превращен в укрытие. Немедленно три пули пролетели над нашими головами, выпущенные из Малаксы с горы, а днем в мою сторону было сделано еще четыре выстрела с большого расстояния, хотя я держал в руках белый флаг.
198 О.В. Соколовская
Каждый узнает из своего опыта на Крите по звуку летящей пули, с какого расстояния был сделан выстрел»27.
В отличие от Диллона, Беннетт, считал, что «вы нигде в мире не найдете более преданного приятеля, чем османский солдат». Он не раз наблюдал сцены, которые поражали его до глубины души и вызывали сочувствие и уважение к турецким солдатам. Например, «как пятеро турецких солдат сидели вокруг котелка, в котором варилось несколько бобов и листьев капусты, кусок хлеба был один на всех; пока это варево готовилось, они весело шутили и смеялись, находясь в самом лучшем расположении духа». Больше всего его поражало, во что были одеты турецкие солдаты: «А форма турецкая! Старая изношенная и частично уже замененная гражданской одеждой. Она часто делилась на трех солдат: кто-то носил брюки, кто-то ботинки, а кто-то — форменную рубашку. И офицеры также часто ходили в разбитых ботинках. Хуже никто не был одет, но как они воевали и стреляли!»28. Подчеркивал Беннетт и то, что, «даже находясь на краю голода, трудно было уговорить их взять хоть одну монету». «Они вели себя замечательно, когда приходилось просить их подвести мою лошадь или сопроводить меня от одного поста до другого, — писал Э. Беннетт. — Это был контраст с бедным христианским населением внутри острова, которое требовало с меня денег за любую, даже самую простую услугу»29.
Протурецкие симпатии чувствуются и в описании уже известного нам, по рассказам Э. Диллона, боя возле блокгауза в Малаксе 8 марта 1897 г. Беннетт пишет, что, «во-первых, адмиралы строго предупреждали лидеров инсургентов, что они не будут терпеть какие-либо попытки захвата турецких блокгаузов и не будут вмешиваться в движение транспортов для снабжения турецких гарнизонов». Свои требования адмиралы передали также в письме лично полковнику Т. Вассосу и главе инсургентов, напоминая им, что турецкие блокгаузы наверху должны были сохранять свои позиции для безопасности Канеи и что любое движение инсургентов против их восстановления будет отрицательно встречено международными силами. Несмотря на все это, христиане настойчиво осуществляли свою
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 199
программу вытеснения мусульман с острова. Они успешно окружили ночью блокгауз в Малаксе и перерезали все коммуникации турок с гарнизонами внизу. 8 марта 300 добровольцев попытались прорваться через гористую местность к туркам, чтобы доставить им воду и провизию. У них не было артиллерии, а в горах засели христиане, которые поливали их дождем из пуль. Операция не удалась, и турки вернулись назад с двумя убитыми и тремя ранеными30. Вечером того же дня Беннетту, по дороге в деревню Нерокури, вновь удалось побеседовать с турками. Он пишет: «После того, как я поделился сигаретой с одним из солдат, со мной согласились побеседовать два младших офицера («оба из нового поколения турецких офицеров, обучавшихся в Германии тактике в военной школе»). Оба были в огорчении и недоумении, что им не удается прорваться к блокгаузу в Малаксе, где не осталось еды и воды, так как инсургенты разбили бочку с водой. ... В это время тишину взорвал звук сигнального рожка, затем другой. Турки из блокгауза в Малаксе просили помощи, погибая от жары и жажды. В этом было что-то патетическое.»31.
Однажды Беннетт оказался на краю гибели. Придя к инсургентам-грекам, ему не удалось предъявить им при обыске ни одной газеты «Таймс», зато из его портсигара выпали карточки двух младших офицеров-турок, с которыми он беседовал по дороге. Однако он был везучим, ибо в то время как инсургенты решали его участь, «появилась группа из 40 молодых критян с греческим флагом, а впереди, — как пишет Беннетт, — шел молодой красивый грек, в котором, к счастью, я узнал бывшего знакомого по Оксфорду К. Маноса. . Здесь он был одним из главарей критских инсургентов»32.
Восставшие критяне тем временем не приняли автономный статус и требовали союза с Грецией, подчиняясь теперь только высадившемуся на остров с греческими войсками полковнику Т. Вассосу33, который обосновался со своим штабом в горах в деревне Аликиану.
Адмиралы получали различные сообщения о том, что на острове зреет сильное недовольство по поводу их решений относительно автономии острова. Но объективных сведений о
200 О.В. Соколовская
действительном настроении критского христианского населения у них не было. Они приняли решение послать для сбора информации о настроениях среди христиан, живущих в отдаленных районах, Эмилия Диллона и Эрнеста Беннетта, которые путешествовали раздельно, но иногда встречались.
Беннетт затем описал в прессе свое путешествие в лагерь к полковнику Т.Вассосу. Все горы вдоль дороги, как писал Бен-нетт, были исчерчены свинцовыми пулями, выпущенными обеими сторонами. «В то время, как мы разговаривали с лейтенантом А. Вассосом (сыном Т. Вассоса. — О. С.), очень высоким и красивым греком, я встретил д-ра Э. Диллона, корреспондента «Дейли телеграф», который был в довольно тяжелом положении, поскольку у него не было пропуска для прохода через турецкие линии, и он просил взять его с собой. Пришлось рискнуть и идти в Канею по одному пропуску вдвоем».
Публицистическим результатом поездки Э. Диллона к инсургентам стала его публикация в «Дейли телеграф» от 27 марта 1897 г., которая называлась: «Вместе с главарями инсургентов. Потрясающие приключения нашего специального корреспондента! "Союз с Грецией или смерть!"». «Канея. Вечер. Пятница.
Я только что завершил одну из самых интересных поездок в моей жизни, полную приключений, трудностей и незабываемых сцен, происходивших в дикой, горной стране, без дорог, мостов и полностью не приспособленной для человеческой жизни. Особое внимание было уделено взглядам критского населения на «автономию», провозглашенную адмиралами 6 марта. Мне было поручено посетить провинции, раздать прокламации, собрать мнения людей и суммировать их взгляды»34.
Это задание адмиралов полностью отвечало интересам самого Диллона, филэллина и человека аналитического ума. Он с нетерпением ждал возможности поехать с лидерами инсургентов во внутренний Крит и составить свое представление о том, каково истинное отношение православных критян к объявленной адмиралами автономии острова. Диллон получил пропуск во внутренние районы Крита и, одетый критским священником, который якобы в свое время присоединился к восставшим инсургентам в Акротири, приступил к выполне-
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 201
нию задания. Как и все инсургенты, он теперь носил на плече винтовку и револьвер за поясом. Из лагеря повстанцев в Ак-ротири Диллон с шестью компаньонами, включая Э. Венизе-лоса35, отправился в дальнее путешествие в горы. На другой берег Суда-бей их переправил русский паровой катер. «Через два часа мы все-таки высадились у подножия крутой горы в провинции Кидония, — писал Диллон. — Лил дождь, и, промокшие до нитки, мы поднялись по почти перпендикулярной дороге на гору с грузами за спиной, засыпая и спотыкаясь на каждом шагу и в постоянном напряжении, что могли быть убиты турками, которые находились в форте недалеко от нас. После нескольких часов ходьбы в таких условиях мы добрались до деревни Мегалокорафья, где не смогли найти даже сухую одежду. Вожди инсургентов послали за людьми в соседнюю деревню, и вскоре появилось множество разных людей, которым было предложено прочитать прокламации (их читали лидеры) и обсудить их. Некоторые зло отказывались, некоторые отходили прочь, но все были не согласны с автономией и восклицали: "У нас должен быть только союз с Грецией или мы умрем с оружием в руках! Да здравствует король Георг!"»36.
В это время с турецкого поста, который Диллон и его компаньоны недавно так тихо миновали, открыли огонь по деревне, и жители немедленно, схватив свои винтовки, стали отвечать им. Перестрелка продолжалась даже, когда Диллон и его спутники покинули деревню. «Мы отправились снова в путь (голодные, так как кроме чашки кофе и нескольких бобов ничего не ели уже сутки). Началась снежная метель, и мы вскоре добрались до большой деревни Армени, названной так потому, что 900 лет назад она была основана армянскими колонистами. Современные домики были совсем маленькими и почти не видимыми из-за руин, которые были результатом восьми критских восстаний. Жители этой деревни, которая столько раз разорялась и возрождалась вновь, мечтали о союзе с Грецией и не принимали автономию под сюзеренитетом султана. Руководители инсургентов, по нашему приближению, собрали митинг жителей и передали прокламации главе деревни. Выстрелы недовольства были ответом, и все начали говорить
202 О.В. Соколовская
одновременно. Толпа все увеличивалась. Некоторые сидели в стороне на мулах, но большинство стояло с оружием за плечами. Там были мэры, экс-мэры, нотабли и экс-депутаты из главного города Вамоса и из всех окружающих деревень провинции Апокорона. Среди них я заметил много священников, вооруженных так же, как и я. Большинство жителей соседних деревень принесли с собой греческие флаги, вызывавшие оглушительные приветствия. На крышах домов постоянно стояли люди, а ветки старой оливы были увешаны детьми. Старики в черном стояли под деревьями, спрятавшись от непогоды. Было около 3 тыс. человек, одетых во всевозможные одежды. Большинство принадлежало к одному типу критских людей: красивые, бесстрашные, хорошо сложенные». Мэр Вамо-са сказал: «Мы объединены теперь с Грецией! Нам нравится быть под защитой ее войск. Нам нравятся законы и порядки во внутреннем Крите, и мы будем поддерживать их, если Европа оставит нас в покое. Мы отвергаем автономию и никогда не будем сотрудничать в ее установлении. Мы будем ей сопротивляться, пока не кончатся патроны. Вот наши взгляды и взгляды всех критян». Экс-депутат собрания Крита Паппадакис также произнес краткую речь: «Европа не понимает критский вопрос и поэтому находится на ложном пути. Мы знаем, чего мы хотим и почему. Наши причины носят не только сентиментальный характер, но и экономический тоже. Мы все хотим поддержать союз с Грецией любой ценой». Его выступление получило громкую поддержку слушателей»37. Диллон обратился к инсургентам с просьбой лично поговорить с людьми и задать им простой вопрос: хотели бы они принять автономию, как шаг в сторону присоединения, и почему и когда они решили оказать сопротивление Европе? «Мой вопрос вызвал исключительное волнение»38. «Один из лидеров инсургентов д-р Венизелос забрался на скалу и прочел громким голосом прокламацию адмиралов, объясняя значение автономии; он попросил высказаться людям. Затем был написан ответ адмиралам и зачитан всем собравшимся. Дождь и ветер не испугали толпу: так важен был обсуждаемый вопрос. Все обсуждение сопровождалось канонадой из соседней деревни, на которую
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 203
где-то отвечали, что свидетельствовало о начале новой битвы. .Но обсуждение продолжалось. Какой-то крестьянин сказал: "Мы теперь свободны при короле Георге, и нам ничего не надо более, но, если Европа хочет снова завоевать нас, мы готовы умереть. Я сам потерял моего дорогого сына в битве, и я готов умереть, если христианская Европа хочет забрать мою жизнь. Но мы будем сопротивляться автономии до самого конца"»39.
На следующее утро с гор спустилась еще группа вооруженных до зубов инсургентов — человек 100, и им тоже раздали копии прокламации адмиралов. Старый человек, 75 лет, д-р Милоноянаки, бывший директор Банка Крита, взял слово: «Мы все хотим союза с матерью-Грецией. По этому пункту нет разногласий между нами. Европа может уничтожить нас, но не может изменить наших убеждений. Пока хоть один грек жив, мы будем говорить, как делаю сейчас я: "Союз или смерть!". Мой сын Джордж был убит в Акротири 14 дней назад. Я его обожал, но отдал его на эту жертву по доброй воле, и я готов пожертвовать своей семьей и самим собой в качестве протеста против автономии. Мы потеряли нашу собственность, и мы ни в грош не ставим наши жизни. Толпа после этого закричала: «Да, мы ни в грош не ставим наши жизни!»40. «Неожиданно, — пишет находившийся в толпе Диллон, — я почувствовал твердую руку на своем плече и повернулся, увидев красивого мужчину, вооруженного и одетого священником, его глаза горели страстью. Он воскликнул: «Вы, сэр, увидите сейчас, в какую цену мы, критяне, оцениваем нашу жизнь. Вы можете вернуться и рассказать в Европе, что вы видели!». И он в ту же минуту выхватил длинный с белой ручкой кинжал из-за пояса у одного из свидетелей и попытался разрезать себе рот от уха до уха. Но в последнюю секунду мы схватили его и скрутили руки за спиной. С огромным трудом мы разжали его пальцы и отобрали кинжал, после чего он успокоился»41.
«После того, как письменный ответ адмиралам был зачитан неоднократно людям и вызвал бурные аплодисменты, — пишет Диллон, — обращаясь ко мне, один из них воскликнул: "Наш ответ Европе: "Союз или смерть! Да здравствует король Георг!"». Картина в других деревнях, которые Диллон, Вени-
204 О.В. Соколовская
зелос и их спутники также посетили, «была так похожа на эту, что описывать это было бы излишним. Везде был энтузиазм, единодушие и убежденность.»42. Диллон записал после посещения внутреннего Крита следующее: «Если критяне так упрямы, бесстрашны и фанатичны, то трудно себе представить, каким путем смогут адмиралы, генералы и дипломаты установить автономию против их воли»43.
По прибытии в Суду Э. Диллон доложил свои наблюдения адмиралам, которые уже после вспыхнувшей греко-турецкой войны в мае 1897 г. постепенно передали управление Критом экспедиционному корпусу четырех держав во главе с их верховным комиссаром принцем Георгом Греческим. В 1898 г., под нажимом великих держав, турецкие войска покинули Крит, а инсургенты, сначала организовав революцию 1905-1906 гг. и потребовав немедленного присоединения острова к Греции, в конце концов поняли всю нереальность такого быстрого решения критского вопроса, существовавшего на протяжении всего XIX века, смирились с действиями и намерениями великих держав-покровительниц — Англии, России, Франции и Италии — и сложили оружие.
Вплоть до 1913 г. Крит, управлявшийся уже православными греками, находился под сюзеренитетом Османской империи, однако власть султана постепенно сужалась и становилась фиктивной. В то же время сохранение Крита в составе Турции стало задачей комитета «Единение и прогресс». Младотурки решили предоставить правительству право в любую минуту объявить войну Греции, «так как этого требует честь Оттоманской империи». В результате, по единодушному мнению почти всей европейской прессы, «смуты и погромы на острове были неизбежны»44. Многие предрекали начало греко-турецкой войны сразу после ухода международных войск с острова.
С другой стороны, фактическое преобладание греков на острове, соединенное лишь с формальным сохранением сюзеренитета султана, делало попытки младотурок нереальными. Критская конституция 1907 г. еще более укрепляла власть Греции на острове. Вывод всех европейских сил и замена их
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 205
критской милицией и жандармерией в 1909 г., создание (при помощи четырех европейских держав-покровительниц) достаточно самостоятельной и крепкой системы управления островом оставляли мало шансов для возврата османского правления. Решимость греков бороться за присоединение острова к Греции была безграничной, и младотуркам не хватило бы никакой аргументации для организации соответствующего сопротивления стремлению греков.
В октябре 1912 г. Греция в составе сильной военно-политической коалиции балканских государств — Греция, Болгария, Сербия и Черногория — вступила в войну с Турцией. Критское правительство также решило отправить на помощь воюющей Греции критскую милицию в 6 тыс. человек и 1 тыс. жандармов, а также содействовало отправке на фронт многочисленных добровольцев. По мнению российского посланника в Афинах Е.П. Демидова, «развертывавшиеся события представляли собой бесподобный случай. для окончательного разрешения критской проблемы и присоединения острова к Греции»45. С начала Первой Балканской войны 1912 г. великие державы по инициативе Великобритании убрали с Крита свои корабли-стационеры, якобы «как выражение их протеста» действиям греков. Последней ушла с острова русская канонерская лодка «Хивинец».
Новый король эллинов Константин I (сын убитого в марте 1913 г. Георга I) назначил генерал-губернатором Крита заслуженного греческого политика С.Драгумиса и принял все меры к полному объединению острова с Грецией. На остров были направлены греческие войска, которые полностью заменили национальную милицию46. 1 февраля 1913 г. при общем ликовании критян Драгумис лично поднял греческий флаг и выставил при нем караул. По Лондонскому договору от 30 мая 1913 г. Крит воссоединялся с Грецией, но окончательно его принадлежность к матери-Греции была зафиксирована после Второй Балканской войны по условиям Бухарестского мира от 10 августа 1913 г. Интересно, что договор, передававший навечно остров Крит Греции, был подписан ручкой Э. Диллона.
206 О.В. Соколовская
Эмилий Диллон и Эрнест Беннетт побывают еще не в одной «горячей точке» мира, проживут исключительно яркие жизни, став известными писателями и уважаемыми академиками.
Диллон будет свидетелем и летописцем обеих Балканских войн, событий в Китае и Мексике, дела Дрейфуса, революции в России 1917 г. Станет первым переводчиком «Крейцеровой сонаты» Л.Н. Толстого, который перевернет его сознание, хотя и не сделает своим последователем. Словом, он всю жизнь будет в гуще событий.
Беннетт еще не раз возвращался на Крит и уехал только в конце 1898 г., когда остров покинули сначала греческие, а позже все турецкие войска. В статье «Среди критских инсургентов» он с возмущением описывал события марта 1898 г., когда весь турецкий гарнизон из Ретимно отплывал с Крита, а инсургенты спускались с гор и обстреливали отходящие силы. Это было повторением кошмара, пережитого мирным турецким населением Крита в начале 1897 г. Оказавшиеся в окружении инсургентов и прибывших на остров греческих добровольцев в деревне Конданос, турки смогли добраться до набережной в Селино для эвакуации с острова только благодаря действиям международного отряда, который оттеснил инсургентов и помог посадке турок на суда. И даже после этого, как писал Беннетт, инсургенты стремились преследовать и грабить несчастных беженцев47.
Доброжелательное отношение, искреннее сочувствие, которые испытывал сэр Эрнест Натаниэль Беннетт к туркам, будут иметь продолжение: он станет турецким спецкором «Манчестер Гардиан», будет дружить с выдающимся реформатором Мустафой Кемалем Ататюрком48 и напишет замечательную книгу о Турции, которая будет лежать на тумбочке возле умирающего Ататюрка в 1938 г.
Примечания
1 Подробнее см.: Соколовская О. В. Великий остров Средиземноморья, Греция и европейские миротворцы. М., 2013.
2 Вскоре Германия и Австро-Венгрия отказались принимать участие в разрешении критского вопроса и их военно-морские силы ушли с острова.
Английские корреспонденты в гуще событий: Крит, 1897 г. 207
3 Эмилий Джозеф Диллон (1854-1933), академик, профессор философии, иностранный корреспондент лондонской «Дейли телеграф» и проч.
4 Сэр Эрнест Натаниэль Беннетт (1865-1947), британский академик, политик, исследователь, писатель и военный корреспондент во время критских событий 1897 г.
5 Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М., 1960. С. 414-415.
6 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Автор статьи приносит свою благодарность руководству библиотеки за разрешение пользоваться материалами библиотеки и лично ее сотруднику Полли Армстронг за помощь в копировании и присылке всех отобранных мною материалов.
7 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 10. P. 1, 2.
8 Ibidem.
9 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 10. Черновики статей Э. Диллона для «Дейли телеграф» за 1897 г.
10 Ibidem.
11 Ibid. P. 1.
12 Канея, современное название Ханья, тогда административный центр и крупнейший порт Крита.
13 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 10. P. 2.
14 Ibidem.
15 Ibidem.
16 Ibidem.
17 Ibid. P. 3.
18 Ibid. P. 4.
19 Ibidem.
20 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 19. P.2.
21 Ibid. P. 3.
22 Ibid. P. 3, 4.
23 Ibid. P. 4, 5.
24 Ibid. P. 5.
25 Ibid. P. 5.
26 Мелтон Приор (1845 - 1910), один из лучших английских художников-иллюстраторов конца Викторианской эпохи, военный корреспондент.
27 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 19. P. 6, 7.
28 Ibidem.
29 Ibidem.
30 Ibid. P. 8.
31 Ibidem.
32 Ibid. P. 9.
33 Вассос Тимолеон (1836-1929), полковник, затем генерал-лейтенант греческой армии. Вместе с сыном Андреасом Вассосом участвовал в высадке греческих войск на Крите в помощь инсургентам весной 1897 г.
34 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 10. P. 6. Черновики Э.Диллона.
35 Венизелос Элефтериос (1864-1936), выдающийся критский революционер и греческий политический деятель, после l91o г. неоднократно был премьер-министром Греции.
36 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 10. P. 7.
37 Ibidem.
38 Ibidem.
39 Ibid. P. 8.
40 Ibid. P.9.
41 Ibidem.
42 Ibidem.
43 Ibidem.
44 Земщина. 30.07.1909.
45 Соколовская О. В. Россия на Крите. Из истории первой миротворческой операции XX века. М., 2006. С. 146.
46 Там же. Л. 71.
47 Department of Special Collections. Stanford University Libraries. Emil J. Dillon Papers. Box. 4. F. 19. P.2; http://mickmctiernan.com/history/the-battle-of-paleochora/.
48 Ататюрк Мустафа Кемаль (1881-1938), османский и турецкий реформатор, политик.
