CC BY
65
Иван ИВАНОВ
АНАТОМИЯ ЕВРОПЕЙСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Во всех многоплановых отношениях Европейского Союза и России неизменно присутствуют, как дежурный рефрен, ссылки на европейские ценности, как некий универсальный моральный императив. Похоже, он призван подменить собою собственную цивилизационную идентичность российского гражданского общества. Вторгаясь в его формирование извне, эти ценности могут быть и демонстрационными примерами, и, достаточно часто, фактором интоксикации взаимного партнёрства, а потому требуют своего системного научного анализа.
Сущностное наполнение и эволюция
Исторически ценности, конечно же, являются частью общего европейского ци-вилизационного наследия и впитывают в себя многие постулаты раннего христианства, античности, эпохи Возрождения и европейских буржуазно-демократических революций, а ныне и опыт самой европейской интеграции. Они во многом идентичны ценностям американской мечты, не чужды социальным завоеваниям социализма и прекращению "холодной войны" в Европе. Выстроенные как духовно-нравственные начала и всё те же извечные представления о добре и зле, справедливом и несправедливом, допустимом и недопустимом, ценности не формируют каких-либо общественных отношений. Они остаются лишь доминирующими представлениями, образами (антиобразами), мифами и иероглифами значимости таких отношений, укоренившихся в быту и в общественной жизни1. Однако ныне они явно выступают как элементы "мягкой силы", в том числе в международных отношениях, опираются на солидную литературу2, сеть неправительственных организаций и, наконец, на интернет-пространство.
1 См. В. Лексин "Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование", № 6, 2009. - С. 25.
2 Объёмная антология этой литературы представлена, например, в кандидатской диссертации Л. Ярошенко "Разрыв ценностей в политическом диалоге Россия - Европейской Союз", - М.: Институт Европы РАН, 2011.
© Иванов Иван Дмитриевич - академик, д.э.н., профессор, гл.научный сотрудник
Института Европы РАН. E-mail: [email protected] Ключевые слова: «европейские ценности», неуниверсальность и эклектика, корпоративизм, ипостаси европейской демократии, двойные стандарты.
В Лиссабонском договоре упоминаются около двадцати различных ценностей, причём основополагающие среди них пять, специально упоминаемые в преамбуле Договора. А именно: права человека, свобода, демократия, равноправие и верховенство закона1, тогда как остальные и более частные ценности получают своё признание и оформление через устои, цели и функции ЕС, хотя и при смешении этих понятий и их россыпи в правовом поле Евросоюза.2
Под устоями ЕС понимаются историческое наследие стран-членов (включая религиозное, духовное, гуманитарное и культурное) и приверженность их европейской идентичности и интеграции. Вместе с заявленными выше пятью, они обеспечивают идеологию, единство и динамику интеграционного процесса. "Успех европейской интеграции, - однозначно утверждает, например, А. Меркель, - всегда будет уходить своими корнями именно в эти ценности".3
Наоборот, цели ЕС весьма изменчивы применительно к этапам интеграции и вызовам, перед которыми они стоят, и определяются как набор конкретных проблем и решений и потому закрепляются в установках и иных документах ЕС в качестве обязательных (мандаторных) норм или декларациях о намерениях. Целями на данной стадии являются, например, переход к устойчивому экономическому росту, стимулирование научно-технического прогресса, обеспечение занятости, равноправие полов, региональное развитие, охрана прав потребителей, экология, здравоохранение, качество образования, продвижение европейских ценностей во внешней политике ЕС, борьба с преступностью, а в самое последнее время - с нелегальной миграцией и оздоровление государственных финансов стран-членов. Этот перечень может дополняться по мере необходимости на базе ст. 352 Лиссабонского договора.
Раз поставленные, цели считаются общими и общеобязательными для всех стран-членов Евросоюза, хотя на уровне интеграционного менеджмента они не всегда органично связаны между собой. Главное же, цели всё более означают попросту мимикрию конкретных интересов ЕС, пусть даже эгоистичных и затрагивающих интересы стран-партнёров.
Наконец, принципы (также формулируемые в развитие ценностей) делятся в практике ЕС на общие и специальные. Общие обычно претендуют на некую глобальную универсальность (например, положения преамбулы Лиссабонского договора), тогда как специальные определяют уставные компетенции ЕС и механизмы их реализации (например, добросовестное исполнение странами-членами своих обязательств по интеграции, солидарность, субсидиарность и пропорциональность, единство внешней политики ЕС, обеспечение представительной демократии, уважение норм международного права и Устава ООН и пр.). Юридически принципы могут реализовываться через акты ЕС, рамочные документы и декларации о намерениях. Пока что они размещены в правовом поле ЕС весьма бессистемно, вперемешку с целями, устоями и интересами Евросоюза и потому агрегатируются довольно сумбурно.
1 "Official Journal of the European Union", № С 306, 17.12.2007.
2 См. подробнее Л. Энтин. "Право Европейского Союза. Новый этап эволюции", - М.: Аксиом, 2008, - гл. 3.
3"The Economist", № 21, 2007. - P. 120.
Возникнув как морально-нравственные понятия, ценности всё чаще начинают получать в Брюсселе уже и своё обязывающее оформление. На смену морали и убеждениям Лиссабонский договор вводит механизмы политического контроля, правоприменения и правопринуждения, причём под угрозой серьёзных санкций. Обязательный характер приобретают и примыкают к Лиссабонскому договору также и положения Хартии основных прав Европейского Союза, (остававшиеся с 2001 г. диспозитивными), сохраняют обязательность решения Суда ЕС и Суда Совета Европы по правам человека, а в сфере внешней политики все эти решения претендуют ныне даже на экстерриториальность. В итоге, ценности всё более лишаются своих утопических и мистических граней, становятся аксиоматическими, априорными, рассчитанными не на убеждение, а на принуждение партнёра.
Соответственно, хотя по своему номиналу "европейские ценности" подаются как сакральные, их истинный характер в ЕС должен подтверждаться практикой, а сама эта практика оказывается и обусловливаемой, и неравнозначной.
Неуниверсальность и эклектика
Начать с того, что европейские ценности существуют в мире наряду с многими другими и уже поэтому не могут претендовать на статус универсальных. Насчитывается примерно двенадцать цивилизаций, причём по своим духовным и гуманистическим канонам они мало в чём уступают западно-европейской модели мироустройства или даже превосходят её.
Так, "Книга Перемен" ("У Цзин"), воплощающая в себе начала старокитайской классической философии, была написана за две тысячи лет до Библии и за полторы тысячи лет до обращения Европы в христианство. Книга, в частности, утверждает такие добродетели, как гуманность, справедливость, верность, терпимость, мудрость и долженствование.1 Ислам отрицает любую социальную несправедливость и признает ценностью братство людей.2 Свои каноны нравственности и гуманизма имеют буддизм, православие, синтоизм, иудаизм и другие конфессиональные модели мировоззрения.
Именно поэтому теоретики взаимодействия цивилизаций А. Тойнби и О. Шпенглер предупреждали в своих трудах против высокомерного евроцентризма. С тех же позиций выступают С. Амин, Д. Икеда, Д. Фаюза-Осмонт, Хэ-Чуанци и многие другие.3 При этом наименее воспринимаемыми из всего международного цивили-зационного багажа оказываются пока именно формализованные европейские ценности, причём по совокупности причин.
Во-первых, они в основе своей представляют собой, в отличие от иных укладов и конфессий, апологетику индивидуализма и эгоизма, нацеленных на разрушительное перепотребление, не сбалансированное ни с ресурсами планеты, ни с экологи-
1 См. А. Девятов. Практическое китаеведение. - М.: Книга, 2007. - С. 25.
2 K. Armstrong. A History of God. The 4000 Quest of Judaism, Christianity and Islam. - N.Y. Grammerercy Book, 2011. - Pp. 171, 177.
3 См, напр., А. Тойнби, Д. Икеда. Избери жизнь, - М.: МГУ, 2007 - Р. 16; "Партнёрство цивилизаций", № 1, 2012. - С. 67; "Rercheches internationals", № 7-8, 2008; "Politique en-trangaire", № 2, 2011.
ей. В вину ЕС при этом ставится не просто рыночное хозяйствование (протестатизм и пуританизм признавали за благо всё, что создано честным трудом), а именно нынешний правый неолиберализм как олицетворение крайнего эгоцентризма и неравенства1. Часто отмечается и то, что права индивидов-эгоистов неизбежно провоцируют в обществе конфликты и кризисогенность. Соответственно, например, китайские исследователи характеризуют либеральную составляющую европейских (и американских) ценностей как фанатизм и даже ложь, неприемлемые для Китая 2.
Во-вторых, растёт неприятие того, что ценности продвигаются ЕС в мир через инструменты государственной внешней политики и даже санкции, причём идеалы здесь явно пасуют перед интересами ЕС, а убеждение и мессианство - перед принуждением. Евросоюз руководствуется в мире, как отмечает итальянский социолог В. Сала, "своими функциональными интересами, а не духовными побуждениями"3, которые, как ему вторит А. Дюр, формируются именно под эти первые.4
Как результат, Старому Свету удалось утвердить свои ценности фактически только в ранних США (и то ввиду отсутствия там местной богословской базы) и ряде переселенческих колоний, и даже в католической Латинской Америке под влиянием "мягкой силы" ЕС остаются не более 15 млн немцев, 25 млн испанцев, 30 млн итальянцев и 50 млн португальцев, то есть в основном иммиграция, а не коренное население.5 По числу своих адептов и территории их проживания католицизм последовательно уступает исламу, буддизму и синтоизму.
Наконец, в самом Евросоюзе его официальные ценности сохраняются по образному выражению Нобелевского лауреата П. Кругмана, в основном, "на осадном положении".6 Здесь сохраняется гуманистически ориентированное православие (давно разошедшееся с Римом и не принимающее эгоцентризма), это Греция, Румыния, Болгария, Кипр, а в планах расширения ЕС ещё и половина бывшей Югославии. Однако ведущим фактором изменения цивилизационного фона Евросоюза является массовая иммиграция, в основном исламская. При 14 млн иммигрантов (43% общего мирового потока), активно воспроизводящих себя, фактически не ассимилирующихся в местном социуме и признающих прежде всего делегированные им права, но не обязанности, мультикультуризм испытывает в ЕС очевидный кризис, особенно перед лицом ислама. Между тем в двери ЕС уже стучатся мусульманские Турция, Албания, Босния и Косово. Конечно, З. Бжезинский не обязательно прав в том, что многонациональные и многоконфессиональные государственные образования обречены на распад7. Однако очевидно, что Евросоюз стоит перед угрозой цивилизационного разлома при перспективе определения иммиграцией собственного исторического выбора.
1 "Political Studies", № 5, 2010. - P. 981.
2 fl. Marnyan. Capitalism with Chinese Characteristics, - Cambridge, Cambridge University Press, 2007, - P. 857.
3 "Journal of Common Market Studies", January 2010, - P. 2.
4 "West European Politics", № 6, 2008. - P. 1217.
5 "Negocios Esterangaines", decembro 2010. - P. 128.
6 "International Herald Tribune". 13.12. 2011.
7 "Politique entrangaire", № 2, 2010. - P. 395.
В части эклектики европейские ценности даже изначально представляли собой внутренне противоречивый набор канонов католицизма, протестантизма (в различных его обличиях), а ныне в них также частично инкорпорируются антиглобалисты, альтернативщики, саентологи, экологи и сторонники других общественных движений. Ещё более пестрая картина имеет место на уровне отдельных стран ЕС. Бельгия, Нидерланды, Франция, Швейцария и Австрия имеют смешанное католическое и протестантское население. О своей цели создать собственное особое муль-тикультурное общество заявляет Великобритания. В ЕС тлеют и многие этнорегио-нальные конфликты (фламандцы и валлоны в Бельгии, баски в Испании, Ольстер, Альте-Адиджо в Италии, населённая венграми Трансильвания, турецкие анклавы в Болгарии, Северный Кипр и т.д.), разобщающие местный социум.
Наконец, глобализация постепенно создаёт свою собственную эрзац-религию -корпоративизм, в котором ценностью объявляется не та или иная конфессия (или идеалы), а верность и преданность интересам данной фирмы, утверждаемые самыми авторитарными методами управления поверх нравственных убеждений персонала.
Поэтому из числа всех ценностей идеологи ЕС делают ныне специальный акцент на демократию как парадигму, призванную объединить вокруг себя общество.
Ипостаси европейской демократии
"Если речь идёт о демократии и правах в ней человека, - заявлял М. Баррозу, -то мы в Европе точно знаем, что это такое, ибо наша демократия родилась и запатентована именно в сердце Европы двадцать пять веков назад в античных Афи-нах".1 Однако под этим не согласны подписаться весьма многие евроскептики.
Демократия действительно выступает как несомненное завоевание человечества. Правда, с той же поправкой, что в версии а-ля Евросоюз она опять-таки не является универсальной для всего мира. Действительно, при 27 странах ЕС, она существует сейчас, по признанию самого же М. Баррозу, почти в ста странах 2, в том числе в таких крупных государствах, как Индия, Бразилия, Аргентина, Мексика и т.д. Более того, по оценке профессора университета Мюнстера Т. Эполайта, сам же Евросоюз пополняется в последнее время государствами, которые были "более или менее совсем недемократическими, а каждое из них было далеко от облика рыночной экономики западного типа"3. Демократические же лозунги Евросоюза уже стали распространённым объектом критики для тех же евроскептиков "будь то в отдельных странах ЕС, - отмечает К. Флод, - или на уровне транснацио-нализации"4.
Действительно, Евросоюз фактически перестаёт быть представительной демократией даже в глазах своих граждан. Прямые выборы в Европарламент проходят раз в пять лет, референдумы - ещё реже. Никогда ранее не использовался и обещанный в Лиссабонском договоре механизм выдвижения собственных инициатив
1 EU.Speech/08/179/15.04.2008. - Р. 2.
2 Ibid., - Р. 5.
3 "Economies of Transaction", № 4, 2011. - Р. 694.
4 "Political Studies", № 5, 2010. - P. 710.
граждан. Сам Европарламент пока ещё не является полноценным законодательным собранием и географически пространственно оторван от своего электората. Гораздо сложнее обстоит дело с подотчётностью перед гражданским обществом других (попросту неизбираемых) институтов ЕС, ибо она фрагментирована, делима и носит многоуровневый характер вне прямой связи с самими европейцами.
Главное же - этот разрыв в коммуникациях заполнен разного рода группами интересов (примерно 1,5 тыс. рабочих групп, комитетов и других органов одной лишь Комиссии ЕС, число которых выросло с 2000 года на 40%, причём около половины из них являются практически постоянными, а половина вообще создана на базе правовых актов ЕС либо как консультанты, либо как клиентелла). Сами эти группы интересов представляют, как правило, даже не граждан, а разного рода хозяйствующие организации (фирмы и их союзы), которые вообще не подотчётны гражданскому обществу, управляются на основах всё того же авторитарного корпоративизма.
Представительственная демократия пасует при этом перед ассоциативной, а само гражданское общество оказывается заложником бизнеса и евробюрократии1. Представляя собой лишь административные, а не представительные (избираемые) органы, Совет и Комиссия ЕС тем не менее принимают решения, обязательные (в том числе и под угрозой санкций) для избираемых национальных органов власти. Эта тенденция особенно рельефно прослеживается в кризисных ситуациях, и, например, фактически всего восемь лидеров стран-доноров ЕС навязали гражданам Греции, Италии, Испании, Португалии и Ирландии драконовские меры бюджетной экономии.2
Дефицит демократии в ЕС усиливается и ввиду заметного ослабления роли в её развитии массовых политических партий как трансляторов волеизъявления граждан. В Великобритании, ФРГ, Франции, Испании, Швеции, Греции идёт на убыль их членство. Существенно деполитизирована техническая интеллигенция, у которой профессиональные интересы преобладают над гражданскими, и особенно менеджмент, где над демократией преобладает тот же корпоративизм.
В целом же идёт вытеснение из сознания граждан их политической самозначимости. "В Европе не осталось европейских ценностей, - обобщает свой опыт декан факультета международных отношений эстонской Евроакадемии Т. Алатолу, -остались только ценности торгашей. В советское время я был коммунистом-ревизионистом и мечтал о ценностях капитализма. Сейчас же я понял, что такое капитализм. Это всё пропитывающая алчность".3 Другими словами, Евросоюз пока отнюдь не стал "Европой граждан", хотя этот термин широко муссируется его идеологами.
1 Подробному анализу эрозии европейской представительной демократии посвящён, например, специальный номер журнала "West European Politics", November 2008.
2 См/'Le Monde", 20.12.2010.
3 "Аргументы недели" 22.12.2011. Это показательное заявление, впрочем, подтверждается и американскими реалиями. "Члены конгресса, - выражает своё согласие с ним А. Брук, -наверное, должны одеть всех политиков в униформу с логотипами с тем, чтобы определять их спонсоров ("Commentary", November 2011, - Р. 14.
Особенно много прорех демонстрирует демократия ЕС в части положения национальных меньшинств. Не говоря уже об исламофобии, даже работящих и законопослушных китайцев в ЕС вынуждали "локализовываться в свои самобытные сообщества", ибо без этого им было крайне сложно отстаивать свои права и интересы1. При этом наиболее бесправным остаётся положение русскоязычной диаспоры в Прибалтике. Евросоюз попросту изъял из своей компетенции вопросы гражданства, а значит, эта диаспора в Эстонии, Латвии и Литве фактически не может эффективно использовать в свою защиту соответствующие положения Хартии основных прав человека, хотя она теперь включена в Лиссабонский договор. И, несмотря на то что в Эстонии живёт больше граждан по фамилии Иванов, чем даже с наиболее известными местными фамилиями Тамм, Сепп или Саар2, русскоязычные резиденты остаются там негражданами.
"Черта, за которой начинается поощрение демократических процессов, - отмечает, например, М. Спенсер, - и начинаются манипуляции их ходом, остаётся крайне смутной"3. Там же, где "мягкой силы" оказывается недостаточно, в ход идут уже санкции и даже военная сила. Это, например, миротворческие миссии (или наёмники), техника привлечения которых в ряде стран уже вполне отработана (бывшая Югославия, Ирак, Афганистан, Чад, Судан). Последней новеллой здесь является "защита местного гражданского населения" при локальных внутренних конфликтах (Ливия, Сирия). И это, конечно же, не продвижение ценностей прежних буржуазно-демократических революций (в Ливии при вмешательстве ЕС и НАТО погибло около 10 тыс. именно гражданских лиц)4. Сама же "экспортная демократия" остаётся имитационной и бутафорской, что вызывает её неприятие в странах-мишенях, а всё чаще и в самом общественном мнении ЕС.
"На удивление большинство граждан стран с либеральной демократией, - свидетельствует М. Спенсер, - протестуют против любых попыток проталкивания нашей демократии за рубежом"5 и с ними солидаризируются, например, профессор Гарвардского университета Э. Цукерман, европейские эксперты Дж. Гольдштейн, Дж. Вестерн и тот же П. Кругман.6 "Демократический контрафакт" прямо отвергают и многие суверенные страны. Так, его прямо отмёл Дэн Сяопин, а сами упоминания о ценностях и демократии со стороны ЕС попросту игнорируются на переговорах китайской стороной. "И как бы ни ругали Белоруссию, - подытоживает уже упоминавшийся Т. Алатолу, - она держит свою линию фронта. Здесь продолжают
7
культивировать именно те ценности, за которые мы должны держаться.
Перед лицом неприятия экспансионистской и имперской политики ЕС под флагом демократии, даже М. Баррозу недавно признавал, что "демократия - это прежде
1 "Nationalism and Ethnic Politics", № 6, 2006. - Р. 256.
2 "Eesti Express", 24.04.2008.
3 M. Spencer. The Russian Quest for Peace and Democracy. - Plymonth: Lexington Books, 2010, -P. 310.
4 "Партнёрство цивилизаций", № 1, 2012. - С. 7.
5 M. Spencer. Op. cit., - Р. 299.
6 "Foreign Affairs", November-December 2011, - Р. 49; "International Herald Tribune", 13.12.2011; www.worldpress.com, 20.04.2010.
7 "Аргументы недели", 22.12.2011.
всего и в первую очередь выбор и воля граждан, а не то, что может быть навязано", однако тут же оговаривался, что экспорт демократии - это процесс, "который мы обречены выиграть", ориентируя, кстати, этот экспорт прежде всего на Арабский Восток.1
Всё сказанное является информацией к размышлению и для России, которая занимает в политике Евросоюза особое место.
Европейская провинция или евроазиатская держава?
Даже при общности географии и истории Большой Европы, Запад континента всегда относился к России по преимуществу настороженно, а потому предвзято. С учётом её геополитического, экономического и духовного потенциала наша держава (как поэтично писал Гоголь в своей "Тройке") всегда выделялась из прочих, а потому её модно было трактовать не иначе как аномалию2, подлежащую оттеснению на Восток. "Здесь налицо, - писал О. Шпенглер, - различие не двух народов, но двух ми-ров".3 "Россия - не европейская, а азиатская, - декларировал ему в лад романтик европейского колониализма Р. Киплинг, - не западная, а восточная страна".4
Соответственно, при неравенстве жизненных сил и на "Закате Европы", Евросоюз делает ныне ставку на переформатирование (перезагрузку?) цивилизационного кода России на свой лад и размер, в том числе через трансплантацию в складывающееся российское гражданское общество все тех же "европейских ценностей". Разновидностью этой политики выступает навязчивый и непрошенный внешний "аудит" Западом становления российской государственности. При таком переформатировании и под "аудитом" извне России доставались бы одни лишь обязательства восприятия чужих образцов при крайней неопределённости её собственных прав.
Между тем у России есть собственная гордость, в том числе в межцивилизаци-онном диалоге. Так, по законам прямой и представительной демократии ещё полторы тысячи лет назад жили вольные российские города Великий Новгород и Псков, а позднее, казачество и российская община. Отечественная Реформация (раскол) в отличие от европейской не сопровождалась кровавыми религиозными войнами и инквизицией. Стабильно работал плавильный котёл этносов, и в России вопреки европейской исламофобии и кризису мультикультуризма осёдло живёт около 20 мусульманских народов - 10% населения страны. А в Татарстане каждый четвёртый брак является смешанным.5 Верховенство закона было закреплено реформами 1960-х годов и опиралось на выдающуюся российскую адвокатскую школу XIX века. Наконец, по самому большому историческому счёту сами "европей-
1 EU.Speech/08/179/18.04.2008. - Р.1-2.
2 См. например, И. Нейманн "Образы России в формировании европейских ценностей" - М. : Наука, 2004, -С. 153; V. Gavel в "Le Monde" 24.05.2005.
3 О. Шпенглер. Пессимизм. - М.: Наука, 2003. - С. 248.
4 Р. Киплинг. Стихотворения, романсы, рассказы, - М: Художественная литература, 1998. -С. 9.
5 "Партнёрство цивилизаций", № 1, 2012. - С. 49.
ские ценности" обязаны своим сохранением победе Советского Союза над фашизмом, иначе их сменил бы гитлеровский "новый порядок".
В морально-нравственном плане в российский цивилизационный код заложены (в т.ч. после разрыва православия со стяжательством католического Рима) такие каноны, как верховенство нравственного принципа, приоритет духовных ценностей над материальными, неприятие неравенства и несправедливости, общность бытия, верность долгу, патриотизм, преданность идеалу и пассионарность. Эти каноны развивали также классическая русская литература и философия. Они же во многом преемственны с кодами других мировых цивилизаций, в частности, китайской, буддийской и синтоистской.
При социализме часть таких родовых признаков была утрачена или трансформирована, но это в целом не ломало существенно коллективистский российский цивилизационный код, тем более что сознание людей всегда меняется лишь в последнюю очередь. Гораздо более жёсткий прессинг извне этот код испытал в ходе перестройки и последующих либерально-рыночных реформ. "Европейцы, видимо, понимают только то, - писал известный русский философ И. Ильин, - что на них похоже и что искажается на их лад"1. Разрушив социализм, наши российские реформаторы-конформисты пытались заменить в нём нравственные императивы на меркантильные, что, кроме кризиса экономики, привело российское общество ещё и к духовному оскудению, основными признаками которого стали упадок нравов, вопиющее социальное неравенство, консюмеризм, атрофия общественного долга, искажение истории страны и зомбирование на чужие ценности. Страну наводнили толпы зарубежных, в том числе и европейских экспертов. Сложилась и собственная субкультура маргиналов духа и внутренних эмигрантов по мировоззрению 2.
Естественно, что в результате у страны упал и международный престиж. "В ходе горячей фазы "холодной войны" Советский Союз, - отмечал Г. Кроне-Шмальц, -конечно, критиковали, причём без какой-либо оглядки на его чувства, но относились к нему с определённым уважением"3. России же отводилась роль уступчивого младшего партнёра и прилежного ученика Запада.
К счастью, у нашего общества хватило здоровых сил достаточно быстро пройти этот управляемый извне угар. "Большинство населения, - пишет В. Петухов, - продолжает существовать в рамках традиционной модели жизнеустройства", и хотя и уживается с рыночной экономикой как параллельной субкультурой, но решительно отрицает "дикий праволиберальный уклад". Действительно, в возрождающейся России, судя по опросам, 52% россиян по-прежнему выступают прежде всего за справедливость. Вселяют оптимизм, в частности, итоги опросов среди молодежи.
1 И. Ильин. Наши задачи - М: Наука, 1992 - т. 1, С. 89.
2 Как и предвидел видный российский философ П. Сорокин, в такой "субкультуре" могут взять верх лишь "посредственные псевдомыслители, ремесленники от науки, от музыки, от художественной литературы, шоумейкры - один вульгарнее другого, а нравственный категорический императив окажется вытесненным гедонистическими соображениями эгоистической нецелесообразности, предубеждением, обманом и принуждением. (П. Сорокин. Жизнеописание, мировоззрение, цитаты - СПБ: Нева, 2007, - С. 150.
3 Россия, 2010, - М: Логос, 2010. - С. 237.
Как показывает, например, опрос "непотерянное поколение" эти люди исповедыва-ли патриотизм, акцентировали внимание на цивилизационной идентичности страны, думали не только о своём будущем, но и о будущем страны и именно с ней связывали свои перспективы и перспективы своих детей. Другими словами, это уже не "подкинутое поколение", выбирающее "Пепси".1 Как и прежде, "большинство русских чувствует, что ЕС игнорирует их интересы, - отмечает та же М. Спенсер. -Сегодня страна стала сильнее и у них нет желания подражать западным демократиям, которым они уже не доверяют"2.
Прежний излишний евроцентризм, сужающий для страны её геополитический выбор, постепенно уступает евроазиатской цивилизационной сетке координат, более отвечающей господствующим тенденциям глобального соотношения сил в мире и потребностям самой России по ускоренному развитию производительных сил её Сибири, Дальнего Востока и Арктики.3
Всё беспринципнее становятся и двойные стандарты, которые ЕС практикует в ходе своего непрошенного "аудита" российских дел, не забывая и о санкциях. Так, идёт подспудная переоценка итогов Второй мировой войны, предвзято оцениваются ход и итоги выборов, судебных решений, ход новейшей российской истории. Как отмечает та же М. Спенсер, в Европе демократичными были признаны даже расстрел Б. Ельциным российского парламента, махинации его окружения на президентских выборах 1996 года, коррупция "в семье", хотя "вряд ли кто мог бы считать все это похожим на демократию". Несмотря на пропаганду свободного предпринимательства в ЕС, российский бизнес остаётся на его рынке дискриминируемым, налажен конвеер антироссийских решений в Европейском Суде и в Совете Европы. Опорочивается политическая система России, хотя она основана на Конституции 1993 года, которая была объявлена в Европе вполне демократической и, более того, писалась с участием европейских же экспертов. Как следствие, "почти каждый второй опрошенный, - отмечает В. Петухов, - сомневается в том, что европейские страны искренне заинтересованы в равноправном сотрудничестве с нашей страной".5
К сожалению, однако, вся эта антироссийская риторика не всегда встречает должный отпор. Наши официальные делегации уже устали отмахиваться от пропаганды "европейских ценностей" (из десяти предложений по участию ЕС в модернизации экономики России пять навязывались именно в таком качестве), собственная общественность далеко не всегда владеет контраргументацией.6 Своё слово могла бы сказать здесь и отечественная богословская наука, но в самой РПЦ, к сожалению, есть своё крыло "густого либерального замеса", противостоящее ортодок-
1 Непотерянное население - М: Научный эксперт, 2011. - С. 33.
2 M. Spencer. Op. cit., - Р. 310.
3 См. "Вестник Российской академии наук", № 12, 2011.
4 M. Spencer. Op. cit., - Р. 301.
5 Россия, 2010, - С. 230.
6 Только на путь конформизма может, например, вести высказывание председателя комитета по международным делам (!) М. Маргелова о том, что "Россия принимает европейские ценности. Они нисколько не угрожают её интересам" ("Независимая газета", 21.03.2007).
сальному гуманистическому православию. Передачи типа "Суд времени" редки, и, хотя их отрицательные фигуранты получают предсказуемо низкие рейтинги, для изменения ситуации одного лишь здравого смысла основной части российской телеаудитории явно недостаточно.
Кардинальным решением здесь было бы, конечно же, продуманное общепринятое определение собственных современных российских цивилизационных "ценностей", причём при их активном культивировании и продвижении в межцивили-зационном диалоге. Нельзя, претендуя на самобытность, не знать, куда страна собирается идти, ибо, как писал Сенека, "для корабля, который не знает, к какой гавани он направляется, ни один ветер не будет попутным". Но пока анализ партийных программ на парламентских выборах 4 декабря 2011 года (включая программу ЕР), показал прежде всего их эклектичность при противоречивом сочетании лево-либеральных, консервативных, социал-демократических и социалистических элементов, хотя российская государственность, даже при конструктивном плюрализме мнений, не может ориентироваться сразу на все вкусы.1
* * *
Между тем Россия в своём качестве державы мирового калибра не может не участвовать в международном цивилизационном диалоге. "Как страна с многовековым опытом мирного сосуществования многочисленных народов и этносов, Россия, - отмечал министр иностранных дел С. Лавров, - поддерживает все начинания, направленные на укрепление межцивилизационного согласия"2. При этом мы руководствуемся резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН 53|22 от 4.11.1998 г., 54| 113 от 10.11.1999 г., 55|23 от 18.11.2000 г. "Год диалога между цивилизациями под эгидой ООН". Они призывают к взаимному уважению духовного наследия всех народов, равноправию, терпимости, взаимообогащению и продвижению уже не сепаратных, а общечеловеческих "общих ценностей".
Очевидно, что этот диалог будет тем полезнее, чем лучше мы к нему подготовимся, в том числе с нашими партнёрами по всем азимутам. Как специально подчёркивали идеологи российского евразийства, Россия не должна быть всего лишь "провинцией европейской цивилизации". Наоборот, для того чтобы сблизиться с Европой (пусть с ЕС), нужно стать духовно и материально независимой от неё, и автор подписывается под этим их неоспоримым тезисом. 3
1 Сводный анализ этих программ см. в публикации Л. Трофимовой "Политическая модернизация и формирование элиты госуправления в России"// "Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование", №3, 2010 - С. 113-118. Заслуживает, как представляется, уточнения и перечень базовых ценностей современной России как пятизвенно-го сочетания: "справедливость, свобода, жизнь человека, семейные традиции и патриотизм, содержащиеся в Послании Президента Федеральному Собранию Российской Федерации от 5.11. 2008), ибо они мировоззренчески неоднозначны и также не исчерпывают всего богатого российского цивилизационного наследия.
2 "Партнёрство цивилизаций", №1, 2012. - С. 7.
3 См. "Вестник Российской Академии наук", №12, 2011.
