CC BY
27
© 2006 г. А.М. Маринова
АНАРХИЧЕСКИЕ ИНТЕНЦИИ В КУЛЬТУРНОМ РЕНЕССАНСЕ НАЧАЛА XX ВЕКА
В начале XX в. анархизм претерпел ряд значительных изменений, которые были обусловлены накоплением огромного опыта войн и революций, что дало много нового материала для размышлений и привело к напряженной работе анархического сознания, переосмыслению им своих теоретических конструкций, к глубокой внутренней трансформации. Сторонники анархизма активно интегрируют различные идеи из общественных и естественных наук и стремятся к созданию синтетических теорий (политических, философских и т.д.), уделяют большое внимание развитию науки и проблемам сознания.
Представители культурной богемы оказались наиболее восприимчивы к анархическим идеям. Они бурно отреагировали на происходившие в стране перемены, прежде всего заявив о своем праве на личную тайну, на независимую частную жизнь, на имидж, начиная с внешнего вида и кончая привычками и образом жизни. И.В. Кондаков, характеризуя русскую культуру рубежа XIX - начала XX в., отмечал, что в целом она «представляет собой грандиозный социокультурный перекресток, даже точнее сказать, - культурно-историческое перепутье. Многообразие методов и стилей, творческих индивидуальностей, культурно-философских и эстетических открытий переполняло смысловое пространство культурной жизни России и не могло интегрироваться в столь чаемом многими деятелями этого времени "всеединстве". Концентрация противоречий нравственных и религиозных, эстетических и политических усиливала психологическую напряженность времени, сказывавшуюся и в общественно-политическом и индивидуально-творческом самосознании "серебряного века", и далее ... стихия безграничного и всеобъемлющего творчества перекинулась с искусства и науки, философии и религии на общественность, на социальную сферу. Сама жизнь общества устремлялась по руслу творческих преобразований, импровизаций, социальных экспериментов» [1, с. 360, 522].
Одним из важнейших узловых понятий новой культурно-исторической эпохи стало понятие творчества в широком смысле, представления о его свободе, творческой индивидуальности, личности, противостоящей в своих устремлениях косной массе, способной лишь репродуцировать, т.е. воспроизводить, копировать готовые образцы, стандарты, нормы. В этом отношении творчество и его критерии выводились не только из области художественного или научного творчества, но из религии и философии, нравственности и политики, применительно к самой социальной практике также прилагались принципы и подходы творческой дея-
тельности. В начале XX в. появляется множество идеалистических учений, по своему отрицанию государства близких к анархизму. В литературе они получили название «нетрадиционного» анархизма. Их объединяет поиск причин «мирового зла» не только в социальных условиях, но в первую очередь в самом человеке, в его несовершенстве.
Одной из разновидностей такого течения в России был так называемый мистический анархизм. В основу своих построений его создатели - столичные интеллигенты - положили абсолютную свободу личности как исходную точку и конечный идеал. Родоначальниками мистического анархизма явились прозаик Г.И. Чулков и поэт-символист В.И. Иванов. Они сумели в 1906 г. объединить известных писателей - А.А. Блока, В.Я. Брю-сова, И.А. Бунина, С.М. Городецкого, Л. Шестова и др. - вокруг заманчивой идеи абсолютной свободы творческого процесса. Однако эти художники вскоре отказались от своего «анархо-мистического увлечения», память о котором сохранили лишь три альманаха «Факел» и сборник «Белые ночи». В своих прозаических и поэтических произведениях они призывали освободить личность от государственных, социальных и моральных норм и строить новую светлую жизнь на основе свободного анархического «союза любви».
Борьба с догматизмом в религии, философии, морали и политике - вот лозунг мистического анархизма. По мнению его апологетов, «не к безразличному хаосу приведет борьба за анархический идеал, а к преображенному миру, если только наряду с этой борьбой за освобождение мы будем причастны к мистическому опыту через искусство, через религиозную влюбленность, через музыку вообще» [2, с. 43].
По заключению А.А. Карелина, возрожденное гностическое христианство, трансформировавшееся у нас в мистический анархизм, нигде зарубежом не получило такого широкого отклика, как в нашей стране. Судя по отрывочным данным, мистический анархизм в 20-е гг. достаточно широко распространился среди творческой интеллигенции - ученых, преподавателей вузов, художников, театральных работников. Были контакты и неконфессиональными духовными течениями [3, с. 307]. Л.Н. Толстой и П. А. Кропоткин также оказали существенную поддержку религиозной секте духоборов, исповедовавших антигосударственные принципы и подвергавшихся преследованиям. При активном участии Кропоткина и Толстого духоборы, жившие на Кавказе, переселились в пустынные районы Канады, где за короткое время своим трудом создали процве-
тающие общины, многие из которых существуют и по сей день [4].
Учение Л.Н. Толстого не только отрицало любое насилие как зло, но и провозглашало полный отказ от насилия как средства борьбы с ним. Неоднократные встречи за рубежом с П.Ж. Прудоном произвели на Льва Николаевича сильное впечатление и заметно отразились на его социально-философских и литературно-художественных взглядах. Значительное место в этическом анархизме Л.Н. Толстого занимало христианство. Великий писатель не считал себя анархистом, но, резко критикуя капитализм, проповедуя идеи примитивного коммунизма и самосовершенствования, сходился с анархистами в вопросах отрицания государства и власти. Государство, считал он, заключает в себе главное насилие. Оно приносит вред людями никаким благим целям служить не может.
Для мирного достижения безгосударственной жизни следует уклоняться от всякого участия в государственных делах, распространять идеи христианского анархизма, которые, широко овладев умами людей, когда-либо заменят государство. Образ организации будущего Толстой видел в общине, где порядок поддерживается силой общего мнения, без судов, тюрем и войска, а собственность на землю принадлежит всем.
Первым шагом к ненасильственной революции должна была бы стать национализация всей земли с последующей оценкой ее и обложением налогом, что привело бы к естественному переделу земельных владений, сосредоточению их в руках тех, кто их обрабатывает. Осуществление подобной реформы в сочетании с распространением среди людей «христианства в его истинном значении» вызвало бы, по Толстому, саморазрушение государства. Вместо права должна царствовать любовь. Христианин освобождается от человеческой власти тем, что единственным руководителем своей жизни признает божественный закон любви, скрытый в недрах души и доводимый до сознания христианством. Средство, которое, по мнению Л. Толстого, могло бы сделать человечество свободным -непротивление злу насилием, неучастие в делах государства. «Человек, - говорил он, - истинно свободен только тогда, когда никто его не может заставить делать то, что он считает дурным, и истинное направление для каждого человека, в том чтобы удержаться от участия в каких бы то ни было правительственных делах, отказываться служить в армии, не принимать никакой службы, зависящей от правительства, и каждый день и всегда делать добро» [5, с. 31].
Наиболее активными проповедниками толстовского учения были известные общественные деятели В.Г. Чертков, Д.А. Хилков, Л.И. Бирюков, И.М. Трегубов и др. В 1901 г. в Лондоне вышел первый номер журнала под редакцией В.Г. Черткова «Свободное слово». На его страницах излагались взгляды этого течения анархической мысли. Отвергая революцию как метод борьбы с самодержавием и выступая против насилия, толстовцы предлагали уничтожить помещичий строй, заменив его анархизмом без политической борьбы.
Собственная поэтическая судьба обретала смысл, только вписываясь во всеобщую мистерию существования. Все бытовое, мелкое, вульгарно-житейское отступало в тень перед величием мессианских помыслов. Существование поэта превращалось в искусство и выпадало за границы обыденности: каждый шаг, каждый жест становились свидетельством действия тайных сил, литературная работа - религиозно-мистической деятельностью по коренному духовному преобразованию. Утверждая свободное анархическое самовыражение, Розанов спорит о необходимости литературной формы как таковой. Форма осознается как проявление несвободы, как нечто умаляющее художественность, а не создающее ее. Безмерная свобода является одновременно и бременем, и идеалом, и неизбежностью. «Эгоизм не худ; это кристалл (твердость, неразумность) около "я". И собственно, если бы все "я" были в кристалле, то не было бы хаоса, и, следовательно, "государство" было бы почти не нужно. Здесь есть 1/1000 правоты в "анархизме": не нужно "общего", и тогда индивидуальная (главная красота человека и истории) вырастает» [6, с. 105]. И далее: «Я не враждебен нравственности, - утверждает Розанов. - "Правила поведения" не имеют химического сродства с моею душою, и тут ничего нельзя сделать... люди "с правилами поведения" всегда были мне противны, как деланные, как неумные, и в которых вообще нечего рассматривать» [6, с. 153]. Не к свержению Бога стремится философ, а к свободе «воровства у Бога», не к отмене миропорядка, а к праву нарушения этого миропорядка. Розановская анархическая свобода есть свобода «для себя» и «себе подобных», но не свобода для всех [7, с. 72, 93]. З.Н. Гиппиус вот как отзывалась о В. В. Розанове: «Гениальный самородок, писатель, русский из русских до русопятства, для которого писание, как он говорил, было просто и только "функцией"» [8, с. 51-52]. Заслуга Розанова наряду с прочими состоит, по мнению исследователя творчества философа Е.Ф. Тихоновой, в создании «живого языка» и нового философско-художественного «интимного» жанра, оформившегося в отечественной практике в понятие «розановский жанр» [9].
Если мы принимаем за аксиому, что анархизм есть стремление к достижению свободы личности во всех сферах жизнедеятельности человека, то нам становится вполне очевидной органическая связь русского авангардного искусства с теоретическими посылками анархической теории. Очень часто подобная идейная близость имела практическое воплощение в виде отдельных постулатов кубо-футуристов, создания «собственного языка», мистического анархизма или теории биокосмизма.
Символисты явились лишь первой ласточкой в череде бесчисленных последующих попыток перевернуть представления о мире, литературе, искусстве и т.д. В свою очередь и их опыт был отвергнут более радикальными представителями авангардного искусства, отличавшихся «близостью творческих принципов общностью правил текстоположения и характерных для эпохи художественных решений» [10, с. 26],
восприимчивостью к анархическим идеям, что не замедлило проявиться в создании всевозможнейших, своеобразных программных документов. Вот, например, отрывок из футуристического манифеста, подписанного поэтами-футуристами Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Маяковским и В. Хлебниковым: «Только мы лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве. Прошлое тесно. Академии и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности. .. .Вымойте наши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми» [11, с. 44-45].
Они отвергали не только современное им искусство в лице того же символизма, но и все формы классического искусства и в конечном счете едва ли не всю литературу, хотели создать совершенно иную действительность, начать «с нуля», и поэтому освобождались от религиозных и нравственных предписаний, долга, ответственности, которых требовала традиционная мораль. Это было время «разбрасывать камни», ломать стереотипы, изменять действительность всеми возможными способами, начиная с создания «заумного языка» и заканчивая попыткой выкрасить улицы города в немыслимые цвета. Разработкой своего особого языка искусства занялись кубо-футуристы. Особое внимание они уделяли художественной форме, проводя кощунственные, на наш взгляд, эксперименты.
Приведем выдержки из программного документа кубо-футуристов «Декларации слова как такового», написанной А. Крученым с сотоварищи: «4. Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновленного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее. 5. Слова умирают, мир вечно юн. Художник увидел мир по-новому и, как Адам, дает всему имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово "лилия", захватанное и "изнасилованное". Поэтому я называю лилию "еуы" - первоначальная чистота восстановлена» [11, с. 116].
Эпатируя публику, футуристы довольно агрессивно навязывали свои представления. «Искусство - не богадельня. Пора, наконец, сознаться, что нам, живущим в аэровек аэропланов + радия + футуризма + ки-немо + гениальных детей, нужны иные приемы для выражения нашего миропознания.
Мы венценосцы, принцы чистой крови истинного творчества, и мы призваны на трон.
Наше пришествие - пришествие истины в одеянии из ультрафиолетовых тканей будущего.» [12, с. 219], -восклицал поэт-футурист Василий Каменский.
Еще дальше в отрицании общепринятых устоев пошли представители группы «Ego», которая начала свою деятельность в январе 1912 г. с выпуска листовки, в которой объявлялась «программа» Академии Поэзии. Они поставили индивида в главу своего творчества, их «Скрижали» отличаются лаконичностью и по своему содержанию весьма близко отстоят от анар-
хо-индивидуализма, который в это время приобретает в России большее количество приверженцев, чем это было ранее. Нет нужды досконально изучать «Единственный и его собственность» М. Штирнера, чтобы провести аналогии.
Итак, Скрижали эго-футуристов:
I. Восславление Эгоизма: Единица Эгоизм. Божество Единица. Человек дробь Бога. Рождение отдроб-ление от Вечности. Жизнь дробь вне Вечности. Смерть воздробление. Человек Эгоист.
II. Интуиция. Теософия.
III. Мысль до безумия. Безумие индивидуально.
IV. Призма стиля, реставрация спектра мысли.
V. Душа Истина [11, с. 60-61].
Создание новой реальности с ее собственными внут-рихудожественными законами, поиск специфичности духовного опыта приводят В. Кандинского и К. Малевича к отказу от подражания действительности. Их привлекло «абсолютное творчество», дающее «чистое искусство», свободное от диктата натуры. Увлечение «беспредметностью» в искусстве привело авангард к «заумному» языку, элементы которого призваны создать новые литературные и живописно-пластические формы, «не запятнанные» связью с миром реальных вещей и условностями культуры. «Чистое искусство» в своих разновидностях создается самоуглублением, развертыванием собственных внутренних возможно -стей. В. Кандинский писал: «Живопись в наше время еще почти всецело зависит от форм, заимствованных у природы. Ее сегодняшняя задача состоит в исследовании и познании своих собственных сил и средств, что давно уже делает музыка и в стремлении применить эти средства и силы чисто живописным образом для цели своего творчества» [13, с. 40].
Вот еще один из примеров «практической переделки мироздания». «Мы как новая планета в голубом просторе над закатным солнцем, мы - порог совершенно нового мира, и мы объявляем все вещи несуществующими», - писал Казимир Малевич в газете «Анархия» 28 марта 1918 г. Этот «новый мир», где мы вольны распоряжаться как нам угодно, в статьях и заявлениях Малевича появляется часто. Он однажды сообщил, что сорвал подкладку цветового неба, сложил в полученный таким образом мешок все краски и завязал узлом. Открылась бесконечность, можно устремляться вперед [14, с. 34].
В реальности результаты были, разумеется, не столь глобальными, но, тем не менее уже в октябре 1918 г. молодые художники предприняли в Москве акцию по «переделке природы». Растительность парков и скверов центра города была раскрашена голубой краской, а деревья обернуты серебряной мишурой. Получилась местами, как бы и впрямь, другая планета, хотя до завязывания неба узлом дело не дошло.
В начале 20-х гг. возникло новое, сверхоригинальное даже среди анархических течений направление анархической мысли анархизм-биокосмизм, основатель которого А.Ф. Святогор и его последователи в своем программном документе под названием «Биокосмическая поэтика. Пролог или градус первый»
ставили перед собой не много ни мало три задачи. Первая: «Реализация личного бессмертия. Пора устранить необходимость или равновесие натуральной смерти. Ведь прежде всего к равновесию бессмертия стремится каждая жизнь». Вторая: «Победа над пространством», «Нас слишком шокирует то, что земля, точно коза на привязи у пастуха-солнца, извечно кару-селит свою орбиту. Пора иной путь предписать земле. Да и в пути других планет нелишне и уже время вмешаться». И третья: «Воскрешение мертвых», «бессмертие личности во всей полноте ее духовных и физических сил» [15, с. 275-276]. При этом религии и мистике биокосмисты объявили войну, заявив, что они слишком трезвы, и поэтому начинают великую эру «бессмертия и бесконечности».
Из поэмы «Луна» А. Святогора:
«. И лишь теперь
Когда иное тесто
Курьерит на иных дрождях...
Увидел он,
Что миг земной и мал и слишком тесен,
Что дух в биокосмических путях.» [15, с. 283].
Планеты, космос, пространство, время все эти реалии переполняют стихи биокосмистов. Им казалось, что человечество, вооруженное наукой, превратит их выдумки в реальность, до которой рукой подать. Биокосмисты мечтали о создании мирового языка: «Мы думаем, что из биокосмических междометий (в широком смысле) родится биокосмический язык, общий на земле, всему космосу» [16, с. 7]. Работа над таким языком видоизменяет, по мнению А. Святогора, все привычные языковые отношения. Слово становится зависимым от «ряда», «ряд» оказывается включенным в контекст всего стихотворения как целостного организма, подчиненному биокосмическому импульсу: «Наш стиль начинается рядом... Но ряд это еще не метр. Метр это внешняя схема, биокосмический дух вообще не укладывается в нее. Биокосмический дух вычерчивает иную схему. Как поэты мы имеем в виду ряды, построенные на биокосмическом ритме, кото -рый теологичен, на жесте, на интонации, на мимике, на весе, на темпе и на температуре» [16, с. 8].
Если Кропоткин считал взаимопомощь и борьбу с неблагоприятными условиями природы важным фактором развития природы и общества в условиях планеты, то биокосмисты, отказавшись от основных положений классического анархизма, оставили лишь борьбу с природой, распространив эту борьбу на всю Вселенную. Биокосмизм объявлялся «проблемой максимальной свободы и максимального права личности», а его целями провозглашались «свобода от естественной необходимости» и «право человека на вечное бытие в космосе» [17, с. 16].
В целом анархизм-биокосмизм явился своеобразным преломлением через призму теории анархизма, проявившейся к началу XX в., потребности осмыслить назначение человека во Вселенной. Он перекликается с идеями русского космизма, уходящими свои-
ми корнями в глубинные пласты и противоречия русской культуры.
Русский авангард в литературе и искусстве 1910 -1920-х гг., являющийся уникальным историческим феноменом, бывший, по справедливому признанию Б. Гройса, «одним из самых радикальных европейских культурных движений» [18, с. 67], по своему мироощущению был близок постклассическому анархизму. Установки авангарда на эстетику разрушения, хаоса, на новизну как проявления, символы освобождения человека и преобразования мира, его прорыв к «тотальному космическому обновлению мира» и т.д. были созвучны идеям анархизма, особенно его постклассическим формам.
Культурные «авангардные» течения в литературе и искусстве начала XX в. были близкими по своему духу к анархическому типу сознания. Перед представителями культурного ренессанса вставали проблемы художественного индивидуализма, автономии искусства, свободного от проблем политических и социальных, что в свою очередь во многом совпадало с основными идеями анархической теории и не могло не оказать влияния на становление тех или иных авангардных художественных течений «серебряного века».
Литература
1. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997.
2. Чулков Г. О мистическом анархизме. СПб., 1906.
3. Налимов В.В. Канатоходец. М., 1994.
4. Толстой Л.Н. Так что же нам делать? СПб., 1884.
5. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 50.
6. Розанов В.В. Опавшие листья. М., 1992.
7. Носов С.В. Розанов. Эстетика свободы. СПб.; Дюссельдорф, 1993.
8. Серебряный век: Мемуары. М., 1990.
9. Тихонова Е.Ф. Творческое наследие В.В. Розанова: опыт культурологической реконструкции: Дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Д, 1997.
10. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург, 2000.
11. Марков В.Ф. История русского футуризма. М., 2000.
12. Культура русского модернизма. М., 1993.
13. Кандинский В. О духовном искусстве. М., 1992.
14. Якимович А. Магическая вселенная. Очерки по искусству, философии и литературе XX века. М., 1995.
15. Литературные манифесты. От символизма до «Октября» // Креаторий биокосмистов. М., 2001.
16. Святогор А. Биокосмическая поэтика // Свято-гор А., Иваницкий Т. Биокосмизм (материалы № 1). М., 1921.
17. Святогор А. «Доктрина отцов» и анархизм- 18. Гройс Б. Русский авангард по обе стороны
биокосмизм // Биокосмист. 1922. № 3-4. «черного квадрата» // Вопросы философии.
1990. № 11.
Ростовский государственный университет 10 ноября 2005 г.
