CC BY
42
Анализ логико-гносеологической концепции построения научного мировоззрения А.
И. Введенского.
Ломова И.О.
Аннотация. В работе исследуется логико-гносеологическая концепция русского философа и логика А.И. Введенского. Анализируется его учение о характере основных логических законов. Устанавливается связь между гносеологической доктриной русского мыслителя и критической философией И. Канта.
Большинство работ логического и гносеологического содержания, вышедших в России в конце XIX - начале XX вв., были написаны в русле рационалистической философии, и были связаны с анализом идей Канта
В Санкт-Петербургском Университете сложился неформальный центр изучения и развития кантианства, и инициатором его можно назвать профессора философии А. И. Введенского. Критическая философия оказала сильное влияние на построение его "научно обоснованного мировоззрения".
Александр Иванович Введенский (1856 - 1925 гг.) - первый и почти единственный русский философ-кантианец, видевший в философии, прежде всего "научно разрабатываемое мировоззрение". С него началось движение русского кантианства, которое в России разделилось на два направления:
1) Европейский путь неокантианства (журнал "Логос").
2) Обращение к мистическому опыту, традиции живого знания.
В работе "Логика как часть теории познания" (1909 г.) он определяет философию как "мировоззрение, научно переработанное при помощи теории познания". Главный мотив работы - мысль о философии как способе самопознания человека. Введенский хочет построить мировоззрение в виде науки. Принцип, который лежит в основаниях научной системы, позволяет отделить достоверное от недостоверного. Выяснение условий существования бесспорного знания, одна из проблем над которой работал философ. В философии Р. Декарта истинное знание дают врожденные идеи. Кант отрицает наличие врожденных идей и строит философскую систему априорного знания. Оно вне опытное, но, тем не менее, не врожденное. Кант не занимается его происхождением. Главную роль в его философии играет изучение условий существования бесспорного знания и установление границ между миром явлений и миром вещей в себе. Этим занимается гносеология, которая наиболее глубоко и не тривиально была разработана в критической философии И. Канта.
Построение мировоззрения Введенский ведет с кантовских позиций, но вносит частные уточнения в основоположения Канта.
Он предлагает свою концепцию философского критицизма, в которой оригинально перерабатывает основные положения кантовской теории выведения научного знания, называя его логицизмом или "русским вариантом критицизма". Суть последнего излагает так: "вследствие неизвестности, подчинено ли истинное бытие закону противоречия, метафизическое знание неосуществимо до такой степени, что нельзя даже узнать, трансцендентно ли истинное бытие или же оно имманентно. Одинаково допустимо и то, и другое, если математика и естествознание считаются знанием" [1., С.315]. Русский вариант критицизма выглядит следующим образом. Вся душевная жизнь складывается с одной стороны из ощущений и восприятий, а с другой - из представлений и суждений. Ощущения подвергаются логической обработке при помощи априорных идей: понятий (причина, действие, субстанция) и представлений (пространство и время). Априорные идеи являются формами деятельности сознания и логически от него неотделимы. Введенский трактует априорность в смысле необходимости исходных, недоказуемых в системе знания, но заведомо годных для знания суждений. Знание возможно там, где
можно пользоваться умозаключениями, а они, в свою очередь, обусловлены действиями логических законов. Где невозможно применение логических законов, там невозможно знание, такова область непредставимого или "вещей-в-себе"; и потому наши умозаключения о таких предметах не имеют никакого обязательного значения. Понятие "вещи-в-себе" важно для науки в качестве предела или границы логического знания. Несомненное знание возможно только в том случае, если к числу субъективных, из нас самих возникающих элементов, миру явлений принадлежат не только чувственно воспринимаемые его качества, но и сама связь их между собой. Если пространство, время, субстанция, причина и т. д. - формы нашего познания, то тогда всякое представление, понятие и т. д. будут подчинены этим формам. Это значит, что между знанием о предмете и способом существования предмета будет соответствие.
Научное построение критицизма сводится в конечном итоге к следующему вопросу: если допустить, как факт, что математика и естествознание образуют достоверное знание, то каковы условия, которые делают логически позволительным такое допущение, сообщая логическую правомерность нашей уверенности в достоверности математики и естествознания.
Кантовское решение этой проблемы сводится к следующим выводам: предметы математики и естествознания раскрывают перед нами не истинную сущность вещей, а показывают внешнюю оболочку, изнанку вещей, как она отражается в нашем сознании, то есть явление. Никакая метафизика в смысле знания о «вещах в себе» не вправе притязать на авторитет науки. Признав знанием математику, естествознание, мы логически неизбежно вынуждены признать полную несостоятельность метафизики как знания о "вещах-в-себе".
Аргументация русского логика в этом доказательстве такая: если допустить, что математика, естествознание на самом деле образуют достоверное знание, то такое допущение логически позволительно лишь с тем неотъемлемым условием, «чтобы мы имели неоспоримое право пользоваться в них умозаключениями». В противном случае, мы бы не могли считать знанием какую-либо теорему или закон природы, так как и математические положения и законы естествознания устанавливаются нами не иначе, как через посредство умозаключения; а так как умозаключения обусловлены логическими законами мышления, то никакие умозаключения недопустимы там, где нельзя опереться на логические законы мышления. Теперь, чтобы решить вопрос: "не препятствуют ли условия, позволившие считать математику и естествознание знанием, признавать знанием и метафизику?", надо исследовать логическую природу законов мышления, выяснить, каковы они по своему действию - естественные или нормативные. "Естественными" законами автор считает те законы, которые действую сами собой, независимо от нашего желания, например закон тяжести, а нормативными законами - такие законы, исполнение или неисполнение которых зависит от нас самих, от нашего умысла, например трудовой закон.
Основные логические законы мышления Введенский разделяет на естественные и нормативные. Закон исключенного третьего - естественный, так как, утверждая или отрицая данное сказуемое относительно его подлежащего, закон этот исключает возможность такой третьей связи между ними, которая могла бы заменить собою утверждение или отрицание, и, тем самым, свидетельствует о чисто естественной невозможности допустить такое третье отношение между подлежащим и сказуемым. "Мы - пишет автор, - действительно не в состоянии мыслить такое отношение, которое не оказалось бы ни утвердительным, ни отрицательным, и как бы мы не старались, мы прямо-таки не в силах придумать его" [там же С. 327]. Закон тождества тоже имеет естественный характер: "мы прямо-таки не в силах при всем нашем желании поставить себя в такие условия, чтобы продолжать мыслить данную мысль и не отождествлять ее с ней самой" [там же. С. 327-328].
Закон достаточного основания - чисто нормативный закон. Предписывает нам не соглашаться с мыслью до тех пор, пока нам не приведут основания, достаточных для того, чтобы принудить нас согласится с данной мыслью. Этот закон осуществляется не сам собою, а принудительно.
Закон противоречия более сложен и его анализ в концепции Введенского представляет определенный интерес. Закон носит двойственный характер и считается одновременно естественным и нормативным. Эту двойственность можно объяснить следующим образом: как показывает опыт, нам приходится избегать противоречия в своих мыслях, а оно еще не устраняется и не исключается из них само собою, как это делается с третьим отношением сказуемого к подлежащему, которое запрещено законом исключенного третьего. Инстинктивно нам приходится делать над собой усилие, чтобы избежать противоречия, это свидетельствует о том, что закон этот нормативный. Ключ к объяснению этого кроется в смешении понятий "представление" и "мышление". Интересно отметить, что русский философ не употребляет понятия "рассудок", "разум", а заменяет все это понятием - "мышление". По словам Введенского, надо отличать представление и мышление; эта разница с полной ясностью обнаруживается в том, что мы можем даже ясно мыслить и то, чего не в силах представить. Стоит нам разграничить эти понятия, и закон противоречия утрачивает свой мнимый двойственный характер. Закон противоречия, составляет естественный закон представлений, но как закон мышления, он - нормативный. Мы в состоянии мыслить круглый квадрат, миллиард звезд, но не в состоянии представить. Тенденция подчинять мышление чуждому ему закону представлений объясняется тем, что мы обычно проверяем результаты мышления представлениями, и считаем несущественным то, что не представимо. Что касается умозаключений, то и они точно так же берут санкцию своей достоверности исходя из закона противоречия: вывод любого правильного умозаключение становится для нас обязательным вследствие нашего согласия с посылками лишь постольку, поскольку мы противоречие считали неосуществимым. Неосуществимо противоречие в представлениях, поскольку они подчинены естественному закону противоречия. Стремясь согласовать мышление с представлением, мы преднамеренно подчиняем его совершенно чуждому ему закону противоречия. Умозаключения логически позволительны только о представлениях и не позволительны о "вещах-в-себе", поскольку последние не представимы. Так как знание о "вещах-в-себе" или факте их существования невозможно без умозаключения, а умозаключение может быть только о представлениях, то метафизики в смысле знания о "вещах-в-себе" не может быть. Из непознаваемости "вещи-в-себе" вытекает полная невозможность ни опровергнуть их существование, ни доказать его.
Другим утверждением «русской формы критицизма» является тезис Введенского о недоказуемости чужой одушевленности. Чужая душевная жизнь не наблюдаема и не представима, а то, что мы называем ее представлением, есть только постановка себя в те же условия. Признаем мы душевную жизнь только благодаря нравственному чувству. Введенский пишет: "Признав нравственное чувство за орган непосредственного метафизического познания, придется считать мир устроенным телеологически, именно устройство всех тел, приноровленных к требованиям нравственности, а устройство одушевленных тел - приспособленным к душевной жизни, хотя обе стороны остаются не связанными причинной зависимостью" [2., С. 56]. И, продолжает: "Другими словами, коль скоро метафизика неизбежна в составе цельного мировоззрения, то она должна входить в него в виде морально обоснованной веры" [3., С.21]. Логически позволительно считать метафизику верой, верой критической, то есть свободной от всяких опасений впасть в противоречие с наукой. Метафизика позволительна как морально обоснованная вера. Разобрав вопросы гносеологии и, определив место метафизики, Введенский теперь может переходить к решению мировоззренческих вопросов о смысле жизни, положению человека во Вселенной, свободе воли, вере в Бога.
Философия И. Канта, а точнее его система научного знания оказала значительное влияние на формирование русской логико-философской традиции. А. И. Введенский переработал учение немецкого философа в духе "русского критицизма" и дал его более простое логическое обоснование.
Литература
1. Введенский А. И. Логика как часть теории познания. 3-е изд. СПб., 1922.
2. Психологическое общество. Протокол заседания 12 декабря 1892 г. Положения А. И. Введенского \\ Вопросы философии и психологии. 1893. Кн. 1.
3. Введенский А. И. О задачах современной психологии \\ Вестник и библиотека самообразования. 1903. №5. С. 15-32.
