CC BY
27
МЕТОДОЛОГИЯ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
УДК 81-114
Т. Л. Верхотурова
Иркутский государственный лингвистический университет ул. Ленина, 8, Иркутск, 664046, Россия E-mail: taverkh@mail.ru
АНАЛИТИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС «НАБЛЮДАТЕЛЬ + НАБЛЮДАЕМОЕ» В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКЕ
Статья посвящена Наблюдателю как методологической категории семантического анализа. Когнитивная модель ситуации наблюдения отражает нерасторжимую связь Наблюдателя и Наблюдаемого, мотивируя учет аналитического комплекса «Наблюдатель + Наблюдаемое» для получения адекватной интерпретации семантики слов, объективирующих различные ракурсы и аспекты концепта восприятия.
Ключевые слова: методологическая категория семантического анализа, наблюдатель, комплекс «Наблюдатель + Наблюдаемое» в выявлении различных аспектов восприятия.
Структура когнитивной модели наблюдения (подробнее об этом см. [Верхотурова, 2008]) отражает обязательное наличие двух взаимосвязанных компонентов - наблюдателя и наблюдаемого. Наблюдатель, исходя из двойственности перцептивно-когнитивного феномена наблюдения, предстает, с одной стороны, как субъект универсального для всех живых (человеческих) организмов восприятия, и, с другой стороны, как личность со всем обязательным для нее багажом культурно-языковых и индивидуальных, рациональных и аффективных особенностей восприятия и отношения к воспринимаемому, наблюдаемому.
Когнитивная модель наблюдения предполагает также специфически двойственный характер наблюдаемого: у наблюдаемого существуют внешний и внутренний аспекты. Внешний аспект обусловлен существованием объектов наблюдения (восприятия), относящихся к внешнему (в большинстве прототипических случаев) стимульному миру. Внутренний аспект отражает возникновение в психике наблюдателя внутреннего образа (в его различных ипостасях в зависимости от уровня и стадии восприятия -концепт, структура знания и т. п.). Наблюдаемое существует как таковое только в совокупности этих двух составляющих. Именно поэтому наблюдаемое может обсуждаться в терминах объекта наблюдения / восприятия и в терминах содержания на-
блюдения / восприятия (см., например, [Кустова, 2004]). Первый из этих терминов ассоциируется с внешним параметром наблюдаемого как внеположенного объекта, а второй - с внутренним параметром наблюдаемого как содержательно-психического результата; их свободная, оставленная без пояснительного комментария альтернация свидетельствует об интуитивно нерас-члененном осмыслении наблюдаемого, с одной стороны, и о также интуитивном осознании его диалектической двойственности, с другой.
Модель ситуации наблюдения, описывая наблюдение как обязательную двухкомпо-нентную ситуацию, «инкорпорирует» наблюдателя и наблюдаемое в единое неразрывное целое: перцептивно-когнитивное взаимодействие наблюдателя и наблюдаемого (структурное сцепление организма и среды) ведет к постоянному рекурсивному изменению и того, и другого. Отношение, называемое нами наблюдением, наблюдатель и наблюдаемое являются диалектически двойственными феноменами, существующими в единстве внешнего и внутреннего, универсально-когнитивного (биологического) и специфически-психологического, в принципе наблюдаемого, «объективного» и в принципе ненаблюдаемого, субъективного. Особо следует отметить, что компоненты модели наблюдения не являются исключительно гипотетическими конструктами -
ISSN 1818-7935. Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. Том 6, выпуск 2 © Т. Л. Верхотурова, 2008
подобно логическим, математизированным моделям квантовой физики или метафорическим моделям языкознания или культурологии, например компьютерной модели языка или культурной модели айсберга. Наблюдатель в этой модели - живое, реальное существо, обладающее, с одной стороны, истинной онтологией, а с другой - универсальным эпистемологическим статусом (см. об этом [Глыбин, 2006]). Именно в такой интерпретации выступает эта категория в теории У. Матураны, которая придает ей особую значимость в решении центральных вопросов современности, связанных с понятиями «объективной действительности», познания, языка [МаШгапа, 2002].
Круговая каузальная зависимость наблюдателя и наблюдаемого обусловливает необходимость их различной концептуализации и понятийного осмысления: именно по этой причине наблюдатель должен выступать в различных перцептивно-когнитивных ипостасях в зависимости от свойств наблюдаемого, а наблюдаемое, в свою очередь, получает различные оценочные характеристики.
Традиция отношения к фигуре Наблюдателя (далее по тексту статьи всегда с прописной буквы, как это принято в лингвистической терминологии) в отечественном языкознании основывалась на ее скрытом, имплицитном присутствии в семантике отдельных слов, групп слов и даже целых классов слов. Такое имплицитное присутствие можно объяснить в терминах скрытых категорий [Булыгина, Крылова, 1990]. В работах Ю. Д. Апресяна (см., например, [Апресян, 1995]) Наблюдатель терминологически определяется как «фиктивный актант», не имеющий синтаксического выражения 1. Таким образом возникает идея «фиктивного актанта» в терминах Ю. Д. Апресяна и «наблюдателя За кадром» - синтаксически невыразимого Наблюдателя, в терминах Е. В. Падучевой и Г. И. Кустовой (см., например, [Падучева, 2000; Кустова, 2001]).
В структуре ситуации наблюдения Наблюдаемое появляется с возникновением фигуры Наблюдателя, поэтому в эту катего-
1 В англоязычных исследованиях лексической семантики идея Наблюдателя прослеживается в работе [Fillmore, 1968]: интерпретация глагола lurk указывает на воспринимающего субъекта, не имеющего синтаксического выражения, ср.: There's someone lurking about outside [Longman, 1990].
рию попадает как весь экспериенциальный мир, так и любой его фрагмент - предметный, признаковый, событийный. В силу такой универсальности референтного статуса категория «Наблюдаемое» предполагает классификационный анализ, уточняющий ее взаимообусловленную корреляцию с категорией «Наблюдатель», пополняющий представление об этой категории, ее интерпретацию, ее объяснительную эпистемологическую и методологическую силу, а также эксплицирующий аналитический потенциал самой категории «Наблюдаемое» [Верхоту-рова, 2008]. Ограниченные рамками статьи, мы оставим в стороне подробное описание категории «Наблюдаемое» и рассмотрим языковой лексический материал русского и английского языков, содержащий концепт Наблюдателя - преимущественно в синтаксически невыразимом виде - в его нерасторжимой взаимосвязи с Наблюдаемым.
Наблюдатель в семантике слов
категории состояния
Наблюдатель в качестве фиктивного актанта обнаруживает себя не только в глагольной семантике, где его обычно «находят» и используют как аналитический инструмент. В принципе это может быть лексика любой частеречной принадлежности с дескриптивным компонентом, который всегда содержит указание на Наблюдателя, и мы обратимся к словам категории состояния. В этом обширном частеречном разряде слов русского языка 2 имеются группы слов, которые описывают внешнее состояние окружающей среды как в «естественно-природном» смысле, ср.: светло / темно, тихо, тепло / холодно, влажно, сыро / сухо и т. п., так и в «культурном» смысле, ср.: шумно, пустынно, грязно, уютно и т. п. Эта описательная функция «взывает», с одной стороны, к фигуре Наблюдателя, с другой - к понятиям «норма» и «парамет-ричность».
Норма - метаязыковая, лингвистическая (семантическая) категория, обнаруживаемая на уровне анализа значения языковых явлений различного уровня как «переменная, которая заполняется в зависимости от различных обстоятельств, прежде всего кон-
2 См. о категории состояния и выражающих ее словах [Виноградов, 1972; Розенталь, Теленкова, 1985].
текста» [Кронгауз, 2004. С. 137]. Иными словами, норма рассматривается как явление относительное, имеющее ряд видов. С понятием нормы, в частности видовой нормы, связано понятие параметричности: параметр - объективно определяемый признак объекта, т. е. предполагающий сравнение с другими объектами данного класса и принципиальную возможность измерения по некоторой шкале приборами, инструментами и т. п. Например, тепло / холодно характеризуют такое состояние среды (Наблюдаемого как внеположенного человеку специфического объекта), которое измеряется термометром, т. е. объективируется. Однако и при параметрических (метеорологических) словах (тепло, холодно, жарко, влажно и т. п.) в обыденном употреблении норма чаще всего определяется опытным путем - Наблюдателем [Циммерлинг, 1999]. Некоторые из таких слов не допускают Наблюдателя в качестве реального актанта: *мне влажно / сухо / мокро / пустынно / шумно и т. п. Тем не менее они семантически восходят именно к концепту Наблюдателя как субъекта оценки параметров внешней среды - естественной и культурной. Такой виртуальный Наблюдатель как бы констатирует обобщенную, «объективную» оценку Наблюдаемого, в качестве которого выступает состояние окружающего мира.
Существуют слова категории состояния, которые имеют валентность на дательный падеж ср.: мне жарко, сыро, неуютно и т. п. Они должны получать двоякую интерпретацию. При нереализованной валентности на дательный падеж и в сочетании с локативными обстоятельствами эти слова так же, как и предыдущий безвалентный класс таких предикатов, будут иметь значение оцениваемого Наблюдателем внешнего параметра, ср.: Здесь (там, в Москве, на острове и т. п.) жарко, сыро, неуютно. Реализация валентности имеет серьезные последствия для семантики высказывания: Мне жарко означает, прежде всего, физиологическое состояние субъекта, на которого указывает дательный падеж (дательный субъекта). Это состояние может быть сугубо спонтанным, внутренним и не имеющим отношения к контакту с внешней средой. Однако внешний стимульный мир - внешний аспект Наблюдаемого, и внутренние сенсорно-перцептивные состояния Наблюдателя - внутренний аспект Наблюдаемого, находятся во
взаимообусловленной каузации. Поэтому высказывания с реализованной валентностью могут в ряде контекстов синкретично описывать состояние внешней среды и состояние субъекта, когда Наблюдатель и Экспериент синхронизированы в одной синтаксической позиции: Температура на улице поднялась, и мне стало жарко.
Наблюдатель в семантике
прилагательных и наречий
Прилагательные как обширнейший лек-сико-семантический (грамматический) разряд слов русского и английского языков в типологическом отношении делятся на два традиционно признаваемых класса - класс качественных прилагательных и класс относительных прилагательных. В дальнейшем речь пойдет о некоторых качественных прилагательных, которые, как нам представляется, имеют отношение к «наречению в языке» [Кубрякова, 2007] таких концептов, при порождении которых особенно заметно влияние Наблюдателя.
По причине семантической гетерогенности в этом лексическом множестве прилагательных выделяются самые разнообразные лексико-семантические группы и тематические поля: общая предназначенность прилагательных для обозначения какого-либо качественного признака получает разнообразное осмысление в зависимости от концептуально-семантического разряда существительного, являющегося выражением обязательной семантической валентности прилагательного. Некоторые имена прилагательные называют концепты, которые включают в себя указание на Наблюдателя, и в качестве таковых интересны, например, прилагательные, выражающие эмоции и характеристики действий. Поскольку в такой же семантической функции выступают и мотивированные, грамматические (образованные от соответствующих прилагательных) наречия с формантом -о в русском языке и формантом -ly в английском, то уместно включить в рассмотрение соответствующие прилагательным наречия, семантически специфицированные как качественные наречия образа действия, ср.: веселая (улыбка), весело (улыбаться) / merry (smile), (smile) merrily.
Современная наука относит эмоции к элементам культуры, с одной стороны, и к ядерным компонентам человеческой
личности, с другой [Шаховский, 1994], тем самым признавая существование и социально-культурного, внешнего аспекта эмоций, и личностного, внутреннего аспекта. В психологии традиционный взгляд на эмоции предполагает их противопоставление когниции: «В пользу оппозиции аффект vs когниция говорит филогенетическая "древность" лим-бической системы (200 млн лет), отвечающей за эмоции, по сравнению с системами, отвечающими за рациональные операции» [Foolen, 1997. P. 18-19]. Современный пересмотр понятия когниции, расширение представлений об этом феномене, выход за рамки чисто рационального аспекта познания обусловили изменение взглядов на взаимосвязь когниции и эмоций. Сфера эмоций оказывается вовлеченной в общие перцептивно-когнитивные процессы, и говорить о ее выделении можно только из теоретических, аналитических соображений.
Выражение эмоций носит две основные формы: прямое (невербальное) выражение, имеющее поведенческие формы, включая коммуникативное поведение, и косвенное (вербальное) выражение - языковая концептуализация, фиксирующая эмоции как компонент языковой картины мира [Ibid. P. 22]. Концепт эмоций объективируется в лексиконе русского и английского языков словами различной частеречной принадлежности. Реализация концепта осуществляется в эксплицитной форме, как правило, за счет имен эмоций и аффективных состояний и в имплицитной форме - множеством слов, чья семантика имеет неявное указание на концепт эмоций, ср.: счастье / happiness (имя эмоции), покраснеть / blush (обозначение перцептивно идентифицируемого состояния человека как возможного результата переживания эмоции).
В отличие от внутреннего, аффективного, субъективного состояния, содержательная сторона которого скрыта от внешнего Наблюдателя, манифестации эмоций поддаются наблюдению. При репрезентации концепта эмоций Наблюдатель может занимать различные позиции, наделяется различными признаками, «взаимодействовать» с другими «действующими лицами», имеющими отношение к причине эмоционального состояния и его переживанию. А. Вежбиц-кая, рассматривая имена эмоций horror и terror, а также атрибуты horrified, terrified и appalled, обнаруживает Наблюдателя, иг-
рающего дифференцирующую роль в их семантике [Wierzbicka, 1996]. Слово horror называет эмоциональное состояние Наблюдателя, совпадающего с субъектом эмоционального состояния (Experiencer), вызванного наблюдением происходящего с жертвой; слово terror описывает состояния субъекта эмоций и жертвы в одном лице, нейтрализуя позицию стороннего Наблюдателя. Признаковый предикат appalled характеризует эмоциональное состояние Наблюдателя post factum, ретроспективно, предикат horror в отличие от него синхронизирует эмоциональное состояние и наблюдаемую сцену. Кроме того, все три предиката эксплицитно выражают отрицательные эмоции как результат увиденного, тем самым создавая инференцию аксиологически отрицательного Наблюдаемого.
В лексико-семантической системе русского языка, выражающей концепты эмоций, есть ряд прилагательных, манифестирующих внешние признаки эмоциональных состояний, ср.: веселый (человек, взгляд, смех и т. п.), радостное (лицо и т. п.), унылый, угрюмый, мрачный (человек, взгляд, выражение лица и т. п.). Проявления эмоций носят, в норме, непроизвольный характер и фиксируются внешним Наблюдателем, который не является субъектом описываемого эмоционального состояния, но лишь констатирует его, ср.: Его мрачный смех всех отпугивает. Субъект эмоционального состояния становится Наблюдаемым, еще точнее, одним из параметров Наблюдаемого, поскольку Наблюдаемое в такой ситуации -это все же не человек как таковой, но его аффективные состояния.
Однако те же самые слова употребляются в контексте такого определяемого, которое не является носителем эмоций (человек в различных конкретно-референтных ипостасях) или «выразителем» эмоций (выражение лица, взгляд, улыбка смех и т. п.), ср., например: веселая расцветка, унылая песня, унылые цвета, угрюмый лес, унылая картина и т. п. В контексте такого определяемого, не являющегося носителем или выразителем эмоций, эти прилагательные передают другой ракурс ситуации наблюдения, имеющей отношение к концепту эмоций. Именно Наблюдатель становится субъектом эмоционального состояния, вызываемого референтом определяемого - ведущего слова такой именной, атрибутивной синтагмы, выра-
жающей отношения «определяемое (правая, актантная позиция) - определяющее (прилагательное со значением эмоционального состояния). Референт определяемого (расцветка, картина, песня и т. д.) становится Наблюдаемым, попадает в перцептуальное пространство Наблюдателя и «превращает» его (Наблюдателя) в субъекта эмоционального состояния, называемого определяющей частью синтагмы. Наблюдатель и субъект эмоционального состояния получают нерас-члененное, синкретичное осмысление (интерпретацию): аффективное состояние объединяется с актом перцепции. Ср., также в английском языке: merry, cheerful, gloomy, gay (person, smile, laughter, voice и т. п.), но cheerful clothes, music; gloomy day; gay colours, music (данные о сочетаемости взяты в словарях [Longman, 1990; Hornby, 1982]).
Не все прилагательные этой тематической группы допускают различные роли Наблюдателя в концепте эмоций; некоторые из них описывают только восприятие и констатацию эмоционального состояния (Наблюдаемое) внешним Наблюдателем, не совпадающим с субъектом этого состояния, ср.: раздражительный и annoyed (только о субъекте состояния со стороны внешнего Наблюдателя). Некоторые прилагательные передают эмоциональные состояния только в сопровождении внешних манифестаций. Так, А. Вежбицкая утверждает, что «английские слова merry и gloomy самими своими значениями указывают как на эмоции, так и на внешние проявления, в то время как для happy и sad это не характерно:
*He was merry / gloomy, but he didn't show it.
He was happy / sad, but he didn't show it» [Wierzbicka, 1996. P. 204].
Русские прилагательные угрюмый, веселый также могут быть противопоставлены прилагательным счастливый, печальный по этому признаку:
*Он был угрюм / весел, но не показывал этого.
Он был печален / счастлив, но не показывал этого.
Однако эти же прилагательные в сочетании с определяемыми именами, референтами которых являются собственно манифе-
стированные признаки эмоций, естественно «реконструируют» экстериоризованные, наблюдаемые эмоциональные концепты, ср.: счастливый смех / happy laughter, печальная улыбка /sad smile.
Итак, употребление типичных для выражения (манифестированных) эмоций слов в «человеческом» контексте - веселая улыбка, т. е. в контексте проявления человеком (субъектом эмоционального состояния) своих эмоций со всей необходимостью «взывает» к фигуре стороннего Наблюдателя. Такой Наблюдатель замечает и оценивает эти эмоции со стороны. Другими словами, такие ситуации обязательно двусубъектны. Метафорическое употребление этих прилагательных - веселый пейзаж - «высвечивает» такой аспект концепта эмоций, который заметно отличен от предыдущего. Во-первых, в таком случае речь идет о моносубъектной ситуации: субъект эмоционального состояния кореферентен Наблюдателю; во-вторых, эмоциональное состояние не проявляется, оно вызывается наблюдением. При всем различии ракурсов «сценария», создаваемого подобными прилагательными, когнитивную релевантность приобретает модель наблюдения, сохраняющаяся во всех вариантах этого «сценария», но выражающаяся в различных конфигурациях Наблюдателя и Наблюдаемого.
Еще одна группа прилагательных и соответствующих наречий, фиксирующих наличие Наблюдателя, характеризует поведенческие аспекты: демонстратив-ный(о), нарочитый(о), подчеркнутый(о), показной, деланный(о), претенциозный(о), одобрительный(о), приветливый(о), зазыв-ный(о), нескрываемый(о) и т. п. Концепт «поведение», объективируемый этой группой, еще в большей степени, чем концепт «эмоции», ориентирован на наблюдение и Наблюдателя, который появляется в нем на двух уровнях одновременно. Для примера рассмотрим значение слов демонстративный / демонстративно, в семантике которых содержится указание на двух Наблюдателей.
Синтагма (его) демонстративное поведение / демонстративное поведение (этого человека) выделяет (валентное) место для субъекта поведения в составе определяющей части как в препозиции (его), так и в постпозиции (этого человека). Зафиксированное в словаре значение описывает пове-
дение этого субъекта как «действие, подчеркнуто выражающее протест против чего-н., несогласие с чем-н., неприязнь» [Ожегов, 1985]. В поле зрения субъекта действия должны находиться люди, чтобы произошло это выражение: ведь оно совершается напоказ, поэтому субъект поведения является Наблюдателем. Если в его перцеп-туальном пространстве нет «зрителей», нет и демонстративного поведения, по этой причине невозможно следующее высказывание, содержащее перцептивный контекст:
*Он увидел, что остался в комнате один и демонстративно хлопнул дверью.
С другой стороны, демонстративное поведение всегда ориентировано на Наблюдателя, чье присутствие и обусловливает демонстративный аспект поведения. Попросту говоря: нет наблюдателей, не нужна демонстрация. Этот Наблюдатель не только воспринимает определенную демонстрацию поведения, но и оценивает его, в данном случае с осуждением, т. е. совмещает роль субъекта восприятия и субъекта оценки. В словах демонстративный, нарочитый, подчеркнутый, показной, деланный, претенциозный целевые установки Наблюдателя-субъекта поведения (ведущего себя демонстративно и пр.) не совпадают в содержательном аксиологическом аспекте с оценкой Наблюдателя-«зрителя»: эта оценка содержит неодобрение такого поведения, т. е. Наблюдаемого. В планы Субъекта поведения вряд ли входит намерение вызвать недовольство или неодобрение; это намерение специфицировано каждым словом. Для демонстративный (демонстративно), например, это - публичная и даже вызывающая экспликация протеста и неприязни, что не одобряется в русской культуре. Слово показной указывает на притворную демонстрацию добродетелей, разоблаченную и, естественно, не вызывающую положительной реакции, хотя субъект поведения добивался обратного. Поэтому эти оценочные прилагательные сомнительны для характеристики действий субъекта, ко-референтного субъекту речи, ср.: мое демонстративное поведение, моя нарочитая небрежность, моя подчеркнутая холодность. Даже семантически нейтральные в оценочном отношении имена типов поведения вежливость, отстраненность, весе-
лость и т. п., включая и само слово поведение, окрашиваются в этом контексте неодобрительным отношением к Наблю-даемомому со стороны Наблюдателя-«зри-теля», ср.: его демонстративная (нарочитая, подчеркнутая и т. п.) вежливость, веселость; ее демонстративно отстраненное поведение и т. п.
Одобрительный и приветливый, напротив, получают положительную оценку со стороны Наблюдателя-«зрителя», т. е. Наблюдателя как субъекта оценки, хотя и в этом случае субъект поведения имеет задачи, не совпадающие собственно с одобрительной реакцией: его цели заключаются не в получении оценки, но в том, чтобы продемонстрировать Наблюдателю-«зрите-лю» одобрение и благожелательность в какой-то общей связывающей их ситуации.
Зазывное поведение как Наблюдаемое также ориентировано на Наблюдателя-«зрителя», однако в норме вызывает подозрительную оценочную реакцию со стороны этого Наблюдателя, являющегося субъектом такой оценки. Очевидно, что в задачи Наблюдателя-субъекта поведения не входит создание подозрения, напротив, он хотел бы побудить Наблюдателя-«зрителя» на некие запланированные им действия. Поэтому вновь Наблюдатель-субъект поведения и Наблюда-тель-«зритель» осмысляются в рамках этой единой ситуации как различные перцептивно-когнитивные субъекты, имеющие обязательное параллельное существование. Приведенные выше наблюдения над поведением прилагательных можно отнести и к соответствующим наречиям, ср.: Они демонстративно покинули собрание; Он деланно засмеялся; Она отвечала нарочито грубо; Он одобрительно закивал головой; Она приветливо махнула рукой и т. п.
В английском языке также имеется соответствующая группа прилагательных и наречий, обозначающих признаки манифестированных эмоций и образов действия, но, разумеется, с отличной от русского языка семантической спецификацией каждой отдельной лексической единицы. К примеру, английское demonstrative(ly) определяется следующим образом: someone who is demonstrative shows feelings of friendship or love for other people clearly and without being embarrassed, for example by kissing or touching them: His parents were never very demonstrative towards him, and so he needs to be
shown a lot of love [Activator, 1996]. Таким образом, demonstrative отличается от русского демонстративный отсутствием отрицательной оценочной коннотации в восприятии манифестированного чувства или поведения со стороны Наблюдателя-«зрителя».
В целом, к числу прилагательных и наречий с подобной семантикой можно отнести следующие слова: demonstrative(ly), poin-ted(ly), deliberate(ly), pretentious(ly), ostentatiously). Разумеется, приведенная здесь группа слов, как русского, так и английского языка, ни в коем случае не может считаться исчерпывающе полной: слов с указанием на Наблюдателя (Наблюдателей) в лексиконе русского и английского языков гораздо больше.
Наблюдатель в семантике
существительных
Из разряда лексико-грамматических классов существительное, возможно, реже всех являлось «местом обнаружения» Наблюдателя: прототипическое предметное существительное не нуждается ни в моменте наблюдения, ни в определенном перцептивном ракурсе, перспективе восприятия, ни в динамике внутренних аффективно-эмоциональных событий. Проще говоря, яблоко - всегда яблоко независимо от момента и места наблюдения, прототипически всегда оценивается как полезный и вкусный фрукт. Тем не менее в лексической системе существует открытое множество непредметных существительных, многие из которых называют ситуации (в широком смысле этого понятия), включая в свою семантику ролевые компоненты, ракурсы восприятия и оценочные аспекты.
Если обратиться к некоторому ряду имен, которые можно подвести под рубрику визуального Наблюдаемого ситуативно-событийного характера с определенной динамикой (в отличие от чисто предметных имен), то этот ряд будет выстраиваться из слов картина, зрелище, вид, сцена, панорама (ряд можно продолжать в сторону как зрелищно-театральную - представление и т. п., так и художественно-изобразительную - пейзаж и т. п.). Подобный ряд образуется и в английском языке, ср.: sight, view, spectacle, scene, picture, panorama, show. Вербализация Наблюдаемого средствами такой лексики включает различные аффек-
тивно-оценочные характеристики - естественное следствие, напомним, того факта, что у Наблюдаемого имеется внутренний, образно -интерпретативный аспект, который чаще всего в лингвистических исследованиях называют оценкой.
Все единицы этого ряда многозначны, за исключением слова панорама / panorama, поэтому, приводя толкования и контексты употребления, мы всякий раз будем иметь дело с конкретным значением и обратимся только к некоторым важным для нашего исследования аспектам их семантики. Русская картина, так же как и ее английский вариант picture, особенно «охотно» употребляется для обозначения ментальных образов, представлений, ср.: представить себе картину пожарища и английское This book gives a vivid picture of life in England 200 years ago [Longman, 1990]. Оба слова, тем не менее, могут обозначать внешнее Наблюдаемое, разумеется, в различных концептуальных границах, зависящих от специфически языковой категоризации, свойственной русскому и английскому языкам. Так, в русском языке картина - это «то, что можно видеть, обозревать»: картина природы [Ожегов, 1985] (все фрагменты толкования и некоторые примеры употребления и сочетаемости анализируемых здесь русских существительных взяты из этого словаря); английское слово picture обозначает «a person or thing that is beautiful or unusual to look at»: This garden is a picture in the summer [Longman, 1990]. Если русская внешняя картина имеет тенденцию к нейтральному употреблению, то английская явно ограничена рамками определенного аффективно-оценочного впечатления, которое создается у Наблюдателя от визуального контакта с внешней стороной такого Наблюдаемого.
Слово зрелище является одним из классификаторов визуального Наблюдаемого, определяемого как «то, что представляется взору, привлекает взор (явление, происшествие, пейзаж и т. п.)». Выделенный нами фрагмент толкования является существенным комментарием: Наблюдаемое характеризуется не просто как внешний ситуативно-событийный объект восприятия (то, что представляется взору), но, что важно, как нечто выделенное Наблюдателем из ряда «объективных» перцептивных объектов. Такая «привлекательность» появляется у объекта только как результат когнитивно-
интерпретативной (аффективной) деятельности субъекта восприятия - Наблюдателя; ср. в английском spectacle: «something that you see that is very surprising, strange, or shocking»: Visitors to London are often shocked by the spectacle of people begging in the streets [Activator, 1996]. И снова можно «наблюдать» как русское Наблюдаемое отличается от английского: русское зрелище обладает более широкими классифицирующими характеристиками, английское слово spectacle охватывает только те виды Наблюдаемого, которые выделены Наблюдателем как странные, шокирующие, экстравагантные, трагические и т. п., имеющие «привкус» отрицательных впечатлений.
Такой же отрицательно-шокирующий «налет» имеет в английском языке Наблюдаемое, категоризуемое как scene и имеющее акцентированный динамический характер, ср.: «all the things and people that you see in a place, especially when you are describing a place where something unusual, interesting, or shocking is happening»: The President arrived by helicopter to witness a scene of absolute chaos [Activator, 1996]. Русская сцена в качестве Наблюдаемого также содержит динамический компонент и толкуется как «происшествие, эпизод»: наблюдать за уличной сценой. Словарный пример как нельзя лучше подчеркивает семантику наблюдения, изменения и развития, сопутствующую слову сцена, употребив его в контексте наблюдать за.
Панорама в обоих языках является Наблюдаемым, выделяемым Наблюдателем, впечатленным размахом, протяженностью визуальной картины, представленной взору и определяемой как вид, ср.: «вид местности, открывающийся с высоты»: панорама города; «an impressive view of a very large area that stretches a long way across in front of you»: At sunrise they surveyed a vast panorama of snow covered hills and mountains [Activator, 1996].
Заканчивая эту статью, подчеркнем то главное, что объединяет рассмотренные словные единицы в качестве концептуали-заторов Наблюдателя и Наблюдаемого: весь проанализированный лексический материал указывает на единство внешнего стимуль-ного аспекта и внутреннего психического аспекта восприятия / наблюдения, а также свидетельствует о необходимости учета не столько самого Наблюдателя, сколько ана-
литического комплекса «Наблюдатель + Наблюдаемое».
Список литературы
Апресян Ю. Д. Избр. тр.: В 2 т. М.: Языки русской культуры, 1995. Т. 2: Интегральное описание языка и системная лексикография.
Булыгина Т. В., Крылова С. А. Скрытые категории // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. С.457-458.
Верхотурова Т. Л. Фактор наблюдателя в языке науки: Моногр. Иркутск, 2008.
Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове): 2-е изд. М.: Высш. шк., 1972.
Глыбин В. В. «Эпистемологические ми-ражы» лингвистики // Ь^Ш8йса Cog-
пШуа. М.: Гнозис, 2006. Вып. 1: Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. С. 31-44.
Кронгауз М. А. Норма: семантический и прагматический аспекты // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб. ст. в честь Н. Д. Арутюновой. М., 2004. С. 137-141.
Кубрякова Е. С. Предисловие // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования: Сб. науч. тр. / РАН. Ин-т Языкознания; Мин-во образ. и науки РФ. ТГУ им. Г. Р. Державина; Редкол.: Е. С. Кубрякова (отв. ред.), Е. М. Позднякова (зам. отв. ред.) и др. М.; Калуга: ИП Кошелев А. Б.; Изд-во «Эйдос», 2007. С. 7-18.
Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы семантической деривации: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2001.
Кустова Г. И. Вид, видимость, сущность (о семантическом потенциале слов со значением зрительного восприятия) // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб. ст. в честь Н. Д. Арутюновой. М., 2004. С.155-175.
Ожегов С. И. Словарь русского языка, / Под ред. Н. Ю. Шведовой. 17-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1985.
Падучева Е. В. Наблюдатель как Экспе-риент «За кадром» // Слово в тексте и словаре. М.: Языки русской культуры, 2000. С.185-201.
Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов: Пособие для учителя. 3-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1985.
Циммерлинг А. В. Субъект состояния и субъект оценки (типы предикатов и эписте-
мическая шкала) // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Индрик, 1999. С. 221-228.
Шаховский В. И. Языковая личность в лингвистике эмоций // Языковая личность и семантика: Тез. докл. науч. конф. 28-30 сент. 1994 г. Волгоград: Перемена, 1994. С.130-131.
Activator - Longman Language Activator Dictionary. L.: Longman Dictionaries, 1996.
Fillmore Ch. Lexical entries for verbs // Foundations of language. 1968. Vol. 4, № 4. P. 373-393.
Foolen A. The expressive function of language: Towards a cognitive semantic approach // The language of emotions. Conceptualization, expression and theoretical foundation /
Eds. S. Niemeier, R. Driven. Amsterdam: John Benjamin's Publishing Co., 1997. P. 15-27.
Hornby A. S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. M.: Russian Language Publishers, 1982.
Longman - Longman Dictionary of Contemporary English. L.: Longman Dictionaries, 1990.
Maturana H. R. Autopoiesis, structural coupling and cognition: a history of these and other notions in the biology of cognition // Cybernetics and Human Knowing. 2002. № 9 (3/4). P. 5-34.
Wierzbicka A. Semantics: primes and universals. Oxford: Oxford University Press, 1996. 487 p.
Материал поступил в редколлегию 30.05.2008
T. L. Verkhoturova
Analytical Complex «The Observer + The Observed» in Lexical Semantics
This article relates to the Observer as a methodological category of semantic analysis. The cognitive model of observation reflects inseparable ties between the Observer and the Observed which make it necessary to give proper consideration to the analytical complex «the Observer + the Observed» while interpreting various aspects of perception presented in lexical semantics.
Keywords: a methodological category of semantic analysis, the observer, the complex «the Observer + the Observed» in an interpretation of perception.
