CC BY
129
Вестник ДВО РАН. 2006. № 2
Т.Г.ТРОЖОВА
Американские исследования Дальнего Востока России
Рассматриваются основные работы американских исследователей по истории и социально-экономическому развитию Дальнего Востока СССР и России.
Investigations of the Russian Far East by American researches: stages and approaches. T.G.TROYAKOVA (Institute of History, Archeology and Ethnography of the Peoples of the Far East, FEB RAS, Vladivostok).
This article reviews books in English on development of the Russian Far East published after the cold war.
Советология и россиеведение: ведущие центры и исследователи
В конце 1990-х годов в российской историографии появилось понятие «россиеведение», включившее советологию, русистику и россику [3, с. 4], а термином «советология» стали обозначать политический аспект в изучении Советского Союза. Специалисты россиеведения, среди которык немало эмигрантов, получили образование и работу в основном в Колумбийском, Г арвардском, Чикагском, Калифорнийском и Вашингтонском университетах. Например, один из авторитетных советологов Александр Далин (1924-2000 гг.) учился и получил ученую степень в Колумбийском университете, где занимал пост директора Русского института, преподавал в Калифорнийском университете Беркли и возглавлял Центр российских и восточноевропейских исследований Стенфордского университета. Его отец, также известный советолог, Дэвид Далин - один из деятелей партии меньшевиков, эмигрировавший из России в Германию, а затем в США. В Калифорнийском университете Беркли работают и Николай Рязановский, принадлежащий к потомкам эмигрантов первой волны, и представитель «новыгх» эмигрантов Юрий Слёзкин [4, 46], здесь получили ученые степени авторы и редакторы исследований по истории России и Дальнему Востоку Стивен Коткин и Дэвид Волф. Центр славянских и восточноевропейских исследований этого университета - один из ведущих в Соединенныгх Штатах.
В географически близких к Сибири и Дальнему Востоку Стэнфордском, Калифорнийском, Вашингтонском и Гавайском университетах работало большинство исследователей Дальнего Востока России. Так, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Виктор Петров писал о Русской Америке и деятельности русских в истории США. Примечательна биография другого исследователя, Клауса Менерта (1906-1984 гг.), - специалиста по Советскому Союзу и международным отношениям на Дальнем Востоке. Он родился в Москве и покинул Россию в 1914 г. Получив ученую степень в Берлинском университете, в первой половине 1930-х годов работал журналистом, писал о Советском Союзе для германских газет. После запрета на его публикации в Германии уехал в США, где занялся преподаванием истории России в Калифорнийском университете Беркли. Позднее
ТРОЯКОВА Тамара Гавриловна - кандидат исторических наук (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток).
работал в Г авайском университете и опубликовал статью о деятельности русских на Г авай-ских островах в 1804-1819 гг. В июне 1941 г. Менерт уехал в Китай и несколько лет печатался в журнале, который издавался Министерством иностранных дел Германии в Шанхае. После окончания Второй мировой войны Клаус Менерт продолжил заниматься преподаванием и исследованиями Китая и советско-китайских отношений в Германии. А в Г авайском университете с 1947 по 1977 г. преподавал историю и внешнюю политику России в Азии Джон Альберт Уайт. По признанию известного ученого, эксперта по России Джона Стэфа-на, лекционный курс «Сибирь и Тихий океан» профессора Уайта пробудил у него интерес к изучению российского Дальнего Востока [51, p. 7]. Около тридцати с лишним лет Стэфан преподавал в Гавайском университете и написал несколько книг по истории Сахалина, Курильских островов и Дальнего Востока [50-52].
Во времена «холодной войны» в американских исследованиях России и СССР доминировали политические мотивы. В 1950-е годы преследование инакомыслия в США затронуло университеты и либеральные благотворительные фонды. В эти годы прекратили деятельность многие общественные организации, среди них и Американо-русский центр в Нью-Йорке, располагавший большой коллекцией советских книг и газет. В 1951 г. сенатская подкомиссия по вопросам внутренней безопасности расследовала работу Института тихоокеанских отношений, который был образован в 1925 г. в Гонолулу по инициативе группы либеральных интеллектуалов (в 1936 г. представители СССР участвовали в одной из конференций института): его деятельность была объявлена «заговором», руководимым из Москвы [55]. Но уже в 1960 г. в Гонолулу по инициативе конгресса США был учрежден Центр Восток-Запад (East-West Center), который взял на себя миссию по обеспечению понимания и сотрудничества правительств и народов в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Количество исследований по истории России и Советского Союза стало расти по мере улучшения советско-американских отношений. После подписания в 1958 г. соглашения об обменах в области науки и создания Межуниверситетского комитета по предоставлению стипендий ученые из США и СССР получили возможность читать лекции, работать в архивах и проводить совместные исследования. В 1968 г. Межуниверситетский комитет был преобразован в Совет по международным исследованиям и обменам (АЙРЕКС), который действует до сих пор.
В Московском государственном университете с 1962 по 1964 г. учился и работал в архивах один из ведущих специалистов по истории России Теренс Эммонс. Его карьера включает учебу в Вашингтонском и Калифорнийском университетах и работу в Стэнфордском университете. Под руководством Эммонса был осуществлен американо-российский проект с участием Гуверовского института войны, революции и мира и Государственной публичной исторической библиотеки по изданию четырех томов библиографии дневников и мемуаров о дореволюционной России, написанных русскими эмигрантами в 1917-1991 гг. Директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков (он получил стипендию от фонда Д.Эйзенхауэра для написания книги об исторической науке в США) приводит данные: из 277 специалистов в области истории СССР, работавших в американских университетах, 197 получили ученые степени в 1960-1970 гг. [5, с. 79-80].
В декабре 1974 г. в Вашингтоне был учрежден Институт изучения российской истории и культуры в рамках Международного центра ученых имени Вудро Вильсона. В Вашингтоне, в Библиотеке конгресса и Национальном архиве США сосредоточены обширные собрания различных документов и литературы по России и СССР, что открывает прекрасные возможности ученым, которые стажируются в этом институте. Инициаторами его создания были признанные знатоки России - посол Джордж Кеннан и тогдашний директор Центра имени Вудро Вильсона Джеймс Биллингтон. Институт был назван в честь Джорджа Кенна-на - одного из первых американских специалистов по Сибири и Дальнему Востоку. В 1865 г.
Кеннан в составе американской экспедиции изучал возможности прокладки телеграфной линии через Россию в Европу. Телеграфный проект не осуществился, но появилась книга о «походной жизни в Сибири и приключениях в краю коряков и других народов, населявших Северную Азию» [23]. В 1885 г. Кеннан вместе с художником Дж. Фростом совершили поездку по Сибири, изучая каторжную систему России. Его книга «Сибирь и система каторги» с рисунками Дж. Фроста стала первой в ряду подобных исследований [22]. Представители фамилии Кеннан занимались Россией на протяжении двух веков. Посол Дж. Кеннан известен как автор концепции сдерживания коммунизма, ее принципы в целом определяли политику Запада в отношении Советского Союза после окончания Второй мировой войны и до его распада. После ухода с государственной службы Кеннан преподавал в Принстонском университете и написал около двух десятков книг и множество статей по истории внешней политики и международным отношениям [21]. Сегодня Институт Кеннана, предоставляющий стажировки для американских и зарубежных ученых, стал координирующим центром исследований по российской тематике в Соединенных Штатах, здесь регулярно проводят семинары и конференции в рамках диалога между учеными и политическими деятелями США, России и СНГ.
В начале 1980-х годов научные фонды увеличили финансирование программ подготовки экспертов, расширился круг американских университетов, в которых читались курсы по истории России. Одним из результатов программы республиканской администрации Р.Рей-гана по созданию образа «империи зла» стало увеличение числа специалистов с хорошим знанием русского языка и новыми идеями. В это время увеличилось количество работ по проблемам и региональному развитию Сибири и советского Дальнего Востока, опубликована их библиография на английском языке [42] . В 2002 г. ее редактор Д.Коллинз продолжил публикацию библиографии в журнале «Сибирика» [45]. Этот журнал появился по инициативе британского ученого А.Вуда и выходил под его редакцией с 1982 по 1989 г., в течение двух лет печатался в Портленде (штат Вашингтон) с американской версией названия «Сиберика», а потом снова в Великобритании как «Сибирика: журнал исследований по Сибири».
В те же годы в Гавайском университете функционировал Центр по изучению политики СССР (России) в Азии с участием Джона Стэфана, Патриции Полански и Роберта Валли-анта. Благодаря усилиям библиографа Полански собрание публикаций на русском языке по дальневосточной тематике в Русской коллекции университетской библиотеки стало одним из лучших в США. Валлиант был редактором информационного вестника «Советский Союз на Тихом океане», а затем «Россия в АТР», читал лекционные курсы и публиковал статьи о политике России в Азии. Но уже в середине 1990-х годов из-за прекращения финансирования центр был закрыт. В Гонолулу с 1995 по 2005 г. в Центре Восток-Запад осуществлялся проект (Asia Pacific Agenda Project), целью которого была поддержка научных исследований в области политики и безопасности АТР. В рамках этого проекта издавались ежегодные обзоры по двадцати странам, включая и СССР, а затем и Россию [7].
Университет Аляски по мере роста интереса штата Аляска к экономическому сотрудничеству с российским Дальним Востоком стал готовить экспертов по России. В апреле 1993 г. при этом университете был создан Американский русский центр, который издавал электронную версию журнала «Новости российского Дальнего Востока», по инициативе университета и международной организации «Северный форум» проводились научные конференции и другие мероприятия с участием представителей российского Дальнего Востока.
Однако в последние годы все больше американских студентов предпочитают учить китайский или арабский языки. По мнению профессора Мичиганского университета Владимира Шляпентоха, который эмигрировал в США в 1979 г., «...как только Россия перестала быть страной, угрожающей США, интерес к ней и ее истории резко снизился» [6, с. 222].
Характерная особенность современного американского россиеведения - многонациональный состав ученых (Великобритания, Канада, Австралия и другие страны): все они работают, публикуются и получают известность в Соединенных Штатах. Например, Фиона Хилл - «восходящая звезда американской политологии в сфере исследований о России», наполовину англичанка, наполовину шотландка, родилась на севере Англии, получала образование, научные степени в Великобритании и США, стажировалась в 1987-1988 учебном году в Советском Союзе [2]. Зимой 1988 г. Хилл совершила поездку по Транссибирской магистрали от Москвы до Хабаровска, а спустя 15 лет вместе с Клиффордом Гэдди написала книгу «Проклятие Сибири», которая привлекла внимание многих специалистов как в США, так и в России [19]. В настоящее время Хилл занимает пост директора Российской и Евразийской программы Института Брукингса в Вашингтоне.
Центр изучения России, Восточной Европы и Центральной Азии имени Герберта Эллисона при Школе международных отношений имени Генри Джексона в Вашингтонском университете остается лидером в области изучения экономической и социальной истории российского Дальнего Востока. В Сиэтле на протяжении десятилетия издавался ежемесячный журнал о российском Дальнем Востоке («Russian Far East Update»), редактором которого была Элиза Миллер. Для американских бизнесменов, намеривавшихся сотрудничать с Россией, было опубликовано нескольких выпусков справочника по региону, в котором раздел по истории был написан Джоном Стэфаном [49, p. 57-71]. В последние годы именно Центр изучения России, Восточной Европы и Центральной Азии, расположенный на Западном побережье США, превратился в своеобразный центр притяжения специалистов. Даже штаб-квартира Национального совета по восточноевропейским и евразийским исследованиям переехала из американской столицы в Сиэтл. В ноябре 2004 г. в этом центре проходила конференция, на которой обсуждались проблемы россиеведения в XXI в. Директор центра С.Хансон и директор Института Кеннана Б.Рубл подготовили и опубликовали доклад, в котором они предложили совместными усилиями заняться восстановлением исследований по России в Соединенных Штатах, так как, и по их мнению, «в деле возрождения россиеведения инициатива не может исходить ни от академических институтов, которые столкнулись с недостатком финансирования, ни от деловых кругов США и России, напуганных делом ЮКОСа, ни от расколотого общества российских эмигрантов» [33, p. 10].
В 1990-е годы в россиеведении появилось большое число молодых исследователей, которые начали заниматься проблемами социологии, антропологии, лингвистики, культурологии и экономики. Обширность тематики привела к заметному крену в публицистику, что, на наш взгляд, обусловлено стремлением к отстаиванию позиций при падении интереса к академическим работам.
Каковы же подходы к проблемам Сибири и Дальнего Востока России и каковы конкретные результаты исследований?
Основные направления и школы советологии и россиеведения и их подходы к изучению Дальнего Востока России
Работы зарубежных ученых, в которых рассматриваются проблемы истории, экономики и культуры советского Дальнего Востока, внешней политики СССР в Азии в период от завершения Второй мировой войны до начала 1990-х годов, делятся на две группы, представляют консервативное и либеральное направления. Деление произошло под влиянием книги Д.Белла «Конец идеологии. К вопросу об истощении политических идей в пятидесятые годы» [9], в которой автор объявил о «триумфе конформизма» в общественном сознании и утрате влияния идей марксизма-ленинизма на ход исторического развития.
К первой группе относятся работы середины 1940-начала 1990-х годов, написанные под влиянием тоталитарного направления, сформировавшегося в 1950-е годы. Его основателем
был профессор Гарвардского университета М.Фейнсод, изложивший свои идеи в книге «Как Россия руководится» [17]. Представители теории тоталитаризма придавали решающее значение государству и его лидеру, а коммунистическая идеология в проведении внутренней политики и «внешней экспансии» Советского Союза считалась второстепенной. Так, в работах Д.Далина, Д.Загории и других авторов, анализирующих причины активизации внешней политики СССР в Азии после окончания Второй мировой войны, основная роль в послевоенном устройстве и образовании КНР и КНДР отводилась Сталину, коммунистическое же государство служило «оплотом зла» [15, 48]. А в работах В.Конноли и С.Кирби, где давались общие сведения по экономике Сибири и Дальнего Востока, подчеркивался «закрытый характер советского общества [13, 24].
Проблема лидеров и политической элиты советского общества продолжала привлекать внимание представителей тоталитарного направления. В конце 1960-х годов часть советологов стала разрабатывать концепцию о переменах в советском обществе исходя из того, что после смерти Сталина усилилась борьба за власть между различными группами интересов, которая привела к возвышению Хрущева, а затем к его смещению. М.Лодж, основываясь на анализе советской прессы, выделил пять групп интересов: «.. .партийный аппарат, экономические администраторы, военные, представители юридических профессий, литературная интеллигенция» [29]. Отсутствие в этом списке представителей регионов означало, с одной стороны, их незначительное влияние на процесс принятия решений, а с другой - ограниченность источников.
Тоталитарное направление продолжает сохранять свои позиции до настоящего времени. Однако в области международных отношений ведущая роль принадлежит представителям школы «политического реализма». Основная тема исследований 1970-1980-х годов, касающихся Дальнего Востока СССР, - СССР и Китай: ухудшение отношений СССР с КНР и военный конфликт в марте 1969 г. расценивались ими как попытка пересмотра баланса сил между двумя ведущими странами социалистического лагеря [39]. По мнению Ф.Шор-та, это стало результатом того, что советское руководство во главе с Хрущевым не хотело осложнять отношения с США, как это произошло во время Тайваньского кризиса 1958 г., и отказалось от военной помощи Китаю [41]. Советское правительство под руководством Хрущева, по существу, отказалось от идеи глобального доминирования, старалось укрепить внутренние связи и создавало «зону безопасности» из соседних стран. В 1959 г. Н.Хру-щев посетил США и КНР, по мнению исследователей, одним из последствий этих визитов стали мероприятия по развитию «Большого Владивостока», которые включали и масштабное военное строительство [1, с. 77, 78].
Советологи утверждали: при ограниченных экономических возможностях Советский Союз был вынужден поддерживать отношения с союзниками при помощи идеологических и силовых рычагов (к 1963 г. отношения с КНР достигли стадии идеологической войны, более того, китайское руководство выдвинуло территориальные претензии к СССР в пограничных районах Сибири и Дальнего Востока). По этому поводу Дж.Стоссинджер писал: «Постепенно китайское руководство стало рассматривать военную мощь Советского Союза как угрозу, направленную в основном против КНР. А советское руководство расценивало разработку атомного оружия в КНР как средство давления на СССР» [53, р. 281]. Проблематика советско-китайских отношений заняла прочное место в исследованиях внешней политики СССР в АТР.
В 1970-е годы на основе теории конвергенции сформировалось либеральное направление, которое получило название ревизионизма. Основные положения тоталитарной школы были пересмотрены Дж.Хью в работе «Как Советский Союз управляется» [20]. Он обозначил методологическое различие концепций: представители тоталитарной школы подчеркивали решающую роль государства в строительстве «коммунистической империи», а «ревизионисты» полагали, что направляющими силами советского общества были различные
группы интересов. Большая часть представителей ревизионизма была из категории академических ученых, к которым можно отнести А.Далина и Дж.Бреслауэра [14]. Как писал в предисловии к их книге Ч.Джонсон, авторы проанализировали и революционные цели, достигнутые через политику террора, и наследие террора, «другими словами и омлет, и яичную скорлупу» [14, р. 6].
Следующая значимая тема - проблемы развития регионов. Основная идея ревизионизма - возможность постепенного сближения двух систем - основывалась на схожих методах американского и советского руководства по укреплению связей центра с периферией. Только в Сибирь и на Дальний Восток направлялись не предприниматели с капиталом и товарами, а трудовые ресурсы, вооруженные «коммунистической идеологией» [44]. Изучение проблем регионального развития представителями ревизионизма осложнялось ограниченными возможностями сбора материала на территории Дальнего Востока. Тем не менее американские экономисты пытались проводить сравнительный анализ развития национальных республик и отдельных регионов на основании опубликованных в СССР статистических данных. Они признавали, что в 1950-1960-х годах в стране наблюдался рост национального дохода за счет успехов в сельском хозяйстве, высокотехнологических отраслях промышленности и особенно в ВПК. А Т.Шабад и В.Моте, анализируя развития региональной транспортной инфраструктуры в книге «Ворота к сибирским ресурсам (БАМ)», делают вывод: решение о возобновлении идеи строительства БАМа в 1974 г. было принято по стратегическим соображениям [40].
В 1970-е годы в среде представителей «школы ревизионизма» стала популярна идея о том, что в такой индустриально развитой стране, как Советский Союз, возможно осуществление либеральных реформ в ходе постепенной интеграции в глобальную капиталистическую экономику (основаниями для подобных утверждений стал рост зависимости советской экономики от экспорта нефти и различных видов сырья). Между тем процессы интеграции развивались под строгим контролем государства, и мировой рынок не оказывал прямого воздействия на советскую экономику.
Разработка нефтяных месторождений в Иркутской области и пуск Братской и Красноярской ГЭС, электрификация Транссибирской магистрали способствовали росту региональных экономических связей с зарубежными странами. На советском Дальнем Востоке развивалась приграничная торговля с Японией, учреждались совместные предприятия с США, Новой Зеландией и Сингапуром в области рыболовства, а Япония осуществляла проекты по освоению природных ресурсов Дальнего Востока [16].
В эти годы издательство Стенфордского университета выпустило две коллективные работы, в которых рассматривались особенности экономического развития Сибири и Дальнего Востока. Повышение темпов экономического развития Сибири и расширение связей со странами Восточной Азии анализировались А.Уайтингом с позиций «угрозы или обещания» [57]. В книге «Сибирь и советский Дальний Восток» авторы единодушно утверждали, что на мировом рынке в условиях жесткой конкуренции Сибири и Дальнему Востоку СССР достались роли поставщика дешевой энергии и сырья и второстепенного рынка сбыта товаров промышленного производства [43]. Заслугой этой группы исследователей было то, что они рассмотрели проблему региональных особенностей, повлиявших на неудачи осуществления политики Советского Союза в Азии.
Первые симптомы экономического кризиса, затронувшие СССР и его Дальний Восток, были обозначены в 1980-х годах: «В Китае престарелое коммунистическое руководство .санкционировало движение к рынку в сельских и городских районах отдельных приморских провинциях. Объявив китайский путь к капитализму отклонением, Москва погрузилась в 1980-х в состояние рецессии», - писал С.Коткин в книге «Армагеддон предотвращен: советский коллапс» [27, р. 51]. Коткин относится к поколению специалистов, получивших возможность вести исследования в Советском Союзе: в 1987 г. он был «первым
американцем за 45 лет», оказавшимся в Магнитогорске, где собирал материалы для диссертации, которую защитил в Калифорнийском университете Беркли [27, р. 15]. Его книга о «строительстве социализма» в Магнитогорске и состоянии советского общества в эпоху М.Горбачева знаменовала переход к новому этапу в американской методологии изучения СССР. Коткин предложил понятие «советская цивилизация», в которой сосуществовали и официальная история, описанная в книгах, и неофициальная «устная история», которую хранил узкий круг людей, несмотря на угрозу наказания [28, р. 208, 209]. Коткин выступил также соредактором коллективной книги с участием американских и российских авторов по проблемам присутствия России в Азии [32]. Появление такого рода исследований стало возможным в начале 1990-х годов.
Вторая группа публикаций относится к постсоветскому периоду (1992-2004 гг.), когда зарубежные авторы воссоздавали «микроисторию» (повседневную жизнь россиян) России. Эта обширная литература требует отдельного исследования, мы же ограничимся кратким обзором. Огромное количество и разнообразие жанров - результат целого ряда причин. Во-первых, в начале 1990-х годов в связи с распадом СССР вырос интерес к нашей стране и российскому Дальнему Востоку. Во-вторых, иностранные ученые получили возможности изучать историю российского Дальнего Востока на основании первоисточников, работая в архивах. Например, Э.Вишник в своей книге по советско-китайским отношениям пишет, что в 1970-е годы региональные власти имели весьма ограниченные возможности для влияния на внешнюю политику, тем не менее в Хабаровском партийном архиве она нашла документы, свидетельствующие о различных подходах в отношениях с Китаем местных и центральных властей [59, р. 67]. В-третьих, российские ученые стали чаще участвовать в совместных проектах по изучению экономики и политики российского Дальнего Востока.
В отличие от исследований, опубликованных во времена существования СССР, где акцент делается на историю и экономику, в постсоветский период изучение Дальнего Востока России сосредоточилось на новых проблемах. Авторы пытаются оспорить или развить некоторые прежние интерпретации событий, что отразилось, например, в расцвете жанра путевых очерков. Написанная в этом жанре книга Б.Бобрика «К востоку от солнца. Эпическое завоевание и трагическая история Сибири» отличается фундаментальным подходом [11]. Временные рамки - от походов Ермака до распада Советского Союза в 1991 г. - позволяют автору изложить хронику событий и биографии участников, кроме того, приводится обширная библиография, которая включает и работы советских авторов.
Для авторов-путешественников типично стремление обобщить понятие Сибирь. Например, британский писатель и путешественник К.Зюброн описал впечатления от посещений сибирских городов Хабаровска, Якутска и Магадана в книге под названием «В Сибири» [56]. Очевидно, что у большинства зарубежных читателей сложился образ Сибири, а понятие «российский Дальний Восток» встречается только в научной литературе. Одним из следствий попыток создания новой картины российской жизни стали стереотипы восприятия, которые характерны для публицистических работ.
В 1990-е годы больше внимания стали привлекать исследования социальной истории российского Дальнего Востока. В частности, проблемы взаимодействия региональных элит в новых условиях анализируются в работах М.Алексеева, П.Киркова, Э.Вишник, которые в полной мере использовали возможности для комплексного изучения российского Дальнего Востока [12, 25, 58].
Интерес к региону вызвал появление большего числа работ о роли России в Восточной Азии [31, 36, 37, 54]. Особое место здесь занимают работы профессора Принстонского университета Гилберта Розмана, который благодаря знанию японского, китайского, корейского и русского языков использует широкий круг источников [34, 35]. Уникальна книга Джона Стефана «Российский Дальний Восток. История» [51]. Стефан проводил в конце
1980-х годов совместные исследования с сотрудниками Института экономических исследований ДВНЦ АН СССР в Хабаровске, в результате появилась книга о советско-американского сотрудничества на Тихом океане [47]. Он использовал работы советских ученых, опубликованные не только в Москве, но и во Владивостоке, Хабаровске, Новосибирске. Хотя Стефану не удалось поработать в советских архивах в силу объективных причин, в своих книгах он продемонстрировал многостороннее знание истории российского Дальнего Востока, способность сопоставлять ее процессы и закономерности с явлениями, имевшими место в Восточной Азии. Профессионализм американского ученого и его умение взглянуть на проблему по-новому делают монографию достойной внимания специалистов.
Другой исследователь, Питер Рутланд, в статье «Советология: заметки после смерти» подчеркивал, что советское общество было более сложным объектом для изучения из-за своей изоляции от Запада [38]. Только с 1990-х годов зарубежные исследователи получили возможность работать с архивными материалами по истории Дальнего Востока. Результатом совместных исследований американских, российских, японских и южнокорейских ученых стала публикация книги «Открывая заново Россию в Азии. Сибирь и российский Дальний Восток» [32]. В предисловии, написанном С.Коткиным, имеется обзор американской историографии исторических исследований о России в Азии [32, р. 7-10]. А книга Ф.Хилл и К.Гэдди - следующий этап исследований проблемы регионализма: это анализ регионального аспекта государственной политики Москвы. Здесь, нам представляется, следует обратить внимание на основной тезис книги - «индустриализация советского периода и массовое заселение Сибири» оказались «экономически неэффективными», а «цена холода» слишком велика. Авторы предлагают сконцентрировать население в западных районах страны и отмечают, что препятствием на пути к таким переменам станут «губернаторы, олигархи и другие лица, заинтересованные в продолжении субсидирования региона и программ его развития», и что «президент и другие национальные руководители должны поставить себя выше такого рода региональных интересов» [19, р. 21-213].
Тема многонационального состава Сибири и советского Дальнего Востока и статус коренного населения разрабатывалась на протяжении десятилетий, например книга У.Кола-жа «Народы советского Дальнего Востока», изданная в 1954 г., относится к категории общих работ [26], современные же исследователи продолжают критиковать политику создания «новой исторической общности - советского народа», когда интернационализм на словах превращался на деле в великодержавный шовинизм [10, 30, 46]. Так, профессор Абердинского университета Дж.Форсайт излагает историю коренных народов Сибири как процесс колонизации Россией северной части Азии и Тихого океана в течение нескольких столетий [18], а М.Балцер занимается изучением этнических процессов и проблем национализма этого региона России [8].
На наш взгляд, проблема влияния и адаптации чужеродных элементов в этническом, языковом, религиозном и культурном аспектах актуальна как для России, так и для США. При этом в американской модели она решается через универсализм либеральной политической идеологии, а в русской - через наднациональную культуру. Как показывает пример СССР, идеология оказалась более хрупким основанием единства народов, чем национальная культура.
В заключение хотелось бы отметить, что в условиях холодной войны научные дискуссии представителей различных направлений порой носили политический характер. Но и сегодня ревизионистское направление с его акцентом на социальную историю сумело сохранить свои позиции, а также методологию, применяя ее для изучения культуры и политической истории.
Применение идеологического критерия позволяет определить три основные школы -реформистов, консерваторов и сторонников коммунистов, но такая классификация достаточно условна и в большей степени применима к внутриполитическим проблемам. Другие
исследователи пытаются приспособить идеологический критерий к условиям внешней политики, выделяя три основные группы: умеренные либералы, умеренные консерваторы, националисты. Однако такой подход является во многом упрощенным в силу того, что в последние десятилетия ХХ в. большое влияние (особенно среди гуманитариев) приобрел постмодернизм, где истина утверждается силой или же провозглашается авторитетными личностями. Очевидно, что более продуктивной является типология на основе устоявшихся критериев, в соответствии с которыми выделяют основные парадигмы - реализм, либерализм, глобализм. С начала 1990-х годов школы неореализма и либерализма стали доминирующими в историографии. Следует отметить, что хотя в изучение темы российской Сибири и Дальнего Востока внесен значительный вклад, ее универсальной исторической концепции еще не создано.
Специалистов, изучающих историю Дальнего Востока России второй половины ХХ в., объединяют общие ориентиры и источники в исследовании современной России. Сегодня при определенном спаде интереса к изучению России качество современных зарубежных исследований повысилось, а разнообразные методы, отход от идеологических штампов расширяют возможности создания комплексной истории российского Дальнего Востока.
список источников
1. Безик И.В. Н.С. Хрущев в Приморье. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000; 2. Богатуров А. «.. .собиралась поступить на дипломатическую службу в Великобритании, а оказалась сотрудником мозгового центра в США»: интервью с Фионой Хилл // Международные процессы. 2004; Т. 2, № 3 (6). Сент.-дек. 3. Лаптева Е.В. Американское россиеведение: образ России. Екатеринбург: Изд-во УрГУ; Пермь: ПГПУ, 2004; 4. Слёзкин Ю. Эра Меркурия: Евреи в современном мире. М.: Новое литературное обозрение, 2005; 5. Тишков В.А. История и историки в США. М.: Наука, 1985; 6. Шляпентох В. Страх и дружба в нашем тоталитарном прошлом. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003; 7. Asia Pacific Security Outlook 2005 /eds Baker R.W., Morrison Ch.E. Tokyo; N.Y.: Japan Center for International Exchange, 2005; 8. Balzer M.M. The Tenacity of Ethnicity: A Siberian Saga in Global Perspective. Princeton Univ. press, 1999; 9. Bell D. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties. Cambridge, L., 2000; 10. Between Heaven and Hell: the Myth of Siberia in Russian Culture / eds Slezkine Y., Diment G. N.Y: St. Martin Press, 1993; 11. Bobrick B. East of the Sun: the Epic Conquest and Tragic History of Siberia. N.Y.: Henry Holt and Company, 1993; 12. Center-Periphery Conflict in Post-Soviet Russia: a Federation Imperiled / ed. Alexseev M. N.Y.: St. Martin Press, 1999; 13. Connolly V. Beyond the Urals. Economic Development in the Soviet Asia. L., 1967; 14. Dallin A., Breslauer G.W. Political Terror in Communist Systems. Stanford: Stanford California Press, 1970; 15. Dallin D.J. The Rise of Russia in Asia. New Haven: Yale Univ. Press, 1949; 16. Edmonds R.L. Siberian Resource Development and the Japanese Economy: The Japanese Perspectives // Soviet Natural Resources in the World Economy / eds R. Jensen et al. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1983; 17. Fainsod M. How Russia is Ruled. Harvard, 1953; 18. Forsyth J. A History of the Peoples of Siberia. Russia’s North Asian Colony, 1582-1990. Cambridge Univ. Press, 1992; 19. Hill F., Gaddy C. The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold. Washington: The Brookings Institution Press, 2003; 20. Hough J. How the Soviet Union Is Governed. Harvard, 1979; 21. Kennan G.F. Realities of American Foreign Policy. Princeton, 1954; 22. Kennan G. Siberia and the Exile System. L., 1891; 23. Kennan G. Tent Life in Siberia and Adventures among the Koryaks and other Tribes in Kamchatks and Northern Asia. N.Y., 1870; 24. Kirby S.E. The Soviet Far East. L.: Macmillan, 1971; 25. Kirkow P. Russia’s Provinces. Authoritarian Transformation versus Local Autonomy? N.Y.: St. Martin Press, 1998; 26. Kolarz W. The Peoples of the Soviet Far East. N.Y., 1954; 27. Kotkin S. Armageddon Averted. The Soviet Collapse 1970-2000. N.Y.: Oxford Univ. Press, 2001; 28. Kotkin S. Steeltown, USSR. Soviet Society in Gorbachev Era. Berkeley; Los Angeles: Univ. of California Press, 1991; 29. Lodge M. Soviet Elite Attitudes since Stalin. Columbus: C.E. Merrill, 1969; 30. National Identity and Ethnicity in Russia and the New States of Eurasia / ed. Szporluk R. Armonk; N.Y.: M.E. Sharpe, 1994; 31. Politics and Economics in Northeast Asia: Nationalism and Regionalism in Contention / ed. Akaha T. N.Y.: St. Martin Press, 1999; 32. Rediscovering Russia in Asia: Siberia and the Russian Far East / eds Kotkin S., Wolff D. Armonk; N.Y.; L.: M.E. Sharpe, 1995; 33. REECAS Newsletter. Jackson School of International Studies; Univ. of Washington: Spring, 2005; 34. Rozman G. Japan and Russia: the Tortuous Path to Normalization, 1949-1999. Princeton Univ. Press, 2000; 35. Rozman G. Northeast Asia’s Stunted Regionalism. Bilateral Distrust in the Shadow of Globalization. Cambridge Univ. Press, 2004; 36. Russian Far East: A Region at Risk / eds. Thornton J., Ziegler Ch. Seattle: Univ. of Washington Press, 2002; 37. Russian Far East and Pacific Asia. Unfulfilled Potential / ed. Bradshaw M.J. Richmond, Surrey: Curzon Press, 2001; 38. Rutland P. Sovietology: Notes for a Post-Mortem // The National Interest. 1993; N 31. 39. Salisbury H. War between Russia and China. N.Y.: Norton, 1969; 40. Shabad T., Mote L.M. Gateway to Siberian Resources (the BAM). N.Y.: John Willey, 1977; 41. Short P. The Dragon and the Bear: Inside China and Russia Today. N.Y.: Morrow, 1983; 42. Siberia and the Soviet Far East / ed. Collins D.N. Vol. 127. Santa Barbara: Clio Press, 1991. (World Bibliographical Series); 43. Siberia
and the Soviet Far East / ed. Swearingen R. Stanford: Stanford Univ. Press, 1987; 44. Siberia: Problems and Prospects for Regional Development / ed. Wood A. L.: Croom Helm, 1991; 45. Sibirica. 2002. Vol. 2, N 1, 2; 2003. Vol. 3, N 1.
46. Slezkine Y. Arctic Mirror: Russia and the Small Peoples of the North. Ithaca, N.Y.: Cornell Univ. Press, 1994;
47. Soviet-American Horizons on the Pacific / eds Stephan J., Chichkanov V.P. Honolulu: Univ. of Hawaii press, 1986;
48. Soviet Policy in East Asia / ed. Zagoria D. New Haven: Yale Univ. Press, 1982; 49. Stephan J. Curtailed or Derailed? Historical Reflections on Far Eastern Development // The Russian Far East: a Business Reference Guide // eds Miller E., Stephanopoulos S. 3rd ed. Seattle: Russian Far East Update, 1997. 50. Stephan J. The Kuril Islands: Russo-Japanese Frontier in the Pacific. Oxford: Clarendon press, 1974; 51. Stephan J. The Russian Far East. A History. Stanford: Stanford Univ. Press, 1994; 52. Stephan J. Sakhalin: A History. Oxford: Clarendon Press, 1971; 53. Stoessinger J. Nations at Down. China, Russia and America. N.Y: McGraw-Hill, Inc., l994; 54. The Strategic Quadrangle: Russia, China, Japan, and the United States in East Asia / ed. Mandelbaum M. N.Y.: Council on Foreign Relations Press, 1994; 55. Thomas J. The Institute of Pacific Relations, Asian Scholars and American Politics. Seattle: Univ. of Washington Press, 1974; 56. Thubron C. In Siberia. N.Y.: Harper Collins Publishers, 1999; 57. Whiting A. Siberian Development and East Asia: Threat or Promise? Stanford Univ. Press, 1981; 58. Wishnick E. Far East Federal Okrug // The Dynamics of Russian Politics: Putin’s Reform of Federal - Regional Relations / eds Orttung R., Reddaway P. Oxford: Rowman&Littlefield Publishers, 2004. Vol. 1; 59. Wishnick E. Mending Fences. The Evolution of Moscow’ China Policy from Brezhnev to Yeltsin. Seattle; London: Univ. of Washington Press, 2001.
