CC BY
53
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2010. № 5
ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
Д. Райдер
АМЕРИКАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
В статье рассматривается вопрос о влиянии американского прагматизма и натурализма на внешнюю политику.
Ключевые слова: политическая философия, прагматизм, натурализм, американский контекст, внешняя политика, либеральная демократия, теория международных отношений, глобализация.
Философия оздоравливается, когда она перестает быть орудием решения проблем самих философов и становится методом, который философы развивают для того, чтобы заняться проблемами человечества.
Джон Дьюи
Многие европейцы ошибочно полагают, что американские морализаторские рассуждения о свободе — это лишь прикрытие для их эгоистических интересов. Отнюдь. Американцы следовали принципам Вудро Вильсона задолго до того, как он заявил о них.
Тимоти Гартон Эш
1. Введение
Мне хотелось бы рассмотреть вопрос о том, как американский прагматизм и натурализм влияют на внешнюю политику. Другими словами, как бы достаточно разумный и последовательный прагматик начал поступать, если бы он оказался в состоянии влиять на курс внешней политики. Возможность того, что "практикующий" прагматик окажется в таком положении, весьма сомнительна, и на самом деле это действительно маловероятно. Что же касается прагматической философской традиции, то вопрос вполне уместен, как демонстрирует цитата из работы Дьюи о том, что философия должна заниматься проблемами людей. Что же касается политической реальности, то вероятность того, что наследие какого-либо великого философа или философской традиции будет оказывать определенное влияние на национальную политику, не так уж и мала. В последние годы! современные американские по-
литики довольно много сделали под влиянием работ Лео Штрауса [13]. Но будет ли справедливым возлагать на автора ответственность за политические решения тех, кто основывается на его работах, — это другой вопрос. Дело в том, что в настоящее время многие из тех, кто занимает влиятельные политические позиции в американском правительстве, считают себя и друг друга приверженцами традиций Лео Штрауса. Если Штраус и те, кто ассоциирует себя с его философским учением, обладали влиянием, то почему бы и Дьюи, а также другие прагматики и те, кто ассоциирует себя с прагматической или натуралистической традицией, не могли бы его иметь?
Наши выводы могут показаться кому-то притянутыми и нереалистическими. Подход прагматика к вопросам внешней политики диктуется, помимо всего прочего, убеждением, что основные ценности демократического образа жизни важнее национальных интересов или национального суверенитета. Тем, чье понимание международных отношений основывается на реалистической традиции, такой взгляд может показаться в лучшем случае наивным и, возможно, заблуждением, а в худшем случае — опасным. Но Гартон Эш прав, когда говорит, что американская внешняя политика (а я говорю здесь именно об американской политике, хотя прагматическую перспективу можно было бы обобщить более широко) всегда основывалась на определенных ценностях, т.е. социальных и моральных обязательствах, выходящих за рамки национальных интересов и суверенитета. Именно это, по моему мнению, имеет в виду Гартон Эш, говоря, что "американцы были последователями Вудро Вильсона задолго до Вильсона".
Кроме того, в американских международных отношениях и внешнеполитических кругах США существует несколько центральных и очень влиятельных фигур, которые пришли к пониманию того, что сбалансированная внешняя политика требует от национального суверенитета определенных жертв (хотя, может быть, эти люди знали об этом с самого начала). Например, в своей книге "Шанс", изданной в 2005 г., Ричард Н. Хаас, бывший посол США, сегодня являющийся президентом Совета по международным отношениям, говорит именно об этом, хотя и неохотно [10]. Кроме того, Фрэнсис Фукуяма в своей новой книге "Америка на перепутье" также утверждает, что хотя исторически национальный суверенитет имел свою ценность, и в какой-то степени это справедливо и сегодня, но все же сегодня это уже анахронизм, более того, довольно опасный компонент современных международных отношений [7]. Как мы увидим далее, в вопросе о второстепенном значении суверенитета прагматики идут дальше Хааса или Фукуямы, настаивают на своей точке зрения более энергично и обоснованно, чем другие. В общем есть все основания верить, что внешняя политика, построенная на принципах прагматизма, не наивна и не опасна. На самом деле она является именно тем, в чем сегодня нуждаются и США, и весь мир.
2. Философская предыстория (обоснование)
Объем работы, к сожалению, не позволяет изложить основные положения натуралистического прагматизма, да это и не требуется в данном контексте. Однако рассмотреть основные черты прагматизма, наиболее необходимые для исследования проблем внешней политики, все-таки придется. Вслед за Дьюи и другие прагматики стремятся избежать дихотомии или слишком резкого противопоставления, например между существованием и действием или между целями и средствами. В этой связи нам представляется необходимым рассмотреть несколько характеристик философской традиции и выделить их онтологические черты, средства и цели. Все это важно для прагматического понимания международных отношений и развития внешней политики.
Прагматики-естественники (натурфилософы) и в еще меньшей степени прагматики, ориентирующиеся на натурализм, такие, как Пирс, избегают атомистического взгляда на реальность, характерного для эмпирической и рационалистической традиций, берущих начало в XVIII в. Они, точнее, мы вместо этого следуем тенденции оценивать вещи с точки зрения их отношений, т.е. система отношений определяет саму вещь. Наша концепция природы — не ньютоновская и не "концепция бильярдного шара". Наша концепция такова, что вещи могут быть поняты в том контексте, в котором они существуют. Сдвиг от атомистического понимания природы к пониманию (релятивистскому?) произошел по меньшей мере столетие назад или даже раньше в физике, биологии (со времен Дарвина) и в искусстве. Американские натурфилософы, в отличие от других философов, прагматиков и некоторых постмодернистов, а также многих теоретиков общественных наук, это хорошо поняли. То же самое произошло и в теории международных отношений, но к этому мы обратимся позднее. Кроме того, прагматики-натурфилософы, вероятнее всего, поняли природные качества как зависящие от обстоятельств, а не неизменные. Эта точка зрения подтверждается тем фактом, что прагматизм является конструктивистской философской традицией. По выражению Джеймса, мир находится в стадии "созидания".
Прагматизм, как любая философская традиция, уделяет огромное внимание методам исследования. По выражению Дьюи, это можно назвать инструментарием, так как роль самих идей заключается в том, чтобы служить инструментами, орудиями, которые используются для решения проблем. В этом процессе мы являемся эмпириками, в том смысле, что мы уделяем огромное внимание жизненному опыту. Мы стремимся развивать критическое мышление, чтобы проанализировать опыт и генерировать идеи, но делаем на этом пути массу ошибок. Мы не настаиваем с идеологической определенностью на том, что любой набор истин неопровержим, мы скорее берем за данность то, что при столк-
новении с опытом, с развитием проблем и способов их решения может возникнуть необходимость пересмотра или даже отказа от каких-то идей. Мы научились этому на примере методологии естественных наук. А общение, как нам кажется, является постоянной необходимостью при анализе проблем и их решения. Работая вместе, мы верим в необходимость и возможность действовать индивидуально и коллективно для достижения намеченных целей. Такое индивидуальное и коллективное действие требует образования, причем определенного рода, а также развития определенных навыков и умений и привычки к умственной работе [17].
Желаемые цели всегда следует развивать в контексте определенных проблем. Что касается социальной сферы, которая является подходящим контекстом для наших интересов в области внешней политики, то мы подходим к проблеме, предполагая, что наиболее желаемыми будут, вероятно, какие-то определенные цели. Мы предполагаем, например, что наш социальный мир всегда нуждается в усовершенствовании и реконструкции. Прошлое и настоящее, какие бы добродетели они ни демонстрировали, никогда не бывает достаточно хорошим для нас. Для сферы внешней политики особенно важно то, что прагматики, занимаясь определенными социальными проблемами, остаются верны принципам демократии как социальной структуры и образа жизни, наиболее удобного для человека и наиболее желанного состояния для общества. Преданность прагматиков демократии составляет и самое основное, и самое проблематичное из их социальных целей, особенно в сфере внешней политики. В американском контексте все выступают за демократию и хотят, чтобы она распространилась повсюду, включая тех, с кем прагматики имеют глубочайшие разногласия. Особое значение, придаваемое слову "демократия" в прагматическом смысле, и ее место в международных отношениях и внешней политике, является главной темой нашего исследования.
3. Условные импликации
Надо сказать, что в большинстве своем характеристики прагматического натурализма, упомянутые выше, не содержат положений или концептуальных инструментов, на которых основывается внешняя политика какого-либо государства, хотя некоторые из них близки к этому. Они не выступают важнейшими пунктами в теории международных отношений. Единственное возможное исключение — это опора на практический опыт, хотя даже очевидные уроки практики часто приносятся в жертву идеологическим пристрастиям.
Теория международных отношений отсчитывает начало современной политической эры от Вестфальского договора 1648 г., положившего конец Тридцатилетней войне в Центральной Европе. Это об-
щепринятая дата начала существования национальных государств, определяемых как специфические образования, обладающие концентрированной властью, юридической властью и определенным кругом интересов. В таком случае международные отношения могут быть интерпретированы как набор методов общения, используемых данными конкретными образованиями для общения друг с другом.
Это глубоко барочная концепция, относящаяся в равной мере и к природе, и к национальным государствам и их взаимодействию. Она барочная в том смысле, что воплощает взгляды на различные явления социальной жизни и природы, бытовавшие в ХУП—ХУШ вв. С этой точки зрения национальные государства являются отдельными, индивидуальными образованиями, внутренне не связанными и взаимодействующими друг с другом на основе определенных принципов, природа которых — предмет изучения науки о международных отношениях. Это совпадает с точкой зрения Ньютона на природу и с точкой зрения Локка на человеческую природу и, следовательно, человеческое общество, и со взглядами Смита на экономических акторов и их взаимодействие. Примером того, насколько глубоко этот общий философский взгляд проникал в свое время в жизнь, служат взгляды Баха на музыку. Считалось, что атомы, планеты, люди и даже музыкальные темы обладали врожденными чертами, независимыми от их взаимоотношений. В каждой области этим отдельным образованиям удавалось каким-то образом взаимодействовать, не повергая весь мир в хаос. Задачей физики было сформулировать законы взаимодействия физических тел, теории социальных и экономических законов занимались изучением взаимодействия людей в экономическом и других социальных контекстах, а теория контрапункта изучала гармоническое взаимодействие мелодических тем, в то время как теория международных отношений — принципы взаимодействия национальных государств друг с другом.
Теория международных отношений в значительной степени связана с этой точкой зрения, с тем набором понятий, которые были характерны для XVII и XVIII вв. И вполне естественно, что теория международных отношений должна воплощать эпистемологические идеи, т.е. комбинацию понятий о человеческом знании и действиях того времени. Во всех этих аспектах теория международных отношений и понятия о природе национальных государств, лежащие в основе большинства идей внешней политики, основываются на философии, которая давно отжила свой век. Учитывая этот грустный, но совсем не редкий факт, нет ничего удивительного в том, что ни теория международных отношений, ни внешняя политика не отражают методологию или желаемые цели, характерные для прагматического натурализма. Так что прагматизм вполне может предложить кое-что и для теории международных отношений, и для успешного проведения внешней политики.
4. Прагматизм и демократия
Как уже говорилось, подход прагматизма к демократии чрезвычайно важен для сферы внешней политики, потому и начать лучше всего именно с этого. Многие философы анализировали понятие демократии, но никто не делал этого так тщательно, как Дьюи. И мы тоже обратимся к его пониманию демократии. В главе седьмой своей книги "Демократия и образование" Дьюи дает определение демократии и ее двух наиболее фундаментальных характеристик. Первая: демократическое общество — это общество, характеризуемое постоянным стремлением всех его членов к осуществлению общих интересов; вторая: стимулирование "взаимодействия и сотрудничества" (что подразумевает готовность изменить свои привычки) с членами других "групп", т.е. преследование общих интересов вместе с теми, кто находится за рамками своей собственной группы, т.е. за рамками своего непосредственного сообщества, класса, расы, пола и, что наиболее важно для наших целей, за рамками своей нации [3].
Здесь будет уместно сделать пару замечаний по поводу этого определения. Во-первых, оно созвучно более известной и развитой части концепции демократии Дьюи, в которой демократия трактуется не только как форма правления или процесс принятия политического решения, а скорее как образ жизни, "способ совместной жизни, совместный и разделенный жизненный опыт". Во-вторых, определение описывает не политические институты, хотя последние, конечно, очень важны, но образ мыслей и форму поведения. Демократия — это общество, в котором все его члены действуют в общих интересах и придерживаются широких взглядов на своего партнера. Поэтому демократическое общество нетерпимо к любым формам расизма, сексизма, иного отношения или поведения, которое скорее исключает, а не включает других людей или группы людей. Поэтому в демократическом обществе нет места ксенофобии и национализму.
Инклюзивный характер демократического поведения указывает еще раз на тот факт, что демократия, в понимании Дьюи, по своей природе центростремительна. Следование общим интересам вместе с теми, кто не входит в вашу группу, независимо от того, какого характера группу мы собираемся привлечь, обозначает, что индивидуальный демократ воспринимает ограничения в лучшем случае как факторы второстепенного значения. В этом отношении прагматическая демократия преодолевает стандартные различия между либерализмом и коммуни-тарианизмом. Демократия, а также социальное и индивидуальное добро не основывается ни на индивидуальных, ни на общественных ценностях или добродетелях. Основной чертой становится неустанный поиск общих интересов с другими, т.е. со всеми остальными. В этот поиск включалось и творчество.
Здесь возникает любопытная проблема. Когда мы говорим, что демократическим является такое общество, в котором все его члены преследуют и создают общие интересы с другими, это означает, что общество стремится включить их — других — в свою орбиту. Преследовать общие интересы вместе с другими, установить и поддерживать общение, обусловленное наличием общих интересов, до некоторой степени означает, что вы стремитесь склонить других перенять ваш собственный способ мышления и ваше поведение. В конце концов преследование общих интересов возможно, только если этот другой будет признавать те же самые общие интересы и будет стремиться или по меньшей мере проявлять желание быть вовлеченным в общение, необходимое для развития и дальнейшей работы в этом направлении. Без такого взаимодействия попытки совместной деятельности окажутся бесплодными. Но основой взаимной заинтересованности и общения служит наличие общих ценностей, средств и целей. Взаимодействие и общение с другими для защиты и реализации общих интересов обозначает вовлечение других в демократический образ жизни. Иначе говоря, прагматическая демократия по определению стремится выйти за свои границы и распространить свое влияние за их пределами.
В своей преданности демократии, понимаемой как наиболее желательная форма общественной организации или образа жизни и как распространение демократической формы жизни за ее пределами, прагматизм разделяет два основных положения неоконсерватизма. Согласно неоконсерватизму, развивающемуся в США с 1970-х гг. и по сегодняшний день, демократия является наивысшей формой социальной жизни и либеральную демократию необходимо распространять как можно шире по всему миру. Современный американский режим в той мере, в какой он включает в себя неоконсервативные принципы, воспринял этот империалистический импульс очень серьезно и пытался воплотить его военными средствами.
Вот здесь-то и возникает вопрос: стремясь расширить сферу демократического образа жизни во всем мире, не превращается ли прагматическая демократия в разновидность империализма? Если мы считаем, что это не так, мы должны ответить на вопрос: как можно отличить центростремительную ориентацию прагматической демократии от агрессивного навязывания демократии, характерного для большинства неоконсервативных писаний? Один из способов заключается в том, чтобы отличить либерально-демократический империализм (как бы получше назвать?) от либерально-демократических устремлений Дьюи и прагматизма.
5. Либеральная демократия и империализм
Рассмотрим вариант более агрессивного, империалистического, вида либеральной демократии. В своей книге "Колосс: взлет и падение
американской империи" английский историк и экономист утверждает, что США, подхватив традицию Британии, проводили империалистический курс в течение столетия и, что бы вы ни говорили, это было к лучшему. Последнее заявление многих может повергнуть в шок, ведь людей, которые хотели бы, чтобы их считали империалистами, на самом деле мало.
Но Фергюсон неумолим. По его мнению, американский империализм ценен тем, что своим империалистическим субъектам он:
— приносит либерально-демократические институты, и политические, и экономические;
— предоставляет защиту от сил, враждебных либеральной демократии;
— привлекает инвестиции и материальное развитие;
— предоставляет возможности образования: высшего образования — для элиты, более широкого доступа к базовому образованию — для всего населения [6].
В свою очередь мы считаем возможным пополнить список Фер-гюсона неоконсервативным соображением, согласно которому:
— американский империализм расширяет единство либерально-демократических национальных государств.
Этот список предполагаемых добродетелей империализма, конечно же, требует, чтобы либерально-демократическая империя правильно управлялась. Фергюсон ясно и энергично доказывает, что американцы проиграли в этом отношении и, скорее всего, будут продолжать проигрывать, даже если их усилиям будут приписываться самые лучшие намерения. Но не будем об этом.
Как в таком случае нам относиться к утверждению, согласно которому правильно структурируемый и управляемый либерально-демократический либерализм, т.е. навязываемая демократия, — вещь хорошая? Часто говорят, что выражение "навязывать демократию" само себе противоречит. Но так ли это? Ответ зависит от того, какие качества и характеристики демократии мы считаем определяющими, отличительными. Если взглянуть на список империалистических добродетелей, представленный Фергюсоном, мы увидим, что, по его мнению, демократию определяют следующие качества: выборные политические институты, господство закона, более или менее свободный рынок, гибкий рынок труда, фискальные ограничения, возможности для капитальных вложений, политическая и экономическая стабильность, прозрачность и некоррумпированность свободной общественной администрации.
Приведенные характеристики либеральной демократии можно легко соединить со взглядами национальных лидеров США и многих других лидеров и просто граждан либерально-демократического мира. Они-то и определяют так называемый вашингтонский консенсус. И,
кроме того, важно отметить следующее обстоятельство: все, о чем упоминается в списке характеристик, можно "навязать" без всяких противоречий...
И все же среди нас есть люди, которых беспокоит навязывание демократии и либерально-демократический империализм, потому что мы продолжаем подозревать присутствие какого-то неясного противоречия. Тем не менее единственным законным основанием волноваться по поводу навязывания демократии может быть ваше несогласие с этим списком характеристик. Скажем более точно: можно волноваться по поводу навязывания демократии, если вы воспринимаете список определяющих характеристик самое большее как необходимость, но уж точно не как полный список характеристик демократического общества. Даже признавая все это, согласимся, что уступки могут быть слишком велики, и некоторые из этих характеристик, вероятно, могут вступать в прямой конфликт с прагматическими принципами демократии. Наиболее очевидным может быть интерес к "гибкому рынку труда", который сам по себе стал кодовым обозначением разрушения способности труда защищать свои интересы. Тем не менее как аргумент можно принять и этот странный тезис.
6. Прагматическая демократия
Если список стандартных характеристик либеральной демократии недостаточен, какие еще характеристики, существенные для создания более здоровой демократии, мы могли бы назвать? Именно здесь уместны прагматизм и понимание демократии по Дьюи.
Во-первых, как мы уже сказали, демократия — это образ жизни, целый набор привычек. Однако демократический образ жизни имеет ряд характеристик, отсутствующих в так называемой стандартной модели либеральной демократии. Этот образ жизни требует от граждан, чтобы они обдумывали свои жизни, размышляли о своем обществе, его проблемах, его политике, о направлениях, в которых наше общество двигается в какой-то момент времени; оно требует, чтобы мы больше полагались не на набор идеологических принципов, а на жизненный опыт, даже когда этот опыт по той или другой причине отрицательный. Этот образ жизни предполагает возможность экспериментального подхода к политике, призванной решать конкретные проблемы, и потребует от нас искреннего стремления к общению друг с другом.
Во-вторых, демократия — это такая форма жизни и социальных отношений, которая способствует человеческому развитию, т.е. развитию человеческого потенциала. Это свойство указывает на одну из наиболее серьезных слабостей стандартной модели либеральной демократии, которая состоит в том, что она придает больше значения форме в ущерб содержанию. Даже если правда, что сравнительно свободный рынок,
возможности капиталовложений и гибкий рынок труда способствуют относительно плавному передвижению людей, товаров и даже идей, никогда нельзя игнорировать действительные последствия таких структур или подходить к их оценке выборочно. Несомненно то, что в течение последнего столетия либеральные демократии создали беспрецедентное богатство в своих обществах и то, что во многих отношениях созданное богатство и возможности распространились на гораздо больший сегмент населения, чем когда-либо прежде. Созданные либеральными демократиями возможности и богатство вместе с относительной свободой граждан в политических и культурных областях является свидетельством торжества либерально-демократических принципов, политики и традиций. Но нередко, особенно когда эти принципы, политика и традиции навязывались развивающимся странам, бывало, что результаты оказывались далекими от желаемых как в экономике, так и в других аспектах. Даже в наиболее сильных странах либеральной демократии, например в США, уровень нищеты, детской смертности, безработицы, неграмотности и других признаков экономической неэффективности намного выше допустимых. Если демократическая форма жизни должна способствовать развитию человеческого потенциала, созданию равных материальных и культурных возможностей для всех граждан, тогда стандартная модель, если ее оценивать по результатам, достигнутым на сегодняшний день, несовершенна.
В-третьих, прагматическая демократия и индивидуалистична, и коммунитарна в том смысле, что развитие каждого требует развития всех остальных. Развитие сообщества не должно осуществляться в ущерб развитию индивидуума, равно как нельзя осуществлять индивидуальное развитие в ущерб социальному. Первая ошибка присуща традиционному социализму, вторая — либеральной демократии. Традиционная либеральная теория не смогла оценить тот факт, что индивидуумы и общество находятся в некой зависимости друг от друга, и это один из ее наиболее серьезных недостатков. Общества не являются орудием взаимодействия индивидуумов, равно как индивидуумы не являются атомами в пустоте. Если развитие индивидуумов и их сообществ является важным аспектом демократического общества, тогда его принципы поведения и политика должны учитывать множество факторов, относящихся к развитию обоих. Полагаясь на развитие индивидуума и человеческих возможностей, стандартная модель либеральной демократии исходит из того, что социальное развитие последует по тому же пути автоматически, а это ошибочно.
В-четвертых, прагматическая демократия эгалитарна в том смысле, что она ценит равенство возможностей для всех членов общества в той мере, в какой оно может быть достигнуто, и это утверждение основывается на нашем третьем пункте. Стандартная модель удовлетворяется созданием условий, которыми может воспользоваться любое количество
людей, и уничтожением традиционных классовых преимуществ в индивидуальном и социальном развитии. При этом она не препятствует появлению новых классовых преимуществ и оправдывает их как неизбежный результат условий и политики, которая в остальном устраивает всех. Но если политика и практика не справляются даже со случайными помехами, мешающими людям пользоваться предоставленными возможностями, помехами, являющимися результатом других политических действий и ненужной практики, это значит, что они не соответствуют демократической политике и демократическому образу жизни.
Таковы четыре определяющих принципа прагматической демократии и демократического образа жизни, которые отсутствуют в стандартной модели. В случае, если мы понимаем демократию в прагматическом ключе, а не в стандартном, навязывание демократии оправдать гораздо труднее. Я не уверен, что это нелогично, но это, конечно же, неправомерно навязывать индивидуумам и целым обществам необходимость иметь способности к рефлексии, общению и эксперименту. Если это главные характеристики демократии, тогда демократию следует "выращивать", "выкармливать", а не навязывать. Прагматическая дьюистская демократия в основе своей интернациональна, так же как и империалистическая либеральная демократия Фергюсона. Разница в том, что прагматический интернационализм можно практиковать только способами, согласующимися с другими чертами демократии, что исключает навязывание. Прагматическая демократия не является и не может быть империалистической. Как бы она ни стремилась к центростремительному сюжету, его интернациональное устремление нельзя навязать.
Тут возникает два критических вопроса: 1) как прагматический интернационализм может выразить себя, или что питает прагматическую демократию в международном окружении? и 2) как может демократическая внешняя политика воплотить и отразить прагматические принципы?
7. Прагматическая внешняя политика
Фрэнсис Фукуяма предполагает, что в современной американской внешней политике существует четыре основные теоретические альтернативы. Первая — традиционный реализм, с его исходным понятием о том, что существуют отдельные государства, взаимодействующие на основе интересов, определяемых внутри страны, и соответствующая реальная политика. Ее сторонники склонны рассматривать внутренние характеристики государств как их внутреннюю проблему и воспринимать их как условия, определяющие международную ситуацию и способы, которыми нация продвигает свои собственные интересы. Вторая альтернатива — либерализм, заинтересованный в продвижении определенных товаров, например таких, как права человека и демократия. Либерализм также склонен использовать международные организации в своих
собственных целях. Третья альтернатива — неоконсерватизм, согласно которому характер власти в других странах имеет первостепенное значение, и по возможности следует вмешиваться в их внутренние дела с целью расширения влияния либеральной демократии. Неоконсерваторы склонны не доверять международным организациям как беспомощным и готовым пожертвовать национальным суверенитетом. Четвертая альтернатива — изоляционизм, более или менее строгий, обычно с долей ксенофобии, сторонники которого считают, что лучший способ продвинуть национальные интересы — избежать взаимодействия с другими нациями, насколько это возможно [7, р. 7].
В общем это достаточный перечень наиболее влиятельных альтернатив на сегодняшний день, хотя здесь не учтены самые последние предложения и инновации. Одна из них — ревизия реализма, т.е. попытка учесть релятивистские концепции национальных государств [19]. Еще одно новшество — призыв к реализму, но не по Генри Киссинджеру, а по Гансу Моргентау, Джорджу Кеннану и, что любопытно, Рейнгольду Нейбуру [12, 16]. Третья — попытка, предпринятая в последние годы, изучить импликации прагматизма для теории международных отношений, внешней политики и этики внешней политики [1,2]. За исключением последней ни одна из альтернатив, существующих сегодня, не учитывает адекватно влияния прагматической демократии в разработке внешнеполитической линии.
Анализируя черты прагматической демократии, мы ссылались на Дьюи, и было бы логично и полезно прибегнуть к его работам еще раз для развития прагматического подхода к международным отношениям. В работе "Демократия и образование", в той же главе, где приводится определение демократии, Дьюи задается вопросом: "Можно ли добиться того, чтобы система государственного образования избежала ограничений и коррупции в стремлении к полному достижению социальных целей? Имеется в виду примирение приверженности к национальным интересам, или патриотизма, со стремлением к общим целям, объединяющим всех людей, независимо от национальных политических границ. Нужно воспитывать такое настроение умов, которое отдавало бы предпочтение более полному, более свободному и более продуктивному сотрудничеству и общению людей, учитывая второстепенный и условный характер национального суверенитета" [3, р. 104].
Дьюи имеет в виду необходимость развития принципов, умственных привычек и поведения, свойственного той прагматической демократии, какую мы описывали выше. Он продолжает указывать на связь такого рода демократии с приверженностью национальным интересам и национальным суверенитетом. Для него "преданность тому, что объединяет всех людей в одно целое", выше "национальной приверженности или патриотизма", а национальный суверенитет "вторичен и условен... по отношению к более полному, более свободному и более
продуктивному сотрудничеству и общению людей". В этом и заключается суть прагматической внешней политики, и это есть главная проблема для тех, кто хотел бы вести современную внешнюю политику в рамках прагматических принципов.
Прагматизм хотя и ценит расширение демократического общества во всем мире, но в соответствии с демократическими принципами не считает навязывание демократии необходимой целью внешней политики. Преданность демократии, скорее, означает, что внешняя политика должна отражать черты демократического образа жизни. Демократия уместна в сфере внешней политики до тех пор, пока она влияет на средства, а не непосредственно на цели. Конкретная внешняя политика должна исходить из этого основного принципа.
Обратимся к вопросу о международном сотрудничестве. Для американских правительств начиная с Вудро Вильсона и создания Лиги Наций и вплоть до сегодняшнего руководства, придерживающегося крайне односторонней тенденции, международное сотрудничество всегда было ключевым компонентом любой успешной внешней политики. Тем не менее проблемы с ООН и большей частью Европы в течение месяцев, предшествующих иракской войне, заставили администрацию Буша пожертвовать традиционными союзами в пользу так называемой "коалиции добровольцев" (coalition of the willing). Если попытаться обобщить этот подход, можно сказать, что более или менее официальная политика сегодня считает, что в будущем национальные интересы будут лучше всего защищены не путем создания сильных и прочных международных партнерств, а через коалиции, готовые к изменениям с возникновением новых международных проблем и кризисов.
Проблемы, возникшие в Ираке с начала войны в 2003 г., породили среди внешнеполитических экспертов новый интерес к сотрудничеству. Ричард Хаас в своей книге "Возможности" защищает достаточно традиционный реализм. Он утверждает, что не следует делать продвижение демократии главной целью внешней политики. Он последовательно развивает тезис о принципе интеграции, под которым подразумевает сотрудничество государств с целью успешного разрешения международных проблем. Он объясняет необходимость интеграции во внешней политике разных государств, а не самих государств, во-первых, основываясь на том, что процесс глобализации в экономике, технологии, обмене информацией и т. д. уже произвел интеграцию как таковую. Во-вторых, современные проблемы, такие как, например, терроризм, экология, экономические кризисы, болезни, уже обладают международными параметрами. В-третьих, интеграция более эффективна, хотя сильной державе всегда можно действовать в одиночку, все-таки добиться успеха удается редко. Поэтому США и другие страны должны быть готовы к тому, что им придется пожертвовать долей своего суверенитета и сплотиться для защиты своих интересов.
Аналогичный вывод делает и Фукуяма, хотя и подходит к вопросу с другим набором концепций. Он выступает за "реалистический виль-сонианизм". Под этим, в отличие от Хааса, но в согласии с его неоконсервативными принципами, он подразумевает, что США должны продолжать следить за внутренним состоянием других наций, т. е. должны продолжать способствовать распространению либеральной демократии. Но для этого потребуется в большой степени демилитаризировать свою внешнюю политику. "Очень важно, чтобы американская мощь демонстрировалась не с помощью военной силы, но с помощью способности США формировать международные организации" [7, р. 190]. Несмотря на традиционную нелюбовь неоконсерватизма к международным организациям, один из его наиболее видных представителей призывает США не только терпеть их, но на самом деле способствовать им и формировать свою внешнюю политику вокруг них. Таким образом, Фу-куяма, как и Хаас, выступает за интеграцию. Он делает еще одно интересное замечание, призывая к "много-многосторонности", имея в виду, что мы должны поощрять как наиболее эффективный форум не только ООН и подобную ей единую всеохватывающую организацию, но и множество международных институтов, которые могут возникнуть и развиться, работая над различными проблемами [7, р. 158].
К точке зрения Хааса и Фукуямы могли бы присоединиться и прагматики, хотя у нее есть свои слабости, которые указывают на серьезные противоречия между ними. Основное противоречие в том, что если прагматик во внешней политике привержен здоровой демократии в стиле Дьюи, то интеграция, по Хаасу, и реалистический вильсонианизм Фукуямы в лучшем случае только наполовину по-настоящему демократичны. В некоторых пунктах Хаас говорит о том, что важной целью внешней политики США являются усилия по убеждению других стран сотрудничать с ними [10, р. 23]. Но прежде чем приступить к налаживанию сотрудничества, США, якобы как всякая другая страна, должны будут сначала определить свою внешнюю политику. Однако одностороннее определение национальных интересов и национальной политики будет обозначать игнорирование одной из главных характеристик прагматической демократии, а именно построение общих интересов, выходящих за политические границы стран, и следование им. Прагматическая внешняя политика не приемлет интеграции и сотрудничества в качестве попытки убедить других делать так же как мы или как мы хотим. Интеграция и сотрудничество предполагают совместную работу, в нашем случае с другими странами, в определении того, что именно мы должны делать, индивидуально и коллективно, и какие средства являются самыми эффективными. Ради этого нации должны быть готовы пожертвовать некоторой долей своих суверенных прав. Хаас полагает необходимым признать, что США в любом случае должны согласиться по возможности не действовать в одиночку. Прагматик-демократ тем не ме-
нее настаивает на том, что сотрудничество и общение необходимы именно в самом процессе формулирования внешней политики.
Что касается Фукуямы, то он призывает США "формировать" международные организации или институты и работать через них над решением международных проблем. В принципе трудно возражать против "формирования" международных институтов. В конце концов, если уж развивать международные институты, они должны быть как-то сформированы. Но похоже на то, что Фукуяма настаивает на том, что именно США должны "формировать" их, а не все остальные, вовлеченные в них стороны в процессе сотрудничества. Как и Хаас, он предлагает определенные уступки в области суверенитета только для того, чтобы восстановить их на другом уровне. Кроме того, следует отметить, что в сноске он делает реверанс перед хаасовским, более традиционным реализмом. В контексте обсуждения продвижения демократии и экономического развития на Ближнем Востоке он говорит, что "можно выступать за авторитарное преобразование на Ближнем Востоке, если найдутся настоящие модернизаторы среди местных автократов, такие как Пак Чжон Ки в Южной Корее или Ли Куан Ю в Сингапуре [7, р. 215, п. 4]. Так что в конце концов Фукуяма готов пожертвовать демократией и в качестве цели, и в качестве средства.
Еще раз важно подчеркнуть, что для прагматика-демократа фундаментальным принципом является продвижение и развитие общих интересов, выходящих за границы государств, потому что он предан именно такой демократии. Кроме того, демократия именно в таком смысле превалирует над односторонними национальными интересами, национальным суверенитетом и национальной преданностью.
Это может быть горькой пилюлей для многих людей, во всяком случае для многих американцев, но такова позиция прагматизма. Если Хаас прав в том, что современные проблемы (такие, как терроризм, экология, болезни, экономические и социальные проблемы, порожденные глобализацией экономики) выходят за границы отдельного государства, тогда внешняя политика, по крайней мере влиятельных стран, должна быть пересмотрена с тем, чтобы эти страны обратили взоры на своих соседей. Если наши проблемы интернациональны, тогда, видно, созрели условия для того, чтобы мы применили само определение прагматической демократии: следовать и развивать общие интересы, невзирая на границы. Если даже робкие версии Хааса и Фукуямы говорят о необходимости пожертвовать какой-то долей суверенитета, то более энергичная прагматическая позиция требует преодолеть суверенитет гораздо более радикально.
Может показаться трудным и даже невозможным осознать это, по крайней мере в США, учитывая силу призыва к национальному суверенитету и верности национальным интересам. Но отчасти эта трудность порождена тем фактом, что альтернативные варианты были непра-
2 ВМУ, политические науки, № 5
вильно интерпретированы. Многие современные правительства и политические деятели полагают, что существует только один выбор — или строгий суверенитет, или сдача позиций. Но следует настаивать на том, чтобы в интересах гражданина любой страны и в интересах самой демократии национальная политика была сконструирована и определена с помощью общения и сотрудничества как можно с большим числом интернациональных партнеров, которых можно будет убедить в необходимости участия в этом процессе. Можно, конечно, говорить, как Лэрри Хикман, о важности "глобального гражданства", осознавая при этом все сложные этические аспекты, ассоциирующиеся с космополитизмом такого сорта [11, 18].
Это не просто абстрактный и утопический идеал, о чем свидетельствует тот факт, что именно этот процесс в настоящее время происходит при формировании Европейского союза, ЕС — первый случай в истории, когда нации добровольно, несмотря на все трудности, создали институты, с помощью которых договорились определять свою политику. До сих пор политика больше занималась местными, внутренними проблемами, хотя они внутренние для ЕС в целом, а не по отношению к каждой отдельной нации — члену ЕС. Совместное формулирование международных интересов и внешней политики оказалось труднее, но процесс происходит и, несмотря ни на что, движется по направлению к совместному продвижению общих международных интересов. О том, что Европейский союз — это скорее успех, чем неудача, на сегодняшний день можно судить по тому факту, что многие соседние государства жаждут присоединения. Это оказалось своевременной моделью, и во многих аспектах это иллюстрация, может быть, несознательная, тех средств и целей, которые выдвигаются прагматической демократией.
8. Какие средства мы имеем в своем распоряжении
Если общение и сотрудничество принадлежат к определяющим характеристикам демократического поведения, тогда становится очевидным, что институты для их осуществления будут необходимым компонентом прагматической внешней политики. Это то общее, что прагматики имеют с большинством политиков, делающих внешнюю политику. И как большинство других, прагматики не принимают как должное институты, доставшиеся им; они стремятся реформировать существующие институты и создать новые, которые наилучшим образом будут соответствовать принципам прагматизма и их применению на международной арене.
Но в отличие от большинства других прагматики будут стремиться организовывать институты, уже существующие и новые, в подлинном партнерстве с другими нациями. К тому же они будут использовать эти институты не как трибуну для проведения американской политики или
для того, чтобы подчинить политику других наций американской воле. Наоборот, они будут пытаться через эти институты развивать такую политику, которая, вполне вероятно, может привести к признанию и развитию общих интересов среди стран-участниц. В этом отношении она будет использовать обязательство Дьюи "взаимодействовать и общаться" с теми, кто живет за пределами страны.
Невозможно сказать заранее, какой из этих институтов окажется наиболее эффективным. Вероятно, ООН может быть реформирована таким образом, что сумеет предоставлять необходимый форум для высказывания, но может быть, и нет. ООН была основана и организована на других принципах, и она, возможно, никогда не справится со своей задачей, а может быть, справится. Вероятно, предложение Фукуямы о "много-многосторонности" представляет собой нечто, что прагматизм должен воспринимать серьезно. Вполне возможно, что для решения других проблем потребуется сотрудничество других наций, которые смогут сделать это более эффективно. Распространение ядерного оружия, окружающая среда, болезни, терроризм, отношения с Корейской Народно-Демократической Республикой — это только некоторые из современных проблем внешней политики, в которые вовлечены очень разные группы стран, и решить эти проблемы эффективно можно только с помощью различных коалиций и связанных с ними институтов.
Тем не менее сегодня есть необходимость, чтобы США и другие либеральные демократии серьезно отнеслись к их общим характеристикам и на их основе создали возможности для последовательного осуществления и развития общих интересов и политики. В своих последних работах и Гартон Эш, и Фукуяма упоминают организацию, называемую "Сообществом демократий", созданную в Варшаве в 2000 г. с помощью администрации Клинтона [7, p. 176—177; 8, p. 205]. Она все еще существует, но у нее нет ни эффективной структуры, ни штата, ни бюджета. Однако идея создать именно такого рода институт, который мог бы предоставить трибуну прагматикам для продвижения демократической политики, как мы ее понимаем, была правильной.
Кроме развития нужных международных институтов прагматики также должны серьезно отнестись к тому, что называется общественной дипломатией. Хотя в последние десятилетия общественная дипломатия потеряла свою силу как инструмент американской внешней политики, она, несомненно, является важным инструментом прагматического интернационализма. Общественная дипломатия по сути представляет собой попытку познакомить других, т. е. другие нации, со своими собственными общественными, негосударственными институтами и достижениями. Обычно это принимает форму ознакомления с наивысшими интеллектуальными и культурными достижениями и их освоения.
В каком-то смысле общественная дипломатия — это то, что теперь называют "мягкая сила", "soft power", хотя, конечно, термин нужно
употреблять с осторожностью. Несколько лет тому назад Джозеф Най, который сейчас является деканом Школы управления Джона Кеннеди в Гарварде и время от времени участвует в работе Госдепа и СБ США, ввел концепцию "мягкой силы" в противоположность "жесткой силе" [14; 15]. Последний термин, по определению Ная, подразумевает использование средств, находящихся в распоряжении государства, для того, чтобы заставить другие нации сделать то, чего хочет более сильное государство. "Жесткая сила" — это обычно военная сила, хотя в эту категорию вполне уместно было бы включить и экономические меры. "Мягкая сила", или власть, — это средства в распоряжении государства, используемые для того, чтобы уговорить или соблазнить, подтолкнуть другое государство "захотеть того, чего хотим мы", по выражению Ная. Среди самых очевидных механизмов "мягкой силы" можно назвать национальные культурные, интеллектуальные и образовательные институты.
Даже поверхностный взгляд на формулировку определения "мягкой силы", данной Наем, обнаруживает одновременное движение вперед и назад, которое мы проследили у Хааса и Фукуямы. Если мы хотим уговорить, убедить других "захотеть того, чего хотим мы", то, стало быть, мы уже определили, чего мы хотим, независимо от нашего взаимодействия с другими. Тогда "мягкая сила" оказывается в лучшем случае более мягким средством манипуляции, нежели вооруженная сила, но по сути чем-то очень далеким от средства демократической политики, о котором размышляют прагматики. В каком-то смысле идея "мягкой силы" Ная верна, но только в том случае, если мы переформулируем и переосмыслим ее определение. "Мягкая сила" — ценное орудие для прагматиков на международной арене, но не потому, что оно позволяет уговорить или соблазнить другие нации захотеть того, чего хотим мы, а потому, что ее инструменты — самые лучшие из имеющихся у нас для того, чтобы наладить общение и сотрудничество разных государств, необходимое для развития общих интересов. Пожалуй, было бы лучше отказаться от термина "мягкая власть" из-за его неадекватности, но надо отдать должное Наю прежде всего за то, что он обозначил важное отличие. Может быть, все же лучше называть это общественной дипломатией, что мы уже и сделали.
Инструменты, о которых идет речь, — это национальные культурные, научные, образовательные и в некоторых случаях и до определенной степени политические институты. Американские кино-, музыкальные и художественные институты и все те, кто работает в этих областях, являются самыми яркими представителями всего лучшего в американском обществе, и в популярной, и в "высокой" классической форме. То же можно сказать и об американских университетах, и людях, там работающих. В течение многих лет существовали программы, с помощью которых американцы, работающие в этих областях и институ-
тах, могли представить свою работу за рубежом и имели возможность работать со своими коллегами из других стран. Но надо заметить, что эти программы всегда были нежеланными для сферы внешней политики. Прагматик поставил бы их в центр и на передний план, не только потому, что он, как правило, интеллектуал и хорошо знаком с этими предметами, но и потому, что они являются принадлежностью общества, которое позволяет себе выразить и развивать общие интересы, в чем мы так нуждаемся.
Следует заметить, что, несмотря на свои недостатки, многие политические институты, развиваемые демократическими правительствами в течение веков, служат важным ресурсом внешней политики. Парламенты и законодательные органы передовых либеральных демократий, например, представляют собой богатейший источник политического и институционного опыта. Было бы глупо и недальновидно думать, что такие институты могут и должны быть просто "пересажены" куда-то в другое место, но также глупо было бы думать, что у них нечему поучиться. Опыт, который они приобрели за годы работы, и извлеченные уроки, а также опыт и умения многих людей, которые хорошо знают эти институты, должен быть поставлен на службу прагматической внешней политике.
9. Заключение
Более серьезное изучение значения прагматизма для внешней политики потребует рассмотрения и других крайне важных проблем. Например, как нам решить проблему войн и соответствующих принципов использования вооруженных сил? И что можно сказать об этике и внешней политике? Сам Дьюи однажды задался вопросом, почему международные отношения — это область, в которой, как нередко утверждают, этика не нужна, тогда как, казалось бы, именно эта сфера явно нуждается в этической базе. [4]? Неохотное использование этических оценок в сфере международных отношений, скорее всего, можно объяснить традиционным представлением о важности национальных интересов и суверенитета. Но прагматизм, в той мере, в какой он ставит понятие демократии выше понятия национальных интересов и суверенитета, предоставляет возможность пересмотреть вопрос этики во внешней политике и решить его более позитивно.
Чтобы более тщательно проанализировать внешнюю политику, потребуется рассмотреть вопросы об экономическом и политическом развитии и национальных и международных институтах, появившихся для этой цели. Например, какие задачи прагматик поставит перед Организацией американской помощи (^ЛТО) и будут ли они отличаться от ее нынешних задач? Как мы будем относиться к Международному валютному фонду, Всемирному банку и ВТО?
Другой процесс, которому в условиях современной глобализации уделяется совсем немного внимания, — это интернационализация высшего образования. Большинство стран в последние годы разработали политику продвижения интернационализации своих университетов, но здесь США аутсайдеры [9]. Так как высшее образование — важнейший аспект любой серьезной работы, предпринимаемой общественной дипломатией, прагматическая внешняя политика, несомненно, будет уделять этому самое серьезное внимание. Как сделать неправительственные организации (NGO) компонентом прагматической внешней политики? Здесь предстоит решить серьезные и сложные проблемы.
Естественно, что из-за приверженности глубокой и всесторонней форме демократии прагматическую внешнюю политику нелегко будет воплотить, особенно в США, при существующем политическом окружении. Для того чтобы это стало возможным, многое придется изменить. Тем не менее есть все основания надеяться, что прагматизм обогатит внешнюю политику и что нация будет удовлетворена внешней политикой, проводимой в соответствии с принципами прагматизма.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. A Pragmatist Perspective on Ethical Foreign Policy // Ethics and Foreign Policy / Ed. by K.E. Smith, M. Light. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 2001.
2. Cochran M. Normative Theory in International Relations: A Pragmatic Approach. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 1999.
3. Dewey J. Democracy and Education // The Middle Works / Ed. by J. A. Boyd-ston. Carbondale (IL): Southern Illinois University Press, 1985. Vol. 9. P. 92-93.
4. Dewey J. Ethics and International Relations // The Middle Works / Ed. by J.A. Boydston. Carbondale (I): Southern Illinois University Press, 1988. Vol. 15, P 53-64.
5. Dewey J. The Need for a Recovery of Philosophy // The Middle Works / Ed. by J. A Boydston. Carbondale (IL): Southern Illinois University Press, 1985. Vol. 10. P. 3-48.
6. Ferguson N. Colossus: The Rise and Fall of the American Empire. N.Y: Penguin Books, 2004.
7. Fukuyama F. America at the Crossroads: Democracy, Power, and the Neo-conservative Legacy. New Haven (CT): Yale University Press, 2006.
8. Garton Ash T. Free World: America, Europe, and the Surprising Future of the West. N.Y: Vintage Books, 2005. P. 120.
9. Guruz K. Higher Education and International Student Mobility in the Global Knowledge Economy. Albany (NY): The State University of New York Press, 2008.
10. Haass R.N. The Opportunity. N.Y: Public Affairs, 2005.
11. Hickman L.A. Pragmatism, Postmodernism, and Global Citizenship // Metaphi-losophy. 2004. January. Vol. 35. N1-2. P 65-81.
12. Lieven A., Hulsman J. Ethical Realism. N.Y: Pantheon Books, 2006.
13. Norton A. Leo Strauss and the Politics of American Empire. New Haven (CT): Yale University Press, 2004.
14. Nye J.S., Jr. Soft Power: The Means to Success in World Politics. N.Y: Public Affairs, 2004.
15. Nye J.S., Jr. Soft Power // Foreign Policy. 1990. N 80. (Fall. Reprinted in J.S. Nye Jr. Power in the Global Information Age. N. Y: Routledge, 2004. P. 68-80).
16. Pfaff W. Manifest Destiny: A New Direction for America // The New York Review of Books. 2007. 15 Febr. P. 54-59.
17. Ryder J., Wegmarshaus G.-R. Education for a Democratic Society / Central European Pragmatist Forum Vol. 3. Amsterdam: Rodopi, 2006.
18. The Political Philosophy of Cosmopolitanism / Ed. by G. Brock, H. Brig-house. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 2005.
19. Williams M.C. The Realist Tradition and the Limits of International Relations. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 2005.
