CC BY
36
ститута демократии в Таджикистане. В заключение следует отметить, что становление парламентаризма и законодательной власти в Республике Таджикистан протекало не сразу, так как для этого требуется определенное время, в течение которого:
а) постепенно преодолеваются старая психология и мышление, совершенствуются формы и методы парламентской работы;
б) принципы и нормы парламентаризма постепенно, шаг за шагом, познаются и претворяются в жизнь;
в) практика деятельности парламента, особенно его палаты, работающей на постоянной основе, отшлифует принципы и нормы парламентаризма с учетом реалий, специфики и особенностей Республики Таджикистан:
г) постепенно (с учетом вышеуказанных факторов) укрепляется и совершенствуется нормативно-правовая база парламента, вырабатывается эффективная практика его взаимодействия с другими ветвями государственной власти.
«Центральная Азия и Кавказ», Лулео (Швеция), 2008 г., № 2, с. 100-107.
Роберт Ланда, доктор исторических наук АЛЖИР ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ. (ЗАМЕТКИ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО ВОСТОКОВЕДА)
За несколько десятилетий научной востоковедческой работы я был в Алжире восемь раз. Но в последний... - 25 лет назад. Вот почему несказанно обрадовался, когда в первой половине 2008 г. мне представилась возможность еще раз посетить Алжир. И - что было особенно существенным - в составе группы ученых, которую пригласили участвовать в коллоквиуме «Алжир - Россия: проблематика переходного периода». Главной темой развернувшейся дискуссии было сопоставление путей реформирования экономики и социально-политической системы в нашей стране и в Алжире. Ярчайшие впечатления от этой поездки вылились в два очерка. Первый посвящен общим впечатлениям о стране, какой ее увидел автор после четвертьвекового перерыва. Второй - людям, прежде всего ученым Алжира, многие из которых по роду своей прежней деятельности были тесно связаны с Советским Союзом и Россией,
а некоторые учились в наших вузах. Главные выводы, которые автор сделал по итогам поездки, таковы. Первый: между нашими странами и народами гораздо больше сходства, чем различий. И второй: в сердцах подавляющего большинства алжирцев сохранились чувства глубокого уважения к нашей стране. Уверен - россияне отвечают алжирцам тем же.
Город Алжир - одна из красивейших столиц Средиземноморья. Самолет из Парижа пролетает почти над его центральными кварталами. Это позволяет, хоть и недолго, полюбоваться впечатляющей панорамой гигантского мегаполиса, вытянувшегося примерно на 25 км вдоль извилистого морского побережья и карабкающегося вверх, по крутым уступам гор, еще на пять км. Хаотичная структура города всегда давала повод для сравнений с развалинами античного амфитеатра или с еще неостывшей вулканической лавой. Оказавшись здесь снова после 25-летнего перерыва, я почти не ощутил долгой разлуки. Конечно, многое изменилось. Появились новые здания и сооружения, включая современный аэропорт имени Хуари Бумедьена, практически мало в чем уступающий современным аэропортам Амстердама или Генуи. Дорога к столице проходит теперь по гораздо более густо населенным кварталам. Вдоль нее то и дело попадаются, иногда через каждые 100-150 м, солдаты и полицейские с автоматами в руках, пистолетами и гранатами у пояса. Короче - в полном боевом снаряжении, включая шлемы и пуленепробиваемые жилеты. «Вторая алжирская война» 1992-2002 гг., когда в стране подняли головы и развернули активную террористическую деятельность исламские экстремисты, вообще-то завершена (второй она названа в отличие от первой -национально-освободительной 1954-1962 гг.). Но еще случаются теракты и нападения, ибо трудно остановить инерцию многолетней и ожесточенной борьбы, вспыхнувшей в стране в последнее десятилетие прошлого века.
Ее отзвуки слышны и сейчас. За месяц до моего приезда предпринималась попытка уничтожить Дворец правительства, а буквально накануне было взорвано здание представительства ООН. Но столица, так же как и 30-километровая зона вокруг нее, довольно плотно контролируется силами порядка. Однако «на периферии», т.е. в отдаленных горных или пустынных районах, ситуация иная. Особенно на северо-востоке страны, где, по некоторым данным, в горно-лесных массивах скрывается несколько сотен боевиков «Салафитской группы для проповеди и борьбы» (СГПБ), с ян-
варя 2007 г. объявившей себя частью известной организации «Аль-Каида» Усамы бен Ладена. «Аль-Каида» направляет сюда инструкторов и, что важнее всего, «узких специалистов» по террористической «работе» - снайперов, связистов, подрывников, причем не обязательно алжирцев.
Как мне говорили, в стране почти не осталось «алжирских афганцев» - сражавшихся когда-то в Афганистане добровольцев. Их было несколько тысяч, но некоторые погибли в Афганистане (в том числе - после вывода оттуда наших войск в 1989 г.), другие рассеялись по «горячим точкам» в мире ислама от Боснии до Кашмира. Многие были истреблены после возвращения на родину, где поголовно вступали в ряды экстремистской ВИГ («Вооруженной исламской группировки»), считавшей, что на земле ислама не должно быть ни одного «неверного». Нынешние фанатики из СГПБ мало чем отличаются от боевиков ВИГ. Они тоже считают «безбожным» любое государство, конституцией которого не является Коран. Поэтому нападают прежде всего на военнослужащих и вообще госслужащих. Ныне среди них уже преобладают те, кто получил боевой опыт в Ираке. Как сообщает алжирская пресса, террористы «иракской выучки» в рядах СГПБ жестко контролируют новичков и обучают их новым методам борьбы, в частности, использованию зарядов взрывчатки с часовыми механизмами или же приводимых в действие с помощью мобильного телефона. Однако, несмотря ни на что, правительство страны последовательно проводит в жизнь провозглашенную в 2005 г. Хартию мира и национального примирения, которую поддержало абсолютное большинство алжирцев и в которой сказано, что «...варварский терроризм, уже десятилетие заставляющий скорбеть алжирский народ, противоречит подлинным ценностям ислама и мусульманским традициям». Откликнувшись на призыв властей, сотни боевиков сложили оружие и вернулись к мирной жизни, частично вступив в ряды легально действующих исламских партий, например «Движения общества мира». Но так поступили не все. Поэтому вооруженные столкновения, хоть и гораздо реже, чем раньше, но все же случаются.
Алжирские газеты пишут об этом часто и подробно. Мне встречались, например, такие заголовки: «Партизаны меняют стиль», «Тяжкое испытание для службы безопасности», «Два террориста убиты в Таурге», «Население все еще в шоке после покушения камикадзе в Тения», «Погибшие полицейские похоронены
вчера в Шлефе», «Смертный приговор известному террористу» (речь шла о предводителе группы из девяти человек, которые в марте 2005 г. убили двух и ранили еще двух полицейских, но позднее были задержаны и судимы). Многие алжирцы считают неоправданным снисхождение к террористам. Осенью 2006 г. 300 сложивших оружие боевиков были помилованы, а около двух тысяч из них, отбыв заключение, вышли на свободу. Но теракты после этого не прекратились. Кстати, судьи в Алжире подходят к захваченным террористам весьма дифференцированно. Так, например, в январе 2008 г. на процессе в Мостаганеме 18 боевиков были приговорены (часть из них заочно) к 20 годам тюрьмы, двух приговорили к трем годам, а четверо, обвинявшиеся в «поддержке терроризма и апологии джихада», вообще были оправданы, хотя прокурор требовал осудить каждого на десять лет. Однако адвокаты настояли на оправдании подзащитных, которые, по их словам, «были обмануты призывами ехать в Ирак, Афганистан или Чечню, дабы сражаться там с безбожниками».
Все это - печальные реалии сегодняшнего Алжира. Но они постепенно уходят в прошлое и давно стали бы только воспоминаниями, если бы не вмешательство извне, в частности - все той же «Аль-Каиды» и, в какой-то степени, провоцирование экстремистских настроений не только в Алжире, но и во всем арабо-мусуль-манском мире, событиями в Ираке, Палестине, возней вокруг Косово и Ирана и т.п. Вот почему министр внутренних дел Алжира Язид Зерхуни, выступая на встрече глав государств и правительств Африки в Аддис-Абебе в январе 2008 г., не только отметил заслуги алжирских сил безопасности, «день и ночь выполняющих свою благородную миссию», а также «...решимость Алжира неустанно бороться против вооруженных групп, пытающихся торпедировать процесс примирения и погрузить страну в хаос», но также обвинил «некоторые заинтересованные стороны» в желании продлить в Алжире «цикл насилия».
Конечно, происходящее в этой стране беспокоит не только алжирцев. Однако, пробыв здесь всего неделю, просмотрев местную прессу (а в Алжире издаются 60 газет и журналов различной направленности на арабском и французском языках; в соседнем Тунисе - всего 9), послушав радио и посмотрев телевидение, видишь местные события другими глазами. Бои в Ираке и Шри-Ланке, нападения вооруженных групп в Чаде, акты насилия в Ливане, террор в Йемене, трагические события в Газе - вот посто-
янные темы алжирских СМИ. На этом фоне, возможно, некоторым алжирцам то, что происходит у них, не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Они особенно сочувствуют арабам Ирака и Палестины. Об этом можно судить хотя бы по откликам алжирской прессы на смерть в январе 2008 г. Жоржа Хаобаша, 82-летнего лидера Народного фронта освобождения Палестины, «харизматичного соперника Арафата слева». Тем не менее Алжир сейчас более всего стремится жить нормальной жизнью, что ему во многом и удается. Повсюду строятся или обновляются, ремонтируются общественные здания и жилые дома, шоссейные и железные дороги. О жилищном строительстве много пишут СМИ, об этом говорят на пресс-конференциях министров и на профсоюзных собраниях. Рядовые алжирцы критикуют государство за задержку с предоставлением квартир неимущим, чей доход не превышает 24 тыс. динаров (приблизительно 200 евро) в месяц. Активны и политические партии, восстанавливающие свои позиции. Их представители в местных органах власти - народных собраниях коммун (общин) и вилай (провинций) - ведут столь жесткие споры, что это привело, по словам премьер-министра Абдельазиза Бельхадема, к «реальному блокированию» их работы в 20 случаях и к серьезным, но «преодолимым проблемам» в 80 случаях. Причем нередко споры идут между представителями партий правительственного блока.
Но еще более удивительно то, что в условиях нынешнего Алжира существует не только правая (исламская), но и легальная левая оппозиция. Она представлена партией коммунистов (Тахад-ди, т.е. «верного пути»), ныне в Алжире маловлиятельной, и гораздо более заметной Партией трудящихся во главе с Луизой Ханун. За последние 30 лет она превратилась из простого борца за права женщин и рядовой политической узницы 80-х годов в харизматического лидера - талантливого оратора и организатора, критикующего правительство, правда, с позиций социализма троцкистского толка. Влияние ее партии растет: в 1997 г. она получила четыре места в парламенте, в 2002 г. - 21 место, в 2007 г. - 26 мест. На выборах президента Алжира в 2004 г. Ханун набрала 100 тыс. голосов, что для Алжира немало.
Феномен Луизы Ханун показателен для Алжира. Как ни странно, но именно со всплеском «исламоэкстремизма» на стыке 1980-1990-х годов совпали первые выступления наиболее передовой части интеллигенции в защиту демократии и продвижения страны к созданию гражданского общества. В 1985 г. появилась
алжирская Лига прав человека; тогда же на авансцену алжирской политики вышли такие женщины, как министр Лейла Аслауи, депутат от берберского Объединения за культуру и демократию Ха-лида Месауди, известная журналистка Салама Газали и уже упоминавшаяся Луиза Ханун. Все они были известны как сторонницы отмены кодекса о семье, ограничивавшего права женщины. Правда, затем их пути разошлись, причем Аслауи даже осудила Ханун «как троцкистку, а значит не-мусульманку». Это, однако, не помешало дальнейшей политической карьере Ханун. Тем более, что в новейшей истории Алжира у нее были видные предшественники-единомышленники.
В первые годы независимости Алжира среди советников президента Бен Беллы были председатель троцкистского IV Интернационала Мишель Пабло (Микаэлис Раптис) и группа его друзей. К ним был близок и молодой тогда революционер Мухаммед Хар-би - главный редактор официального журнала «Революсьон Афри-кэн» и соавтор основных идеологических документов правящей партии - Триполийской программы 1962 г. и Алжирской хартии 1964 г. В тот период он запомнился многими блестящими статьями, особенно в защиту свободы слова. Одна из них, вызвавшая «аллергию» у некоторых советских друзей Алжира, называлась: «Ни Ждановых, ни Пастернаков». Затем Харби был арестован как один из руководителей Организации народного сопротивления, имевшей целью вернуть Бен Беллу к власти. После нескольких лет заключения он уехал во Францию, где стал, по мнению французских экспертов, «лучшим знатоком новейшей истории Алжира». При этом он остался своего рода властителем дум алжирских гуманитариев, авторитет которого с годами даже возрос, о чем свидетельствует, в частности, состоявшийся 30-31 января 2008 г., т.е. в дни нашего пребывания в Алжире, коллоквиум в Оране, посвященный Харби, - «Историк, идущий против течения». В присутствии самого Харби, давно переставшего быть в Алжире «нежелательным эмигрантом», алжирские историки и политологи, в том числе те, кто работает вместе с ним во Франции, воздали должное своему знаменитому коллеге, отметив его заслуги, в частности, в деле «демифологизации» истории алжирской революции и освобождения ее от «сакрального покрова официальных легенд». И алжирцы (Х. Туати, Ф. Уседдык), и французские исследователи (Ж. Менье, Б. Стора) указали на то, что Харби первым пересмотрел многие клише национальной историографии, касающиеся социокультур-
ных и иных особенностей национального движения. Он первым серьезно подошел к выявлению роли берберов в формировании алжирской нации, много сделал для укрепления интернациональных связей алжирской революции. Вместе с тем он «...восстановил религиозный и традиционный компонент алжирского общества», игнорировавшийся многими его коллегами-«модернистами». Сам Харби, выступивший в заключение коллоквиума, заявил, что «...историей забыты многие реальные творцы революции», что еще не изучены ее архивы, особенно военные, и что «...великие надежды, связанные с революцией, не были полностью реализованы после обретения независимости». Он призвал историков Алжира «...критически переписывать сегодня то, что мы писали вчера». Коллоквиум в Оране интересен по многим причинам. Во-первых, он свидетельствует о наличии плюрализма мнений в стране, где далеко не все, в том числе в правящей элите (не говоря уже об исламистах), разделяют взгляды Харби. Во-вторых, он доказывает, что в нынешнем Алжире отвергают нетерпимое отношение к тем, кого раньше считали политическими беженцами и диссидентами. В-третьих, он показателен своей атмосферой открытости и готовностью к дискуссиям с иностранными учеными. Раньше - и я это хорошо помню - в стране не доверяли иностранцам и сомневались в том, что они способны объективно судить о прошлой и текущей ситуации в Алжире. Наконец, показателен уровень критичности высказываний в Оране. Чего стоит, например, такое: «Мы хотим создать гарантии прав и свобод в государстве, в котором чувствовали бы себя защищенными».
Иными словами, наметившееся в 80-е годы стремление к созданию гражданского общества в стране, несмотря на жестокие испытания социально-экономическим кризисом и «второй войной», не исчезло и даже укрепилось. С 1990-х годов в Алжире, наряду с партиями и профсоюзами, действует множество общественных организаций - женщин, студентов, безработных, ветеранов революции и пр. Например, научные работники в начале 2008 г. решили создать объединение, с тем чтобы улучшить условия своей деятельности. Одновременно они подвергли критике «...отсутствие национальной политики в области научных исследований» и выразили протест против формально-бюрократического отделения их от преподавателей университетов.
Большинство алжирцев говорят и по-арабски, и по-французски. Хотя в целом «лингвистическая проблема» в Алжире
не проста. Все 132 года французского господства арабский литературный язык в Алжире считался «иностранным» и преподавался лишь в немногочисленных тогда религиозных школах. Его позиции были восстановлены лишь в 1964 г., вскоре после провозглашения независимости. Однако и позиции французского языка, во многом языка современной культуры, технологии и модернизации, в Алжире тоже сохранились. Поэтому уже несколько десятилетий алжирская система образования двуязычна, используя на всех уровнях - от начальных классов до университета - и арабский, и французский. Бывая в Алжире в разные годы, я наблюдал, как постепенно «арабизировалась» местная культурная жизнь. В 1963 г. почти вся пресса здесь была франкоязычна, все объявления, каталоги книг и выставок, указатели и т.п. были на французском языке. В витрине новинок университетского издательства были выставлены книги только на французском, и толпившиеся рядом студенты обсуждали их тоже исключительно на этом языке. В последующие годы картина менялась: сначала в той же витрине появились книги на арабском, но разговор о них шел по-французски. Затем участники «книжных дискуссий» заговорили уже по-арабски, а сейчас на этом языке студенты обсуждают уже и франкоязычную литературу.
Но это сейчас. А еще в 1984 г. я своими глазами видел, как молодые люди раскупали брошюру «Что такое ислам»... на французском языке! Большинство из них тогда, судя по данным статистики, по-арабски читать не могли или читали с трудом, мечетей не посещали и даже дома никогда не молились. Почти все они были безработными, кризисные явления и социальное недовольство в стране обострились и охватывали, прежде всего, молодежь, составлявшую более половины населения. Эти люди искали в исламе ответы на поставленные жизнью непростые вопросы. Но ислам они тогда почти не знали или знали плохо и пытались получить о нем информацию хотя бы в пересказе французского автора. Потом все в корне изменилось. Ныне грамотные, т.е. окончившие хотя бы начальную школу, алжирцы в основном говорят и на литературном арабском, и на французском языках. Хотя, к сожалению, неграмотных в стране сотни тысяч, если не миллионы.
Двуязычие в культурной жизни Алжира проявляется многообразно и весьма оригинально. На коллоквиуме, в котором участвовали российские ученые-востоковеды, алжирцы выступали и по-арабски (преимущественно историки, культурологи, политологи),
и по-французски (юристы, экономисты, социологи). Но были и исключения, так как в настоящее время для образованной элиты практически все равно, на каком языке говорить. В частности, Аб-деннасер Джаби, один из руководителей пригласившей нас Алжирской ассоциации развития социальных исследований (ААРСИ), свой доклад произнес по-арабски, на этом же языке дал интервью одной из газет и даже с нами предпочитал общаться на нем же, пользуясь присутствием среди нас великолепно говорящих по-арабски Д.В. Микульского и М.А. Родионова. Но свою книгу об известном профсоюзном деятеле Лакдаре Каиди (1923-2004), которую он мне подарил (сопроводив надписью на арабском -«с наилучшими пожеланиями»), Джаби все же издал на французском. Он объяснил в предисловии, что с Л. Каиди «...трудно было объясняться по-арабски, поскольку он учился во французской школе». Но дело, очевидно, не только в особенностях образования Л. Каиди, но и в том, что тот с юных лет - активист рабочего движения, член Политбюро ЦК компартии Алжира в 1952-1962 гг., как почти все алжирцы левых убеждений был воспитан в духе политической культуры Франции. И общался со своими товарищами по партии - преимущественно франкоязычными европейцами или такими же, как он, алжирцами, долго работавшими во Франции, - естественно, только на французском языке. Книга А. Джа-би - важный и интересный источник по социальной и политической истории Алжира 30-60-х годов прошлого века. Это 335-страничная запись его бесед со свидетелем и активным участником общественно-политической жизни Алжира, в 1939-1965 гг. встречавшимся со многими известными политическими деятелями того времени, в том числе с И.В. Сталиным. В конце 1952 г., во время XIX съезда КПСС, они «...обменивались мнениями о ситуации в Алжире и по другим вопросам в течение четверти часа или двадцати минут». Каиди рассказывает и о других встречах - с премьером Франции Ги Моле, президентом Алжира Х. Бу-медьеном, а также с другими лидерами и политиками Алжира и Франции. Значительное место уделено его пребыванию в концлагерях и тюрьмах, особенностям межпартийных и межэтнических отношений в колониальном и постколониальном Алжире. Многие книги Джаби, в том числе изданные в Каире, Касабланке и Париже, посвящены истории забастовочного движения и социальных волнений в Алжире, отношениям государства и общества в странах
Магриба, а также проблеме становления гражданского общества в арабском мире.
Социологи Алжира не замыкаются в тесном кругу узконациональных проблем. Это подтверждает их активное участие в международных симпозиумах у себя на родине и за ее пределами. В частности, они, вместе с учеными Аргентины, Бельгии, Бразилии, Болгарии, Индии, Италии, Ливана, Марокко, России, Словении, Туниса, Франции и Хорватии участвовали в междисциплинарной конференции обществоведов, политологов, религиоведов, философов, культурологов, проходившей 2-4 ноября 2006 г. в Париже. Ее тема - «Террор и терроризм, государства и общества: исторические и философские перспективы».
Широта взглядов современной алжирской интеллектуальной элиты ярко проявляется в художественной литературе. При этом все более стирается грань (ранее весьма четкая) между арабоязыч-ной и франкоязычной литературой Алжира. Весьма популярен в стране 56-летний писатель Джилали Хеллас, бывший учитель, переводчик в суде, а затем - директор издательства и чиновник министерства культуры. Он пишет уже более 30 лет, хотя профессиональным литератором считается только с 1998 г. Д. Хеллас - автор восьми романов и трех сборников рассказов, в основном - на арабском языке, но многие из них переведены на французский. Надписывая мне один из романов - «Море без чаек», - он рассказал, что опубликовал также несколько эссе и новелл во Франции, США и Канаде и что некоторые его сочинения печатались также на английском, итальянском, немецком, китайском и даже русском языках. Его пример - свидетельство выхода арабозычной литературы Алжира из своего рода национальной замкнутости. Ранее за пределами Алжира из арабоязычных писателей более или менее известными были только Тахир Ваттар и Абд аль-Хамид Бенхаддуга. А теперь и этих, и многих других алжирских литераторов, пишущих по-арабски, знают, переводят и ценят далеко за пределами их родины. В свою очередь, алжирские писатели живо интересуются литературными процессами за рубежом, особенно в Африке. Мне попалась в руки изданная в Алжире «Антология нового африканского повествования», в которой были представлены произведения авторов из Алжира, Марокко, Туниса, Египта, Судана, Сенегала, Конго, Гвинеи, Кот-д'Ивуара, Мали, Нигерии и Южной Африки. Антология снабжена солидным предисловием и комментариями профессоров литературы Алжирского университета Зайнаб Лауэдж
и Васини Лареджа, обстоятельно рассказавших о специфике и корнях африканской литературы на арабском, английском, португальском и французском языках. Значительное место в литературе Магриба, как и всего арабского мира, занимает Васини Ларедж (по-арабски его имя звучит - Аль-Аарадж). Как пишут его издатели, лауреат национальной премии алжирского романа 2001 г. В. Ла-редж - это «...громче всех звучащий голос романистов арабского отечества», это мастер, «... постоянно и неустанно работающий над обновлением языка». Его наиболее известный роман - «Цветы миндаля» «...сегодня изучается в многочисленных арабских университетах». Другие его произведения «...переведены на многие иностранные языки, в том числе французский, немецкий, итальянский, английский и испанский». А пять раз издававшийся - в 1996, 1999, 2001, 2003 и 2005 гг. - роман «Хранительница теней» был признан арабской критикой «наиболее удачным произведением последних лет». Классик алжирской литературы Мухаммед Диб сказал, что «...эффект от чтения романа напомнил реакцию ужаса и удушья, испытанную Лениным при чтении рассказа Чехова о палате № 6».
В судьбах З. Лауэдж и В. Лареджа много общего. Оба родились в 1954 г. на западе страны в области Тлемсена, оба учились в университетах Орана, Алжира, Дамаска и Парижа. Зайнаб защитила в Дамаске две диссертации: магистерскую - о концепции революции в алжирской поэзии и докторскую - о социальном аспекте в магрибинской поэзии 70-х годов. После четырех лет работы в Париже и года, проведенного в Лос-Анджелесе, она стала преподавателем арабской литературы в университете Алжира, создала в 1998 г. издательский дом Эспас-Либр («Свободное пространство»), одновременно занявшись переводами, в частности романов Лареджа, на французский язык. Ею опубликованы пять поэтических сборников, последний из которых посвящен ее близким, среди них первым назван Ларедж. В разгар гражданской войны З. Лауэдж издала сборник свидетельств жертв религиозного экстремизма - алжирцев и европейцев, с комментариями социологов и независимых наблюдателей. Так она попыталась предостеречь алжирское общество от повторения трагических событий. «Тандем» Зайнаб Лауэдж - Васини Ларедж убедительно свидетельствует об успешном решении в современном Алжире ранее серьезной проблемы конкуренции арабоязычных и франкоязычных писателей. Свободно владея двумя языками, они создают свои
произведения, в том числе стихотворные, и на арабском, и на французском языках, предваряя их эпиграфами из Виктора Гюго, Гийома Аполлинера, Винсента Ван Гога, Мигеля Сервантеса и других видных представителей мировой культуры. Связь этой культуры с духовной жизнью их родины для них очевидна и обязательна, что бы ни говорили экстремисты любого толка.
Лет 10-12 тому назад я встречал во Франции преподавателей-алжирцев, которые опасались даже ездить в родные места, где тон задавали религиозные фанатики, записывавшие в «предатели» не только всякого говорившего и тем более писавшего по-французски, но и всю его родню. К сожалению, и сейчас примеры такой нетерпимости встречаются. Но многое уже изменилось. Работавший в 1994-2005 гг. в Парижской Сорбонне Ларедж ныне преподает в Алжире. Характерно, что именно во Франции им были написаны (по-арабски) большинство романов, переведенных за последние десять лет на французский в Алжире (как правило, Зайнаб Лауэдж или при ее участии). И эти переводы - следствие не только желания ознакомить с творчеством Лареджа франкоязычного читателя Алжира (так как в стране еще много тех, кто в свое время получил образование на французском, и для кого именно этот язык является литературным). Эти переводы - окно в мировую культуру, средство информировать о состоянии алжирской культуры еще и читателя международного.
Как и во всех столицах мира, в центре Алжира много книжных магазинов. Обращает на себя внимание обилие книг по истории. Это - «История бея Маскары и Орании» (переведенная арабистом А. Горгюосом в середине XIX в. арабская хроника правления турецкого бея Мухаммеда Великого, правившего западной частью Алжира в конце XVIII в.), «Варварийская легенда» (перевод на французский солидной 488-страничной монографии британского историка Годффи Фишера о политической истории, торговле и пиратстве Магриба XVII-XVIII вв.), «Анналы Магриба и Испании» (перевод, сделанный известным французским арабистом Э. Фань-яном посвященных мусульманскому Западу 642-1207 гг. разделов знаменитого труда Изз ад-Дина ибн аль Асира «Аль-Кямиль фи-т-таарих», т.е. «Полной истории»). Последняя книга наиболее значительна, ибо содержит описание первых шести веков жизни Северной Африки после ее исламизации, т.е. процесса, который известный французский историк Эмиль-Феликс Готье назвал «преодолением пропасти между Западом и Востоком». Он утверждал,
что по сравнению с этим процессом французская и русская революции кажутся событиями «малозначительными». С этим Готье, пожалуй, переборщил. Но он, несомненно, прав, высоко оценивая период 642-1207 гг., буквально перевернувший жизнь Магриба и Аль-Андалуса, т.е. исламизированной Испании.
В магазинах можно увидеть 16 книг издаваемой в последние годы Абдаррахманом Ребахи и Камелем Шехритом серии «История». Это переводы старинных арабских и латинских хроник, свидетельства посещавших Алжир иностранцев и их рассказы о правителях страны, начиная со знаменитых корсаров братьев Барбаросса, переиздания некоторых трудов историков Х1Х-ХХ вв., включая работавших тогда в Алжире французских авторов, к которым в первые десятилетия после установления независимости отношение было более чем сдержанным. Но теперь настало другое время, как мне кажется, - время более спокойного и мудрого взгляда и на собственную историю, и на тех, кто ее писал, независимо от их происхождения, идеологической и политической ориентации. Мы почувствовали это после двух встреч, состоявшихся в столице Алжира.
... В центре города, на улице Дидуша Мурада, расположен Алжирский университет - главный из шестнадцати университетов и университетских центров страны. Он был создан еще французами в 1879 г., но всегда являлся чем-то большим, нежели - по его формальному статусу - провинциальным вузом Франции. Здесь работали многие выдающиеся французские ученые-арабисты, например, историк и социолог с мировым именем Жак Берк, антрополог Лионель Балу, всемирно известный социолог Алжира Пьер Бурдье, знаменитый географ и исследователь Сахары Робер Капо-Рей, общественный деятель Бернар Лавернь, один из лучших в мире знатоков истории Аль-Андалуса и вообще средневекового и современного Арабского Запада Эварист Леви-Провансаль, видный исламовед и политолог Роже Ле Турно, не менее известный искусствовед, археолог, этнограф и практически основатель научного бербероведения во Франции Жорж Марсэ.
Ныне Алжирский университет - центр не только высшего образования (в нем обучаются до 30 тыс. студентов и трудятся свыше 1 тыс. преподавателей), но и научной деятельности в самых различных областях: филологии, истории, философии, экономики, политологии, социологии, права, археологии, информатики. Университет часто выступает в роли инициатора созыва в Алжире ме-
ждународных форумов. В частности, он организовал совместно с ААРСИ коллоквиум, на который мы были приглашены. Поэтому с первых часов нашего пребывания в стране мы общались с преподавателями университета. Особенно часто - с упоминавшимися выше А. Джаби и Х. Лауэдж, а в ходе работы коллоквиума - с А. Бузиди, А. Брахими, А. Бубакиром, В. Лааггуном, О. Ларджаном и другими. Ректор университета доктор Тахир Хаджар устроил прием в нашу честь. Прежде всего, он познакомил нас с галереей портретов своих предшественников, среди которых первым был Андрэ Ман-дуз. Мне невольно вспомнился 1963 г., когда А. Мандуз принимал меня в своем кабинете, правда, в другом здании. А. Мандуз - один из немногих французов - уроженцев Алжира, оставшихся в стране после обретения ею независимости. Еще до этого он находился в оппозиции к колониальным властям, был одним из организаторов движения сторонников мира 1940-1950-х годов. В 1961-1962 гг. во Франции была издана, потом запрещена, но и после этого дважды переиздавалась его книга «Алжирская революция в текстах», высоко ценимая алжирцами. В дальнейшем, возглавив университет после победы революции, а потом уступив пост ректора алжирцу, он еще несколько лет продолжал работать в стране. Я встречал его здесь и в 1984 г. на симпозиуме в честь 30-летия революции, на котором он выступил с докладом «Свидетель, участник, историк», название которого отражало все грани деятельности Мандуза во время революции. Кстати, руководил тогда симпозиумом министр культуры Абдальмаджид Мезиан, портрет которого я тоже увидел в галерее ректоров.
В названии университета над его воротами я увидел ранее не встречавшееся добавление «имени Бен Юсефа Бен Хедды». Портрет этого известного деятеля, бывшего главой Временного правительства Алжирской Республики (ВПАР) в момент провозглашения независимости Алжира 3 июля 1962 г., тоже оказался в «галерее ректоров», хотя Бен Хедда никогда не был ректором. Зато был одним из видных оппозиционеров при всех последовательно сменявшихся в 1963-1992 гг. президентах Алжира - Бен Белле, Хуари Бумедьене, Шадли Бенджедиде. Его не раз арестовывали, а возглавляемые им политические группировки преследовались и распускались. Однако он неизменно сохранял авторитет одного из творцов революции 1954-1962 гг., для совершения которой он сделал очень много. Начиная с 1942 г. он прошел трудный путь рядового патриота-подпольщика, потом - члена ЦК и генерального сек-
ретаря крупнейшей националистической партии, далее - одного из руководителей вооруженной борьбы и авторов Суммамской платформы - первой политической программы алжирских революционеров, их представителя за рубежом и, наконец, премьера Временного правительства Алжирской Республики, созданного ими в эмиграции. Все это подробно, откровенно и честно описано им в его шести книгах воспоминаний, из которых наиболее значительны «Кризис 1962 г.» и «Истоки 1 ноября 1954 г.». У него всегда были сторонники в Алжире. Есть они и сейчас. Их немного, но какую-то часть общественного мнения они представляют. Как и последователи двух других известных «вечных оппозиционеров» - первого главы ВПАР в 1958-1961 гг. и первого председателя Учредительного собрания Алжира в 1962-1963 гг. Фархата Аббаса и его соперника Ахмеда Мессали Хаджа, неоспоримого вождя алжирских националистов в 1926-1954 гг. Ранее как бы вычеркнутые из политической истории, они теперь посмертно реабилитированы: именем Аббаса назван университет в его родном городе Сетиф, именем Мессали Хаджа - аэропорт на его «малой родине» в Тлемсене. «Здесь все хотят примирения, - сказал мне молодой преподаватель университета Али (ранее долго учившийся в Киеве и свободно говорящий по-русски). - Народ давно устал от вражды».
Россию здесь знают и помнят. Так думают многие в Алжире. И один из секретов успеха курса нынешнего руководства в том, что действительно многое делается для достижения согласия между алжирцами, придерживающимися разных взглядов. А они в этом отношении напоминают французов: здесь есть и крайне левые, и крайне правые, националисты и марксисты, либералы и консерваторы, традиционалисты и модернисты. Не говоря уж об исламистах (вполне легальных «умеренных» и нелегальных «радикалах»), бер-беристах (в основном сторонниках культурно-территориальной автономии Кабилии) и просто разочарованных и ностальгирующих сторонниках того или иного харизматического лидера, которых немало было в алжирской политике ХХ в.
Национальное примирение связано и с поиском путей преодоления нынешних трудностей. Одно из направлений этого поиска - стремление восстановить нарушенные в 1990-е годы связи с Россией. Об этом говорят и участие наших компаний, например, «Роснефти», «Стройтрансгаза» и других, в развитии ряда отраслей народного хозяйства Алжира, и созыв коллоквиума с нашим участием «Алжир - Россия: проблематика переходного периода», да и
само внимание, с которым нас встретили алжирцы. Мы в полной мере ощутили это во время встречи с ректором Тахиром Хаджаром и с профессорами университета. Обсуждались вопросы изучения алжирских проблем в России, отмечалась плодотворность наших контактов с алжирскими патриотами во время Алжирской революции и в послереволюционные десятилетия. При этом, как оказалось, алжирские ученые хорошо знают о наших исследованиях по алжирской тематике, отмечая «объективность русского востоковедения». Далее последовало вручение автору этих строк «Почетного диплома университета» и... бедуинской накидки-бурнуса, после чего все перешли в другую, более вместительную аудиторию, где члены нашей делегация отвечали на вопросы собравшихся там преподавателей, аспирантов и студентов. Вопросы были самые разные, например: «Почему вы занялись изучением Алжира?», «Какими источниками пользовались, и есть ли они в России?», «С кем из алжирских лидеров встречались?», «Когда Россия заинтересовалась Средиземноморьем?», «Чем, по вашему мнению, закончится нынешний кризис в Алжире?» Одна преподавательница даже спросила, не помогут ли русские историки своим алжирским коллегам разобраться в сложных и до сих пор нерешенных проблемах алжирской истории.
На этот вопрос пришлось отвечать пространно, всячески подчеркивая, что, как бы ни были запутанны и трудны для решения проблемы истории любой страны, квалифицированное суждение по ним должны выносить только отечественные специалисты. Я при этом, откровенно говоря, вспомнил времена, когда алжирцы почти любое высказывание иностранца об их истории воспринимали либо негативно, либо, в лучшем случае, настороженно. И можно лишь порадоваться, что теперь это не так и что, по крайней мере, к мнению российских историков отношение теперь вполне-дружелюбное.
Внимание ко всему русскому проявляется здесь даже в том, что, например, академический ежеквартальник Высшего Исламского Совета (ВИС) Алжира поместил в прошлом году статью, посвященную 100-летней годовщине со дня смерти Изабеллы Эберхардт (1877-1904). Эта русская по происхождению журналистка, приняв ислам, печатала в алжирских и тунисских газетах очерки, проникнутые сочувствием к простым алжирцам. Выйдя замуж за араба и овладев арабским языком, она ездила по отдаленным уголкам Маг-риба и погибла во время одного из редких в этих местах наводне-
ний. В 1905 г. вышел из печати сборник ее очерков «В тени ислама». После этого во Франции и в Алжире выходили другие ее книги, в том числе два тома путевых заметок и дневников, рассказывающих о жизни кочевых племен, которую И. Эберхардт наблюдала около трех лет. Как пишет современный алжирский историк Мухаммед Рушд, труды Эберхардт отличались «...глубоким пониманием народного ислама, личным проникновением в иную культуру, размышлениями о долговечности культур, противопоставлением традиции и современности, поисками вневременных ценностей». В своем дневнике Изабелла писала об «...отвратительном поведении европейцев в отношении арабов, народа, который я люблю и который, если пожелает Аллах, будет моим».
На приеме у ректора я познакомился с богословом, философом и историком доктором Буамраном Шихом. В разное время он был организатором ряда международных коллоквиумов ученых в Алжире. В 2003 г. это был форум «Условия для плодотворного диалога между культурами и цивилизациями», на котором в основном оспаривалась известная концепция С. Хантингтона о якобы неизбежном конфликте цивилизаций, в 2007 г. - «Исламская цивилизация в Андалусии XII в.». Во втором коллоквиуме я принял участие заочно, направив в оргкомитет свой доклад о роли анда-лусских мавров в странах Магриба. При встрече Б. Ших сообщил, что доклад получен и будет опубликован, как и другие материалы коллоквиума. У нас состоялась интересная беседа о наследии арабо-андалусской цивилизации в странах Магриба, особенно в Алжире.
Арабо-андалусская тема привлекает многих историков Алжира, в том числе специализирующихся на Новой и Новейшей истории. В частности, будучи приглашенными в Центр исследования национального движения и революции 1 ноября 1954 г., мы узнали, что его возглавляет Джамаль Яхьяуи, известный как автор фундаментальной монографии «Падение Гранады и драма андалусцев в 1492-1610 гг.». Наша встреча в Центре исследования национального движения примерно с шестьюдесятью ветеранами алжирской революции, а также историками, журналистами, студентами хотя и носила деловой характер, получилась очень оживленной. Руководил ею все тот же очень доброжелательный и приветливый Д. Яхьяуи. Ветеранов интересовало, открыты ли в России архивы, содержащие сведения о помощи СССР Алжиру, почему Москва «...так поздно признала алжирскую революцию», не утратило ли
российское востоковедение «...свою объективность, отличавшую его ранее от западной школы». Были и более «многоплановые» вопросы: каковы отношения между старшим и младшим поколениями российских востоковедов, прочна ли у нас связь науки с политической практикой, испытала ли наша наука потрясения в период перестройки и не наблюдается ли в ней сейчас «засилье либерализма». Несколько вопросов было о том, используем ли мы при изучении Алжира «нефранцузские источники», не находим ли типологическое сходство во всех революциях, и как реагировали на события в Алжире «различные классы и слои советского общества». Присутствовавшие высоко оценили информацию о том, что в годы революции, когда сведения о происходящем в Алжире мы в основном получали через Францию, наши алжироведы использовали малейшую возможность, чтобы воспользоваться личными свидетельствами алжирцев, учившихся в СССР или приезжавших в составе различных делегаций. Многие из них снабжали нас различными документами и передавали номера издававшейся тогда в Тунисе газеты «Аль-Мукавама аль-джазаирийя» («Алжирское сопротивление»).
Выйдя во двор Центра по окончании встречи, мы оказались в толпе молодежи, в основном студентов. Эти юноши и девушки, на вид лет 18-20, живо интересовались жизнью в современной России и засыпали нас вопросами: «Как у вас сегодня относятся к марксизму?», «Верите ли вы лично в социализм?», «Что думаете о Ленине, Сталине, Троцком?», «Продолжают ли ваши гуманитарии пользоваться методологией марксизма?», «Живы ли в России идеи советского времени?», «Что бы вы отметили как самое важное в культурной жизни России сегодня?», «Как смотрите на будущее наших отношений?». Все эти вопросы, пытливые взгляды и темпераментные восклицания молодых алжирцев, иногда сопровождавшиеся энергичными жестами, запомнились мне как одно из наиболее ярких впечатлений от сравнительно недолгого - всего неделю, но очень насыщенного пребывания в Алжире. Эта страна всегда была юной: молодые люди в возрасте до 20 лет еще недавно составляли более половины ее населения. Ныне, как мне кажется; молодежь сделала правильные выводы из полной драм и трагедий истории своего отечества, извлекла уроки, необходимые для поступательного движения Алжира в русле мировой цивилизации.
(Окончание в следующем номере)
«Азия и Африка сегодня», М., 2008 г., № 9, с. 19-24.
