CC BY-NC-ND
35
В.Г. Ананьев
АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ СПЕРАНСКИИ: МАТЕРИАЛЫ К НАУЧНОЙ БИОГРАФИИ
Анализируются письма А.Н. Сперанского к А.И. Андрееву 19361942 гг. (Санкт-Петербургский филиал Архива РАН), которые позволяют уточнить научную биографию первого заведующего кафедрой вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института.
Ключевые слова: А.Н. Сперанский, А.И. Андреев, источниковедение, Историко-архивный институт, история исторической науки.
9 ноября 2011 г. исполнилось 120 лет со дня рождения Александра Николаевича Сперанского, талантливого отечественного историка, специалиста в области социально-экономической истории Московского государства второй половины XVII в. Он в 1939 г. стал первым заведующим только что созданной в Историко-архив-ном институте в Москве кафедрой вспомогательных исторических дисциплин. Именно ему пришлось организовывать здесь учебный процесс, он «сумел привлечь на кафедру прекрасных специалистов и заложил основы преподавания в Историко-архивном институте вспомогательных исторических дисциплин»1. При нем происходило становление кафедры. 9 января 1943 г. А.Н. Сперанский скончался. Несколько месяцев обязанности заведующего выполнял профессор П.П. Смирнов, а в июне 1943 г. новым заведующим был назначен выдающийся отечественный источниковед и археограф, ученик А.С. Лаппо-Данилевского Александр Игнатьевич Андреев. Вклад А.И. Андреева в развитие исторической науки был по достоинству оценен в отечественной историографии2, фигура А.Н. Сперанского привлекала значительно меньшее внимание исследователей3. Наиболее полный и обстоятельный очерк жизни и деятельности ученого, выполненный на основании документов архива Историко-
© Ананьев В.Г., 2011
архивного института, Санкт-Петербургского филиала Архива РАН (СПФ АРАН), Архива г. Варшавы (Польша) и др. собраний, был опубликован в 1994 г. Е.И. Каменцевой и Л.Н. Простоволосовой4.
Выявленные архивные материалы позволят полнее представить себе атмосферу, в которой жили и работали в науке А.Н. Сперанский, А.и. Андреев и их коллеги, особенности их взаимоотношений, способствуя тем самым разработке того направления исторических исследований, которое было определено С.О. Шмидтом как источниковедение историографии.
В архивном фонде А.И. Андреева находится 12 писем от А.Н. Сперанского за 18 мая 1936 - 26 ноября 1942 г. (СПФ АРАН. Ф. 934. Оп. 5. Д. 327. Далее ссылки на листы дела следуют в тексте). Судя по всему, какая-то часть писем была утрачена, однако сохранившиеся представляют собой вполне показательный комплекс5.
А.Н. Сперанский в 1934 г. стал сотрудником Московского отделения института истории, А.и. Андреев после ссылки вернулся в Ленинград и почти сразу же вновь приступил к научной деятельности. Он был приглашен в институт народов Севера для участия в подготовке к изданию трудов Г.Ф. Миллера, но поддерживал и тесные контакты с коллегами из историко-археографического института. В феврале 1936 г. этот институт был преобразован в Ленинградское отделение института истории АН СССР, его работа более тесно, чем прежде, оказалась связанной с работой московских коллег. Хотя именно первой половиной 1936 г. датируется первое из известных нам писем А.Н. Сперанского к А.И. Андрееву, общий тон письма не оставляет сомнений в том, что ученые к этому моменту были уже хорошо знакомы. Судя по всему, между ними сложились близкие отношения: в письмах А.Н. Сперанский свободно пишет ленинградскому коллеге о домашних делах, здоровье родных, предлагает останавливаться у него во время визитов в Москву. Но в центре переписки, конечно, находятся вопросы научной жизни.
В самом начале первого же из дошедших до нас писем А.Н. Сперанский предлагает для проведения работ по подготовке очередного издания источников по русской истории («Памятников истории народов СССР XV-XVII вв.») привлечь группу «историков (молодых)» в составе В.И. Шункова, Н.В. Устюгова, работавших тогда над «Материалами по истории наемного труда в Московском государстве», С.С. Гадзяцкого, занимавшегося средневековой историей Карелии и новгородских десятен, а также Н.Г. Бережкова, изучавшего Литовскую метрику. Он писал: «Все эти лица работают сейчас (за исключением Гадзяцкого) в бригаде, "бригадиром" коей являюсь я6. В данной работе, по подбору и подготовке к изданию актов, они живо заинтересованы, но ни они, ни я не могут идти в сравнение
с теми сотрудниками, которые вошли в секцию по изданию актов в Ленинграде. Никто из них не занимался специально дипломатическими исследованиями, за исключением Бережкова. Следовательно, здесь необходимо постоянное руководство ленинградских товарищей. Руководство С.Б. Веселовского не изменит положения, в силу особого взгляда Степ. Бор. на дипломатику и ее методы. Сегодня я послал С.Н. Валку письмо с просьбой ускорить официальное предложение приступить к данной работе, т. к. без ленинградских распоряжений включить в план новую работу товарищи не решаются, а Институт, по обыкновению, упорно молчит» (Л. 1-2). Проект этот в данном виде так и не был реализован, опубликовать выявленные документы удалось ученице А.Н. Сперанского и Н.В. Устюгова Н.Ф. Демидовой только в конце 80-х гг.7
История научных проектов, оставшихся не реализованными по разным причинам, вообще может рассматриваться как чрезвычайно важная часть истории исторической науки. А.Н. Сперанский сумел опубликовать единственную монографию «Очерки по истории Приказа каменных дел» (1930)8. Его письма дают возможность проследить судьбу нереализованных замыслов, более четко пронаблюдать эволюцию научных интересов исследователя. Из них мы узнаем, что в конце 1930-х гг. А.Н. Сперанский размышлял над планами двух крупных работ, ни одна из которых так и не была им закончена. В марте 1937 г. во время продолжительной болезни он начал обдумывать проект исследования истории городов Московского государства конца XVII в.: «...в отдаленном будущем мерещится толстая книга на тему: "Очерки социально-экономической истории городов Московского государства и его колоний во второй половине XVII в.". Лежа на диване, в период полного истощения, только намечаю план работы. Думается, что было бы правильно начать с очерка экономической географии Московского государства (экономич[еские] районы и их центры, дороги и пр.), а затем перейти к характеристике состава населения посадов, в том виде, как оно сложилось к середине <...> XVII в. Дальнейшее изложение будет связано с историей изменений в отношениях "города и деревни", в связи с ростом значения поместной городовой армии, с влиянием включения в состав Московского государства новых территорий (Левобережная Украина, Смоленский край, Азов, Прибалтика) и в связи с предреформенными опытами примирить практику Московского административного управления с непосильными для него новыми задачами. Сюда и должны войти очерки положения города в Сибири, на Украине, Прибалтике (очень бегло) и очерк финансово-военной политики конца XVII - начала XVIII в., приведшей к констатированию наличия "рассыпанной храмины" на местах
посадов. Закончить хотелось бы краткой характеристикой искания правительством Петра новых организационных форм, для восстановления тяглоспособности "подлого народа", живущего в городах, с тем причудливым переплетением старой московской практики и прибалтийских образцов, которое так характерно для начала XVIII в.» (Л. 4об.-5). История русских городов этого периода не была случайной темой для А.Н. Сперанского. К ней он обращался на протяжении почти всей своей научной деятельности. В его фонде (Архив РАН. Ф. 1935) отложились фрагменты монографии «Посады Двинской земли в XVII в.», над которой ученый работал еще в конце 1920-х гг., а позже, в 1930-е гг., им, в соавторстве с П.П. Смирновым и Е.Н. Кушевой, были написаны соответствующие части для подготавливавшегося институтом истории многотомного издания «История СССР»9. Хотя создать обобщающую работу по данной теме он так и не успел. Однако об интенсивности работы над ней свидетельствует хотя бы тот факт, что в личном фонде самого ученого сохранилось около ста тетрадей с подготовительными материалами к этому труду10.
Нереализованным остался и еще один масштабный проект, задумывавшийся ученым в конце 1930-х гг. В ноябре 1939 г. он писал А.И. Андрееву: «...начинаю думать о пенсии. А эти думы вызывают другую думу о необходимости писать докторскую диссертацию. Все планы молодости пришлось бросить. Решил заняться приказами и написать книгу a'la С.В. Юшков: Боярской думы не было, приказов тоже не было, вообще ничего не было, а был феодализм. Хотя новые работы начинают меня убеждать в противном <...>. Хочу объявить войну Ивану III и доказать, что, кроме дворцовых управлений, в его время никаких приказов не было». И далее: «Мне очень хочется выяснить вопрос о существовании "дворцов" в Московском государстве и времени их исчезновения, когда остались только два - Большой и Казанский». Монография 1930 г. о приказе каменных дел была написана на материалах конца XVI и, в первую очередь, XVII в. Собственно, для изучения архивных материалов именно XVII в. А.Н. Сперанский и был направлен в Москву Киевским университетом еще в 1921 г. Эпоха Ивана III была для него во многом новой, поэтому не странно, что в письме к А.И. Андрееву он не только ищет одобрения выбранной темы («Как Вы смотрите на тему о приказах? Стоит ли за нее браться?»), но и прямо просит помочь с выявлением источников, хранящихся в архивах Ленинграда (Л. 14-15об.). О работе над новой темой он продолжает сообщать корреспонденту и в следующем году. Вероятно, из-за новизны выбранной проблематики А.Н. Сперанский избрал и несколько непривычный для себя метод работы: «Вопреки обыкновению, начал с из-
данных материалов и думаю в первую очередь изучить организацию управления в В[еликом] Новгороде, после падения новгородской вольности, управление в Твери, Рязани и т. д. Отсюда уже попытаюсь разрешать вопросы, связанные с организацией центрального управления» (Л. 18). В январе 1940 г. он писал: «Пока сижу и читаю всякие умные книги по теме, о которой Вам писал. Ставлю себе пока задачу выяснить вопрос о том, чем заменялись органы управления в княжествах, присоединявшихся к Москве, и когда в Москве возникли органы государственного управления» (Л. 17). Впрочем, и этот проект А.Н. Сперанского остался нереализованным. Причин тому было несколько.
Конечно, нельзя не учитывать общее психологическое состояние ученого («нахожусь в постоянном унынии. Не знаю, что и зачем что-нибудь делать») (Л. 20), еще более ухудшившееся после смерти супруги в феврале 1938 г. (Л. 11).
Серьезным препятствием была загруженность преподавательской деятельностью в институте красной профессуры и историко-архивном институте. В марте 1937 г. он, например, писал: «Пропуск целого месяца в середине учебного года сказывается очень сильно, и я без передышки читаю лекции, веду практические занятия и пр. пр. Так все это мне надоело, что на будущий год предполагаю совершенно не брать никакой педагогической работы» (Л. 4). Много сил отнимало руководство созданной кафедрой вспомогательных исторических дисциплин. Необходимо было составление новых программ, организации отобранных курсов в единую программу.
О ситуации, в которой кафедра находилась в первый период своего существования, красноречиво свидетельствует такая цитата из письма ученого от ноября 1939 г.: «Исполняю обязанности заведующего кафедрой вспомогательных дисциплин, куда отнесли историю учреждения СССР, древне-русский язык, древне-русскую литературу. Одним словом, все, что не вошло в другие кафедры» (Л. 14). Особую важность в таких условиях приобретали разработка программ учебных курсов и подготовка учебных пособий. Сам А.Н. Сперанский, читавший лекционные курсы по русской палеографии и дипломатике, принял в этой работе самое активное участие11.
Еще в годы обучения в аспирантуре Института истории РАНИОН он подготовил доклад по историографии дипломатики и разработал программу соответствующего учебного курса12. В Историко-архивном институте, читая лекционный курс «Палеография», большую часть его он посвящал проблемам дипломатики. Об этом можно судить по стенограмме лекционного курса 1937 г.13 Еще в мае 1936 г. он сообщал А.И. Андрееву, что пишет
для «Архивного дела» рецензию на подготовленные институтом «Правила» издания документов XVI-XVII вв., которые оценивались им весьма критически (Л. 2об.). По его инициативе к работе над учебниками был привлечен ленинградский историк, ученик А.И. Андреева Н.С. Чаев. С первой половины 1939 г. он начал пересылать в Москву готовые главы своей работы по палеографии, положительно оцененной А.Н. Сперанским (См. в письме от 23 мая 1939 г.: «Н.С. Чаев прислал первую главу своих "Основ палеографии". Написано хорошо. Жду продолжения») (Л. 13). Но уже в конце того же 1939 г. решительность А.Н. Сперанского тает, и он с сомнением говорит о возможности своего участия в этом проекте, стараясь освободить время для собственных научных изысканий. Он пишет: «Предполагалось, что я не буду писать никакой диссертации и присоединю к его размышлениям по палеографии свои размышления по дипломатике. Но ничего из этого не вышло и не выйдет. Не возьметесь ли Вы, Александр Игнатьевич, набросать эти главы? Ведь это же Ваш ученик. Ну, и учите его и дальше, хотя он теперь и профессор» (Л. 15). Работа так и не была закончена. Сам Н.С. Чаев к началу 1941 г. тянул с присылкой готовых глав (Л. 24-24об.), А.Н. Сперанский также не выказывал прежней заинтересованности. И А.Н. Сперанский, и Н.С. Чаев умерли в годы войны, и рукопись Н.С. Чаева, дополненная уже Л.В. Черепниным, была издана лишь в 1946 г.14
Впрочем, одной из главных причин такого обилия оставшихся нереализованными планов, возможно, была общая неблагоприятная ситуация (столь характерная для эпохи), в которой приходилось работать А.Н. Сперанскому. Он, в отличие от А.И. Андреева, никогда не был репрессирован. Однако и его жизнь в условиях тоталитарного государства была отнюдь не безоблачной. Еще в июне 1937 г. он писал ленинградскому корреспонденту: «Начиная с марта месяца я нахожусь под обстрелом, все усиливающимся. Никак не формулировавшиеся первоначально обвинения, сейчас сводятся к следующему: а) я затянул работу над подготовкой тома документов по истории ремесленного и наемного труда в Моск[овском] государстве; б) руководя бригадой, я лично не вел "конкретной" работы в архивах; в) руководя работой производственного сектора, я фактически, вместо Морозова, руководил Археографическим сектором; г) я допускал "очковтирательство" в своих отчетах.
Последнее обвинение отпало, но первые 3 остались. Недавно должен был рассказывать свою автобиографию общему собранию сотрудников Института, а 20 мне был произведен "допрос с пристрастием" зам. директора тов. Кретовым. В результате всех разговоров, связанных с этими обвинениями, я просил: 1) освобо-
дить меня от руководства подготовкой к изданию кабальных книг;
2) освободить меня от участия в работе по подготовке "Актов",
3) освободить от руководства бригадой; 4) освободить от руководства мл[адшими] научными сотрудниками.
Мне дан срок (1/УШ) представления статьи к тому документов о труде и сдачи всей работы, после чего, я думаю, надо будет уйти из Института. Дело в том, что во всей этой кампании принимает участие старая профессура и обиженные мной по разным поводам мелкие сотрудники. К первым принадлежат: Бахрушин (в связи с моим выступлением по его археограф. докладу), Яковлев (в связи с кабальными книгами). Ко вторым - Сивков, Тихомиров и мелкое начальство, ищущее "козла отпущения". Вся обстановка стала до такой степени тягостной, что работать трудно» (Л. 8об.-9об.).
Из Института истории А.Н. Сперанский ушел в 1938 г.15, но и работа в Историко-архивном институте спокойствия не приносила. В мае 1939 г. он отмечал: «А сейчас треплют меня по всем пунктам, тем более что новое начальство Гл[авного] Арх[ивного] Управления решило проводить реформу, а всякая реформа связывается с "перебором людишек"» (Л. 12). Вероятно, с этим «перебором» и было связано его ноябрьское замечание о том, что в институте «...какая-то постоянная смена начальств. Профессорско-преподавательский состав пестрый и меняющийся» (Л. 14). В мае 1941 г. институт был переподчинен Управлению учебными заведениями НКВД СССР, и это также наводило на тревожные размышления: «Пока это сказывается только в некоторой неустойчивости и неуверенности разных инструкций и в полной индифферентности к нам со стороны Главного (Архивного. - В. А.) Управления. Но в дальнейшем, конечно, могут быть всякого рода изменения» (Л. 23об.).
Тем важнее отметить, что и в этих условиях нормальная научная жизнь продолжалась, и А.Н. Сперанский часто, хотя и кратко, сообщал своему ленинградскому корреспонденту обо всех примечательных новостях московской науки: защите диссертаций («.диспут П.П. Смирнова прошел без особого подъема, но хорошо. Выступали А.И. Яковлев, С.В. Бахрушин и К.В. Базилевич. Выступление С.В. Бахрушина было таким, каким и следовало его ожидать: старые споры, которые известны из работ и диссертанта, и Бахрушина. Хорошую и содержательную речь произнес А.И. Яковлев. Интересным (для меня) было его замечание о том, что П.П. Смирнов в своей работе (я ее не читал) игнорировал роль города в финансовой системе Московского государства. К.В. Базилевич сказал несколько общих фраз, познакомившись с диссертацией (а она около 1000 страниц машинописи) только на диспуте. Зачем нужно было это выступление, я, по правде говоря, не понял») (Л. 25об.-26об.); докладах
(«С.Б. Веселовский 12.12. 40 г. прочел в секции Института Истории доклад на тему: "Что такое опричнина, как она была учреждена и как в 1572 г. отменена". Эта работа явилась, по-видимому, результатом изучения Веселовским состава "двора" великих московских князей. В исследовании устраняются некоторые ошибки в представлениях Платонова об опричнине и оспаривается правильность утверждения, что она была создана, главным образом, для борьбы с удельными традициями. Большое исследование Ст[епан] Бор[исович] сжал до размеров двухчасового доклада. Изложение получилось недостаточно отчетливым, и результатом доклада явилась довольно бессодержательная дискуссия. Будем ждать появления статьи в печати») (Л. 21-21об.); выходе новых книг. Особо следует упомянуть об обсуждении нового вузовского учебника по истории СССР, состоявшемся в январе 1940 г. (Л. 16-16об.)16.
Естественный ход научной жизни был прерван началом Великой Отечественной войны. Последнее из сохранившихся писем датировано ноябрем 1942 г. В нем все приметы того времени: сообщения об умерших коллегах (Н.С. Чаеве) и упоминания о тех, кто был эвакуирован (И.Л. Маяковском и В.К. Лукомском). Заканчивается оно также очень характерной для того времени просьбой: «Если приедете в Москву, привезите, пожалуйста, мне Ташкентского табаку. Курю махорку, а она мне достаточно надоела» (Л. 25-26об.).
Представляется, что проанализированные письма добавляют новые штрихи к портретам двух выдающихся ученых, делают яснее представления об их отношениях, однако для того, чтобы приблизиться к более точной картине истории исторической науки в первой половине XX в., необходимо продолжить исследование эпистолярного наследия ученых в более широком историко-культурном контексте.
Примечания
Простоволосова Л.Н., Станиславский АЛ. История кафедры вспомогательных исторических дисциплин. М., 1990. С. 12.
Яцунский В.К. Александр Игнатьевич Андреев: Краткий очерк жизни и научной деятельности // Андреев А.И. Очерки по источниковедению Сибири XVII в. М.; Л., 1960. Вып. 1; Гольденберг Л.А. Александр Игнатьевич Андреев как ис-торико-географ // Вопросы истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1973; Преображенский А.А. Творческий путь Александра Игнатьевича Андреева // Археографический ежегодник за 1978 год. М., 1979; Сербина К.Н. А.И. Андреев - ученый и педагог: Из воспоминаний об учителе // Вспомогательные исторические дисциплины. 1985. Вып. 17; Ананьев В.Г. Петровское
2
10 11
15
время в учебной и научной деятельности А.И. Андреева второй половины 1940-х гг. // Труды Государственного Эрмитажа. СПб., 2010. Т. 52. Из-за условий военного времени не были опубликованы даже некрологи памяти ученого. Краткие воспоминания о нем см.: Рабинович М.Д. Выдающиеся ученые-архивисты (А.А. Покровский, М.С. Вишневский, А.Н. Сперанский) // Вопросы архивоведения. 1963. Т. 3. С. 46-49.
Каменцева Е.И., Простоволосова Л.Н. Основатель кафедры вспомогательных исторических дисциплин Александр Николаевич Сперанский (1891-1943) // Вспомогательные исторические дисциплины: высшая школа, исследовательская деятельность, общественные организации. М., 1994. С. 157-169. Лысенко Т.И. Фонд А.И. Андреева в ЛО Архива Академии наук СССР // Археографический ежегодник за 1978 год. М., 1979.
Имеется в виду бригада (в которую также входил А.Н. Штраух), готовившая в Археографическом секторе Института истории АН СССР «Материалы по истории наемного и ремесленного труда Московского государства в XVII в.»: Булгаков М.Б. Обзор фонда А.Н. Сперанского // Археографический ежегодник за 1969 год. М., 1971. С. 287.
История форм труда в Русском государстве первой половины XVII века: В 3 вып. / Сост.: А.Н. Сперанский и др.; Предисл. Н. Демидовой. М., 19881989. 3 вып.
Тихомиров Б. [Рец.] // Историк-марксист. 1931. Вып. 22. С. 178-181. Рец. на
кн.: Сперанский А.Н. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского
государства, РАНИОН, Институт истории; М. 1930, с. 221 + 1.
Сперанский А.Н. Автобиография // Простоволосова Л.Н., Станиславский А.Л.
Указ. соч. С. 42.
Булгаков М.Б. Указ. соч. С. 287.
Простоволосова Л.Н, Станиславский А.Л. Указ. соч. С. 12-13; Каменцева Е.И., Простоволосова Л.Н. Указ. соч. С. 164-166.
Там же; Середа В.Н. Материалы о преподавании вспомогательных исторических дисциплин в фонде А.Н. Сперанского // Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981.
Казаков Р.Б. Из научного наследия Кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института РГГУ 30-х гг. XX в. // Сообщество историков высшей школы России: науч. практика и образо-ват. миссия. М., 2009. С. 160-163.
В фонде Н.С. Чаева в СПФ АРАН сохранились письма А.Н. Сперанского, его отзыв на написанную Н.С. Чаевым работу по палеографии и подготовительные материалы к ней (СПФ АРАН. Ф. 741. Оп. 1. Д. 35; Оп. 2. Д. 35). В данной работе мы не касаемся этих материалов. Сперанский А.Н. Автобиография. С. 41.
Дубровский А.М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005. С. 170-304.
4
5
6
7
8
9
