черты строения, упускаемые при аналитическом подходе к ним, и дает новые» (Вернадский В.И. Гёте как натуралист // Бюллетень Московского об-ва испытателей природы. - 1946. - Т. XXI. - Ч. 1. - С. 37); «В «Космосе» А.Гумбольдта - создании той же эпохи, но более проникнутом религиозным чувством - видим мы ясное выражение того же на-
строения (Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. - М., 1991).
3. См.: ПрасоловаЕ. Музейная педагогика: гуманитарная парадигма // Высшее образование в России. - 2000. - № 1. -С. 75-84; Чижевский А.Л. «Я молнию у неба взял» // Высшее образование в России. - 2000. - № 2. - С. 91-98.
Ниже печатается отрывок из труда А. Гумбольдта «Космос» Александр фон ГУМБОЛЬДТ
«Человек - гражданин Вселенной»1
Предисловие автора
На позднем закате многоволновавшейся жизни передаю я немецкой публике творение, которого образ в неясных чертах рисовался перед моей душой почти целые полвека. В иные минуты я считал исполнение этого творения невозможным: и, оставив его, я опять, быть может, неосторожно, возвращался к нему. Посвящаю его моим современникам с робостью, которую должна внушать мне справедливая недоверчивость к моим силам. Я стараюсь забыть, что долго ожидаемые сочинения все менее встречают снисхождение.
Если по внешним обстоятельствам моей жизни и по неудержимому стремлению к разнообразным знаниям я, готовясь к большому путешествию, был принужден несколько лет как бы исключительно заниматься отдельными отраслями знаний: описательною ботаникою, геогнозиею, химиею, астрономическими определениями мест и земным магнетизмом, - то все-таки собственно цель моих изучений всегда лежала выше.
Главным моим побуждением всегда было стремление обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами. Близкое знакомство с даровитыми людьми рано убедило меня в том, что без строгого изучения отдельных частей естествознания всякое великое и общее миросозерцание будет призрачно и неопределенно. Эти отдельные части естествознания по самой сущности своей заимствуют силы одна от другой, взаимно оплодотворяются. ... Таким образом каждая сфера явлений ведет любознательного наблюдателя к другой сфере, ее же обуславливающей или зависящей от нее.
Немногие из ученых-путешественников имели, как я, счастье не только видеть прибрежные земли, как это бывает во время плаваний кругом света, но и обширные пространства во внутренности обоих материков, и именно там, где представляются самые разительные противоположности альпийского, тропического ланд-
1 Печатается с сокращениями по изданию: Александр фон Гумбольдт. Космос. Опыт физического мироописания. М., 1866.
шафта Южной Америки и пустынной степной природы Северной Азии. - Эти путешествия, при означенном выше направлении моих стремлений, должны были вызывать общие воззрения, должны были ободрить меня в намерении представить в особенном сочинении наши настоящие познания о сидерических (звездных) и теллургических (земных) явлениях Космоса (вселенной) в их эмпирической связи. Таким образом, неопределенно носившаяся передо мною идея физического землеописания расширилась более обширными соображениями, созерцанием всего созданного в земных и небесных пространствах - быть может, по слишком смелому плану - до идеи физического мироописания.
Описания природы не должны быть лишены дыхания жизни; сведенные в ряды одних общих выводов, они производят такое же утомительное впечатление, как и накопление отдельных наблюдений.
... Первая часть моего сочинения заключает в себе: вступительные размышления о различной степени наслаждения природой и об исследовании законов вселенной; пределы науки о Космосе и метод ученой разработки этой науки; общую картину природы как обзор явлений в Космосе. Так как общая картина природы обнимает вместе с отдаленнейшими, туманными пятнами и кружащимися двойными звездами небесного пространства и теллургические, земные явления, географию организмов (растений, животных и человеческих племен), то она уже заключает в себе все то, что я считаю наиважнейшим и наисущественнейшим в моем предприятии: в отношении внутренней связи общего с частным и духа самой работы, в выборе данных наблюдений, в форме и способе изложения. Следующие две части должны заключать в себе средства, возбуждающие к изучению природыы (оживленными изображениями природы, ландшафтной живописью и группировкой экзотических растений в теплицах); историю мировоззрения, т.е. постепенного развития идеи взаимного действия сил в целом природы; и, наконец, специальную часть отдельных дисциплин (учений), которых взаимная связь была показана в картине природы первой части.
Не раз было высказано неутешительное, по-видимому, замечание, что чисто литературные произведения духа не стареют, вкореняясь в глубине чувства и в творческой фантазии, тогда как все, что связано с опытом, с исследованием явлений природы и физических законов, при возрастающей силе инструментов и при постепенном расширении горизонта наблюдений в несколько десятилетий принимает совершенно другой вид; наконец, будто бы устарелые, как имеют обыкновение выражаться, сочинения по части естествознания невозможно более читать, и они скоро предаются забвению. Кто одушевлен прямой любовью к изучению природы и проникнут высоким достоинством этой науки, тот не может страшиться того, что напоминает ему о будущем усовершенствовании человеческого знания. Многие и значительные части этого знания, касающиеся явлений небесного пространства и теллургических отношений, уже приобрели твердое основание, которое нелегко пошатнуть. В других частях, со временем, общие законы займут место частных, новые силы будут исследованы, наконец, материи, признанные простыми, умножатся или будут разложены. Опыт же живо изобразить природу в ее возвышенном величии, отыскать в возвращающихся, как бы колеблясь, видоизменениях физических явлений то, что в них есть постоянного, - этот опыт и в поздние времена не будет совершенно оставлен без внимания.
Потсдам. Ноябрь 1844 года.
Космос
Вступительные размышления о различной степени наслаждения природой и об ученом исследовании законов вселенной
(Речь, произнесенная в большой зале Академии пения в Берлине в день открытия публичных чтений)
... Природа есть область свободы; чтобы живо изображать помыслы и настроения, возбуждаемые прямым чувством природы, речь должна беспрестанно двигаться с тем достоинством и с тою свободой, которые ей может сообщить только высокое искусство.
Кто выводы естествоизысканий рассматривал не в отношении к отдельным ступеням образованности или к частным нуждам общественной жизни, но в их отношении к развитию всего человечества, тот находит награду своим трудам: его наслаждение природою усиливается и облагораживается. Такое облагораживание человеческих наслаждений есть дело опытных наблюдений, разума и времени, отражающего в себе все направления духовных сил человека. Каким образом род человеческий в течение веков постоянно стремился отыскать в вечно чередующихся видоизменениях вещей мира непреложность закона, силою разума постепенно завоевать вселенную - об этом учит история того, кто умеет сквозь глубокие слои прошедшего проследить древний ствол нашего знания до самых корней его. Вопрошать это прошедшее - значит следить за таинственным ходом идей, в котором тот же образ, который носился сперва перед внутренним чувством как гармоническое целое, как Космос, определился, наконец, как вывод долгих, с большим трудом собранных опытов.
В этих двух эпохах миросозерцания, в эпохе первого пробуждения народного сознания и в эпохе окончательного и одновременного развития всех отраслей образованности, отражаются два рода наслаждений. - Первый род пробуждается в открытом, детском разуме человека, когда он вступает в свободную область природы и темным чувством угадывает созвучие, царствующее в вечной изменчивости ее тихой деятельности. Другой род наслаждения обусловливается более совершенным развитием человечества и отражением этого развития на отдельном лице; он истекает из созерцания порядка вселенной и взаимного действия физических сил. По мере того как человек создает себе новые орудия, чтобы допрашивать природу и переступать за тесный предел своего летучего бытия, по мере того как он научается не только наблюдать, но при известных условиях и вызывать явления, наконец, по мере того как философия природы, отбрасывая свой древний поэтический покров, принимает строгий характер разумного созерцания наблюдений -на место темных предчувствий и неполных наведений является более и более ясное познание природы и разграничение явлений.
Для разумного созерцания природа есть единство во множестве, соединение разнообразного по форме и составу, есть понятие о совокупности естественных явлений и естественных сил как о живом целом. Главная цель разумного изучения
природы состоит в том, чтобы в разнообразии узнать единство, в частностях обнять все то, что нам передано открытиями прежних веков и настоящего времени, но так, чтобы, поверяя подробности, уметь выбирать между ними, не падать под их массой, помня возвышенное назначение человека --завладевать духом природы, скрытым под покровом явлений. Этим путем наше стремление переходит за тесную границу чувственного мира; познавая природу, мы можем силою идей совладать с грубым материалом эмпирического наблюдения.
Размышляя сначала о различных степенях наслаждения, доставляемого нам созерцанием природы, мы найдем, что первая его степень не зависит от вникания в действие сил, почти не зависит от особенного характера окружающей нас страны. В равнине ли, где растущие семьей растения, верески, ладанники, папоротники и злаки однообразно покрывают почву и глаз покоится на безграничной дали, там ли, где волны морские тихо обливают берег, обозначая путь свой зеленеющими водорослями, - повсюду проникает нас чувство великой и свободной природы, темное сознание ее «подчинения внутренним, вечным законам». В простом сближении человека с природой, в одном уже вольном воздухе (по прекрасному выражению некоторых языков) заключается таинственная сила; влияние природы радостно и кротко; оно укрепляет и освежает утомленный дух, успокаивает сердце, печально потрясенное в самой глубине своей или взволнованное диким напором страстей. Строгий, торжественный характер, сопряженный с этими душевными движениями, вытекает из почти бессознательного чувства высшего порядка и внутренней законности природы; он связан с впечатлением вечно повторяющихся созданий, отражающих в каждой частности своей организации общий план; он обусловливается, наконец, контрастом чувственно бесконечного, открываемого звездным небом, необозримой равниной, туманным горизонтом океана, и собственной ограниченности, которую мы стремимся победить. На каждой полосе земли, повсюду, где являются изменяющиеся образы животной и растительной жизни, на каждой степени умственного развития доступны человеку благодеяния этих наслаждений.
Неизмеримое, даже ужасное в природе всё, что превосходит наше понимание, становится в какой-нибудь романтической стране источником наслаждения. Фантазия свободно играет своими вымыслами там, где чувства не могут вполне проникнуть смысла явлений; ее игра принимает новое направление с каждым изменением в настроении души наблюдателя. Обманутые этой игрою, мы думаем, что получаем от внешнего мира то, что мы сами в него вносим.
По таинственной связи всех органических существ (бессознательно в нас живет чувство этой связи) экзотические формы являются нашей фантазии как бы возвышенным и облагороженным проявлением тех же форм, которые окружали наше детство. Таким образом, темное чувство и бессознательное сочетание представлений, как и позднейшая деятельность соображающего разума, ведут к сознанию, проникающему все степени человеческого развития, что общие, законные и потому вечные узы связывают всю живую природу.
Чтобы понять это наслаждение природой, истекающее из идей, в его первом зачатке, стоит только бросить беглый взгляд на историю развития философии природы или древнего учения о Космосе.
В разнообразии и периодической изменчивости живых существ беспрестанно возобновляется первобытная тайна всех форм, я бы должен был сказать, возоб-
новляется проблема метаморфозы, столь счастливо разработанная Гёте; проблема, которой разрешение вытекает из требования - жизненные формы привести идеально к некоторым основным типам. С возрастающим знанием усиливается и чувство неизмеримости жизненной деятельности природы; тут узнаешь, что на тверди земной, в воздушном покрове, одевающем твердь, в глубине океана, как и в глубине морской, смелому ученому завоевателю и через тысячелетия не «будет тесно во всемирном пространстве». Сожаление Александра Македонского о тесноте земных пределов не может относиться к успехам наблюдений и разума.
Такое направление к общему изучению природы, такое благотворное, но часто слишком легко удовлетворяемое требование общих результатов науки может сделать значительную часть естествознания общим достоянием образованного человечества, может породить основательное знание, совершенно противоположное по своему содержанию и форме, по важности и достоинству изложения тому, которое до конца прошлого века имели обыкновение характеризовать не соответствующим ему названием популярного знания. Те, которым их положение позволяет иногда выходить из тесного круга гражданской жизни и которым стыдно, «что они так долго оставались чуждыми природе и тупо обходили ее», те в изображении великой и свободной жизни природы, представленном живо и благоговейно, как требует этого ее высокий характер, найдут одно из благороднейших наслаждений, которые только может доставить человеку возвышенная деятельность разума.
Природа не есть мертвое скопление вещей: «она есть для вдохновенного испытателя» (как выразился Шеллинг в своей поэтической речи о пластических искусствах) священная, вечносозидающая первобытная сила мира, все вещи порождающая из себя самой и возводящая их до самодеятельности. Здесь представляемое описание вселенной, или учение о Космосе, не есть энциклопедическое собрание самых общих и важных результатов, извлеченных из отдельных естествоописательных, физических и астрономических сочинений. Подобные результаты составляют только материалы огромного здания физики вселенной и только в той степени могут быть отчасти употребленными, в какой они объясняют общее действие сил во вселенной, взаимную зависимость природных явлений. В учении о Космосе частное будет рассматриваемо только в его отношении к целому, как часть всемирных явлений. Чем возвышеннее указываемая здесь точка зрения, тем более это учение требует самобытной обработки и живого изложения.
Мысли и язык находятся издревле во внутреннем, взаимном соотношении. Если язык придает изложению прелесть и ясность, если его врожденной гибкостью и органическим строением он будет благоприятствовать нашему предприятию - ярко обозначить цельность созерцания природы, то вместе с этим он разольет, почти незаметно, свое оживляющее дыхание на самое обилие мыслей. Оттого слово есть более, нежели знак и форма; его таинственное влияние открывается насильнейшим образом там, где оно выливается из свободного народного смысла, из родной своей почвы. Высоко счастливым можно назвать того, кто при живом изображении явлений вселенной может черпать краски из глубины языка, столь сильно действовавшего в продолжение веков на все то,что в области творческой фантазии, как и в исследованиях разума, возвышая свободную деятельность духовных сил, двигает судьбами человечества.
Публикация А. Ширяевой