CC BY-NC
32Актуальные вопросы возрождения религиозности в Казахстане: государство, конфессии, социум
Соколовский Константин Геннадьевич
кандидат юридических наук
старший преподаватель, Гуманитарно-техническая академия, эксперт-аналитик, ОО "Центр
независимых исследований"
010000, Казахстан, г. Астана, ул. Главпочтамт, а/я 144
Sokolovskiy Konstantin
PhD in Law
Expert, Center of Independent Research; Senior Educator, the department of General Studies, Humanitarian-
Technical Academy
010000, Kazakhstan, Astana, Glavpochtampt p/o box 144 И [email protected]
Статья из рубрики "РЕЛИГИЯ И ПОЛИТИКА"
Аннотация. Стремительная модернизация казахстанского общества на рубеже XX-XXI веков стала причиной уникального «религиозного ренессанса». Однако, духовное возрождение оттенило и проблемы, с которыми прежде Казахстан не сталкивался. В статье рассмотрены особенности возрождения религиозности в Республике Казахстан в 1990-2000-х годов, предпринята попытка проанализировать причины масштабной десекуляризации, беспрецедентного роста числа последователей тех или иных конфессий (в том числе, новых религиозных движений) и определить вызовы государственности в этой связи. Использование инструментария, присущего компаративному методу, а также эмпирического и теоретического анализа позволяет внести ясность относительно феномена высокой динамики возрождения религиозности, в том числе, с учётом таких явлений, как гражданская религиозность и конструирование религиозности. Одновременно в работе уделяется внимание проблеме влияния правительственных уполномоченных органов на конфессии в контексте декларируемого отделения церкви от государства, а также предпринимаемым властью мерам по выстраиванию в условиях динамичного роста религиозности населения и широкого поликультурного поля в полной мере отвечающей современным вызовам системы государственно-конфессиональных отношений.
Ключевые слова: Казахстан, десекуляризация, возрождение религиозности, толерантность, государственно-конфессиональные отношения, религиозные конфессии, религиозная конфликтность, в е р а , межконфессиональное взаимодействие,
межрелигиозный диалог
УДК: 172.3
DOI: 10.7256/2454-0684.2017.6.23257 Дата направления в редакцию: 06-06-2017 Дата публикации:
Abstract. Rapid modernization of Kazakhstan's society at the brink of the XX - XXI
1
centuries became the cause for the unique "religious renaissance". However, the spiritual revival highlighted the issues, which have never been faced before. The article examines the peculiarities of religious revival in the Republic of Kazakhstan over the period of 1990's - 2000's. An attempt is made to analyze the reasons of large-scale desecularization, unprecedented growth of the supporters of one or another confessions (including the new religious movements), as well as identify the challenges of statehood in this regards. Attention is also given to the question of impact of the government executive authorities upon confessions in the context of the declared separation from of church from the state, as well as the implemented measures by the authorities pertaining to the establishment of the system of state-confessional relations under the conditions of dynamic expansion of religiosity of population and broad polycultural field.
Keywords: faith, religious conflicts, religious denominations, tolerance, revival of religiosity, desecularization, Kazakhstan, interreligious dialogue
state-confessional relations, interconfessional relationship,
Начавшийся с распадом СССР политический транзит в постсоветских странах стал причиной многоплановых системных изменений в структуре социума. Одной из ключевых его характеристик оказалась десекуляризация, кардинальным образом изменившая палитру духовного состояния общества.
Модернизационные процессы, несмотря на прошедшие 25 лет со времени возникновения постсоветских демократий, - достаточно длительный срок - продолжаются и сегодня. После 70 лет насаждаемого атеизма Казахстан переживает религиозный ренессанс. Характерно, что если в период СССР для подавляющего большинства граждан было невозможно открыто свидетельствовать веру в Бога, то наше время, наротив, расставило социальные маркеры таким образом, что в обществе неверие в известном смысле порицается.
Такая ситуация, в принципе, не является чем-то неординарным и характерна для многих стран мира. Более того, сегодня всё чаще, рассуждая о политическом измерении религиозных отношений, говорят о феномене гражданской религии. Пионером здесь был ученик Т.Парсонса американский социолог Р. Н. Белла (Robert Neelly Bellah), впервые попытавшийся дать определение данному феномену в статье 1967 года в журнале «Journal of the American Academy of Arts and Sciences». Гражданская религия (теория применима, прежде всего, для многоконфессиональных стран), как мы её понимаем сегодня, представляет собой некую форму внерелигиозной религиозности. В её основе -общий для всех набор нравственно-духовных оснований, провозглашаемых всеми конфессиями, который также соответствует и общепринятым этическим взглядам а те ис то в .
Сам Р. Н. Белла описывает названный феномен следующим образом: «Персональная вера, поклонение, исповедание той или иной религиозной традиции - дело исключительно личное. Однако в этих верованиях возможно выделить некоторые общие элементы, которые разделяет подавляющее большинство американцев. Эти элементы сыграли ключевую роль в развитии американских институтов и до настоящего времени находятся во главе угла религиозного измерения всей американской жизни, не
исключая и политику» -Ш (перевод авт. - К.С.). Тем самым, гражданская религия, как можно заключить, призвана обеспечить не только консолидацию мультикультурного социума, но и в известном смысле сакрализацию власти.
Однако, если, например, в тех же США для того, чтобы считаться достойным членом общества, необходимо просто принадлежать к какой-либо религиозной общине, декларирующей свою приверженность общечеловеческим ценностям (вне зависимости от того, традиционной она является или относится к легально действующим новым
религиозным движениям, сектам) [2, с-1541, то значительная часть жителей Казахстана, как показывают многочисленные социологические замеры, в целом настроена консервативно и без опасения относится лишь к исламу ханафитского мазхаба и православному христианству. Это, например, следует из результатов изучения
религиозной конверсии в Казахстане, полученных видным социологом Е. Е. Буровой^3, с.1121
Вообще десекуляризация весьма неожиданно во второй половине - конце ХХ века оказалась общемировым трендом. Сошлёмся на глобальное исследование степени религиозности планеты, проведённое Институтом Гэллапа (Gallup International) в 2012 году (более поздних исследований не проводилось), охватившее свыше 50 000 человек в 40 странах мира. Как выяснилось, в начале нынешнего столетия сторонники атеизма -в абсолютном меньшинстве: 59% опрошенных назвали себя религиозными людьми, 23% - не религиозными, 13% - атеистами J411.
Безусловно, постсоветский всплеск религиозности - уникальное явление, требующее отдельного научного осмысления. В тоже время для Казахстана вполне актуален вывод Т. В. Прониной, что «изменения в отношении к религии по сравнению с советским периодом произошли преимущественно через возрастание декларируемой религиозности и признание религии важной основой формирования новой гражданской идентичности»
[5, с,6]. При этом она полагает, что «массовое «религиозное возрождение» имело замещающий характер - как «авторитарный рефлекс» на крушение тотальной советской идеологии и последовавший острый кризис идентичности» [там же, с.7].
Однако, незнание элементарных основ религии, типичное для постсоветской эпохи, сыграло здесь негативную роль: замещение это произошло не только привычными для народов Казахстана верованиями, но и новыми религиозными движениями (НРД) как исламского, так и христианского толка, появившимися в начале 1990-х гг. вследствие беспрецедентной миссионерской активности их проповедниками. Помимо увлечения таковыми, а также различного рода эзотерическими практиками постсоветский человек предпринял попытку «подстроить» традиционные верования под своё мировоззрение и взгляды на «духовное». Иными словами, не зная (либо не желая исполнять) догматические и обрядовые предписания, неофит осуществлял персональную корректировку близкой себе религиозной традиции, дабы сделать её для себя более комфортной.
Отметим, что нынешний расцвет неоязыческих доавраамических верований (например, тенгрианство у казахов, родноверие у славян и т.п.) именно здесь, нужно полагать, обретает свои корни. При этом отсутствие точных историко-археологических данных о названных религиозных системах позволяет современным адептам «восполнять» «белые пятна» зачастую вымышленными удобными догмами и практиками, приспосабливая сконструированное таким образом учение под те или иные нужды (политические, криминальные и др.).
Подобная корректировка названа А. С. Агаджаняном именно «конструированием религиозности»: «Речь идет не о «возрождении» религии (постсоветском - К. С.), которая просто высвободилась из-под атеистического пресса и заполнила смысловые и
символические лакуны, - пишет он, - а именно об «изобретении» её - конструировании её из всего набора старых светско-советских интерпретаций, смешанных с новыми источниками» [6, с-404-40511
Одновременно на десекуляризацию оказала активное воздействие политика, стремящаяся встроить столь значимый ресурс влияния на общество в систему государственного управления.
Результат такового, как мы сейчас можем видеть, двоякий. С одной стороны, контроль религиозного возрождения был неизбежен и предопределён объективными обстоятельствами, как-то: защита национальной (общественной, духовной) безопасности, сдерживание роста числа последователей нетрадиционных религиозных объединений, выстраивание системы отношений между властью и конфессиями и т.д. Тот же Э. Джилл (Anthony Gill), профессор политологии в Университете Вашингтона, в работе «Политические истоки религиозной свободы» весьма убедительно обосновывает необходимость управления (а, значит, вмешательства, контроля! - sic!) религиозной сферой. Отметим, что в качестве точки отсчёта при этом он использует допущения об исключительной значимости религии как носителя культурной идентичности, а также высокой степени потенциальной конфликтности при взаимодействии разных конфессий в полиэтническом обществе [7, с-471.
С другой стороны, государство вынуждено само искать точки соприкосновения и основания для взаимодействия с конфессиями, будучи заинтересованным в содействии традиционным религиям, оказании им поддержки в той или иной форме как альтернативы НРД.
Например, представляется весьма характерным, что в действующем Законе Республики Казахстан «О религиозной деятельности и религиозных объединениях», в отличие от предыдущих нормативных правовых актов, в преамбуле прямо декларируется «историческая роль ислама ханафитского направления и православного христианства в
развитии культуры и духовной жизни народа (Казахстана - К. С.)» J81.
Столь активное взаимодействие политики и религии продиктовано реалиями прогресса современного социума. В век прогресса, динамичного развития коммуникаций и новых технологий очевидно, что последняя не только не утратила свои позиции, но, напротив, как никогда востребована. Несмотря на то, что начавшийся в конце 1980-х - начале 1990-х гг. процесс активного возвращения к вере, по оценкам казахстанских социологов
—с,71], в нашей стране уже достиг кульминации, его динамика, несомненно, сохраняется и сегодня.
Ключевая причина этого, как представляется, - здесь нам не избежать отсылки к Ю. Хабермасу (Jürgen Habermas) - в том, что именно вера, как ничто другое, даёт опору человеку в постоянно меняющемся и не в меру рациональном мире. В «Футурошоке» Э.
Тоффлер (Alvin Toffler) показывает Ш1, что само постиндустриальное общество, провоцируя боязнь будущего, технического прогресса, неумение ориентироваться в жизни, страх перед «завтра», создает условия для бегства своих граждан в те или иные специфические субкультурные сообщества, которые защищают его рамками простых, но законченных и целостных мировидений от нарастающего давления внешней информации. Разумеется, прежде всего таковые являются религиозными.
Ответ на вопрос, возможно ли мировосприятие - особенно мировосприятие динамично меняющейся действительности - исключительно на уровне рациональности, скорее,
лежит в категории личных оценок. Однако не вызывает сомнения, что сегодняшнее религиозное возрождение вызвано также и тем, что именно религия едва ли не единственная смогла взять на себя роль нравственного мерила каждодневных процессов современного мира, выработать и применить критерии моральной оценки происходящего в политической, экономической и культурной жизни планеты.
В то же время религиозное возрождение продемонстрировало в Казахстане столь
значимую динамику, что, по оценкам отечественных исследователей государство в 1990-х и начале 2000-х годов оказалось фактически не в состоянии её контролировать (среди причин можно назвать отсутствие опыта конфессионального регулирования в условиях демократии, крайне либеральное законодательство и др.). В результате сформировалось уникальное, однако крайне нестабильное поликонфессиональное пространство, составленное как из традиционных религий, так и нетрадиционных, доля которых к началу 2000-х годов стала критичной, как по числу прихожан и оказываемого ими влияния на настроения в обществе, так и по уровню дискредитации ими официальных религиозных институтов. Сказанное в большей степени отражает проблемы, с которыми к названному периоду столкнулось Духовное управление мусульман Казахстана в связи с ростом количества последователей ислама, отвергающих ханафитский мазхаб, а также заметных успехах арабских (салафитских) проповедников, ведущих агрессивную миссионерскую работу на территории страны.
Не вызывает сомнения, что поликонфессиональность сама по себе уже является естественной причиной религиозной конфликтности, однако такая конфликтность (конкуренция различных религиозных организаций, предопределяющая разнообразие выбора, сообразно духовным потребностям гражданина) носит социально-позитивный характер. Также следует понимать, что любой конфликт в потенциале способен перерасти в конфронтацию, провоцируя напряжённость в государстве.
Поликонфессионализм в Казахстане, как представляется, определяется двумя факторами. Во-первых, это достаточно длительное и, что важно - мирное, сосуществование в рамках одной географической территории двух традиционных религий - ислама ханафитского мазхаба и православия. Для понимания вопроса отметим здесь, что, например, крупнейший отечественный историк М. С. Орынбеков датирует начало распространения как ислама, так и христианства (несторианство) на территории
современного Казахстана первой половиной V в. н.э. [13, с-146"1. Во-вторых, повторимся, немаловажной была интерференция религиозной вседозволенности 1990-х годов предопределила появление и прочное закрепление на конфессиональном поле НРД различного толка (исламские, христианские, языческие, восточные, оккультные и др.).
В с е о ни с о в е рше нно ра з лич ны, как по ч ис ле ннос ти, та к и по ре а льному в лия нию (социальному авторитету) на казахстанское общество. Тем не менее, породившее их возрождение религиозности конца ХХ века продиктовало необходимость выстраивания властью новой системы государственно-конфессиональных отношений, которая смогла бы не только обеспечить интересы национальной безопасности, гарантировать бесконфликтный диалог религий, закрепить за правительственными органами статус медиатора, но и гарантировать реализацию каждым гражданином провозглашённого Конституцией принципа свободы совести, беспрепятственного исповедания веры, а также отправления религиозных обрядов.
Высокий уровень динамики религиозности требует от правительства постоянного мониторинга конфессионального поля, регулирования взаимоотношений между
религиозными организациями и в диаде «конфессия - правительственный орган».
Он же диктует необходимость усиленных мер государства по повышению религиозной грамотности верующих. Особенно это актуально касательно последователей ислама, которые сегодня выступают основной вербовочной базой религиозно-экстремистских и террористических организаций, в том числе ИГИЛ (ДАИШ, деятельность запрещена в Республике Казахстан решением суда Есильского района г. Астаны 15 октября 2015 года).
В свою очередь, интерес к религии продуцирует непростую ситуацию. Недостаток элементарных знаний, хотя бы начального понимания религиозных канонов заставляет молодёжь обращаться в Интернет, где она становится жертвой сетевых вербовщиков. Директор кыргызского аналитического центра «Религия, право и политика» К. К.
Маликов ёмко назвал ИГИЛ «проектом-вирусом»^14!, подчёркивая способность его идеологии к высокой динамике распространения, экстенсивному захвату умов новых адептов, а также сложность борьбы с ним.
Сказанное вновь демонстрирует, что, хотя религия отделена от государства, она самым непосредственным образом оказывает на него влияние. Вера определяет поведение тысяч граждан, формирует их мировоззрение, взгляды, убеждения. Понимание протекающих в обществе социальных процессов невозможно без учёта религиозного фактора.
Тем самым, динамичное возрождение религии диктует необходимость выстраивания властью целостной государственно-конфессиональной политики для снижения вероятности её деструктивного влияния на социум, а также максимального использования как безусловного интеграционного ресурса и скрепы социокультурного поля страны.
В таком случае вектор возрождения религиозности может быть одновременно направленным на формирование толерантности в обществе, регулирование межличностных и межэтнических отношений, поддержку и продвижение общечеловеческих ценностей, в конечном счёте - выполнит роль одного из ключевых факторов обеспечения стабильности государства, а созидательный потенциал духовных ценностей способствует его экономическому и социальному развитию.
Библиография
1. Bellah Robert N. Civil Religion in America // http://www.robertbellah.com/articles_5.htm (дата обращения: 05.06.2017 года).
2. Романова Е. Г. К вопросу о содержании принципа свободы совести в Соединенных Штатах Америки // Вестник Русской христианской гуманитарной академии.-2014.-№3.-С.151-61.
3. Бурова Е. Е. Религиозная конверсия как тренд религиозности в Казахстане // Эл-Фараби. Журнал Института философии, политологии и религиоведения Комитета науки МОН РК. - 2013.-№4(44). - С.110-118.
4. WIN-Gallup International «Religiosity and Atheism Index» reveals atheists are a small minority in the early years of 21st century // http://www.gallup-
international.com/en/news/win_gallup_international_ae_religiosity_and_atheism_index _ao_reveals_atheists_are_a_small_minority_in_the_early_years_of_21st_century/14/ (дата обращения: 05.06.2017).
5. Пронина Т. В. Типология религиозной идентичности: аналитика религиозности
современного российского общества. Автореф. дисс. ... докт. филос. н. - Санкт-Петербург, 2015. - 40 с.
6. Акаджанян А. С. Рецензия на книгу: Кормина Ж., Панченко А., Штырков С. (ред.) Изобретение религии: десекуляризация в постсоветском контексте // Государство, религия, церковь в России и за рубежом.-2015.-№4 (33).-С.397-406.
7. Gill A. The Political Origins of Religious Liberty.-Cambridge: Cambridge University Press, 2008. - 264 р.
8. О религиозной деятельности и религиозных объединениях: Закон Республики Казахстан от 11 октября 2011 года № 483-IV [Электронный ресурс] // Портал правовой информации «Закон». URL: https://online.zakon.kz/Document/? doc_id = 31067690#pos = 0;0 (дата обращения: 05.06.2017).
9. Диканбаева Д. Ю., Гафнер И. Г. Патриотический акт «Мэцпл^ Ел» - казахстанская национальная идея. - Тараз: ФАО «НЦПК «брлеу», 2015.-167 с.
10. Habermas J., Mendieta E. Religion and Rationality: Essays on Reason, God, and Modernity.-Cambridge, MA: MIT Press, 2002. - 177 р.
11. Тоффлер Э. Шок будущего: Пер. с англ.-М.: ACT, 2002.-557 с.
12. Асанбаев М. Б. Современная религиозная ситуация в Казахстане: факторы риска и потенциал религиозной конфликтности. Часть 1 [Электронный ресурс] // Сайт «Казахстанского центра гуманитарно-политической конъюнктуры». URL: http://www.sarap.kz/index.php/kz/pol-ob/religyi-i-obshestvo/138-sovremennaya-religioznaya-situatsiya-v-kazakhstane-fa ktory-riska-i-potentsial-religioznoj-konfliktnosti-chast-1/138-sovremennaya-religioznaya-situatsiya-v-kazakhstane-fa ktory-riska-i-potentsial-religioznoj-konfliktnosti-chast-1.html (дата обращения: 05.06.2017).
13. Орынбеков М. С. Генезис религиозности в Казахстане. - Алматы: ИФПР КН МОН РК, 2013. - 204 с.
14. Машаев А. Полуспящий террор. Интервью с К. Маликовым // Официальный сайт казахстанского издания журнала «Эксперт». Алматы, 2012-2015. URL: http://expertonline.kz/a14083
References (transliterated)
1. Bellah Robert N. Civil Religion in America // http://www.robertbellah.com/articles_5.htm (data obrashcheniya: 05.06.2017 goda).
2. Romanova E. G. K voprosu o soderzhanii printsipa svobody sovesti v Soedinennykh Shtatakh Ameriki // Vestnik Russkoi khristianskoi gumanitarnoi akademii.-2014.-№3.-S.151-61.
3. Burova E. E. Religioznaya konversiya kak trend religioznosti v Kazakhstane // 6l-Farabi. Zhurnal Instituta filosofii, politologii i religiovedeniya Komiteta nauki MON RK. - 2013.-№4(44). - S.110-118.
4. WIN-Gallup International «Religiosity and Atheism Index» reveals atheists are a small minority in the early years of 21st century // http://www.gallup-
international.com/en/news/win_gallup_international_ae_religiosity_and_atheism_index _ao_reveals_atheists_are_a_small_minority_in_the_early_years_of_21st_century/14/ (data obrashcheniya: 05.06.2017).
5. Pronina T. V. Tipologiya religioznoi identichnosti: analitika religioznosti sovremennogo rossiiskogo obshchestva. Avtoref. diss. ... dokt. filos. n. - Sankt-Peterburg, 2015. - 40 s.
6. Akadzhanyan A. S. Retsenziya na knigu: Kormina Zh., Panchenko A., Shtyrkov S. (red.) Izobretenie religii: desekulyarizatsiya v postsovetskom kontekste // Gosudarstvo,
religiya, tserkov' v Rossii i za rubezhom.-2015.-№4 (33).-S.397-406.
7. Gill A. The Political Origins of Religious Liberty.-Cambridge: Cambridge University Press, 2008. - 264 r.
8. O religioznoi deyatel'nosti i religioznykh ob''edineniyakh: Zakon Respubliki Kazakhstan ot 11 oktyabrya 2011 goda № 483-IV [Elektronnyi resurs] // Portal pravovoi informatsii «Zakon». URL: https://online.zakon.kz/Document/?doc_id = 31067690#pos = 0;0 (data obrashcheniya: 05.06.2017).
9. Dikanbaeva D. Yu., Gafner I. G. Patrioticheskii akt «Mangilik El» - kazakhstanskaya natsional'naya ideya. - Taraz: FAO «NTsPK «Qrleu», 2015.-167 c.
10. Habermas J., Mendieta E. Religion and Rationality: Essays on Reason, God, and Modernity.-Cambridge, MA: MIT Press, 2002. - 177 r.
11. Toffler E. Shok budushchego: Per. s angl.-M.: ACT, 2002.-557 s.
12. Asanbaev M. B. Sovremennaya religioznaya situatsiya v Kazakhstane: faktory riska i potentsial religioznoi konfliktnosti. Chast' 1 [Elektronnyi resurs] // Sait «Kazakhstanskogo tsentra gumanitarno-politicheskoi kon''yunktury». URL: http://www.sarap.kz/index.php/kz/pol-ob/religyi-i-obshestvo/138-sovremennaya-religioznaya-situatsiya-v-kazakhstane-fa ktory-riska-i-potentsial-religioznoj-konfliktnosti-chast-1/138-sovremennaya-religioznaya-situatsiya-v-kazakhstane-fa ktory-riska-i-potentsial-religioznoj-konfliktnosti-chast-1.html (data obrashcheniya : 05.06.2017).
13. Orynbekov M. S. Genezis religioznosti v Kazakhstane. - Almaty: IFPR KN MON RK, 2013. - 204 s.
14. Mashaev A. Poluspyashchii terror. Interv'yu s K. Malikovym // Ofitsial'nyi sait kazakhstanskogo izdaniya zhurnala «Ekspert». Almaty, 2012-2015. URL: http://expertonline.kz/a14083
