И.А. Смирнова
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ СТАТУСА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ ОРГАНОВ ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА*
Сегодня можно с уверенностью сказать, что проблема правового статуса органа юридического лица всегда была и до сих пор остается дискуссионной в российской цивилистике. Как известно, «статья 53 ГК РФ требует серьезных концептуальных изменений в части закрепления статуса исполнительного органа юридического лица как его особого представителя, а также в части уточнения критериев грубой неосмотрительности (неосторожности) исполнительного органа и допущенного этим органом риска, не оправданного по условиям оборота»1.
Тенденция к усилению ответственности лиц, имеющих возможность определять деятельность хозяйственных обществ, заложена и в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации2 (п.1.7, 1.8, 4.1.10).
Является ли орган юридического лица самостоятельным субъектом права, отличным от самого юридического лица и, соответственно, представляющим его интересы, либо он - часть юридического лица, не обладающая собственной волей, интересами, дееспособностью?
По этому вопросу существует несколько точек зрения.
Статья рекомендована к печати доктором юридических наук, профессором С.С. Занковским.
1 Ганижев А.Я. Проблема правового статуса органа юридического лица и пути ее разрешения в российском гражданском законодательстве // Журнал российского права. 2010. № 7. С. 110
2 Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2009. № 11.
Труды Института государства и права 5
Российской академии наук № 4/2012
Так, органы юридического лица рассматриваются как неотъемлемая часть самого юридического лица, поэтому они не являются самостоятельными субъектами права. Юридическое лицо - это особый телесно-духовный организм, союзная личность, которая выступает в качестве единого целого, являющегося субъектом прав и обязанностей. Согласно такому подходу юридическое лицо дееспособно и обладает собственной волей, а лица, участвующие в выработке решений юридического лица, являются не представителями его в качестве самостоятельных субъектов права, а органами, входящими в его состав. Таким образом, воля и действие органов юридического лица есть воля и действие самого юридического лица.
В соответствии с указанным подходом органы юридического лица не являются его представителями. Полномочия органов проистекают не из их договорных отношений с юридическим лицом, а из их особого статуса.
В советской цивилистической науке господствовала аналогичная точка зрения. Противниками трактовки органа юридического лица как его представителя были С.Н. Братусь, В.А. Ря-сенцев и др. Среди современных ученых эту точку зрения поддерживают С.Д. Могилевский и Е.Л. Невзгодина.
Наиболее подробно исследовал проблему разграничения представительства и статуса органа юридического лица В.А. Ря-сенцев3. Основные доводы такого разграничения заключались в следующем:
орган юридического лица и представитель имеют различный источник легитимации: полномочия органа юридического лица проистекают из устава, а добровольного представителя -из доверенности;
органы юридического лица создаются одновременно с образованием юридического лица, представители существуют как субъекты права и до их легитимации;
3 См.: Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 185-186. 6
у органа как такового нет своей правоспособности, дееспособности и интересов, отличных от интересов юридического лица; у представителя они существуют отдельно от правоспособности, дееспособности и интересов представляемого;
юридическое лицо может действовать только через орган; при адресовании волеизъявления органу контрагенту известно, что за органом нет другого, отличного от него субъекта. Контрагент направляет свое волеизъявление представителю, зная, что за ним стоит представляемый как самостоятельный субъект.
Однако можно согласиться с А.Я. Ганижевым, что такие
„4
доводы вызывают ряд сомнений .
Во-первых, различные источники легитимации, вероятно, не могут служить основанием для установления различия между представителем и органом юридического лица, поскольку у добровольного и законного представительства тоже имеются различные основания легитимации, однако они являются разновидностями представительства. Это различие носит, в том числе в силу указанного обстоятельства, не бесспорный характер.
Во-вторых, представляется не совсем верным выявление сущности исследуемых явлений в зависимости от момента их возникновения.
В-третьих, неясно, на чем основывается утверждение, что у органа как такового нет своей правоспособности, дееспособности и интересов, отличных от интересов юридического лица. Физическое лицо, выполняющее функции единоличного исполнительного органа юридического лица, также обладает правоспособностью и дееспособностью и, что самое главное, собственными интересами, иногда отличными от интересов юридического лица как такового.
В-четвертых, думается, что не совсем верно утверждение, что представляемый может существовать и действовать помимо представителя или наряду с ним: представляемый при законном представительстве (опеке, но не попечительстве) не может действовать самостоятельно.
4 См.: ГанижевА.Я. Указ. соч. С. 111.
В-пятых, очевидно, что контрагенту по сделке при выражении волеизъявления органу и представителю известно, кто приобретает права и обязанности: в первом случае - юридическое лицо, во втором - представляемый.
Учитывая приведенные выше аргументы, ставящие под сомнение рассмотрение органа юридического лица в качестве «его части», представляется более обоснованной точка зрения, согласно которой органы юридического лица являются его особыми представителями. В цивилистике ее сторонниками являются В.В. Витрянский и А. Горднон.
Однако и у сторонников этой точки зрения есть свои «подводные камни», которые мешают дальнейшему развитию учения об уставном представительстве и дают почву для контраргументов ее противников.
Следует согласиться в этой связи с мнением А.Я. Ганижева, который считает, что основные особенности уставного представительства в следующем:
1) орган юридического лица как его представитель совершает не только юридические, но и фактические действия;
2) отношения представительства между юридическим лицом и его органом возникают, как правило, на основании трудовых отношений между юридическим лицом и конкретным физическим лицом - работником;
3) орган юридического лица как его представитель имеет общие черты с законным представителем, однако юридическое лицо при уставном представительстве рассматривается как дееспособный субъект, в отличие от ситуации попечительства, где представляемое лицо ограниченно дееспособно, и опеки, при которой опекаемое лицо полностью недееспособно;
4) в качестве особых представителей юридического лица можно рассматривать только его исполнительные органы в случаях, когда они вступают во внешние отношения с третьими лицами;
5) в случаях превышения полномочий органом юридического лица при заключении сделки п. 1 ст. 183 ГК РФ не применяется. Думается, в этом необходимо видеть особенность уставного представительства, а не опровержение его существования. 8
Рассмотрение органа юридического лица в качестве его представителя наиболее обоснованно по следующей причине. Уставное представительство - это «отдельный вид представительства (наряду с законным и добровольным), основанный на положениях закона и учредительных документах юридического лица, схожий по своим признакам с законным представительством. Он имеет особенность: юридическое лицо как представляемое лицо дееспособно, а необходимость привлечения представителя обусловлена особой природой такого субъекта права, как юридическое лицо»5.
Все вышесказанное свидетельствует о том, что ст. 53 ГК РФ требует серьезных концептуальных изменений в части закрепления статуса исполнительных органов юридического лица в качестве его особых представителей. Следует отметить, что внесенный на рассмотрение в Государственную Думу проект федерального закона № 47538-6, предусматривающий значительные изменения в ГК РФ, в этой части ст. 53 не изменяет.
Сегодня также актуален вопрос о признании недействительным решения органа управления юридических лиц. Сказанное хотелось бы проиллюстрировать примерами из судебной практики о признании недействительным решения органа управления общества.
«...Рассмотрение вопроса о досрочном прекращении полномочий членов совета директоров, избранных на указанные должности на... собрании акционеров, лишает общество коллегиального органа управления, что может привести к дестабилизации его хозяйственной деятельности, необходимости повторного созыва общего собрания для избрания совета директоров. Данные обстоятельства непосредственно влияют на права и законные интересы акционеров общества, поэтому ссылка заявителей кассационных жалоб на отсутствие нарушения прав Шук-шунова В.Е. оспариваемым решением отклоняется. Принимая такое решение, совет директоров удовлетворил требование акционера, выдвинутое с целью причинения вреда обществу, сле-
5 ГанижевА.Я. Указ. соч. С. 115.
довательно, в силу статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации такое решение является недействительным»6.
«Учитывая фактические взаимоотношения сторон до проведения общего собрания, предпринятые истцом меры по исправлению допущенной ошибки, осведомленность завода о наличии недостоверных сведений в списке лиц, имеющих право на участие в общем собрании акционеров, действия ответчика по недопущению на собрание акционера, обладавшего почти 10% акций и способного повлиять на результат принимаемых решений, являются злоупотреблением правом. Суд первой инстанции не дал этому надлежащую оценку» .
Следует отметить, что высказанная в вышеприведенных судебных актах точка зрения противоречит точке зрения, согласно которой отказ суда в заявленном требовании - единственно возможное последствие применения судом ст. 10 ГК РФ8.
Так, по мнению ряда юристов, отказ суда в заявленном требовании - единственно возможное последствие применения им ст. 10 ГК РФ.
«Последствием применения ст. 10 ГК может быть только отказ в иске, но не признание недействительной сделки, совершение или исполнение которой являлось, по мнению суда, злоупотреблением правом... Это связано с тем, что основание недействительности, предусмотренное ст. 168 ГК, имеет объективный характер (нарушение требований закона или иных правовых актов), в то время как злоупотребление правом (ст. 10) связано не с его содержанием, а с формой его осуществления, т.е. имеет субъективный характер»9.
6 Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 6 марта 2007 г. № Ф08-917/2007 по делу № А53-8797/2006-С4-28.
7 Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 19 декабря 2002 г. № Ф08-4625/2002.
8 См. : Мусарский С.В. Обзор судебной практики применения норм о запрете злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ) (полный анализ всей судебной практики за 1995-2011 годы) // СПС «КонсультантПлюс».
9 Практика применения Гражданского кодекса РФ, части первой / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2010. С. 105.
И еще одна точка зрения: «...Отказ в судебной защите -вполне конкретная и абсолютно определенная санкция. Никаких оснований полагать, что законодатель подразумевал под отказом в судебной защите нечто большее, чем собственно отказ в защите права судом (т.е. отказ в иске лицу, обратившемуся за защитой права, которым он злоупотребляет), нет. Тем более нельзя забывать, что санкции не могут толковаться расширительно»10.
Рассмотрим еще одну актуальную проблему в данной сфере. Она касается общих положений гражданского законодательства об ответственности учредителей (участников), собственника имущества юридического лица и других лиц за действия (бездействие), повлекшие банкротство юридического лица.
Общим правилом следует считать положение, согласно которому учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества не отвечает по обязательствам юридического лица (абз. 1 п. 3 ст. 56 ГК РФ). Как всякое правило, оно имеет исключения. Одним из таких исключений является специальная норма, закрепленная в абз. 2 п. 3 ст. 56, в соответствии с которой субсидиарная ответственность по обязательствам юридического лица может быть возложена на:
учредителей (участников) юридического лица; собственника имущества юридического лица; других лиц, которые вправе давать обязательные для этого юридического лица указания либо иным образом имеют возможность определять его действия.
К такой ответственности названные лица могут быть привлечены, только если их действия (бездействие) повлекли несостоятельность (банкротство) юридического лица. К сожалению, законодатель не закрепляет форму вины как условие ответственности. Можно лишь утверждать, что гражданское законодательство для таких случаев не устанавливает ответственность за невиновное причинение, и наоборот, умысел следует считать одним из условий для привлечения к гражданско-правовой ответственности. Сложнее обстоит дело с виной в форме неосто-
10 Пашин В.М. Последствия злоупотребления правом // Законодательство. 2006. № 12. С. 91.
рожности (небрежности или грубой неосторожности). Необходимо признать, что наличие вины в действиях названных лиц (в форме умысла, грубой неосторожности или небрежности) является обязательным условием привлечения к ответственности в связи с несостоятельностью (банкротством) юридического лица. Следовательно, к ответственности могут быть привлечены только лица, вина которых доказана в установленном законом порядке.
Следует также отметить, что для защиты экономических основ предпринимательской деятельности положения абз. 2 п. 3 ст. 56 ГК РФ сформулированы «мягко», диспозитивно: «ответственность может (не должна. - И.С.) быть возложена». Кодекс не содержит исчерпывающего перечня признаков, позволяющих очертить круг лиц, которые могут быть привлечены к ответственности. Так, к другим лицам, которые вправе давать обязательные для этого юридического лица указания либо иным образом имеют возможность определять его действия, можно отнести не только органы управления юридического лица, но и любое другое лицо, чья воля определяет деятельность юридического лица.
Общую норму ГК РФ о субсидиарной ответственности развивают нормы законодательства, посвященного правовому положению отдельных видов коммерческих организаций и возможности признания их несостоятельными (банкротами). Для правильного уяснения ее истинного смысла и правовой цели немаловажное значение имеют акты судебного толкования, а также арбитражные решения по конкретным спорам.
Нормы о возможности привлечения к субсидиарной ответственности лиц, виновных в несостоятельности (банкротстве) юридического лица, закреплены в п. 2 ст. 105 ГК РФ, п. 3 ст. 3 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»11, п. 3 ст. 3 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах»12, п. 2 ст. 7 Федерального закона от 14 ноября 2002 г.
11 СЗ РФ. 1998. № 7. Ст. 785.
12 СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 1.
161-ФЗ «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях»13. К сожалению, они в основном дублируют содержание п. 3 ст. 56 ГК РФ.
Свою позицию по данным спорам высказали и высшие судебные инстанции14.
Некоторую ясность относительно того, какие действия (бездействие) акционеров или других виновных лиц следует считать вызвавшими несостоятельность (банкротство) акционерного общества, вносит правило, закрепленное в абз. 2 п. 3 ст. 3 Закона «Об акционерных обществах»: «...Если они использовали указанные право и (или) возможность в целях совершения обществом действия, заведомо зная, что вследствие этого наступит несостоятельность (банкротство) общества». О вине как условии привлечения к гражданско-правовой ответственности упоминается только в п. 3 ст. 3 Закона «Об обществах с ограниченной ответственностью».
Более детально основания привлечения к ответственности лиц в деле о банкротстве изложены в ст. 10 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкрот-стве)»15. В данной статье конструирование ответственности виновных лиц осуществляется в одних случаях через предоставление кредиторам права требовать возмещения убытков, а в других - через установление возможности требовать привлечения к субсидиарной ответственности. В частности, к субсидиарной ответственности по обязательствам несостоятельного юридического лица должника в соответствии со ст. 10 указанного Закона могут быть привлечены лица, на которых законодатель возлагает обязанность по принятию решения о подаче заявления долж-
13 СЗ РФ. 2002. № 48. Ст. 4746.
14 См.: п. 22 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 9.
15 СЗ РФ. 2009. № 18 (ч. 1). Ст. 2153.
ника в арбитражный суд и подаче такого заявления в случае нарушения ими такой обязанности (п. 2 ст. 10), а именно: контролирующие должника лица (п. 4 ст. 10); руководитель должника, если документы бухгалтерского учета и (или) отчетности, обязанность по сбору, составлению, ведению и хранению которых установлена законодательством РФ, к моменту вынесения определения о введении наблюдения или принятия решения о признании должника банкротом отсутствуют или не содержат информации об имуществе и обязательствах должника и их движении, сбор, регистрация и обобщение которой обязательны в соответствии с законодательством РФ, либо если указанная информация искажена (п. 5 ст. 10).
В отличие от предыдущей редакции ст. 10 Закона «О несостоятельности (банкротстве)» виновные лица объединены понятием «контролирующие должника лица». В п. 4 ст. 10 правило о возможности привлечения к ответственности контролирующего должника лиц сконструировано таким образом, что позволяет лишь установить, с какого момента такое лицо несет субсидиарную ответственность.
Об обязательном наличии остальных условий ответственности (о противоправном характере, вине, причинной связи) можно опосредованно сделать вывод, исходя из оснований освобождения контролирующего должника лица от субсидиарной ответственности. Во-первых, это следует из положения о том, что арбитражный суд вправе уменьшить размер ответственности контролирующего должника лица, если будет установлено, что размер вреда, причиненного имущественным правам кредиторов по вине контролирующего должника лица, существенно меньше размера требований, подлежащих удовлетворению за счет контролирующего должника лица, привлеченного к субсидиарной ответственности по обязательствам должника (абз. 1 п. 4 ст. 10 Закона «О несостоятельности (банкротстве)»). Во-вторых, контролирующее должника лицо не отвечает за вред, причиненный имущественным правам кредиторов, если докажет, что действовало добросовестно и разумно в интересах должника (абз. 2 п. 4 ст. 10).
Приведенные положения сформулированы таким образом, что позволяют предполагать о закреплении в отношении контролирующего должника лица презумпции его виновности и недобросовестности. Если согласиться с таким подходом, то под сомнение можно ставить любую предпринимательскую деятельность.
Представляется, что привлечение к субсидиарной ответственности виновных лиц в комментируемом случае согласно общим правилам гражданского законодательства возможно при одновременном наличии следующих обязательных условий:
юридическое лицо должно быть признано несостоятельным (банкротом);
несостоятельность (банкротство) юридического лица должна быть вызвана виновными действиями;
имущества юридического лица недостаточно для расчетов с его кредиторами;
ответчик обладал правом давать обязательные для юридического лица указания или иным образом определял его действия;
действия ответчика создали условия для наступления неблагоприятных финансовых последствий, которые стали основанием для признания юридического лица несостоятельным (банкротом).
Кроме того, предусмотрены специальные условия для привлечения к субсидиарной ответственности лиц, которые обязаны были принять решение о подаче заявления должника в арбитражный суд и подать такое заявление в случае нарушения такой обязанности, а также руководителя должника.
Финансово-экономический кризис, начавшийся в 2008 г. и продолжающийся по сей день, несмотря на его многочисленные негативные последствия, провел своего рода отбор на выживаемость юридических фирм. Больше всего это затронуло страховые компании. С самого его начала на страховом рынке выявились признаки финансовой неустойчивости многих российских страховых организаций, в том числе занимавших лидирующие позиции в этом сегменте экономики. Финансовые сложности наряду с последовательной деятельностью Федеральной службы
страхового надзора, направленной на усиление контроля за соблюдением страховыми организациями требований финансовой устойчивости, повлекли прекращение деятельности многих таких организаций, зачастую через процедуры несостоятельности (банкротства).
Сегодня также весьма актуален вопрос о правовой судьбе сделок, совершенных органами юридического лица с выходом за пределы полномочий (ст. 174 ГК РФ). Как известно, положения ГК РФ были в основном смоделированы с западноевропейских образцов (в особенности с нидерландского). Однако, несмотря на это, существует довольно серьезная разница в формулировках, а также в судебном истолковании сходных норм закона в России и в других странах16.
Указанная статья сформулирована следующим образом: «Если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором либо полномочия органа юридического лица - его учредительными документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях».
Здесь сразу возникает ряд вопросов. Во-первых, что это за лицо, «в интересах которого установлены ограничения» полномочий органа? Во-вторых, что в данном контексте означает «заведомо должна была знать»?
Ответы на них мы находим в актах судебных инстанций. Так, согласно постановлению Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 мая 1998 г. № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации
16 См.: ТростинаН.Н. Правовая судьба сделок, совершенных органами юридического лица с выходом за пределы полномочий (ст. 174 ГК РФ) // Безопасность бизнеса. 2011. № 2. С. 11.
при реализации органами юридических лиц полномочий на со-
17
вершение сделок» уставные ограничения полномочий органа юридического лица устанавливаются в интересах самого юридического лица (п. 4). Соответственно только это юридическое лицо и имеет право предъявить иск. Другие лица, в том числе участник общества, могут предъявить иск лишь в случаях, прямо предусмотренных законом. Что касается второго вопроса, то в указанном постановлении содержится несколько туманное пояснение: «Указанное обстоятельство входит в предмет доказывания по данным делам», причем «бремя доказывания этого обстоятельства возлагается на истца» (п. 5). На практике суды нередко придерживаются очень простого (и очень спорного) правила: считается, что любой коммерческий контрагент юридического лица заведомо должен был знать содержание устава этого юридического лица (предположительно затребовав его копию до заключения договора). Это неписаное правило (подобие «доктрины конструктивного уведомления»), как видим, находится в разительном противоречии с европейскими стандартами, предполагающими, что даже фактическое обладание копией устава необязательно означает осознание заложенных в нем ограничений.
Из разъяснений Пленума неясна цель ст. 17 ГК РФ: она не защищает интересы участников общества напрямую, ведь по общему правилу у них нет права подавать иск на действия органов. Видимо, суд презюмирует защиту интересов участников посредством защиты прав юридического лица, перекладывая риск недобросовестности сделки на контрагентов.
Законодатель в проекте федерального закона № 47538-6 расширил состав указанной статьи, распространив ее действие на руководителей филиалов, полномочия которых могут быть ограничены учредительными документами организации, а также положениями о филиалах, и расширив круг документов, которые могут ограничить полномочия органа юридического лица. По нашему мнению, это неправильное направление реформирования данной сферы. Во-первых, это противоречит вектору разви-
17 Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 7.
тия корпоративного права в развитых странах. Во-вторых, расширяя круг документов, потенциально содержащих ограничения, которые контрагент обязан изучить, увеличится время совершения такой сделки, что серьезно тормозит имущественный оборот.
Таким образом, ст. 174 ГК РФ нуждается в реформировании, но направление реформы, отраженное в вышеназванном законопроекте, является, как показал опыт зарубежных стран, ошибочным. Н.Н. Тростина предлагает пойти по пути отмены доктрины ultra vires в отношении третьих лиц, а также детально разработать институт корпоративной ответственности органов юридического лица, по аналогии с тем, как это сделано в зарубежных странах18. Например, необходимо обязать органы, вышедшие за пределы полномочий, возмещать вред, причиненный обществу в результате таких неправомерных действий.
18 См.: Тростина Н.Н. Указ. соч. С. 12. 18