CC BY
125
УДК 17
А. В. Маслова
кандидат философских наук, доцент каф. философских наук МГЛУ; е-таЛ: [email protected]
АКТ ПРОЩЕНИЯ КАК ВЫЗОВ И СПАСЕНИЕ
В статье рассматривается феномен прощения, как основа христианской этики. Дихотомия твердого закона и акта прощения берется как проблема вызова самому закону, и одновременно, как спасение прощаемого. Эта двойственность обнаруживается не только в христианской морали, но и в исламе, а также в обычной жизни. Рассматривается этимология самого слова «прощение», его контексты употребления и применимость в разных культурах - это позволило нам увидеть многогранность его смысловых коннотаций. Например, в русской культуре прощение является естественным актом души, а вот месть не является естественной чертой для русского человека. Акт прощения - это неотъемлемая часть человеческой жизни, но который не осознается обыденным сознанием. Мы пытаемся вскрыть внутреннюю основу прощения, как в историческом контексте, так и на уровне индивидуального сознания, души человека. Обращаясь к работе М. М. Бахтина «К философии поступка», мы обнаружили внутреннюю двойственность поступка и акт прощения не исключение. В онтогенезе человека прощение меняет свой смысл. Опираясь на работу Р. Энрайта, мы отметили, что, например, в детстве превалирует принцип мести, этика Талиона. Ребенок эгоистичен и взаимодействие с другими происходит у него через призму своего Эго. Но это только стадия, которая преодолевается зрелым сознанием взрослого человека. Теперь на первый план выходит ответственность перед другими и перед самим собой. Здесь этика Талиона сменяется на этику любви и всепрощения. Таким образом, исторический контекст пересекается с этапами индивидуальной жизни личности, которая по мере взросления сменяет систему ценностей. Также вскрывается внутренняя парадоксальность прощения как морального поступка. Поступок совершается на границе ответственности и беззакония. Однако стоит разделять божественное прощение и человеческое. Это принципиально два разных актора. Человек в роли судьи другого человека берет на себя только часть божественной функции прощения, но при этом сам он является также судимым. Человеческое прощение парадоксально, но божественное стоит над ним и является абсолютным благом. Проблема прощения обширна, она является междисциплинарной, требует специального анализа в области культурологии, теологии, этики и философии жизни. В данной работе мы попытались показать, что проблема прощения содержит в себе внутреннее противоречие и парадоксальную природу.
Ключевые слова: прощение; закон; спасение; вызов; добро; христианство; парадокс; поступок.
A. V. Maslova
MasLova A. V., PhD, Associate Professor, Department of Humanities and Socioeconomic Disciplines, MSLU; e-maiL: [email protected]
THE ACT OF FORGIVENESS AS A CHALLENGE AND SALVATION
In the articLe the phenomenon of forgiveness is viewed as a basis of Christian ethics. The dichotomy of the firm Law and the act of forgiveness is considered both as a probLem of a chaLLenge to the Law and as a saLvation of the forgiven. This duaLity couLd be found not onLy in Christian moraLs, but as weLL in IsLam and day-to-day Life. The etymoLogy of the word «forgiveness», the contexts of its usage and appLicabiLity in different cuLtures is aLso considered - it has aLLowed us to see versatiLity of its semantic connotations. For exampLe, in the Russian cuLture forgiveness is a naturaL act of souL and revenge is an unnaturaL trait of the Russian character. The act of forgiveness is an integraL part of human Life but which isn't reaLized by ordinary consciousness. We try to reveaL an internaL basis of forgiveness both in a historicaL context and at the LeveL of individuaL consciousness, souL of a person. Addressing M.M. Bakhtin's work «Toward a PhiLosophy of the Act» we have found an internaL duaLity of an act and the act of forgiveness not an exception. In the ontogenesis of a person forgiveness changes its sense. Based upon R. Enright's work, we have found out that, for instance, in the chiLdhood the principLe of revenge, TaLion's ethics, prevaiLs. A chiLd is seLfish and interaction with the others happens through the prism of the Ego. But it is onLy a stage which is overcome by a mature consciousness of an aduLt. At this point the responsibiLity to others and to oneseLf steps forward. Here TaLion's ethics is repLaced by the ethics of Love and forgiveness. Thus, the historicaL context is crossed with stages of individuaL Life of a person which, in the process of growing, repLaces the system of vaLues. Furthermore the internaL paradoxicaLity of forgiveness as a moraL act is reveaLed. The act is made on the border of responsibiLity and LawLessness. However it is worth distinguishing between divine forgiveness and a human one. These are two cruciaLLy different factors. A person as the judge of another person undertakes onLy a part of divine function of forgiveness, but at the same time, he himseLf is aLso being judged. Human forgiveness is paradoxicaL, but the divine one is above it and is the unconditioned bLessing. The probLem of forgiveness is extensive, it is cross-discipLinary, demands a speciaL anaLysis in the fieLd of cuLturaL science, theoLogy, ethics and phiLosophy of Life. In this work we have tried to show that the probLem of forgiveness comprises an internaL contradiction and a paradoxicaL nature.
Key words: forgiveness; Law; saLvation; chaLLenge; good; Christianity; paradox; responsibLe; action.
Прощение известно нам как феномен жизни, неотъемлемая составляющая интерсубъективного взаимодействия, социального поведения. Каждый из нас в жизни хоть раз просил прощение. При этом мы не задумываемся над тем, что собой представляет сам акт
прощения, ведь он вбирает в себя дуальность интенций двух субъектов, которые полярны друг другу в этом акте. Как правило, стимулом к прощению или не-прощению выступает установка души в качестве убеждения или предубеждения, направляющая волю к выбору между двумя возможностями. Реализация одной из возможностей ведет к конкретным последствиям для каждого из акторов, которые должны учитываться заранее. Таким образом, ситуация прощения становится узловым моментом в выстраивании отношения между субъектами акта прощения. Итак, есть прощающий и прощаемый, которые имеют внутренние установки души и определенную предысторию. В данной статье мы сосредоточимся на мучительном внутреннем выборе прощающего, ибо в его душе содержится установка, которая предрешает судьбу прощаемого.
Для начала рассмотрим само понятие прощение, какие смысловые коннотации оно в себе содержит.
Слово «прощение» имеет массу значений. Все зависит от контекста, в котором его употребляют. Толковый словарь Ушакова дает следующее определение данному понятию: прощать - проявлять снисходительность, снять с кого-нибудь / чего-нибудь вину за что-либо, не поставить кому-нибудь / чему-нибудь в вину что-либо, извинить. Это значение является одним из наиболее часто употребляемых. Однако, помимо этого значения слово «прощение» может трактоваться как помилование, амнистия; в экономической или юридической сфере данное слово может трактоваться как прекращение тех или иных обязательств. Прощать, также можно многое, долг, обиду. Согласно словарю Даля этимология данного слова берет свое начало в словах «простой», «простота». В Древней Руси «простить» имело значение «выпрямить», позднее, приобрело более привычное нам значение: «разрешить виноватому, согнувшемуся в раболепном поклоне, выпрямиться».
Таким образом, семантический спектр данного понятия крайне широк. И тем не менее люди не испытывают никаких сложностей при употреблении этого слова, а ведь мы очень часто используем его в нашей повседневной речи, и когда кто-то говорит «прощаю...» ни у кого не возникает вопроса: а что же имел в виду собеседник?
Всё же наиболее часто мы употребляем данное слово в межличностных отношениях и в богословской сфере, когда речь идет
о прощении обид или грехов. Обратимся к истокам возникновения данного слова и понятия «прощать» как такового в Русской культуре и сравнить традиции прощения в некоторых монотеистических религиях.
Феномен «прощения» уходит корнями в древнейшие времена. Пример одного из довольно ранних упоминаний «прощения» как части межличностных отношений можно найти в связи с упоминанием личности Питтака. Согласно историческим источникам, ему принадлежит фраза «Лучше простить, чем раскаяться», она сталареакцией на встречу мыслителя с убийцами его сына. Позднее, с возникновением христианства, понятие прощения стало неотъемлемой частью жизни и культурных традиций целых народов.
Французский философ Поль Рикёр считал, что прощение, в привычном для современного человека понимании, во многом является детищем авраамо-христианской культуры, представляющей наследие общих подходов иудаизма, христианства и ислама к прощению. Прощение рассматривается христианской традицией как дар Божий, но в то же время это дар одного человека другому и самому себе в том числе. На двойственную природу акта прощения указывает в своих трудах Жак Деррида. Он пишет о противоречиях безусловного и условного дара прощения. Необходимо отметить отношение Жака Деррида к понятию дара, как такового [L'ethique du don]. Он понимал, что дар и дар прощения не являлись исключением, с одной стороны, как социальный факт, а с другой - как дело совести каждого человека. В данной интерпретации прослеживается сильное влияние Марселя Мосса, которого Деррида признавал своим философским учителем. Тем не менее, рассмотрение понятия дара как социального феномена, в единении свободы, и как обязательства с привнесением метафизики воли, которая имеет в своих истоках августиновское учение, приводит нас к противостоянию двух воль - божественной и человеческой.
Кроме того, прощение является реакцией на поступок другого и выступает как «единственная реакция, - как пишет Х. Арендт, - на которую невозможно настроиться, оно неожиданно и потому... само есть деяние, равноценное исходному поступку» [Арендт 2000]. Такое понимание прощения как самостоятельного поступка созвучно мысли М. М. Бахтина в его работе «К философии поступка», где даже мысль понимается как поступок, за который носитель этой мысли
несет ответственность, именно моральную ответственность. Прощение выступает как синтез двух не-алиби в бытии, прощающего и прощаемого. Моральная философия двояко относится как к прощению, так и к исполнению закона. Человек становится судьей самого себя и в акте прощения судит другого как самого себя. Рациональное решение по отношению к другому не сводится к следованию правилам, но проходит путь внутреннего диалога с собственным бытием, в котором только и возможен поступок.
Особенно парадоксальность прощения проявляется в религиозном контексте. Например, Ибн Араби пишет: «Ибо в действительности судящий зависит от того, о чем судит, - ведь судит он в соответствии с тем, как того требует сам судимый. Судимый (которого судят в соответствии с тем, каков он) сам есть судия судящего, определивший ему судить именно таким, а не иным образом» [Смирнов 1999].
Амбивалентность, проявляющаяся в акте прощения, а значит, в вынесении результата состоявшегося суда содержится в самом существе человека, который изначально противоречит самому себе в акте события-бытия. Это событие, стягивающееся в поступке прощения, открывает в самом человеке его парадоксальные черты. Как пишет Т. В. Щитцова: «Верность себе и вера в несовпадение с собой - таковы вскрываемые Бахтиным конструктивные амбивалентные полюса единства события, обусловленные исходной амбивалентной структурой последнего» [Щитцова 2002]. В этой двойственности, если угодно, эквивокативности человека акт прощения становится вызовом самому себе данному из горизонта той заданности, которая охватывает событие прощения.
В Евангелие от Марка есть строки, утверждающие, что прощающий подобен Богу в его акте прощения: «Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! Прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что он так богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на Земле прощать грехи, - говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой [Евангелие по Марку].
В Новом Завете прощение чаще всего выражается греческим словом а^1вут1 и его основное значение: «отпустить или перестать держаться за что-то». Прощение не может являться односторонним актом. Оно является взвешенным решением после долгого пути самоанализа и анализа поведения и объяснения обидчика, должника, оппонента.
Роберт Энрайт в своем исследовании показывает, что стадии понимания прощения и факторы, которые побуждают человека к совершению акта прощения, зависят от возраста. Так, детям свойственно прощение, основанное на мести: я смогу простить, только если я накажу его в мере, пропорциональной моему собственному страданию. Прощение, основанное на возмещении: если я получу обратно то, чего лишился, если мне будут принесены извинения, если простив, я буду чувствовать себя менее виноватым, тогда я смогу простить. Прощение во исполнение ожиданий других: я смогу простить, если меня побуждают к этому другие.
У взрослых акт прощения зависит от более сложного механизма оценок и системы ценностей. Так, существуетпрощение во исполнение требований религии; прощение как средство достижения социальной гармонии: я прощаю, так как это восстановит социальную гармонию и хорошие отношения в обществе. И, наконец, прощение как любовь: я прощаю безо всяких условий, из любви к обидевшему меня, так как должен испытывать искреннюю любовь к другому человеку и его ущемляющему меня поведению, не отражающемуся на моей любви к нему [Энрайт 1991].
Этическая максима Талиона, которая базируется на мщении «зуб за зуб, глаз за глаз» не знает прощения, только с появлением этики любви человек открыл в себе силу, которая способна на поступок прощения. Более того, до возникновения личности не было и поступка, в силу того, что совершить поступок способна только личность, обладающая свободой и разумом. Внутренняя работа, приводящая в действие ответственность и долженствование возможна только для личности. Поэтому для нас особый интерес представляет личность, как она понимается христианской традицией. Личина - Личность - Лик -три составляющие христианское представление о стадиях развития души, где личность пребывает в промежуточном состоянии, когда она уже не личина в своем низменном и греховном существе, но и не Лик,
к которому она вечно стремится и пытается с помощью очищения воссоединиться с богом, как учили средневековые мистики.
Говоря о христианском прощении в православной традиции, рассмотрим русские традиции и обычаи, связанные с актом прощения.
Смирение и кротость издавна поощрялись православным народом. Например, «правонарушителю», «повинившемуся» перед общиной, признавшего свою вину и раскаявшемуся вдвое уменьшалось наказание. Просьба о прощении всегда имела особый смысл как акт смирения и признания своей вины, а «повинную голову меч не сечет». Просившего прощения либо прощали сразу, либо наказывали, но после все равно прощали, ибокак писал С. Я. Дерунов: «Мщения русский народ почти не понимает».
Специальным днем духовного очищения было (и остается) «Прощеное воскресенье», когда все просили прощения у всех, «отмываясь» от «прегрешений вольных и невольных». Расставаясь с близкими, путник кланялся тем, кого оставлял, и говорил: «Не поминайте лихом». Считалось, что грехи, прощенные людьми, и в«мире ином» не будут зачтены Богом.Стремлением любого христианина является спасение души и акт прощения уникален тем, что прощая, человек приближается не только к спасению своей души, но и спасает тем самым прощенного, уподобляясь Спасителю. Является ли в таком случае прощение вызовом Богу или оно становится своеобразным вызовом себе, своим моральным устоям?
Человек прощающий - человек любящий, благостный. Как упоминалось выше, в Евангелии прочитывается, что Бог, наделивший человека даром прощения, почти прировнял его к себе. Однако, все авраамо-христианские религии сходятся в том, что сила «человеческого» прощения ограничена земным миром. Человек не может простить другому человеку прегрешения против Бога, тем не менее, готовность прощать нанесенные обиды обеспечивает человеку прощение Богом его собственных прегрешений.
Таким образом, как пишет М. Годава: «Связь любви человека и Бога защищает от ошибок, например лицемерия, и сохраняет сплоченность добра. В итоге обнаруживается, что мир вообще мыслится как постоянное отношение к добру» [Годава 2017]. Здесь мы выходим за пределы локуса акта прощения в область этического принципа добра, который является определяющим в выборе того или иного
поступка. Бог есть добро и он сам есть принцип добра, а человек волен выбирать, на какой принцип ему опереться, на добро или на зло, вот здесь появляется сама актуальность прощения как такового. С появлением у человека свободы воли возникает дуализм божественного и человеческого.
Резюмируя данное сопоставление человеческого и божественного прощения, следует отметить, что земное прощение имеет довольно явные границы, люди могут прощать только «прощаемые» поступки, и этот, на первый взгляд, естественный вывод интересен тем, что только мы сами способны определять, какие поступки и деяния «прощаемы», а какие нет. Ответственность лежит на субъекте действия, определяя его свободу относительно своей роли в акте прощения, которая накладывает определенные ограничения той культуры и религии, в рамках которых происходит поступок.
Тема прощения очень многогранна. Различные ее аспекты вызывают неподдельный интерес не только у философов, богословов, но и у психологов. Нередки случаи, когда человек не может простить своего обидчика не из-за нежелания или недостаточного раскаяния последнего, а из-за того, что он не научился прощать самого себя. Прощение учит нас любви. Любви к ближнему своему, а как можно говорить о любви к кому бы то ни было, если мы не можем полюбить самого близкого нам человека, самих себя? На наш взгляд, человек прощающий - человек бесконечно сильный морально, уверенный в себе. Прощение является своеобразной проверкой нашего отношения к самим себе. Если мы не можем простить человеку какую-то его оплошность, держим зло, то, скорее всего, проблема кроется именно в нас самих. В детских психологических травмах, в ущемленном Эго, в комплексах и т. д. Невозможность простить, часто скрываемая за нежеланием, является защитной реакцией на свои собственные недостатки. «Ибо сам человек совершает зло, и сам оскверняет себя. Не совершает зла он тоже сам, и сам очищает себя. Чистота и скверна связаны с самим собой. Одному другого не очистить» [Дхаммапада]. Эти слова кажутся простыми и ясными, но как часто люди забывают эту истину! Феномен не-прощения является ярчайшим примером непринятия самих себя. Закрытость от себя и от внешнего мира, за которой мы так часто прячемся, отрицательно сказывается на взаимоотношениях с другими. Стоит человеку произнести: «Я Вас прощаю...», и вместе с этими
словами в мир врывается энергия, которая провоцирует надрыв этого «кокона», в котором индивид пытался закрыться от окружающих.
Прощение по своей сути беззаконно, оно парадоксально не только по своей природе, но и в своих проявлениях. Как писал В. Л. Янкелевич:«Прощение сильно как зло, но не сильнее его» [Jankelevitch 1986]. Более того, прощение есть сингулярность добра и зла, по своей силе превосходящее их обоих, являясь квинтэссенцией человеческой воли. Истинная сила прощения состоит в том, что оно начинается там, где оно же становится невозможным. С одной стороны, прощение должно быть актом доброй воли прощающего и идти от сердца, должно быть бескорыстным, следовательно, о прощении нельзя просить. С другой - человек не раскаявшийся, не молящий о прощении не может быть прощен. Здесь прощение предстает перед нами как парадокс. Эту парадоксальность акта прощения мы постарались раскрыть на культурологическом и философском материале, ка кэто возможно в рамках статьи. Однако тема прощения неисчерпаема, так как контекст ее смысловых проявлений охватывает все области человеческой жизни, поэтому прощение не просто действие души, но сложный многоуровневый поступок, вбирающий в себя ценностные установки времени и места его совершения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Апресян Р. Г. «Мне отмщение, аз воздам». О нормативных контекстах и ассоциациях заповеди «не противься злому» // Этическая мысль. М. : ИФ РАН, 2006. С. 62-82. Арендт X. Vitaactive, или О деятельной жизни. СПб. : Алетейя, 2000. 319с. Бахтин М. М. Собр. соч. Т.1 Философская эстетика 1920-х годов. М. : «Русские словари» языки славянской культуры, 2003. 967 с. Годава М. Основной динамизм проявления добра в проекте «Стремление к миру». Поиск путей // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2017. Вып. 5 (776). С. 177-188. [Электронный ресурс]. URL : libranet.linguanet.ru/prk/Vest/ 5_776_GM.pdf
Гусейнов А. А. Философия поступка как первая философия (опыт интерпретации нравственной философии М. М. Бахтина). Статья первая: Быть -значит, поступать // Вопросы философии. 2017. № 6. С. 5-16. Дхаммапада. Памятники литературы народов Востока / пер. с пали В. Н. Топорова. М. : Изд-во восточной литературы, 1960. 160 с.
Евангелие по Марку [Электронный ресурс]. URL : azbyka.ru/biblia/?%20 Mk.1-16
Лопухин А. П. Толковая Библия Евангелие от Марка. Глава IX. Исцеление расслабленного в Капернауме (1-8). [Электронный ресурс]. URL : bookscafe.net/read/lopuhin_aleksandr-tolkovaya_bibliya_tom_10-250634. html#p1_TOC_idp323216
Смирнов А. В. Великий шейх суфизма (опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби). М. : Наука (издательская фирма «Восточная литература»), 1999. [Электронный ресурс]. URL : nur-org.ru/books/ibn-arabi-gemmy-mudrosti.pdf
Щитцова Т. В. Событие в философии Бахтина. Мн. : И. П. Логвинов, 2002. 66 с.
Энрайт Р. Д. Духовное развитие прощения. М. : Академия, 1991. С. 95-110.
L'ethique du don, Jacques Derrida et la pensee du don. Paris : Metailit-Transition, 1992.
Jankélévitch V. L'Imprescriptible. Paris : Seuil, 1986. 103 p.
