CC BY
34
УДК 304.4
В.А. Фортунатова АКСИОМАТИКА МОДЫ КАК КОММУНИКАТИВНАЯ СТРАТЕГИЯ СОВРЕМЕННОСТИ
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н И. ЛОБАЧЕВСКОГО
В статье рассматривается современное понимание вестиментарной моды как продукта культурного взаимодействия человека и общества. Отмечаются свойства новизны, движения, смыслопо-рождения и интерпретативности моды, как на индивидуальном, так и на общественном уровне. Подобный подход выявляет возможности гуманитарного анализа феномена моды, в котором с неизменной повторяемостью выявляются закономерности, создающие аксиоматическое пространство моды. На основе таких постулатов возникает коммуникативное поведение индивида в виде стратегии и тактики его взаимодействия с модой.
Ключевые слова: мода, культура, цивилизация, коммуникативистика, аксиома, семантика, месседж, аналог, текст, вестиментарность.
Философское моделирование моды как универсальной культурной модели относится к разряду притягательных тем современной гуманитаристики. Особое место в ней занимает вестиментарная мода, то есть мода, связанная с одеждой, приобретающая все более разнообразные формы воздействия на современное общество [1, с. 82]. Целевая ориентация при исследовании проблемы требует расчленения понятия моды на две культуры: вещественно-материальную и гуманитарную. Они затем соединяются вновь, порождая метод познания и цепочку эмоций и понятий. Мода как редукция возможной онтологии способна на многочисленные воплощения и трансформации. Так, во Франции XVIII века мода на комоды (commodes - удобный, простой, легкий) породила и особый вид «нестрогой морали (morale commode) и даже тип «легкого человека», которого затем стали считать истинным французом. Теория эволюции моды, включающая в себя диалектику, синергетику и системный анализ, охватывает неживую материю в единстве с живой природой, создавая свой универсальный эволюционизм. Практическое освоение предметной области моды неразрывно связано с интеллектуальным развитием социума и его отдельных представителей, создавая разнообразие и сбалансированность, меру красивого и уместного, утилитарно-полезного и от-страненно-неповторимого. В широком сознании мода - всего лишь «воображаемая система», исключающая вопросы органики, но ставящая под сомнение существующий уклад вещей, порядок действий и их образы.
Мода принадлежит духовной сфере жизни общества, исключающей аксиомы в силу своей природы, ибо ее исходные положения крайне противоречивы, не бесспорны, не очевидны, во многом случайны, не поддаются логике. Кристиан Диор (1905-1957) , например, полагал, что мода - понятие религиозное. Он также отстаивал оценку дела, которому посвятил свою жизнь как «цивилизацию, которую мы защищаем» [2]. Материя моды заряжена энергией изменения. Р. Барт (1915-1980), внесший заметный вклад в разработку семиотики моды, писал, в частности, что в моде «происходит регулярный круговорот форм - либо годовой, на микродиахроническом уровне, либо вековой, на уровне длительных циклов» [3, с. 235]. Релятивизм модного сознания порожден психологизмом и историзмом жизненного мира субъектов социума - но не только.
В моде заложено некое природное начало. Сезонные образы моды, да и само понятие «модные сезоны» напоминают явления природы в определенные промежутки года. Как и в моде, они часто сопровождаются аномалиями. Движение земных масс, именуемое тектоническими сдвигами, образно-опосредовано соотносится с модным танцевальным стилем тек-тоник, перекочевавшим в студенческую и, шире, молодежную среду. Чувство новизны, которое является смыслообразующим признаком моды, также тесно связано своим порождени-
ем и с необходимостью гигиены, чистоты человеческого тела, возможностью сменить белье, а затем и желанием переменить свой «верхний» вид. Мода объединяет в себе культурный и цивилизационный слой в некоем синтезе, которого не достигают другие сферы культуры, вступающие в противоборство с цивилизационным прогрессом. Органические основы современной моды отражают человеческое естество, вступают во взаимодействие с творящей силой эмоционального интеллекта и порождают свой духовно-материальный продукт. В результате этого появляется смысловая структура моды, то есть многоуровневая организация ее содержательной стороны, со своими аксиомами, функциями, формальными средствами воплощения, получившими определение «язык моды».
Многозначность модных смыслов отражает потенциальную бесконечность моды, что, в свою очередь, ведет к множественности ее интерпретаций за счет конкретных носителей этих смыслов. Иными словами, ключевые знаки этого явления аксиоматичны, подвержены изменению своей семантики благодаря вариативности воплощений. Мода - общественное и социальное явление, но воспринятое исключительно индивидуально. Аксиоматика дает лишь основу анализа типологической специфики множества вариантов художественно-семиотической модели модного текста. Но дело стилистов, консультантов, дизайнеров etc. осуществлять поиск индивидуальных свойств модного тренда и отделять их значимость для определенного контекста.
В моде различима формальная сторона новизны, вещественное воплощение ее нюансов и сопутствующие им разновидности, момент образно-смысловой связи или ее нарушения с предшествующим стилем, воплощение в ней социально-ценностных отношений и чувство активной сопричастности своему времени. Иными словами, мода порождает состояние движения в индивидуальном положении человека, когда в него вовлечены его ум, эмоции, психологические наклонности, материальные возможности, обращенные к обществу, к порождению реакции на себя, оценки и подражания. Е.А. Евтушенко поэтически выразительно определил взаимосвязь вкуса и морали: «Когда даже честные девушки одеваются как путаны, - это плохой вкус, который может привести к путанству» [4, с. 12] .
Поэтому мода - это не только механизм, логика, идеология, как справедливо перечисляет современный норвежский философ Ларс Свендсен, заслуживший репутацию острого и злободневного мыслителя [5, с. 7], но также состояние человека, - вот почему психологии моды, которую относят к молодым дисциплинам в этом направлении, стало уделяться исследователями особое внимание [6]. Потенциал бессознательного в моде, обладающей огромным иррациональным опытом, нуждается в привлечении всего комплекса методологических возможностей общегуманитарного анализа. В готовых формах моды воплощается человеческая субъективность, которая затем становится началом коллективного объединения. Известно, что «удовольствие от текста гарантирует его истину» [3, с. 42]. Это заключение крупнейшего французского семиолога получает дополнительный смысл, когда речь идет о тексте моды. Чтение и его расшифровка породили в наши дни искусство интерпретаторов, профессиональных стилистов и дизайнеров, в деятельности которых объединились многие противоречивые смыслы модотворчества. Социальные параметры внешнего пространства и транзитивный смысл моды, когда одежда или ее отдельные элементы служат средством достижения определенной цели их обладателя, соединяются с коммерческими процессами, порождающими рынок моды, что само по себе должно противоречить ее сути.
Из фокуса модной активности необходимо выделить личность носителя очередной модной формы. Зависимость от моды проявляется больше всего в молодом возрасте. С годами мода вступает в диалог с особым «почерком» внешности, с жизненным укладом, с перенесением центра тяжести из реакции на себя других на возвращение к себе (по этому поводу известна шутка: «если у вас кривые ноги, носите глубокое декольте»). Можно утверждать, что мода, нивелируясь в индивидуальном стиле, способствует его формированию на стадии зарождения. Есть, правда, исключения из этой закономерности, когда человек в силу определенных жизненных обстоятельств модным становится «в одночасье», зайдя в хороший мага-
зин. Однако подобное внешнее преображение не ведет к изменению внутренней формы личности, которая всегда просвечивает сквозь одежду и ее внешние аксессуары. Искусствоведы утверждают, что фрачная элегантность и лоск заложены в музыке Штрауса, актуальная задача состоит в том, чтобы во внешнем облике современного модника на нас смотрела не разряженная кукла, а человек, в котором звучит музыка.
Одно из текстообразующих свойств моды, отчетливо обозначившееся в современном социуме, - это аналоговость. Подражание, внушение, заражение, трансформация в моде меньше отражают природность моды, чем ее адепт-аналог, который в содержательном значении представляет собой образец, пример для подражания остальным, но в отличие от других сфер проявления аналоговости характеризуется большей механистичностью, трансформацией образца и примера в копию. Возникает вид социальной болезни - подражательство в моде, то есть совпадение/несовпадение с иконой стиля в основных деталях и элементах. При этом духовное и метафизическое наполнение модели моды исчезает, а вместо этого появляется ее ослабленный/ухудшенный вариант, тень, симулякр.
Невыясненность отношений с модой сама по себе является антропологическогй задачей. Неизменный с момента творения человек посылает сигналы своей готовности к изменению или хотя бы к самовыражению. Мода предназначена для встречи с Другим, способным к ее восприятию, интерпретации и усвоению. В социальном отношении релятивизм моды указывает на ее динамические свойства. Быстрая смена форм и элементов моды особенно заметна, если исходить из компонентов статики, которые олицетворяют так называемые «классические вещи» гардероба.
Очевидно, что мода - это интенция на других ( стремление, направленность сознания на какой-либо предмет, структура, оформляющая смысл впечатлений и переживаний), намерение послать некий месседж, сознательно/бессознательно обратить на себя внимание, почувствовать свою исключительность/избранность, хотя бы на время. Ключевой оппозицией в таком смысле является «мода-толпа». Однако в эпоху массовой моды острота этой оппозиции снимается, толпа берет под свой контроль само развитие моды, которой приходится расслаиваться, вырабатывать сигналы свой «предметной противоположности» [7, с. 33] социуму.
Разграничение моды-субъекта и метаязыка моды как социального явления позволяет хотя бы отчасти приблизиться в наших поисках к сущности моды. Но проблема корневого (основного) характера в пространстве моды пока не привлекает, к сожалению, внимания гуманитариев. Мода - как вид конституирования индивидуального мира субъекта и как вид универсальной интерсубъективности - тесно связана с эстетикой, искусством, с художественным творчеством в целом. Интуитивная очевидность, психологическая обостренность, обращение к условности, эстетический опыт обнаруживают глубокое родство моды и творчества. Между тем живые примеры моды будут тем действеннее в воспитательном смысле, чем тоньше и многообразнее будут технологии взаимодействия с ними широкого круга подражателей. Так, в частности, прием психологический «личность напрокат» вполне уместен, когда создается очередной стилевой тренд. При этом, приспосабливая моду к своему состоянию, невозможно покушаться на ее аксиомы. Взаимоотношения человека и моды, ее природа, социальная история как порождение и трансформация модных форм - эти и многие сходные вопросы намечают поиск истины в деле человеческого самопознания.
Ю. Кристева в своих исследованиях по семанализу, определяя аксиоматизацию как карикатуру, то есть в начальном смысле «груз», но также «могущество», «влияние» и пр. , пишет: «аксиоматизация - это и есть груз, порядок и авторитет, налагаемый на сложную текучесть изучаемого объекта... Но это могущество отнюдь не искажает свой объект, поэтому мы можем сказать, что оно улавливает силовые линии («гримасы»), как если бы он в своих гримасах пошел до конца» [8, с. 126].
Глобальная мода - оксюморон, но сегодня он отражает интегральное модное пространство по аналогии с информационным (Information Society), поскольку мода стала сферой современной общественной жизни мира, в котором она является видом коммуникации.
Модная среда (fashion Wednesday) означает совокупность модных стилей, обработки и передачи актуальных течений, аналитику социальных, экономических и культурных условий для формирования модных процессов.
В модном пространстве возникают свои специфические формы поведения и деятельности, отличные от тех, что существовали на предыдущих этапах в интервальном ряду ее развития. Мода, таким образом, становится катализатором процессов модернизации общества [9, с. 11]. Эту функциональную особенность моды обычно не принимают во внимание. Однако появление «нового типа субъектов деятельности» в политике, экономике, деловой сфере свидетельствует, что их субъектные позиции соответствуют «модному полю», а это, в свою очередь, рождает условия для знакового обозначения профессиональной успешности. Внутрисистемные обратные связи и другие основные особенности алгоритма процесса развития и функционирования моды на одежду порождают, как отмечают специалисты, противоречивое, на первый взгляд, понятие «модного стандарта» для прогнозирования хода развития той или иной современной моды [10, с. 81-82].
«Человек играющий» со времен выхода в свет одноименной книги Й. Хейзинги (1872-1945) расширил свое игровое пространство, создав из моды новый генотип, примеряющий многообразие модных масок, которые периодически актуализируются в сознании людей. Следует также учитывать, что в этих ипостасях накоплена большая гуманитарная энергия, передающаяся адептам модных направлений. Суть моды в частотности ее новых или видоизмененных проявлений. Понятие повтора и связности важно для текста моды, ибо оно «цементирует» чередование элементов в некое целое, создает основания для понимания не случайности происходящего в моде. Она строится, в конечном счете, из определенных единиц одежды, сопровождаемых различными дополнениями, содержание которых достаточно ограничено и коррелируется функциональными частями человеческого тела. Пластика моды - это отдельно существующая проблема, имеющая двустороннюю направленность - на силуэт одежды и на ее соотнесенность с человеческим телом. Однако в процесс создания модного образа вторгаются еще и внетелесно обусловленные компоненты - цвет, линия, фактура, отделка, их структурная взаимосвязанность и т.д.
Это позволяет говорить о форме модного знака, вбирающего в себя вненаходимые (термин М.Бахтина) значения. Идея модной формы, будь то форма ногтей, школьная форма, форма каблука или сумки несет в себе обширный семантический комплекс, который постигается в совокупности с духом времени, с общественной ситуацией, с взаимоотношениями людей и т.д. Без такой соотнесенности можно говорить лишь о моде признака, но не формы идеи. При этом следует подчеркнуть, что в развитии моды параметр линейности имеет случайный характер, поэтому перестановка элементов часто меняется, демонстративно подчеркнуто и внутренне не мотивировано. Степень оригинальности в моде очень высока. Столь же высока и метафизика моды. Уже в XIX веке представители власти надевали набрюшники, имели откормленные физиономии и носили меховые шубы даже летом. Подобная «мода» создавала пространство подавления и инаковости. В советскую пору сходную знаковую функцию имели обладатели бобровых шапок, которые были доступны «для начальства». Мода власти отражает еще одно сущностное свойство моды - ее модальность, характеризуемую такими свойствами, как принадлежность, качественность, визуальность (демонстративность). Знаменитый вопрос философии «пахнет ли роза, если рядом нет человека?», вполне можно адресовать и моднику: воспринимается ли он таковым, если не видит себя в зеркале других? Вот почему моду можно считать основой репрезентативного процесса индивида, считающего ее своей основной модальностью. Для людей, поглощенных другими задачами, она таковой не является. Часто по этой причине возникает конфликт модальностей: модника считают несерьезным человеком, а ученому, например, предписывается не следовать слепо за модой. Сейчас острота противостояний в обществе по этой проблеме снялась в силу того, что «доступность» модных проявлений позволила освободить время и
усилия на их освоение. Тем не менее, модальность моды тесно связана с корневым понятием modus, означающим как чувство меры, так и способ или образ жизни.
Очевидно, что мода - это система, в которой знаки модного текста вступают в противоречие с поэтапными и незаметными изменениями. Напротив, многие модные изменения происходят внезапно, революционно, хотя и требуют определенного времени для адаптации в среде своих приверженцев. В этом аспекте модели моды полностью отвечают критериям коммуникологии, а между адептом моды и воспринимающим его зрителем натянута духовная струна. Как отмечал Р. Барт, «мода служит для одежды, но она также служит для значения (обозначая различные социальные положения, обстоятельства, вкусы)» [3, с. 233]. Вибрирующий поиск нового смысла в моде рождает особый вид транскультуры, которая творится не внутри своего пространства, а в формах самой моды, в поле взаимодействия ее параметров. Транскультурный мир моды открыт, проникнут диффузией и ассимиляцией. Именно здесь возникает проблема модной идентичности, столь важная для определенной части современного общества в диапазоне от острых форм до показного отсутствия таковых. Например, нашу современницу трудно представить в имиджевой оболочке женщины прошлого, поэтому столь актуально использование грима, который имитирует пустоту, отсутствие грима на лице, маникюра на пальцах, моделирует естественность и аутентичность.
Не случайно совпадение ведущего направления французской философии феноменологии и непосредственного воплощения феноменологического сознания в людях и предметах французской повседневности, которая активно создает непосредственные данные для феноменологического сознания. Проникновение идей феноменологии в семантическое пространство моды сформировало модную субъективность, представленную звездами, «поп -дивами», «иконами стиля», «моделями» и другими категориями людей модной среды и сопутствующего ей бизнеса, но также повлияло на национальную идентичность, на самосознание нации. Поэтому можно считать, что французская мода существует как способ и стиль мышления, выступает как жизненная практика и метафизическая цель
Интенциональность моды, о которой упоминалось раньше, представляет собой отдельную аксиому. Здесь вновь уместно вспомнить М. Бахтина, считавшего интенциональ-ность видом идеологии [11, с. 102]. Интенции моды порождают ее близость к экзистенциализму, так как идеалы и их воплощение в моде соотносятся со многими слоями жизненного мира и могут быть использованы как ориентиры для изучения собственно человеческой реальности. Перефразируя М. Мерло-Понти (1908-1961), можно утверждать, что быть модным - это не значит обладать предметами моды, но значит с помощью ее объектов выявлять то, что еще не стало предметом моды [12, с. 26]. Эта мысль должна подчеркнуть содержательность моду, которую часто сводят к простой форме.
Библиографический список
1. Лагода, О.Н. Вестиментарная мода в дискурсе современной культуры [Текст] // Третий Российский культурологический конгресс с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации»: тезисы докладов и сообщений. - СПб.: Эйдос,2010. - 556 с.
2. Покна, М.-Ф. Кристиан Диор [Текст] / М.Ф. Покна. - М.: Вагриус, 1998. - 384 с.
3. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика [Текст] / Р. Барт. - М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс»,1994. - 616 с.
4. Евтушенко, Е. Площадь Маяковского в Сантьяго-де-Чили [Текст] // Литературная газета .16-22 мая 2001, №19-20 (5833).
5. Свендсен, Л. Философия моды [Текст] / Л. Сведсен. - М.: Прогресс-Традиция, 2007. - 256 с.
6. Килошенко, М. Психология моды: теоретический и психологический аспекты [Текст] / М. Кило-шенко. - СПб: Питер,2014. - 320 с.
7. Микешина, Л.А. Философия познания. Полемические главы [Текст] / Л.А. Микешина. - М.: Прогресс-Традиция, 2002. - 624 с.
8. Кристева, Ю. Семиотика: Исследования по семанализу [Текст] / Ю. Кристева. - М.: Академический проект, 2015. - 285 с.
9. Информационный менеджмент [Текст] /под ред. Н.М. Абдикеева. - М.: ИНФРА-М, 2012. - 400с. Ю.Старовойтова Е.Н. Об основных закономерностях развития модного стандарта на одежду [Текст]
// Третий Российский культурологический конгресс с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации»: Тезисы докладов и сообщений. - СПб: Эйдос, 2010. - 556 с.
11.Бахтин, М. Вопросы литературы и эстетики [Текст] / М. Бахтин. - М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.
12.Мерло-Понти, М. В защиту философии [Текст] / М. Мерло-Понти. - М.: Издательство гуманитарной литературы, 1996 . - 248 с.
