CC BY
167
Александр Федорович Кривоноженко
АКАДЕМИК М. К. ЛЮБАВСКИЙ ПО МАТЕРИАЛАМ «АКАДЕМИЧЕСКОГО ДЕЛА»
Общественно-политическая жизнь в СССР в конце 1920-х - начале 1930-х гг. была отмечена рядом громких судебных процессов. По размаху и последствиям они были менее масштабны в сравнении с публичными политическими судами второй половины 1930-х гг. Тем не менее, властям удалось добиться тех целей, которые ставились в качестве основных ориентиров для результатов судебных процессов рубежа 1920-х - 30-х гг. «Шахтинское дело», «Дело “Промпартии”», процесс над «Трудовой крестьянской партией», наконец, «Академическое дело» были направлены против технической и гуманитарной интеллигенции еще дореволюционной закалки. Сохранив свои идеалы и независимость суждений, эти люди были изначально обречены на конфронтацию с ВКП(б), которая не терпела нонконформизма в подконтрольном ей советском обществе.
Для судьбы отечественной исторической науки особо важным было так называемое «Академическое дело» — сфабрикованный в недрах ОГПУ в 1929 г. судебный процесс над виднейшими историками того времени. Среди осужденных был и академик, доктор русской истории, профессор Московского университета М. К. Любавский. Целью настоящей работы является попытка проследить по материалам допросов то, как фигурирует в них этот историк.
Для подобного анализа в распоряжении имеются опубликованные материалы следствия только над академиками С. Ф. Платоновым и Е. В. Тарле1. При подготовке к опубликованию материалов «Академического дела» планировалось издать одиннадцать томов2, среди которых, по всей вероятности, была бы книга, целиком посвященная следствию над М. К. Любавским.
Прежде чем переходить к непосредственному анализу первоисточников, необходимо представить общую картину непростых взаимоотношений Советской власти и Академии наук в конце 1920-х гг. На протяжении более чем десяти лет после Октябрьской революции, Академии наук уда-
валось сохранять автономию в своих делах. Она являлась чуть ли не единственной организацией в стране, на которую не распространялся в полной мере всеобъемлющий контроль ВКП(б)3. Во многом это была заслуга классика отечественного востоковедения академика С. Ф. Ольденбурга, который занимал пост непременного секретаря Академии с 1904 г. по осень 1929 г. Благодаря его политической мудрости и талантам организатора, академия перешла от конфронтации с советской властью в 1917 г. к сотрудничеству, но с сохранением внутренней автономии в управлении. Жена академика Ольденбурга — Елена Григорьевна Ольденбург — в своем дневнике отмечала, что только благодаря ее мужу академия сумела избежать «того разгрома, которому подвергся университет»4.
Такое положение академии не устраивало власти страны. В начале 1920-х гг. они еще могли смириться с существованием организационной системы дореволюционного образца в самом сердце Петрограда. К концу десятилетия общественно-политическая ситуация в стране резко изменилась. Находясь на пороге широкомасштабной индустриализации, власти стремились унифицировать и замкнуть на себе управление во всех сферах общественной жизни СССР. Академия наук была той структурой, контроль над которой был жизненно необходим.
Решение проблемы с академией было проведено в духе времени: в
1927 г. был изменен устав организации. Согласно его новой редакции, число действительных членов академии было существенно расширено, за счет чего власти предполагали провести туда партийных кандидатов5. В январе 1929 г. кандидаты в академики от власти были все же избраны с двух попыток, но Политбюро все равно решило провести чистку в академии. Изначально острие чистки было направлено на непременного секретаря академии С. Ф. Ферсмана и ее вице-президента А. Е. Ферсмана6, но следствие над высшим руководством академии могло крайне плохо сказаться на и без того не идеальном имидже властей. Новые фигуранты для фабрикации уголовного дела были выбраны среди академиков без труда. Ими стали историки, чья деятельность во все времена привязывалась к жизни государства и общества, что облегчало задачу фальсификации контрреволюционного обвинения.
Идейным вдохновителем чистки и активизации следственного процесса был всесильный в то время историк-марксист М. Н. Покровский. Во многом благодаря ему обнаружение в библиотеках Академии наук и Пушкинского дома документов, связанных с отречением Николая II, при-
няло политическое и контрреволюционное значение. Из-за разразившегося скандала из академии был уволен 781 ученый7. Главным обвиняемым стал директор академической библиотеки и Пушкинского дома академик С. Ф. Платонов, который был арестован 25 января 1930 г. Помимо него позже под стражу были взяты многие другие историки в Ленинграде и Москве. Среди арестованных был и академик М. К. Любавский. К этому времени, сверх активной научной деятельности, Матвей Кузьмич продолжал оставаться профессором Московского университета, а также возглавлял Древлехранилище Московского отделения Центрального исторического архива РСФСР
Все подследственные, а это 85 ученых, обвинялись в разной степени участия в подпольной контрреволюционной монархической организации «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России»8. Следователи ОГПУ по-разному добивались от них нужных показаний. Как правило, они или придумывались, или использовались интерпретированные в определенном свете реально происходившие события9. Идеологом и руководителем организации, по версии следователей ОГПУ, был С. Ф. Платонов. Академик Любавский оказался помещенным следствием в самый центр мнимого «Союза».
Опубликованные протоколы допросов С. Ф. Платонова и Е. В. Тарле не дают полного и всестороннего представления о мнимой деятельности М. К. Любавского в несуществовавшей подпольной контрреволюционной организации, но отдельная информация дает возможность составить общее представление о той роли, которая отводилась в ОГПУ этому академику.
С. Ф. Платонов в своих показаниях нечасто говорил о М. К. Любавском. Упоминания связаны, прежде всего, с их поездкой в Германию в
1928 г., а также с решением организационных вопросов так называемого «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России». Личных оценок М. К. Любавского в показаниях С. Ф. Платонова почти нет. Единственным исключением является его мнение относительно М. К. Любавского как о человеке, который не был полностью готов к «практической конспиративной работе» и предпочитал ограничиваться советами10. В то же время Е. В. Тарле в своих показаниях говорил о другой оценке Платоновым М. К. Любавского: «О Любавском Платонов всегда отзывался с большим почтением, считал его хорошим администратором, вспоминал о нем как о человеке, на которого можно всегда и вполне поло-
житься. Платонов считал Любавского деятельным членом московской группы, очень осведомленным в новостях политической жизни, и имеющим влияние как на сослуживцев по архиву, так и других представителей служилой московской интеллигенции»11.
С. Ф. Платонов разделил всех влиятельных академиков на три группы. При этом группу, в которую входил он сам, М. К. Любавский, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачев и М. М. Богословский, он характеризовал как, безусловно, не советскую и не коммунистическую по своим настроениям12.
Образование самой группы описывается С. Ф. Платоновым противоречиво. Исходя из этого, в показаниях от 14 августа 1930 г. он указывал, что М. К. Любавский наряду с М. М. Богословским были одними из организаторов тайной группы13. В то же время в заявлении в Коллегию ОГПУ в начале октября он указывал, что у истоков организации стоял только он и М. М. Богословский. Последнему предстояло привлечь М. К. Любавского14.
В показаниях С. Ф. Платонова несколько раз замечалось, что существовала московская группа организации, которую после смерти М. М. Богословского в 1929 г. якобы возглавил М. К. Любавский15. Однако ее автономия не преувеличивалась, в отличие от показаний Е. В. Тарле, который считал московскую и ленинградскую группы равными по потен-циалу16.
При обсуждениях будущего России после смещения большевиков М. К. Любавский якобы выступал с тезисом о «единой и неделимой» России во главе с «главенствующим великорусским народом»17. Е. В. Тарле в своих показаниях замечал, что Любавский признавал отделение от России лишь Финляндии и Польши18. Говоря про сильные монархические взгляды М. К. Любавского, Е. В. Тарле подкреплял это примером названия союза, который изначально предлагал Любавский — «Союз возрождения Российской Империи»19.
Особенно часто фигура М. К. Любавского возникала при описании внешних контактов союза. С. Ф. Платонов неоднократно упоминал поездку в Германию в 1928 г. на Историческую неделю русских историков. В составе делегации из СССР был и академик Любавский20. При этом немецкие историки с большим интересом общались с историками-немарк-систами из СССР, а историки-марксисты во главе с М. Н. Покровским, по словам С. Ф. Платонова, воспринимались историческим сообществом в Германии с иронией21. В течение недели С. Ф. Платонов вместе
с М. К. Любавским несколько раз встречались с немецкими профессорами Гетчем и Ионасом. Из протоколов допросов следует, что они были представителями германских националистов, а на встрече обсуждалась материальная поддержка борьбы Всенародного союза за свержение большевистской власти в России22. Свержение должно было произойти не только при помощи внешней интервенции в СССР, но и посредством внутреннего военного переворота. Для этого планировалось создать боевые группы. В Москве ответственным за создание такой группы был М. К. Любавский23. В то же время Е. В. Тарле в своих показаниях замечает, что Любавский ни разу не говорил ему о существовании московской военной группы24.
Деньги на поддержание Всероссийского союза шли якобы даже из Ватикана. При этом в протоколах допросов С. Ф. Платонова имеется несоответствие: если в показаниях от 11 ноября 1930 г. упоминалась сумма в 100 000 лир25, то в показаниях от 1826 и 23 ноября27 говорится уже о 100 000 рублей. Получить их должен был М. М. Богословский. С. Ф. Платонов предположил, что распоряжаться этими деньгами после смерти Богословского вполне мог М. К. Любавский28.
Таким образом, на страницах протоколов допросов и показаний С. Ф. Платонова и Е. В. Тарле М. К. Любавский представляется как один из организаторов и самых деятельных участников контрреволюционной монархической группы. Следователи ОГПУ рассматривали его как руководителя московского отделения этой никогда не существовавшей структуры. М. К. Любавскому приписывалась тесная связь с крайне правыми кругами Германии. Будучи уверенным в своей невиновности, академик неоднократно просил следователей устроить очную ставку с коллегами, материалы допросов которых использовались против него. Следователи ОГПУ, хорошо зная все детали сфабрикованного дела, раз за разом отказывали в этом. С мая по август 1931 г. по «Академическому делу» были вынесены приговоры. Академик М. К. Любавский был сослан в Уфу на пять лет29, где скончался в 1936 г.
Итогом «Академического дела» стало начало советизации Академии наук и огромный урон, который был нанесен отечественной исторической науке.
1 Академическое дело 1929-1931 гг.: Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ СПб., 1993. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова; СПб., 1998. Вып. 2: Дело по обвинению академика Е. В. Тарле. Ч. 1-2.
2 Павленко Н. И. «Академическое дело». Историки под прицелом ОГПУ // Наука и жизнь. 1999. № 11. С. 26-30.
3 Каганович Б. С. Начало трагедии (Академия наук в 1920-е годы по материалам архива С. Ф. Ольденбурга) // Звезда. 1994. № 12. С. 124-144.
4 Цит. по: Там же. С. 132.
5 Кольцов А. В. Выборы в Академию наук СССР в 1929 г. // Вопросы истории естествознания и техники. 1990. № 3. С. 53-66.
6 Каганович Б. С. Начало трагедии... С. 129.
7 Брачев В. С. Укрощение строптивой, или Как АН СССР учили послушанию // Вестник АН СССР. 1990. № 4. С. 126.
8 ПавленкоН. И. «Академическое дело». Историки под прицелом ОГПУ С. 26.
9 Ананьич Б. В., ПанеяхВ. М. «Академическое дело» как исторический источник // Исторические записки. М., 1999. Вып. 2 (120). С. 339.
10 Академическое дело 1929-1931 гг.: Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. С. 204.
11 Там же. Вып. 2: Дело по обвинению академика Е. В. Тарле. Ч. 2. С. 517.
12 Там же. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. С. 24.
13 Там же. С. 102.
14 Там же. С. 202.
15 Там же. С. 55.
16 Там же. Вып. 2: Дело по обвинению академика Е. В. Тарле. Ч. 1. С. 237.
17 Там же. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. С. 88
18 Там же. Вып. 2: Дело по обвинению академика Е. В. Тарле. Ч. 1. С. 87.
19 Там же. С. 294.
20 Там же. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. С. 28.
21 Там же. С. 47.
22 Там же. С. 140.
23 Там же. С. 216.
24 Там же. Вып. 2: Дело по обвинению академика Е. В. Тарле. Ч. 1. С. 203.
25 Там же. Вып. 1: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. С. 236.
26 Там же. С. 248.
27 Там же. С. 251.
28 Там же. С. 236.
29 Каганович Б. С. Начало трагедии. С. 143.
Информция о статье:
Автор: Кривоноженко Александр Федорович, аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, krivfed@yandex.ru Название: Академик М. К. Любавский по материалам «Академического дела». Аннотация: В статье на основании опубликованных материалов рассматриваются механизмы борьбы советской власти с историками старой школы в Академии наук. Итогом «Академического дела» стала советизация академии.
Ключевые слова: Академия наук, репрессии, советизация исторической науки.
Information about the article:
Author: A. F. Krivonozhenko
Title: Academician M. K. Lyubavskiy on materials of «Academic Case».
Summary: Basing on published sources the author considers practices of Soviet power struggle with the old school historians in the framework of the Academy of Sciences. Special attention is paid to M. K. Lyubavskiy who was among the main accused academicians. As a result of «Academic Case» the sovietization of the Academy was completed.
Key words: Russian Academy of Sciences, repressions, M. K. Lyubavskiy, the “sovietization” of the historical science.
