CC BY
15УДК 911.5
АГРОЛАНДШАФТНЫЙ ВЫЗОВ XXI ВЕКА НА ЮГО-ВОСТОКЕ И РЕСТАВРАЦИОННО-АДАПТИВНАЯ ЗЕМЛЕУСТРОИТЕЛЬНАЯ
КОНЦЕПЦИЯ
С.В. Левыкин, Г.В. Казачков
Институт степи УрО РАН Россия, г. Оренбург, [email protected]
Описывается агроландшафтный вызов XXI века на юго-востоке, как его причина обосновывается советская целинная кампания 1954-1963 гг. и последующее поддержание сложившейся структуры землепользования. Данная целинная кампания рассматривается как продолжение развития сельского хозяйства России по экстенсивному пути. В качестве ответа на вызов предлагается реставрационно-адаптивная землеустроительная концепция.
The agrarian landscape challenge in the south-East in the XXI century is described. The soviet virgin lands campaign of 1954-1963 and the supporting of land use structure formed by the campaign are proved to be the cause of the challenge. The campaign is considered to be the continuation of Russian agriculture extensive development. The restorative and adaptive land management concept is proposed as the answer to the challenge.
Русская земледельческая культура изначально развивалась в лесах, постепенно распространялась на лесостепь и степь Европейской части России. В XIII веке кочевые культуры на пять столетий вытеснили эту культуру из степей. Лишь в XVIII веке русское земледелие вновь вернулось в степную зону, которая воспринималась как «дикое поле» - неисчерпаемый ресурс удобных пахотных земель. Характерными для того времени были бурное развитие культуры и науки, промышленный рост, при этом в сельском хозяйстве сохранялось крепостное право и отсталые технологии. Поэтому распашка новых земель шла быстрыми темпами, причем в силу обилия земельных ресурсов, не возникало объективных экономических причин внедрения передовых технологий и внесения удобрений.
Отечественная наука осознавала сложившуюся опасную тенденцию к безвозвратному потреблению почвенных ресурсов. Основоположник русской сельскохозяйственной науки А.Т. Болотов критически относился к убеждению о повышении доходности хозяйства путем увеличения площади пахотных земель. Он утверждал, что если в хозяйстве слишком много пашни, а тягловой и рабочей силы мало, то земля плохо и не вовремя обрабатывается, навоза для удобрений не хватает, поэтому урожаи снимаются низкие. Гораздо более надежным средством повышения рентабельности хозяйства он считал повышение почвенного плодородия. В частности, в 1784 году он утверждал, что: «Соблюдение должной пропорции между скотоводством и хлебопашеством есть главнейший пункт внимания сельского хозяйства. Сии две вещи так между собою связаны, что если одна упущена будет, то неминуемо нанесет вред и другой» [1].
Идеи рационального земледелия выдвигались и другими прогрессивными людьми России XVIII века. Например, в наказе крестьянам принадлежавшего ему имения великий русский полководец А.В. Суворов писал буквально следующее: «Обилие полей приводит к ленности, следствием которой станет бедность; а значит: разводить скот, навозом удобрять поля, пахать столько земли, на сколько хватит удобрения, остальную землю - под луга и пастбища - будет корм скоту» [18].
Сельское хозяйство и в XIX веке продолжало развиваться по экстенсивному пути. Сооружение непрерывной сети железных дорог и оборудование портов на Черном море способствовали развитию экспорта зерна, спрос на которое постоянно возрастал. По словам современников, это вызвало на степном юге европейской части страны подлинную «пшеничную горячку». В эти годы на Украине были распаханы все участки, которые могли быть использованы для посевов зерновых [19].
Уже к концу XIX века пахотные угодья доминировали в агроландшафтах черноземной зоны, но посевные площади занимали не более 20-60% пахотных земель. До раннего советского времени господствовала переложно-залежная система земледелия. По мере исчерпания земельных ресурсов она эволюционировала от семипольной к трехпольной [13]. Даже при невысокой доле посевных площадей и низкой энерговооруженности в степной зоне России в конце XIX века наблюдались все признаки агроэкологического кризиса. Еще актуальнее, чем столетием ранее, встал вопрос об оптимизации степного землепользования, и российская наука дала ответ вызовам того времени. Адаптацией сельскохозяйственного производства к ландшафтному многообразию России того времени занимались известные ученые: В.В. Докучаев, Д.И. Менделеев, К.А. Тимирязев, А.И. Воейков, П.А. Костычев,
A.Н. Энгельгардт, А.А. Измаильский, Д.Н. Прянишников. Большинство российских ученых склонялись к идее диверсификации земледельческих территорий, их равномерному распределению по всем природным зонам.
Среди известных научных подходов к планам устойчивого развития сельского хозяйства России прослеживаются два основных направления: северный и южный вектора развития земледелия. Устойчивость северного, или лесного, вектора обосновывалась более чем достаточными водными ресурсами, отзывчивостью почв на внесение удобрений [15]. Устойчивость южного, или пустынного, вектора обосновывалась богатыми ресурсами инсоляции и тепла, и особой отзывчивостью культур на рациональное орошение [2].
На заре коллективизации Д.Н. Прянишников критиковал наметившуюся тенденцию к смещению зернового производства на юго-восток: «В погоне за даровым плодородием мы оставили почти без культуры области, не знающие засухи, и не только заняли область сухого земледелия, но начинаем распахивать земли в тех областях, где земледелие является заведомо азартной игрой и где, во всяком случае, не место для расширения крестьянских хозяйств» [15, с. 343]. Засухи он считал основной угрозой стабильности земледелия, отмечая их катастрофический характер в 1891, 1911, 1921 гг. Как альтернативу целинным кампаниям в степях, он предлагал развивать интенсивное земледелие в нечерноземной зоне как гарант продовольственной безопасности страны. По его убеждению, сельхозугодья Нечерноземья позволяли обеспечить такие валовые сборы, образующие страховой запас зерна в количестве 17 млн. т. [15].
Вопросами непосредственно оптимизации степного природопользования занимались
B.В. Докучаев и его научная школа, были созданы труды, впоследствии признанные классикой отечественного степеведения. Предлагался системный подход к реформированию степного землеустройства, причем, основным элементом предполагалась временная консервация наиболее деградированных участков пашни. В дальнейшем наибольшее внедрение получили другие элементы докучаевской системы: лесомелиорация, обводнение и т.д. В итоге, даже такому выдающемуся ученому не удалось поколебать экстенсивную парадигму развития сельского хозяйства, и в XX век Россия вошла с грузом нерешенных аграрных проблем.
При всех достижениях столыпинской аграрной реформы, при крупномасштабных государственных инвестициях в развитие сельского хозяйства, прежний экстенсивный путь его развития остался не пересмотренным. Впрочем, надо признать, что уже тогда в государственные рекомендации по ведению земледелия в наиболее распаханных местах Европейской России включалось травосеяние - создание кормовой базы для животноводства [13].
При советской власти «синдром освоения» новых земель еще обострился. Советское время стало периодом торжества трансформистского подхода к землепользованию, наивысшим выражением которого стала целинная кампания 1954-1963 гг. Государственная аграрная политика строилась в духе общеизвестных лозунгов: «Нам нечего ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача», «Травяные мясосовхозы и социализм - несовместимы» и т.п. Земледелие вновь сконцентрировалось в основном в степной зоне при явном запущении нечерноземного Цента России.
На фоне хронического срыва планов повышения фактической урожайности и очевидной прямой зависимости валовых сборов зерна от посевных площадей в стране выработалась устойчивая фобия к любым сокращениям посевных площадей, сохраняющаяся до настоящего времени. И сегодня на большей части постсоветского пространства залежные земли однозначно воспринимаются как явный признак неблагополучия в сельском хозяйстве.
Эколого-экономический кризис степной зоны, разразившийся в конце 1980-х годов, был одним из вызовов позднего советского времени, которому так и не было дано адекватного ответа. К 1990-м годам фактические посевные площади превышали площадь официальной пашни по госучету. Из-за этого недооценивались реальные масштабы трансформации степей и преувеличивалась фактическая урожайность зерновых. Например, в Оренбургской области в 1980-е годы официально числилось порядка 6,4 млн. га пашни, но при этом ежегодно засевалось на 0,8 млн. га больше за счет длительного использования под зерновые земель «коренного улучшения». Кроме того, тысячи гектар неучтенной пашни засевались на землях Министерства обороны.
Кризис степной зоны 1980-х является очевидным следствием целинной кампании 1954-1963 гг. Характерной особенностью этой кампании, отличающей ее от всех, ранее имевших место в отечественной истории является ее плавное перерождение из кампании по освоению новых земель в кампанию по долгосрочному поддержанию созданной системы землепользования. Общеизвестна всенародная битва за целинные урожаи, на которые призывались не только студенты, солдаты, но так же городские рабочие и служащие, отвлекавшиеся от своей непосредственной работы. Первые три года, 1954-1956 гг., была осуществлена беспрецедентная в истории по своим масштабам распашка целинных земель на площади 36 млн. га. Затем, с 1957 по 1963 гг., при уже созданной системе землепользования на вновь освоенных землях и ее поддержке, было дополнительно освоено еще не менее 6-7 млн. га каштановых почв в подзоне особого земледельческого риска. После 1963 г. масштабы освоения новых земель уже несопоставимо малы по сравнению с масштабами созданной на целине системы землепользования. Созданная система целинных совхозов постоянно требовала внимания и экономической поддержки со стороны государства.
Вместо устойчивого степного землепользования, которое в принципе могло сложиться эволюционным путем развития сельского хозяйства на юго-востоке, административным путем была создана и постоянно поддерживалась государством система землепользования, которая без этой поддержки была неспособна обеспечивать собственное существование. Поскольку в эту систему были вовлечены миллионы людей, целые регионы страны и десятки миллионов гектар угодий, само государство в конечном итоге стало заложником этой системы по социально-политическим причинам.
Показательным примером подчиненного положения государства в то время служит позднесоветский подход к сельскохозяйственному землеустройству. Народнохозяйственный план, как государственный закон, признавался наравне с природными свойствами земель объективной основой их распределения между отраслями и специализациями сельского хозяйства. Кроме того, одной из важнейших задач советского землеустройства являлось превращение неиспользуемых земель в средство сельскохозяйственного производства. И, если на момент освоения функциональные свойства земель отвечали только данному уровню экономического развития, то обязательно предполагалось их дальнейшее улучшение и преобразование [4].
Таким образом, государство уже не представляло себе рост объемов производства сельскохозяйственного сырья без вовлечения в оборот новых земель, о консервации малопродуктивной пашни не могло быть и речи. Постоянно растущие планы валового сбора зерновых требовали законодательного закрепления приоритета пашни, что уже само по себе возводило пашню до уровня особой формы землепользования, площади которой могли только возрастать. Неприкасаемая пашня - это оригинальный продукт советской эпохи, памятник культуры советского землеустройства, современный реликт, и в настоящее время
успешно препятствующий построению устойчивого сельского хозяйства. Во всех постсоветских государствах, владеющих территориями в степной зоне, этот реликт советского землеустройства демонстрирует поразительную живучесть.
Первые постсоветские годы, 1992-1994 гг., в погодном отношении были благоприятными для зерновых на юго-востоке. Высокие валовые сборы и начальный капитал в виде сельскохозяйственной техники временно задержали разрушение системы и сокращение посевных площадей, в то время как в Нечерноземье этот процесс уже активно протекал под действием социального фактора [9]. Процесс безвозвратной потери продуктивных сельхозугодий в историческом центре России вследствие зарастания древесно-кустарниковой растительностью, безусловно, является аграрным вызовом.
Обвальное сокращение посевных площадей в степной зоне произошло лишь после серии засух 1995-1996 гг. и прогрессирующего износа парка сельскохозяйственной техники. Ситуацию усугубила сильнейшая засуха 1998 года, после которой как в России, так и в Казахстане на государственном уровне обсуждалась консервация пашни в пользу развития мясного скотоводства. Однако принципиального решения проблемы не последовало.
На степном юго-востоке бывшего СССР 2000 год стал переломным. В России в целом и в ряде ее степных регионов, в том числе - Оренбургской области, именно в это время региональная власть меняется на волне недовольства социально-экономической ситуацией в сельской местности. Провозглашается новая аграрная политика, направленная на комплексную государственную поддержку хозяйств коллективных форм собственности - по сути, бывших совхозов - без изменения их специализации. Сохранение прежней специализации невозможно без возвращения «брошенных земель» в оборот, каковое получило и продолжает получать государственную поддержку. При этом программы консервации малопродуктивной пашни и развития мясного скотоводства, вызванные к жизни засухами 1990-х, фактически замораживаются.
Неустойчивость степного землепользования породила агроландшафтный вызов на юго-востоке. Подтверждением этого служат общеизвестные результаты предпринятой в 1990-е годы попытки государства уйти от гипертрофированной поддержки созданной им же системы степного землепользования. Разрушение системы пошло такими темпами и в таких масштабах, что привело к глубокому социально-экономическому кризису в сельской местности, который прежде лишь отсрочивался государственной поддержкой. Следствия быстро развившегося глубокого социально-экономического кризиса степной агросферы в 1990-е годы вынудили государство вернуться к экономической поддержке села без принципиальных изменений в структуре землепользования на юго-востоке. Таким образом были несколько смягчены следствия неустойчивости агросферы на юго-востоке, но не ликвидирована сама неустойчивость, продолжающая бросать вызов.
В последние годы вызов только обострился в связи с участившимися засухами в условиях меняющегося климата и мирового финансового кризиса. Обострению ситуации способствуют и чисто административные барьеры на пути консервации малопродуктивных земель. В современных условиях, чтобы официально вывести пашню из оборота, госслужащий любого уровня потребует от науки веских обоснований. В современных условиях можно выдвинуть целый ряд обоснований и аргументов. Простейшее, очевидное для информационно-экологического общества, обоснование: поделиться жизненным пространством с типичной степью, - в данной ситуации неуместно. Возможно поэтому в степной зоне, как правило, сохраняются не типично степные места, а различные интразональные варианты, совершенно не пригодные для земледелия.
Еще с советского времени наиболее убедительным аргументом в пользу трансформации пашни была стремительная деградация почвенного покрова. С этих позиций в конце 1980-х и в первой половине 1990-х годов в России были разработаны научные основы и целый ряд подходов к оптимизации агроландшафтов и построению адаптивно-ландшафтных систем земледелия [3, 11, 12].
В Оренбуржье, одном из наиболее распаханных регионов, известны как минимум четыре концепции трансформации малопродуктивных пахотных угодий. Концепция А.И. Климентьева, долгое время руководившего разработкой и внедрением адаптивно-контурных систем земледелия в оренбургском Предуралье, базируется на аграрно-производственной оценке почвенного плодородия, эрозионной устойчивости агроландшаф-тов, балансе органического вещества. В качестве критерия пахотопригодности предлагались результаты сопоставления темпов почвообразования и эрозии с признанием непахотопри-годными участков преобладания эрозионных потерь. В первую очередь обращалось внимание на склоновые земли в расчлененных типах рельефа. По его оценкам, таких земель было вовлечено в пашню свыше 1,2 млн. га [6, 7].
В основу концепции пахотопригодности земель, разработанной А.М. Русановым и реализованной на проектной стадии ФГУП «Оренбургское землеустроительное проектно-изыскательское предприятие», положены лимитирующие факторы пахотного использования земель: экологические, ландшафтные, почвенные. По результатам системного анализа выделялись устойчивые к длительной пахотной эксплуатации, нарушенные и деградированные почвенные контуры. Нарушенные почвы в данной концепции признаны ограниченно пахотопригодными, деградированные признаны непригодными к пахотному использованию. Последних в Оренбургской области выделено 694,7 тыс. га [16, 17].
Оба автора расценивают суглинистые карбонатно-солонцеватые темнокаштановые почвы как вполне устойчивые к пахотному использованию. К сожалению, в задачу исследований не входила экономическая оценка биопотенциала этих земель в современных условиях. Обе концепции составлены авторитетными оренбургскими почвоведами-практиками, анализ и оценка земель производилась с позиций классического почвоведения и ориентировалась на устойчивость почвенного покрова к разрушению вследствие распашки. Обе концепции, как обоснованные чисто почвоведчески, прежде всего могут быть реализованы там, где максимально высока стоимость земли и экономически оправданы затраты на выделение из полей прямолинейных, а тем более криволинейных, контуров малопродуктивной пашни. Такие условия имеют место в Черноземной зоне России и на Украине.
А.А. Чибилёв предложил ландшафтную концепцию оптимизации степного природопользования, в основу которой положены, прежде всего, достижения российского ландшаф-товедения. Оренбургская область разделена на 16 типов местности, одни из которых, надпойменно-террасные и плакорные, признаны наиболее пригодными для земледелия, в то время как другие, в основном склонового и интразонального характера - полностью непригодными. Подход к оценке масштабов трансформации не столько площадной, сколько долевой. Доля малопродуктивной пашни признается увеличивающейся с севера на юг с 10% в черноземной зоне до 30% в зоне каштановых почв [20, 21].
В 2000-2005 гг. в рамках реализации проекта «Сохранение биоразнообразия степей России для устойчивого сельского хозяйства» нами разработаны новые подходы к эколого-экономической оценке биопотенциала земельных ресурсов степной зоны в условиях становления рынка сельскохозяйственных угодий в России. Особое внимание было уделено обоснованию условно-доходного метода экономической оценки всех видов степных земельных угодий и эколого-экономическому обоснованию базовых параметров оптимизации аграрного землепользования. Была предпринята попытка дополнить экономическим содержанием ландшафтные и почвоведческие подходы [5].
В данном проекте был применен новационный подход, сопоставляющий возможный капитализированный доход от использования эталонной почвенной разности для земледелия, адаптивного животноводства, для оказания экосистемных услуг. Дифференциация почвенных разностей проводилась на основе почвенно-экологического индекса, биопотенциальной урожайности зерновых, потенциальной продуктивности кормовых угодий. Это позволило найти почвенную разность с нулевым доходом от земледелия, которая рассматривается как пограничная по пахотопригодности при заданных условиях цен на зерно его себестоимости.
В процессе завершения проекта стало очевидным, что на юго-востоке, где биопотенциальная урожайность ниже 10-12 ц/га, богарное земледелие экономически мало оправданно даже на почвах, устойчивых к пахотному использованию.
Практическая реализация проекта была предпринята в подзоне южных черноземов с выделением криволинейных контуров. Попытка выделения в натуре криволинейных контуров показала невозможность широкой реализации такого мероприятия, во-первых, из-за дороговизны землеустроительных работ, во-вторых, из-за технологических неудобств обработки получающегося поля. Таким образом было практически подтверждено, что в степных агроландшафтах актуальна проблема совместимости криволинейных природных почвенных контуров, легко вносимых в проекты, и технологически обусловленных прямолинейных контуров обрабатываемых полей, лежащих в основе строения агроландшафтов. На эту проблему оптимизации степного землепользования обращал внимание известный географ-ландшафтовед В.А. Николаев. Он указывал, что в большинстве случаев центры полей в целом совпадают с пахотопригодным природным участком, в то время как периферии полей оказываются за пределами пахотопригодных контуров. Выход периферии полей за пределы пахотопригодных контуров он считал одним из негативных следствий целинной кампании 1954-1963 гг., трудноисправимых в настоящее время [14].
Несмотря на то, что мероприятия по консервации малопродуктивной пашни включены в областную целевую программу «Сохранение и восстановление плодородия почв земель сельскохозяйственного назначения и агроландшафтов Оренбургской области на 20062010 гг.», их практическое осуществление идет крайне медленно. Нами выявлены основные сложности консервации малопродуктивной пашни в Оренбургской области в первом десятилетии XXI века. По нашим оценкам, главное влияние оказывает совокупность перечисленных ниже факторов:
1) незавершенность земельной реформы, долговременное состояние «распаеванности» землеустроительных клеток, из-за которого невозможно выделить конкретного ответственного собственника;
2) при проведении земельного кадастра не были выделены контура малопродуктивной пашни и небыли переведены в категорию кормовых угодий;
3) техническая сложность и дороговизна выноса в натуру криволинейных контуров внутри прямоугольных полей, предусмотренных проектом;
4) выделение из поля криволинейного контура ухудшает технологические свойства поля,;
5) сохранение зернового приоритета аграрного производства на юго-востоке России в условиях резких колебаний зернового рынка;
6) отсутствие достаточного спроса на кормовые угодья в силу недостаточного развития пастбищного животноводства.
Практическая нереализованность консервации малопродуктивной пашни на протяжении последних 10 лет способствовала сохранению и углублению агроландшафтного вызова степного юго-востока. Вызов носит системный характер и имеет четыре составляющие: структурно-хозяйственную, агроэкономическую, почвенно-ресурсную и экологичекую.
1. Структурно-хозяйственная. Сохраняется советская отраслевая структура сельского хозяйства, сформированная вопреки экономической целесообразности и устойчивости. При данной структуре более половины производимого зерна в чистом виде приходится выращивать на корм малопродуктивному скоту. Экстенсивное земледелие блокирует условия развития устойчивого кормопроизводства. Ставка делается на быструю окупаемость инвестиций в почвозатратное земледелие, ориентированное на экспорт.
2. Агроэкономическая. Из-за участившихся засух инвестиции в богарное земледелие не имеют положительного экономического эффекта. В условиях изменения климата такое земледелие становится особо рискованным и приобретает черты азартной игры. Вместо устойчивого развития земледельческое хозяйство становится заложником административной и финансовой систем.
3. Почвенно-ресурсная. Земледелие на юго-востоке, несмотря на локальное применение «ресурсосберегающих технологий», остается крайне землеемким и почвозатратным. Продолжаются ежегодные потери около 1 т гумуса с каждого гектара полей.
4. Экологическая. Система чистых паров в сухом земледелии ускоряет биологическую эрозию почв, которая усиливает парниковый эффект. Замена зональных степей зерновыми и паровыми полями по всему юго-востоку лишила титульные биологические объекты степей их основной среды обитания. Титульные биологические объекты степей остаются на грани вымирания.
Выживание титульных степных биологических объектов, формирование вторичных степных экосистем близких к зональным возможно только на старозалежных землях. На уже сформировавшиеся вторичные степи в полной мере распространяется действие природоохранного законодательства к режимам мест обитания редких и исчезающих биологических видов. Тем не менее, распашка залежных земель продолжается. В условиях аридиза-ции климата можно прогнозировать новый виток кризиса ландшафтного и биологического разнообразия степной зоны. Из-за изменений климата остатки степного биоразнообразия едва ли смогут пережить кризис, как это было в 1980-е годы.
Считаем, что на все четыре составляющие агроландшафтного вызова дает адекватный ответ реставрационно-адаптивная землеустроительная концепция. Ее суть в целенаправленной консервации пашни с последующей экологической реставрацией полуприродных травяных экосистем не отдельными контурами и выделами, а крупными земельными массивами с последующим развитием адаптивного мясного скотоводства и прочего непахотного землепользования. Единовременное списание всех задолженностей по кредитам целесообразно только при принципиальном изменении характера землепользования. Адаптивное животноводство показывает себя наиболее перспективным для построения устойчивого хозяйства, хотя следует признать, что срок окупаемости вложений выше, чем в земледелии.
Мы неоднократно подчеркивали, что целинную и вторичную степь невозможно эффективно сохранять без ее использования. Суть новационного подхода заключается в постепенной замене фискальных способов охраны степей восстановлением степных экосистем в процессе развития адаптивного животноводства, прежде всего коневодства, и степного охотничьего хозяйства [8].
Реставрационно-адаптивная землеустроительная концепция предполагает пересмотр трансформистского подхода к степи в пользу адаптивного. Пересмотру подлежат две действующие базовые аграрные парадигмы степного землепользования. Во-первых, следует отойти от лесополосного принципа организации агроландшафта к травополосному. Сеть из степных полос образует степные экологические коридоры, будет способствовать устойчивому сохранению оптимума степного биоразнообразия, служить санитарным барьером на пути распространения вредителей, использоваться в качестве сенокосов. Во-вторых, следует перейти от зернового приоритета хозяйственного использования степей к ландшафтному планированию и хозяйственному устройству территорий с приоритетом развития адаптивного мясного скотоводства - по существу, к созданию на юго-востоке «мясного пояса», о котором не раз заявляли известные хозяйственные и политические деятели страны. Промышленное птицеводство и свиноводство, требующие концентрированных кормов и крупных массивов высокопродуктивных пахотных земель, целесообразно развивать в Европейской части России с более высоким биоклиматическим потенциалом. Идея «мясного пояса» на юго-востоке заключается в развитии адаптивного степного животноводства.
В Оренбургской области к этому поясу должны быть отнесены южные и юго-восточные районы. Основа оренбургского «мясного пояса» должна быть заложена на востоке области на базе трех районов: Светлинского, Ясненского и Домбаровского, - с созданием крупного мясоперерабатывающего холдинга. Возможно, в перспективе возникнет целесообразность объединения этих районов в одну административную единицу. На востоке области для эффективного восстановления кормовой базы адаптивного животноводства потребуется создание сети фитомелиоративных станций и связанных с ними семенных хозяйств.
С 2010 г. предполагается создание специализированного предприятия по выращиванию семян многолетних трав на базе совхоза «Комсомольский» Адамовского района. В рамках реализации степного проекта ПРООН/ГЭФ в Оренбургской области предполагается фитоме-лиорация малопродуктивной пашни на площади 10-30 тыс. га.
В 2008 году на фоне увеличения валовых сборов зерна на всем постсоветском пространстве наметилась тенденция к снижению цен на зерно, появились явные признаки его перепроизводства. Однако в 2009 году при беспрецедентной господдержке валовые сборы зерна в основном увеличились за исключением нескольких регионов, подвергшихся засухе. На степном юго-востоке даже в условиях засухи закупочные цены складываются ниже себестоимости. В Оренбургской области на 01.04.2010 на элеваторах скопилось около 2 млн т нереализованной пшеницы. Большие проблемы со сбытом зерна и муки наблюдаются и в Северном Казахстане. В Республике Казахстан готовится новая аграрная программа с корректировкой в сторону развития мясного скотоводства. В рамках международной конференции «Научное обеспечение...» [10] достигнута договоренность о поставках из Казахстана в Россию порядка 200 тыс. т говядины.
Успешное развитие степного животноводства России и Казахстана требует устойчивого сбыта первичной продукции, ее конкурентоспособности. Устойчивому сбыту может способствовать развитие мясоперерабатывающих предприятий в пределах «мясного пояса» и организация сети скотопрогонов. Близость перерабатывающих центров оренбургской части «мясного пояса» к Казахстану может быть использована для переработки мясного скота, выращенного в сопредельных районах Республики Казахстан.
Работа выполнена при поддержке УрО РАН, проект 09-Т-5-1027.
Список литературы
1. Бердышев А.П. Андрей Тимофеевич Болотов. - М.: Агропомиздат, 1988. - 143 с.
2. Воейков А.И. Воздействие человека на природу. - М.: Гос.изд-во геогр. лит., 1949. - 256 с.
3. Володин В.М. Экологические основы оценки и использования плодородия почв. - М.: ЦИ-НАО. - 336 с.
4. Землеустройство и рациональное использование земли / Под ред. Г.А. Кузнецова и В.П. Прошлякова. - М.: Колос, 1977. - 247 с.
5. Земля: как оценить бесценное. Методический подход к экономической оценке биопотенциала земельных ресурсов степной зоны / С.В. Левыкин [и др.]; под общ. ред. С.В. Левыкина. - Новосибирск: Сиб. экол. центр, 2005. - 170 с.
6. Климентьев А.И. Почвенно-экологические основы степного землепользования. - Екатеринбург: УрО РАН, 1997. - 248 с.
7. Климентьев А.И., Тихонов В.Е. Эколого-гидрологический анализ эрозионной устойчивости агроландшафтов // Почвоведение. - 2001. - № 6. - С. 756-766.
8. Левыкин С.В., Казачков Г.В. Ресурсовосстановительный подход в теории современного степеведения // Поволжский экологический журнал. - 2008. - Вып. 4. - С. 379-385.
9. Люри Д.И., Нефёдова Т.Г., Конюшков Б.Д. Сельскохозяйственные земли России: мифы и реальность // Экологическое планирование и управление. - 2007. - № 2(3). - С. 54-63.
10. Материалы международной научно-практической конференции «Научное обеспечение развития агропромышленного комплекса стран Таможенного Союза». Т.1. Земледелие. Растениеводство. Механизация и переработка сельскохозяйственной продукции. - Астана, 2010.
11. Миркин Б.М. Устойчивые агросистемы: мечта или реальность? // Природа. - 1994. - № 10. - С. 53-62.
12. Научно-технический бюллетень по проблеме «Оптимизация агроландшафтов и адаптивно-ландшафтных систем земледелия», Вып. 1(70). - Курск, 2002. - 88 с.
13. Настольная книга русского земледельца. - М.: АО «Прибой», 1993. - 704 с.
14. Николаев В.А. Адаптивная пространственно-временная организация агроландшафта // Вестн. Моск. ун-а. Сер. 5. География. - 1999. - № 1. - С. 22-26.
15. Прянишников Д.Н. Популярная агрохимия. - М.: Наука, 1965. - 397 с.
16. Русанов А.М., Кононов В.М. Основные положения концепции пахотнопригодности земель // Оптимизация природопользования и охрана окружающей среды Южно-Уральского региона: материалы Рос. науч.-практ. конф. - Оренбург, 1998. - С. 70-73.
17. Русанов А.М. Концепция пахотопригодности земель: содержание и значение // Экономико-правовые и экологические проблемы землепользования в условиях рыночной экономики России и
стран СНГ (методология, теория и практика хозяйствования): Материалы междунар. науч.-практ. конф. - Ч. 2. - Оренбург: ОГАУ, 2003. - С. 114-118.
18. Сеятели и хранители. В двух книгах. Кн. 1. - М.: Современник, 1992. - 415 с.
19. Формозов А.Н. Изменения природных условий степного юга Европейской части СССР за последние сто лет и некоторые черты современной фауны степей // Исследования географии природных ресурсов животного и растительного мира (к 60-летию со дня рожд. А.Н. Формозова). - М.: ИГ РАН, 1962. - С. 114-160.
20. Чибилёв А.А. Экологическая оптимизация степных ландшафтов. - Екатеринбург: Наука, 1992. - 172 с.
21. Чибилёв А.А., Левыкин С.В., Ахметов Р.Ш. Геоэкологические аспекты создания модели устойчивого сельского хозяйства в Заволжско-Уральском степном субрегионе // География и окружающая среда. - СПб., 2003. - С. 86-94.
УДК 581.9:574.9 (470)
СРАВНИТЕЛЬНАЯ СИНФИТОИНДИКАЦИОННАЯ ОЦЕНКА ЛЕСНОЙ РАСТИТЕЛЬНОСТИ ВОРОНЕЖСКОГО БИОСФЕРНОГО ЗАПОВЕДНИКА
ЗА 80 ЛЕТ
Г.Н. Лысенко1, Н.О. Кин2
'Нежинский государственный университет им. Н.В. Гоголя Украина, г. Нежин, [email protected]
2Институт степи УрО РАН Россия, г. Оренбург, [email protected]
Используя метод синфитоиндикации экологических факторов, были рассчитаны величины экологических режимов, характеризующих экотопы Воронежского природного биосферного заповедника в дозаповедный период (1936-1939 гг.) и их современное состояние. Наиболее подвержены изменениям эдафические факторы (кислотность почв, содержание в них минерального азота и соединений кальция, а также общий солевой режим), тогда как ряд климатических параметров (континентальность и гумидность), а также влажность почв оказались достаточно стабильными. Вместе с тем, за время действия заповедного режима увеличились показатели обобщенного терморежима и морозности климата.
By using the method of ecological factor synphytoindication we calculated the values of ecological regimes that characterized ecotopes of Voronezh Nature Biosphere Reserve during the pre-reserved period (1936-1939) and their current state. The edaphic factors (soil acidity, mineral nitrogen and calcium compounds and overall saline regime) were subject to the largest variation, whereas the soil moisture was proved to be quite stable. At the same time indicators for the climate summarized thermo regime and frozen condition increased over the reserved period.
Проблеме экологической оценки местопроизрастаний, занятых как зональной так и интразональной растительностью, в последнее время уделяется самое пристальное внимание. Ведь именно варьирование величин экологических режимов оказывает самое непосредственное воздействие на распределение видов и слагающих их биоценозов в пространстве. Более того, изменение какого-либо фактора может привести к элиминации одних и инвазии других видов, что, в свою очередь, зачастую провоцирует как локальные, так и кардинальные перестройки не только ценотической структуры многовидовых сообществ, но и способов их функционирования. Особенно это касается особо охраняемых природных территорий, призванных служить объектами мониторинга изменений окружающей среды.
Целью наших исследований является изучение изменений величин ряда лимитирующих экологических факторов, которые характеризуют основные экотопы одного из известнейших резерватов, расположенного в пределах лесостепи Среднерусской возвышенности - Воронежского заповедника, за время действия заповедного режима.
