CC BY
82
Библиографический список
1. Кириченко Е. И. Русское купечество и русский стиль // Искусствознание. 1994. № 2/3. С. 296-311.
2. Соболев Н. Н. Русская народная резьба по дереву. М.: Сварог и К, 2000. 480 с. ISBN 5-93070-030-3.
3. Шайхтдинова Н. Х. Деревянная резьба Тюмени. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1988. 160 с.
4. Зольникова Н. Д. Традиции православия в Сибири. Конец XVI-XIX вв. // Сибирская икона / редкол.: В. И. Байдин [и др.]. Омск: Иртыш-92, 1999. С. 9-36.
5. Деревянная архитектура Томска: альбом. Томск: Издат. дом «Д-Принт», 2010. 364 с. ISBN 978-5-902514-39-8.
6. Баландин С. Н. Новосибирск. История градостроительства. 1893-1945 гг. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1978. 136 с.
7. Кириченко Е. И. Русская деревянная застройка как социально-исторический феномен // Типология русского реализма второй половины XIX века. М.: Наука, 1979. С. 128-157.
8. Историческая справка. URL: http://omsk-web.ru/ gimnaziya-m-v-kaesh (дата обращения: 25.04.2017).
9. Борисова Е. А., Стернин Г. Ю. Русский неоклассицизм: альбом. М.: Галарт, 2002. 288 с. ISBN 5-269-00898-X.
10. Ревзин Г. И. Неоклассицизм в русской архитектуре начала ХХ века. Архив архитектуры. М., 1992. Вып. 2. 167 с.
11. Гуменюк А. Н. Неоклассицизм в архитектуре Омска 1910-х годов: моногр. Омск: Изд-во ОмГТУ, 2009. С. 40.
ГумЕНЮк Алла Николаевна, кандидат искусствоведения, доцент (Россия), профессор кафедры «Дизайн и технологии медиаиндустрии» и кафедры «Дизайн, рисунок и живопись» Института дизайна и технологий (ИДиТ).
Адрес для переписки: gumenyuk-alla@mail.ru ЧуЙко Лариса Владимировна, кандидат искусствоведения, доцент (Россия), доцент кафедры «Дизайн, рисунок и живопись» ИДиТ. Адрес для переписки: chuiko_lar@mail.ru
Статья поступила в редакцию 22.05.2017 г. © А. Н. Гуменюк, Л. В. Чуйко
УДК 94(47).084.3+94(571)
м. т. когут
Омский государственный технический университет, г. Омск
аграрная программа временного
сибирского правительства
В статье рассматривается аграрное законодательство и земельные органы власти Временного Сибирского правительства, возможные последствия аграрной политики для развития сельского хозяйства, земельных отношений, расстановки классовых сил в Сибири в период Гражданской войны, даются новые оценки решения аграрного вопроса в стране.
Ключевые слова: история СССР, 2-я пол. 1918—1920 гг.; аграрные реформы; землевладение, Гражданская война и иностранная военная интервенция; белое движение; белые правительства; Сибирь; территория РФ, занимающая часть Северной Азии.
После февраля 1917 г. в Сибири между политическими партиями шла упорная борьба за власть. Эта тема никогда не теряла актуальности, но усилилась в связи со столетним юбилеем Великого Октября. Необходимо рассмотреть вопрос о том, почему аграрные программы и мероприятия белого движения в Сибири потерпели крах, что во многом и предвосхитило победу Советской власти в Гражданской войне.
Изучение проблемы осуществляется на сочетании традиционного макроисторического анализа и микроисторических подходов изучения конкретных мероприятий в короткий промежуток времени, с использованием методов ретроспективного анализа и герменевтики.
Основными историческими источниками стали опубликованные документы Временного Сибирского правительства [1] и материалы бюджетного учреждения Омской области «Исторический архив Омской области» [2].
После мятежа белочехов в мае 1918 г. и свержения власти большевиков, в том числе, произошло формирование Временного Сибирского правительства, которое объявило себя властью с 29 июня 1918 г. Местом для его деятельности был избран Омск. ВСП возглавил Петр Владимирович Вологодский. Министром земледелия и колонизации стал Николай Иннокентьевич Петров [3, с. 136].
Невзирая на короткий промежуток власти, ВСП успело провозгласить аграрные преобразования в крае.
Аграрные мероприятия являлись частью общей политики государственной власти на территории всей России. Аграрная программа правительства П. В. Вологодского оказалась в русле предложений кадетской партией консервативного реформирования земледелия.
Первым мероприятием ВСП стало восстановление прав собственности всех владельцев таковой на территории края [1]. Главной целью правитель-
ства была остановка земельных захватов. В знаменитом программном Постановлении Временного Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. объявлялось «о признании всех декретов, изданных Советом народных комиссаров, недействительными, все имения, принадлежащие как отдельным лицам, так и равно и товариществам, обществам и учреждениям, лежащие на землях арендованных и собственных, возвращаются их владельцам со всем инвентарем живым и мертвым, принадлежавшим хозяйствам» [1]. Но, стоит заметить, что, как и в кадетских программных заявлениях, ВСП окончательное решение земельного вопроса относило до Всероссийского Учредительного собрания.
В. В. Рынков считает, что слово «имение» не должно смущать исследователей, привыкших понимать под ним крупную земельную собственность, т. е. поместье или латифундию [4, с. 112]. В данном случае законодатели явно подразумевали любую земельную собственность. Но вопрос не только в интерпретации термина. Анализируемый законодательный акт имел в виду всех собственников, арендаторов и пользователей земли, пострадавших от земельных захватов. На наш взгляд, всех, кроме крестьян! Если они не являлись крупными арендаторами.
Чтобы понять специфику анализируемого законодательного акта, необходимо вернуться к событиям предшествующего года. В 1917 г. Временное правительство объявило лишь о временном сохранении владельческих прав на землю за прежними собственниками и арендаторами. Консервативные и социалистические политики времен революции, считая необходимым передачу всех «нетрудовых» земель в руки крестьянства, призывали сельских жителей воздержаться от земельных переделов до Учредительного собрания. В этом отношении Временное сибирское правительство не отличалось от своего предшественника, с прежним упорством провозглашая тезис о приостановке решения основных вопросов будущего государственного и экономического устройства.
Важно подчеркнуть, что для предпринимателей Сибири были предусмотрены оградительные меры: если Министерством Земледелия и Колонизации их хозяйства «будут признаны культурными», правительство гарантировало собственникам сохранить их владения в целях прогрессивного развития сельского хозяйства.
Мы видим из постановления, что либерально-консервативные законодатели кадетского толка отдавали дань революционному настроению масс. Это ощущалось в предположении установить контроль над хозяйствами землевладельцев-предпринимателей «со стороны уездных и Губернских (областных) Земств».
В отношении крупных земельных собственников тоже имелись опасения. Обращает на себя внимание то, что постановление предусматривало возможность передачи земствам контроля над имениями как меру, направленную на охрану имений от погромных действий не «захватчиков», а именно владельцев [4, с. 113]. Под такими действиями понималась порча и распродажа владельцами инвентаря. В этом случае земства могли даже изъять имение у владельца. Вся процедура возвращения земельных участков прежним владельцам возлагалась на земства.
Законодатели боялись, что в условиях Гражданской войны собственники-аграрии во имя сиюми-
нутного обогащения могут причинить вред инфраструктуре хозяйств, которые могут утратить леса, воды, покосы, инвентарь и т. п. Это приведет к их обесцениванию в дальнейшем и явно не будет способствовать развитию крупного «культурного хозяйства» и в Сибири, насадить которое так мечтали царь и его чиновники еще в дореволюционную эпоху.
Последний пункт постановления, как и вся программа, явно писался в дореволюционную эпоху, совсем не соответствовал стихии крестьянского движения восемнадцатого года двадцатого столетия. П. В. Вологодский требовал, чтобы земства (которые даже в ходе революционного переустройства в Сибири далеко не везде существовали) защитили интересы «тех лиц и учреждений, кои в районе пользовались имением или его частью и произвели там затраты, подлежащие по закону возврату». Безусловно, в Сибири почти не было крупных земельных собственников-предпринимателей, безусловно, вследствие своей ментальности, сибирские крестьяне всегда сохраняли землю за тем, кто «ее добрил», но речь шла об «учреждениях», а это и есть самый главный земельный собственник в Сибири — государство, казна. Ведь это был завуалированный выкуп земли. Напомним, что даже поземельное устройство сибирского крестьянства, в отличие от Европейской России, не предусматривало выкупа земли [5]. Крестьяне, опьяненные свободой, познакомившись с Декретом о земле, в условиях голода и разрухи никогда не признали бы такое решение вопроса.
Порядок восстановления нарушенных прав собственников и арендаторов определяла «Инструкция по проведению в жизнь постановления Временного Сибирского правительства от 6 июля 1918 г.» [1]. Правительство создавало «особые комиссии» в губернии, в состав которых должны были войти по одному представителю от земства (он же председатель комиссии), от земельного комитета и от Министерства Земледелия, а также и «сведущие лица», последним предоставлялось лишь право совещательного голоса. Если земельные комитеты не существовали, то в комиссии отправлялись представители земств. Правительство предполагало, что крестьяне не будут содержать комиссии, и их должна была содержать казна.
На первое место выдвигалась защита интересов собственников. Землевладелец, арендатор или их уполномоченный должны были подать заявление с указанием названия и местонахождение хозяйства (имения). Слово «имение», что бы ни писали современные авторы, на языке российского аграрного законодателя означало крупное землевладение. Инструкция требовала указать точный размер и состав участка, описать «характер и способ ведения хозяйства до октябрьского переворота». Как всегда государство учитывало возможность владельца и в будущем вести культурное хозяйство, поэтому предприниматель должен был представить проект будущего «направления хозяйственной деятельности». Безусловно, что земельные комиссии не могли верить заявителю на слово, собственники должны были представить доказательства своей собственности.
Понимая, что в условиях земельных захватов, да и возможной куплей-продажей земли, в комиссии могли поступить заявления на восстановления права владения на данный участок и от других лиц, инструкция предписывала передавать дело в суд.
В случае передачи земли владельцу составлялся акт с полным описанием всех угодий. При этом учитывалось, что шел сельскохозяйственный производственный цикл, поэтому при необходимости указывалось, что остается до окончания сельхозпериода в руках действительного пользователя и на каких условиях. Данной процедуры было достаточно, чтобы восстановить владельческие права.
Все участки, засеянные яровыми посевами весны 1918 г., оставались в пользовании нелегальных засевщиков вплоть до окончания сбора урожая. При этом законный владелец получал право на возмещение всех расходов, понесенных на расчистку почвы и ее удобрение. Поля, распаханные и даже засеянные под озимь, подлежали немедленному возвращению их владельцам, обязанным компенсировать затраты нелегальным засевщикам. Живой и мертвый инвентарь, «приплод от скота, получивший за время пользования последним временным владельцем», должны были возвращаться хозяевам, вместе с амортизационными платежами за его использование. Сено, скошенное на чужом участке, оставалось в собственности захватчика, обязанного, однако, выделить указанную земской комиссией его часть владельцам на прокорм скота, если таковой имелся. Восстановление прав на движимое имущество не входило.
Предусмотренная в постановлении схема возвращения частновладельческих участков носила предельно упрощенный характер. Но используемый ею критерий разграничения участков, подлежащих немедленному возвращению и оставляемых во временном захватном пользовании, был произвольным.
Ю. Г. Лончаков заметил, что в первой печатной редакции инструкций в п. 18, касавшемся восстановления права собственности на лесные материалы, была допущена грубая деформация текста (замена владельца пользователем), делавшая возможным прямо противоположное общему смыслу инструкции толкование данной статьи. Отмеченные недостатки закона наводят на мысль о чисто декларативном характере этого акта. Ставить вопрос о земельных захватах при отсутствии не только действенных средств обеспечения земельного правопорядка, но и ясно выраженного намерения соблюдать начала дореволюционной законности практически было бы совершенно бессмысленно. В пользу высказанного предположения свидетельствует содержание направленной министерством земледелия в Совмин 18 октября 1918 г. записки, объяснявшей изъяны закона спешной необходимостью заявить об учете интересов законных собственников [6, с. 71].
Необходимость принятия закона повелительно диктовалась политической обстановкой того времени; новое предложение необходимо было, с одной стороны, как можно скорее показать населению, что вновь создавшееся правительство пойдет по пути строгой законности и восстановления нарушенных прав, кем бы эти права ни были нарушены, и, с другой стороны, предотвратить продолжение земельной неурядицы и ввести порядок в поземельные отношения, противодействуя земельным захватам.
Для осуществления аграрной политики нужны были органы управления, которые были созданы постановлением Сибирского Совмина «Об учреждениях, ведающих земельными делами в Сибири», утвержденным Временным Сибирским правительством 25 июля 1918 г. [7, с. 120]. По мнению
Ю. Г. Лончакова, главной целью этого акта стало подчинение аппарата сибирских земств задачам официального землеустройства, связанным с восстановлением контрольно-распорядительных функций министерских органов. Не имея возможности сразу отказаться от услуг земельных органов периода буржуазно-демократической революции (земельных комитетов и земств) после номинальной передачи их функций соответствующим бюрократическим структурам, министерство предприняло попытку использовать в своих целях существующий земский аппарат, лишив его черт субъекта земельной собственности. Этому и служило создание системы земельных Советов, объединявших в своем составе министерских чиновников и земских деятелей — на краевом, губернском и областном уровнях.
15 октября 1918 г. был издан новый вариант инструкции к закону об учреждениях, ведающих земельными делами в Сибири [7, с. 121]. Сопоставление двух редакций данного документа рисует картину дальнейшего перераспределении влияния в сфере контроля над земельной собственностью в пользу восстанавливавшихся бюрократических структур.
Хотя приведенный в октябрьской инструкции перечень предметов ведения земских управ не претерпел существенных изменений, ряд важнейших вопросов поземельного устройства, впервые поднятых данным подзаконным актом, перешел к сфере ведения земельных Советов [7, с. 121]. Это должно было ослабить влияние земств на решение аграрного вопроса, свести его только к наблюдению за правильностью использования населением казенной земли [8, с. 125—127].
В задачи уездных советов по земельным делам вошло: разрешение поземельных споров между обществами, утверждение представленных им зем-леотводными и землеустроительными партиями проектов переселенческих и запасных участков и лесных дач, принятие окончательных решений по устройству старожильческого населения и выдача ссуд на домообзаведение. Губернские советы рассматривали дела по жалобам на постановления уездных и принимали решения по ходатайствам земств об обращении лесных участков в сельскохозяйственное пользование. Новой обязанностью этих органов, не предусмотренной июльской редакцией инструкций к закону от 25 июля 1918 г. становилась выдача разрешений на продажу земли в частную собственность [9, с. 60 — 63].
Одной из главнейших функций этих органов становится посредничество между лесной и переселенческой администрацией и местным населением при заключении договоров на аренду казенных участков, ранее осуществлявшееся самими земствами, самостоятельно возбуждавшими вопрос о переводе захватчиков на аренду и определявшие ее условия.
Все доклады, внесенные на рассмотрение Советов, должны были рассматриваться ими в течение недельного срока со дня подачи. Решения уездных Советов по жалобам на постановления сельских сходов и действия сельской администрации (служившие одним из формальных оснований для земельных захватов) приобретали в октябрьской редакции окончательный характер. Не подлежали обжалованию, согласно с ней, и постановления губернских Советов, касавшиеся выдачи разрешения на аренду казенных участков и отказа в ней.
Рассматриваемое постановление было первой и последней попыткой Омского режима сочетать дореволюционную административную традицию в организации органов земельного управления с новациями революционной поры — учетом землеустроительных принципов сибирских земств, коллегиальностью в работе инстанций, ответственных за поддержание определенного порядка землепользования, элементов демократического контроля над их деятельностью и т. д. Тщательно спланированный вариант мягкой ревизии итогов аграрной революции в крае с помощью Советов по земельным делам быстро потерял свое значение [10, с. 32].
Крестьянство было против этой политики. Исполком трудового крестьянства Омской области на заседании 13 июля 1918 г. принял решение о протесте против постановления 6 июля, считая, что оно противоречило основному закону о земле, принятому 5 января 1918 г. Всероссийским Учредительным собранием, а также декларации Сибирской областной думы конца января 1918 г., согласно которым все земли должны были перейти без выкупа во всенародное достояние [11, с. 17]. Однако ВСП еще не потеряло авторитет. Исполком решил поддерживать его решения, т. к. надеялся, что правительство вскоре поймет свою ошибку и отменит постановление от 6 июля, поскольку оно противоречило интересам большинства населения сибирской крестьянской страны.
Факты недовольства крупных земельных собственников приводит в своем исследовании И. И. Кротт [11, с. 17-18].
На их стороне было право собственности на землю, потерянное в революции 1917 г., на стороне крестьян, новых землепользователей было право земельного захвата, равного революционному захвату власти. Они стремились захватить побольше земли до того-самого обещанного им Учредительного собрания, в надежде узаконить их. Крестьян не устраивал сам принцип возврата земельных участков прежним владельцам. Вводимое вознаграждение прежних собственников не просто не останавливало их перед дальнейшими захватами, за которые последует наказание в виде возврата владельцам части урожая и т. п. возмещения затрат, а, напротив, показывал крестьянам (а Сибирь — это крестьянская страна), что решение земельного вопроса новым правительством будет не в их пользу. Такая аграрная программа не могла найти поддержки в сибирском регионе.
В. В. Рынков, И. И. Кротт считают, что ВСП не смогло сделать твердый выбор между крупными собственниками и трудовым крестьянством. Как раз наоборот, выбор был сделан документом 6 июля 1918 г. в сторону крупной земельной собственности. По мнению консервативных партий земли у крестьян было достаточно, необходим подъем их агро-технической грамотности и капитал.
Остановить перманентную революционную напряженность правительство П. В. Вологодского не могло. Хотя первые шаги к восстановлению дооктябрьских порядков им удалось сделать: объявить о восстановлении земельных прав прежних землевладельцев, незаконности земельных захватов и наказании за них, начать создание новых земельных
органов на местах — Советов по земельным делам — бюрократических структур. Но осуществить эту программу в условиях крестьянской войны за землю не могло гражданское правительство переходного периода, а крестьянство — принять аграрные порядки белых правительств.
Библиографический список
1. Временное Сибирское правительство, 26 мая-3 ноября 1918 г.: сб. док. и материалов / Сост., науч. ред. В. И. Шишкин. Новосибирск: Издат. дом «Сова», 2007. 816 с. ISBN 9785-87550-073-2.
2. Исторический архив Омской области. Ф. 78. Оп. 1. Д. 23 (в); 24 (г); Ф. Р-1111. Оп. 1. Д. 29-32 и др.
3. Тимонин Е. И., Порхунов Г. А. Борьба за власть: революция и контрреволюция в Сибири (1917-1922): моногр. Омск: Омск. эконом. ин-т, 2007. 308 с. ISBN 978-5-94502-143-3.
4. Рынков В. М. Между Сциллой и Харибдой: аграрное законодательство антибольшевистских правительств на востоке России (лето 1918-1919 гг.) // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII - XX вв.): Бахру-шинские чтения 1998 г.: межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 2001. С. 99-137.
5. Когут М. Т. К вопросу о землевладении сибирского крестьянства в аграрной политике Российского правительства во второй половине XIX в. / под ред. О. А. Лиходей // Россия и мир. Гуманитарные проблемы : межвузов. сб. науч. тр. СПб.: ГУМРФ им. адмирала С. О. Макарова, 2013. Вып. 19. С. 107-116. ISBN 978-5-88789-381-5.
6. Лончаков Ю. Г. Аграрная политика временных государственных образований на территории Сибири в 19181919 гг. // История белой Сибири: тез. науч. конф. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. С. 71-73.
7. Лончаков Ю. Г. Законодательство о земельных советах белой Сибири // История белой Сибири: тез. Третьей науч. конф., 3 февр. 1999 г. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1999. С. 120-121.
8. Мальцева Т. В. Сибирское земство и колчаковщина (1918-1919 гг.) // Вопросы социалистического строительства в Сибири (1917-1929): сб. ст. / редкол.: И. М. Разгон (отв. ред.) [и др.]. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1983. С. 125-127.
9. Авдошкина О. В. Формирование антибольшевистских правительств в Сибири и на Дальнем Востоке // История белой Сибири: тез. науч. конф. 4-5 февр. 2003 г. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. С. 60-63.
10. Яковлева Н. А. Земское самоуправление в системе государственной власти Временного Сибирского правительства // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Четвертые Бородавкинские чтения. Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 2003. С. 32-39.
11. Кротт И. И. Аграрная политика антибольшевистских правительств на востоке России и восстановление юридических прав собственников земли (май - ноябрь 1918 г.) // Омский научный вестник. Сер. Общество. История. Современность. 2011. № 5 (101). С. 15-19.
когут марина Тарасовна, кандидат исторических наук, доцент (Россия), доцент кафедры «Отечественная история».
Адрес для переписки: kogutmarina@mail.ru
Статья поступила в редакцию 16.06.2017 г. © м. Т. когут
