CC BY
73
удк 947.084.2:331.01 И. и. КРОТТ
Омский государственный педагогический университет
АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ НА ВОСТОКЕ РОССИИ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЮРИДИЧЕСКИХ ПРАВ СОБСТВЕННИКОВ ЗЕМЛИ (МАЙ - НОЯБРЬ 1918 г.)______________________________
В статье на основе архивных и опубликованных источников проанализирована аграрная политика Западно-Сибирского комиссариата и Временного Сибирского правительства, показаны ее последствия для сельского хозяйства региона Автор рассматривает механизм восстановления юридических прав собственников земли в мае — июне г
Ключевые слова Западно-Сибирский комиссариат Временное Сибирское правительство аграрная политика сельские предприниматели частновладельческие земли.
Непродолжительное пребывание советских органов у власти в Сибири сменилось летом — осенью 1918 г. появлением на политическом горизонте региона целого ряда правительств, претендовавших, в том числе и на всероссийскую власть, которым и предстояло решить целый спектр существующих аграрных противоречий.
В результате выступления Чехословацкого корпуса в мае — июне 1918 г. на востоке страны началось свержение Советской власти. Оставшиеся в Сибири уполномоченные Временного Сибирского правительства образовали 30 мая 1918 г. в Новониколаевске Западно-Сибирский комиссариат [1]. 1 июня 1918 г. в декларации «Ко всему населению Западной Сибири» Комиссариат провозгласил власть Временного Сибирского правительства, сформированного Сибирской областной думой. Себе Западно-Сибирский комиссариат отвел роль временной, до окончательного освобождения Сибири, «высшей местной власти» [2].
Западно-Сибирский комиссариат в своей деятельности уделял особое внимание торговле и промышленности (27 июня 1918 г. было принято постановление «О денационализации»), старался не принимать «судьбоносных» решений по аграрному вопросу. Эсеровский по своему составу, данный орган государственной власти не оспаривал закон о социализации земли, принятый Учредительным собранием, но и долго игнорировать эту «главную» для деревни проблему было невозможно. Более того, в конце июня 1918 г. в земельный отдел Западно-Сибирского комиссариата поступил запрос от Барнаульского окружного суда о судьбе частных земельных владений. Июнем 1918 г. датируется и обширная переписка Омского областного агрономического отдела, Омского областного земельного комитета, которых также интересовал вопрос о частновладельческих хозяйствах [3]. Поэтому нельзя не согласиться с мнением исследователя В. М. Рынкова, который указывает, что именно с этого момента и началась прора-
ботка данного вопроса в профильных отделах ЗападноСибирского комиссариата [4]. Стремительное изменение политической ситуации привело к тому, что ответ на этот вопрос пришлось формулировать уже другому органу государственной власти в регионе.
Укажем, что ни в одном из своих законодательных актов Западно-Сибирский комиссариат окончательно так и не выразил свое отношение ни к социализации земли, ни к частной собственности на нее. В нашем распоряжении имеется датируемое июнем 1918 г. обязательное постановление, в котором говорится: «Отдел Земледелия и Колонизации ЗападноСибирского Комиссариата объявляет во всеобщее сведение, что Совет Областного Земельного Комитета руководствуется во всех своих действиях постановлениями Главного Земельного Комитета и статьями закона о социализации земли, принятыми Всероссийским Учредительным собранием, а потому предлагает бывшим владельцам конфискованных имений воздержаться от самовольных вступлений во владение имениями впредь до особого по этому вопросу распоряжения. Все конфискованные частновладельческие имения остаются в ведении Областного Земельного Комитета или других подведомственных ему органов» [3]. Данный документ стал реакцией на массовые обращения в Акмолинский областной земельный комитет, с одной стороны, представителей трудовых артелей, которые были «посажены» земельными комитетами на частные земли и нежелающие их оставлять, с другой стороны, самих бывших владельцев этих крупных земельных участков, которые требовали «очистить принадлежащие им участки от засельщиков» [3].
В итоге такая неопределенная ситуация привела к дискуссии по данной проблеме в отечественной исторической науке. В историографии возникла полемика между В. В. Гармизой, который считал, что Западно-Сибирский комиссариат признал закон Учредительного собрания о социализации земли, и С. Г. Лившицем, который полагал, что это признание
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (101) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (101) 2011
имело формальный характер, а реально власть делала ставку на восстановление дореволюционных форм землевладения [5 — 7].
В июне 1918 г. в связи с событиями во Владивостоке было образовано Временное правительство автономной Сибири. В сложившейся ситуации члены Сибирской областной думы решили образовать полномочное Сибирское правительство. 30 июня 1918 г. с санкции председателя областной думы И. А. Якушева, подписавшего грамоту, Западно-Сибирский комиссариат передал управление в регионе Временному Сибирскому правительству.
Временное Сибирское правительство, проводило политику, направленную на восстановление юридических прав собственности во всех отраслях народного хозяйства: промышленности, торговле, транспорте, сельском хозяйстве.
4 июля 1918 г. была провозглашена государственная самостоятельность Сибири и аннулированы декреты Советской власти [8; 9]. В итоге восстанавливались законы Временного правительства, права владельцев предприятий, домов и земель, национализированных или захваченных при большевиках.
Аграрные мероприятия Временного Сибирского правительства являлись частью общей политики государственной власти. Управляющий Министерством земледелия и колонизации Н. И. Петров крайне негативно оценивал перемены, произошедшие в аграрном секторе в годы советской власти. Так, в своей записке на имя председателя Совета министров П. В. Вологодского от 10 августа 1918 г. он писал: «Как известно, в период большевистской власти начались усиленная раздача и самовольный захват земель. Именно в это время были заняты и вырублены некоторые лесные дачи, роздан весь свободный колонизационный фонд вблизи железных дорог и захвачены почти все частновладельческие имения». Кроме того, он указывал и на то обстоятельство, что земельный захват наиболее ценных казенных и частновладельческих участков не имел ничего общего ни с реализацией закона Учредительного собрания «О земле», ни с планами аграрных преобразований Временного правительства [10].
Необходимо отметить, что в данном случае Временное Сибирское правительство становилось на защиту не только частных собственников, так как национализации, социализации и просто незаконным захватам подверглась собственность кооперативная, муниципальная, общественных организаций и даже государства.
Основная масса сельского населения региона к свержению Советской власти отнеслась равнодушно, практически не приняв участия в ее вооруженной защите [11; 12]. Но будет глубоким заблуждением считать, что ситуация в сельской местности локального сообщества в этот период была однозначной. Сведения, собранные представителями Министерства внутренних дел Временного Сибирского правительства в Томской губернии, дают крайне противоречивую картину крестьянских настроений. Инструкторы-информаторы данного министерства считали, что в 70 обследованных ими волостях отношение к новой власти было положительным, в 15 — отрицательным и в 25 — неопределенным [13].
В такой непростой ситуации Временное Сибирское правительство, пытаясь разрешить внутридере-венские противоречия и проводя линию на восстановление юридических прав собственников, 6 июля 1918 г. принимает постановление «О возвращении владельцам их имений» [14].
По этому постановлению все имения, принадлежавшие раннее отдельным лицам, товариществам, обществам или учреждениям и расположенные на арендованных и собственных землях, возвращались их владельцам со всем инвентарем и скотом. Имения передавались в заведование прежним владельцам до решения вопроса о земле Учредительным собранием. В постановлении оговаривалось, что, возвращая имения, земства должны были позаботиться об интересах тех граждан и учреждений, которые при Советской власти временно пользовались ими и могли произвести определенные затраты, которые подлежали возврату [15].
В специальной инструкции от 21 августа 1918 г. определялся порядок проведения в жизнь данного постановления [16]. Для этого губернскими и уездными земствами создавались особые «ликвидационные» комиссии, в состав которых входили представители от земства (на правах председателя), от земельного комитета и от министерства земледелия. Комиссии приступали к передаче частновладельческих хозяйств прежним владельцам только по просьбе самих владельцев, их уполномоченных или арендаторов. Они должны были представить в комиссию необходимые документы и доказательства на право владения имениями, а также изложить «план предстоящего направления хозяйственной деятельности». После принятия комиссией решения о возврате хозяйства прежнему владельцу оно должно было немедленно вступать в законную силу. Однако засеянные поля оставлялись до сбора урожая в пользовании лиц, фактически владевших ими в то время. Сенокосные угодья также возвращались лишь после уборки сена. Владельцы же имений должны были получить вознаграждения за все произведенные ими затраты на подготовку земли и т. п. Предусматривалось вознаграждение и за взятые в имениях семена, инвентарь, скот. Отметим то обстоятельство, что инструкция сузила действие постановления от 6 июля
1918 г., так как в ней говорится только о возвращении частных земельных владений. Отношения между владельцами, арендаторами и захватчиками других категорий земель (надельных, муниципальных и др.) оставались неурегулированными.
В отечественной историографии постановление 6 июля 1918 г. оценивали, с одной стороны, как декларативный акт Временного Сибирского правительства, так как регион не знал помещичьего землевладения, с другой — как определенную уступку частным собственникам [17— 19].
В действительности трактовка данного постановления не может быть столь однозначной. Нам представляется более правильной точка зрения новосибирского историка В. М. Рынкова, который утверждает, что постановление и инструкция наметили контуры решения сразу двух проблем: судьбы собственности, подвергшейся переделу за время революции, и вопроса о том, какие органы будут осуществлять аграрную политику [20]. В рамках первой проблемы, по его мнению, «предусматривалось то же, что и в сфере торговли и промышленности, а именно — восстановить права прежних владельцев независимо от того, какова форма их собственности» [21]. Поэтому в постановлении речь и шла о землях, принадлежавших частным лицам, товариществам, общественным организациям. Если собственник не мог гарантировать эффективного использования своего имущества, он отстранялся от управления им. Но только если в промышленности контроль над такими предприятиями переходил к государству, то земель-
ная собственность оказывалась в распоряжении земских органов. Казенные земли в безусловном порядке возвращались в казну [22].
При этом отметим, что в тексте постановления законодатель, используя слово «имение», подразумевал любую земельную собственность, в том числе и арендаторов, пользователей земли, пострадавших от земельных захватов, а не только крупную.
Наше пристальное внимание к данному вопросу объясняется тем, что основным источником формирования земельного фонда сельских предпринимательских хозяйств Западной Сибири были именно арендные и частновладельческие земли. При этом первые являлись основой для образования хозяйств и имели преимущество над землями частных владельцев [23].
Второй важный аспект рассматриваемых нормативных актов состоял в том, что земства должны были стать главным институтом проведения аграрной политики Временного Сибирского правительства. По постановлению от 25 июля 1918 г. при земствах создавались особые губернские и уездные земельные советы, которые и должны были заменить земельные комитеты, созданные летом 1917 г. по решению Временного правительства и действовавших, в том числе и при Советской власти [24]. В полномочия вновь создаваемых земельных советов входила подготовка материалов для будущей земельной реформы, а также выработка мер по охране, хозяйственному использованию земель и лесов, восстановлению прав собственников, пользователей и арендаторов [25].
Несмотря на стремление разорвать связь с советским прошлым, сельские органы власти Временного Сибирского правительства, были прямыми наследниками исполнительных комитетов волостных советов. При этом именно земства, в некоторых случаях поддерживающие и оправдывающие земельный передел и склонные к защите позиций революционно настроенных слоев в деревне — «трудового крестьянства», в антибольшевистский период становились основным регулятором аграрных отношений на местах.
Основные законодательные акты в аграрной сфере Временного Сибирского правительства, а именно, постановление «О возвращении владельцам их имений» и инструкция к нему, не представляли собой детально проработанного комплекса нормативноправовой документации, а «объединяли в себе противоречивые и половинчатые нормы», направленные на поиск баланса между интересами незаконных «захватчиков» частной земли и ее прежних владельцев [4].
Отношение сельского населения региона к постановлению от 6 июля 1918 г., действительно, было неоднозначным. Так, Исполком трудового крестьянства Омской области на заседании 13 июля 1918 г. принял решение о протесте против этого постановления ввиду того, что оно противоречило основному закону о земле, принятому 5 января 1918 г. Всероссийским Учредительным собранием, а также декларации Сибирской областной думы конца января
1918 г., согласно которым все земли должны были перейти без выкупа во всенародное достояние. При этом собравшиеся решили выполнять все распоряжения Временного Сибирского правительства, так как ими выражалась уверенность в скорой отмене этого постановления, как противоречащего интересам большей части населения Сибири [26].
Совет губернского земельного комитета Тобольской губернии также указывал в августе 1918 г., что «возвращение частновладельческих земель их вла-
дельцам вряд ли может пройти безболезненно, так как к изъятию из его пользования как самих земельных участков, так и взятого при них живого и мертвого инвентаря, население отнесется несомненно недоброжелательно и на этой почве возможно ожидать серьезных осложнений» [27].
Кроме того, Министерство внутренних дел, обобщив донесения своих информаторов с мест, указывало на то обстоятельство, что в первые недели после издания постановления о возвращении владельцам их имений ситуация в сельской местности резко осложнилась. Там, где имелись частновладельческие земли, в некоторых случаях наблюдалось даже отрицательное отношение крестьянства к данному закону. При этом в отдельных волостях население захватывало заимки, сенокосы, отбирало живой и мертвый инвентарь, вырубало лес. Данные явления наблюдались в частновладельческих и арендаторских хозяйствах Сукалова, Кузьмина, Сизова, Шевченко, Сосе-дова, Королева, Горбунова, Желоховцева и др. [28].
По мнению советского историка В. И. Бочарниковой, в этот период имели место быть случаи сожжения крестьянами предпринимательских заимок и как ответная мера — физическое воздействие частно-владельцев на крестьян [29].
Примеры описанного выше отношения сельского населения к частновладельческим хозяйствам можно обнаружить и в архивных материалах. Так, помощник агронома Воробьев, который по распоряжению Акмолинской областной Земской управы посетил культурное имение И. Г. Нифонтова (Тюкалинский уезд Тобольской губернии), в своем докладе от 10 августа 1918 г отмечал: «При неоднократном моем объезде лесных угодий Нифонтова я постоянно заставал на местах десятки подвод, нагруженных лесом, и массу леса, поваленного с корня и оставленного на месте. Объездчиков и лесных сторожей я не видел.... Из разговоров с порубщиками я выяснил, что все окружающее население к Нифонтову настроено крайне враждебно: во-первых, за его монархические убеждения, а во-вторых, за его нетактичные выкрики и угрозы, в роде того, что всех крестьян он будет вешать и расстреливать при помощи казаков, которых он не замедлит выслать, что уже однажды Нифонтов и продемонстрировал; после чего крестьяне еще более усиленно проводили хищения леса, и Нифонтов уже абсолютно никаких мер к прекращению не принимал...» [30].
Реализовать постановление Временного Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. и инструкцию к нему, в силу внутренней противоречивости документов, оказалось делом достаточно сложным и не простым. Но процедура возврата имений имела место во всех регионах Западной Сибири, о чем свидетельствуют многочисленные заявления от владельцев, наследников или управляющих хозяйств в Тобольской, Томской, Омской губерниях, Алтайском округе.
Комиссии по возвращению имений в регионе начали свою деятельность осенью 1918 г. Так, в Тобольской губернии по решению 2-й Чрезвычайной сессии губернского Земства комиссии были образованы 1 сентября 1918 г., на Алтае в январе 1919 г., а в Кузнецком уезде Томской губернии только зимой
1919 г. Ликвидационные комиссии работали до лета
1919 г., а в некоторых местах и дольше, так как им приходилось разрешать конфликты, связанные с использованием всех категорий земель [31].
После возвращения земельных угодий сельские предприниматели могли приступить к их хозяйственному использованию уже с осени 1918 г. или со
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (101) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (101) 2011
следующего 1919 г. Но все же большая часть имений оставалась на текущий сельскохозяйственный цикл в руках тех, кто засевал землю весной, то есть «захватчиков». Только с нового сезона владельцы должны были беспрепятственно осуществлять свои права на распоряжение землей. Но для многих сельскохозяйственных предпринимателей это было сделать сложно. Основная масса предпринимательских хозяйств, в период действий Советов, была лишена корма для животных, сортового семенного материала, разнообразного сельскохозяйственного инвентаря, лесных угодий и др. [32; 33]. В некоторых хозяйствах названные моменты не позволяли организовать работу заново. Так, землевладелец Тюменского уезда Тобольской губернии Зверев свой отказ от ведения хозяйства мотивировал как раз тем, что его имение осталось без семян, продовольствия и корма для скота [34].
Оценивая деятельность комиссий за несколько месяцев, можно с уверенностью заявить, что она была не достаточно эффективной. На данный факт обратили внимание и общественные организации, и даже чиновники Министерства земледелия, которые, в частности, отмечали: «. многочисленные сообщения с мест, полученные Земельным отделом главным образом от владельцев, позволяют определенно установить неудовлетворительность работ комиссий» [35]. Общество Курганских частновладельцев в записке министру земледелия также указывало на совершенно неудовлетворительную постановку дела по возвращению частновладельческих имений в Курганском уезде [36].
На наш взгляд, успешному осуществлению на практике постановления от 6 июля 1918 г. препятствовали следующие обстоятельства. Во-первых, большое значение имело отсутствие в нормативноправовой документации точных указаний относительно порядка приведения в исполнение постановлений комиссий. В жалобах владельцев постоянно указывалось на невозможность возвращения инвентаря, части урожая и продуктов, увезенных крестьянами из имений, несмотря на положительные решения комиссий по этим вопросам.
Во-вторых, успешному осуществлению закона от 6 июля препятствовала неопределенная форма, в которой излагались сами решения комиссий. Это было сдерживающим фактором, даже если местные правительственные органы готовы были оказать содействие в решении каких-либо вопросов, возникающих у законных владельцев.
Третьим существенным недостатком в организации деятельности комиссий по возвращению имений было отсутствие правового механизма по обжалованию решений последних [35]. Комиссии рассматривали весьма важные вопросы, затрагивающие материальные интересы владельцев и пользователей, поэтому законодателю необходимо было предоставить возможность по обжалованию решений. Последнее обстоятельство актуализируется еще и тем фактом, что в комиссиях преобладающее влияние имели представители земств, которые в целом не выражали симпатий к закону 6 июля 1918 г.
В заключение особо отметим, что Западно-Сибирский комиссариат, и особенно Временное Сибирское правительство, получив власть в разгар стихийного «черного передела» земли сельским населением, в аграрной политике видели свою основную задачу именно в том, чтобы найти некий компромисс между интересами незаконных «захватчиков» частной земли и ее прежними владельцами, многие из кото-
рых были представителями предпринимательского сообщества. На стороне одних было право собственности, на основании которого они владели или пользовались землею до революции. Для других итогом революционного процесса представлялось расширение их земельных владений. Абсолютно прав современный историк В. М. Рынков, который указывает, что «власть не смогла сделать твердый выбор в пользу одной из этих групп, тщетно пытаясь найти равнодействующую» [4]. В такой ситуации непоследовательной аграрной политике рассчитывать на полное возрождение крупных частновладельческих и арендаторских хозяйств, пострадавших при Советской власти, не приходилось.
Библиографический список
1. Журавлев, В. В. Рождение Временного Сибирского правительства: из истории политической борьбы в лагере контрреволюции / В. В. Журавлев // Гражданская война на востоке России: проблемы истории. Бахрушинские чтения, 2001 г. — Новосибирск, 2001. — С. 26 — 27.
2. Собрание постановлений и распоряжений ЗападноСибирского комиссариата Сибирского Временного правительства, издаваемое управлением делами комитета. — Омск, 1918. — 28 июня. — № 1. — С. 2.
3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 200. ЛЛ. 4-6, 7.
4. Рынков, В. М. Между Сциллой и Харибдой: аграрное законодательство антибольшевистских правительств на востоке России (лето 1918-1919 г.) / В. М. Рынков // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII — XX вв.). Бахрушинские чтения, 1998 г. : межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина. — Новосибирск, 2001 [Электронный ресурс]. — Режим доступа : http : //www.zaimka.ru/white/ rynkov1.shtml (дата обращения 20.11.2009).
5. Гармиза, В. В. Крушение эсеровских правительств /
B. В. Гармиза. — М., 1970. — С. 92 — 93.
6. Лившиц, С. Г. К истории Западно-Сибирского комиссариата / С. Г. Лившиц // Вопросы истории. — Барнаул, 1969. —
C. 75.
7. Луков, Е. В. Законодательные акты Западно-Сибирского
комиссариата и Временного Сибирского правительства как источник по истории Гражданской войны в Сибири (конец мая — начало ноября 1918 г.) : автореф. дис. ... канд. истор.
наук / Е. В. Луков. — Томск. 1999. — С. 19.
8. Центр документации новейшей истории Омской области (ЦДНИОО). Ф. 19. Оп. 1. Д. 546. ЛЛ. 9, 25.
9. Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920 г. /
Отв. ред. В. И. Шишкин. — М., 2003. — С. 613.
10. ГАРФ. Р— 159. Оп. 1. Д. 35. Л. 41.
11. ЦДНИОО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 6. Л. 269.
12. Сибирская земская деревня. — Тобольск, 1918. — 16 (3 июня).
13. Голос народа. — Томск, 1918. — 2 августа.
14. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 34. ЛЛ. 15 — 15 об.; Д. 35. ЛЛ. 6—6 об.
15. Государственное учреждение Омской области «Исторический архив Омской области» (ГУ ИсА). Ф. Р —1111. Оп. 1. Д. 7. ЛЛ. 31—31 об.
16. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 34. ЛЛ. 16 — 17 об.
17. Аверьев, А. Аграрная политика колчаковщины / А. Аверь-ев // На аграрном фронте. — 1929. — № 6. — С. 27 — 28.
18. Гражданов, Ю. Д. Аграрное законодательство режима А. В. Колчака / Ю. Д. Гражданов // Сибирь в период Гражданской войны. — Кемерово, 1995. — С. 53.
19. Лончаков, Ю. Г. Аграрная политика антисоветских правительств в Омске и изменение государственного статуса Сибири в ноябре 1918 г. / Ю. Г. Лончаков // Сибирь — мой
край. Проблемы региональной истории и исторического образования. — Новосибирск, 1999. — С. 199 — 211.
20. Рынков, В. М. Экономическая политика антибольшевистских правительств Сибири (июнь 1918— 1919 г.) / В. М. Рынков // Проблемы истории гражданской войны на востоке России. Бахрушинские чтения, 2003 г. : межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина. — Новосибирск, 2003. — С. 167.
21. Рынков, В. М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России (вторая половина 1918 — 1919 гг.) / В. М. Рынков. — Новосибирск, 2008. — С. 81 — 131.
22. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 218. Л. 14.
23. Кротт, И. И. Сельскохозяйственное предприниматель-
ство Западной Сибири в конце XIX — начале XX века / И. И. Кротт. — Омск, 2009. — С. 64 — 85.
24. ГУ ИсА. Ф. Р— 1111. Оп. 1. Д. 51. ЛЛ. 1-5.
25. Выявление и изучение новых источников по истории общественной жизни Сибири. — Томск, 1998. — Вып. 1. —
С. 95—100.
26. ГУ ИсА. Ф. 1617. Оп. 1. Д. 9. ЛЛ. 59 — 59 об.
27. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 200. ЛЛ.139 —139 об.
28. ГАРФ. Ф. Р —159. Оп. 1. Д. 200. ЛЛ. 41 — 41 об., 50, 50а — 51, 53, 135—135 об., 151, 160 — 160 об., 173.
29. Бочарникова, В. И. Ленинский декрет о земле и западносибирское крестьянство / В. И. Бочарникова // Ученые за-
писки Омского государственного педагогического института им. А. М. Горького. — Омск, 1963. — Вып. 20. «Из истории
Западной Сибири и Омской области». — С. 149.
30. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 35. ЛЛ. 106—106 об.
31. Аграрные преобразования и сельское хозяйство Сибири в XX веке. Очерки истории. — Новосибирск, 2008. — С. 62.
32. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 35. Л. 26.
33. Адам, Я. В. Имя на карте (урочище Липатниково) /
Я. В. Адам // Известия Омского государственного историкокраеведческого музея / Науч. ред. П. П. Вибе. — Омск, 2009. — № 15. — С. 137.
34. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 35. ЛЛ. 200 — 200 об.
35. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 80. ЛЛ. 28 — 28 об.
36. ГАРФ. Ф. Р— 159. Оп. 1. Д. 200. ЛЛ. 176— 178 об.
КРОТТ Иван Иванович, кандидат исторических наук, доцент (Россия), доцент кафедры отечественной истории.
Адрес для переписки: е-таіі: [email protected]
Статья поступила в редакцию 13.10.2010 г.
© И. И. Кротт
УДК 94 в. В. НЕФЁДОВ
Московский государственный педагогический университет
АГОНИЯ РЕЖИМА СЕПГ И КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ГДР (КОНЕЦ 80-х гг.)__________________________________
В данной статье автор описывает влияние «перестройки» в СССР на политические процессы в ГДР во второй половине 80-х гг. XX века. Рубежным периодом в Восточной Германии выделяется отставка многолетнего главы ГДР Э. Хонеккера осенью 1989 г. Автор активно пользуется первоисточниками, в т. ч. записями из личного дневника Э. Кренца. Значимость статьи дополняют свидетельства очевидцев — граждан ГДР. Ключевые слова: свобода народа, Восточная Германия, социализм, Хонеккер.
Советские эксперты по Германии в ЦК КПСС в 1987 г. подвергли резкой критике совместное заявление СЕПГ и СДПГ «Спор идеологий и совместная безопасность» [1, с. 60 — 61]. В 1989 г. те же советские политики хотели создать впечатление, будто они 40 лет говорили немцам о германском единстве и преподавали им правила немецкой конфедерации. Об отношении главы СЕПГ и Госсовета ГДР Э. Хонеккера к научно-технической революции в ГДР свидетельствует тот факт, что в 1986 г. он отказался выступить в городе Карл-Маркс-Штадте с речью на эту тему. В результате там 14 ноября 1986 г. на официальном акте по случаю присвоения статуса университета местной Высшей технической школе выступил Э. Кренц. Его речь стала плодом сотрудничества с деятелями науки, преподавателями вузов, студентами и партийно-государственными работниками. Кренц заранее консультировался с учёными мирового уровня, к примеру, с профессором Манфредом фон Арденне. В основе выступления доклад-
чика лежала мысль Карла Маркса о том, что в индустриальную эпоху «производство истинного богатства» всё сильнее зависит «от общего состояния науки и технологического процесса». Текст выступления Кренца «Научно-техническая революция и ГДР» был одобрен в Политбюро ЦК СЕПГ. Предполагалось дословно опубликовать его в «Нойес Дойч-ланд». В результате в главном партийном органе было дано только краткое сообщение.
В начале июня 1989 г. генерал-полковник МГБ ГДР в отставке Маркус Вольф в беседе с Эгоном Кренцем заявил, что в быстро меняющихся условиях «в вопросах культурной политики партия не должна выступать в роли менеджера по кризисным ситуациям. Нужно досконально изучить положение с выездами из ГДР. Мы должны точно знать, почему люди нас покидают» [1, с. 57]. Многие восточные немцы были разочарованы тем, что путешествовать по миру можно только на западные марки, да и в ГДР на них можно было многое приобрести, тогда
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (101) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
