CC BY
27Священник Михаил ПОЛИКАРОВСКИЙ,
кандидат богословия
Агиография как жанр русской духовной литературы XIX—XX веков
XX век ознаменовался в истории Русской Православной Церкви событиями, значение которых еще предстоит осознать. Небывало жестокие гонения, сравнимые с гонениями первых веков христианства, сонм мучеников и исповедников, положивших свои жизни за веру Христову, явили миру новую эпоху русской святости. Осознать произошедшее, извлечь из него исторические и нравственные уроки — важнейшие задачи для нас, их потомков и наследников в вере.
Вместе с канонизацией святых возрождается и отечественная агиография. Важной задачей становится написание житий святых, прославленных Церковью в XX веке, а такзке тех, прославление которых — дело ближайшего будущего. Русская Православная Церковь уже приступила к ее решению. Таким образом, в последние десятилетия произошел небывалый всплеск в развитии агиографической литературы. Если в XIX веке было написано всего несколько житий святых, прославленных в течение столетия, то в последнее время количество новопрославленных святых исчисляется сотнями. Все это заставляет с особым вниманием отнестись к проблемам современной агиографии.
Особым обстоятельством является то, что подавляющее большинство новопрославленных святых — мученики, а именно этот род святых до начала XX века не имел большого значения в истории Русской Церкви и, соответственно, в русской агиографии. Совершенно иная картина открыва-
ется перед нами в новейшей истории Русской Церкви, когда мученичество и исповедничество становятся лицом русской святости в XX веке.
Сам по себе жанр жития — явление очень устойчивое и традиционное, формировавшееся на протяжении сотен лет и мало изменившееся за время, предшествующее рассматриваемому периоду При этом современная культура, в том числе и литературная, коренным образом отличается от культуры, органической частью которой являлся житийный жанр. В эпоху, в которой даже классический литературный язык Пушкина и Достоевского с трудом воспринимается иными современными читателями, житийный канон, отражающий литературные нормы и мировоззрение средних веков христианства, часто бывает непонятен даже верующему человеку.
Житийный жанр возник в Древней Руси вместе с письменностью. Возникновение древнерусской письменной культуры носило особый характер, она возникла в результате трансплантации на Русь византийской культуры. В отношении русской литературы, как убедительно показал Д.С. Лихачев, можно говорить не о влиянии, а о переносе византийской литературы на русскую почву. Оно не изменило, не преобразовало язычества — оно его заменило и, в конечном счете, уничтожило. Также и византийская литература не могла повлиять на русскую литературу, так как последней по существу не было — на Руси не знали письменных произведений до появления переводной литературы1.
XIX век был для России временем продолжающейся секуляризации культуры и общества. К этому времени история секуляризации в России насчитывала уже не одно столетие. Процесс отхода от целостной церковности и создание нового стиля «мирской» жизни начался приблизительно уже с конца XV века. С самого начала этот процесс был осложнен
1 См.: Лихачев Д.С. Избранные работы в трех томах. Л., 1987. Т. 1. Развитие русской литературы Х-ХУП веков. С. 37-45.
тем, что новый стиль жизни формировался под влиянием западной светской жизни, притягательность которой для русских людей была чрезвычайно сильна. Процесс секуляризации принимает острые формы после Смутного времени, т.е. с половины XVII века. С начала XVIII столетия под прямым наблюдением и по строгому приказу государственной власти насаждаются формы западного быта. Эти перемены отвечали, конечно, внутренним сдвигам, происходившим в русской душе,— и прежде всего внутренней секуляризации, которая создавала потребность и внешнего своего выражения2.
С начала преобразований Петра I новый стиль жизни формируется в верхних слоях русского общества с такой быстротой, что уже через несколько десятилетий старый быт сохранился в целостности лишь в провинции — у простого народа и старообрядцев. В это время возникает самостоятельная светская культура, уже не имеющая связи с церковным сознанием. Процесс создания светской культуры идет вне Церкви и независимо от нее, а иногда даже и в сознательном противопоставлении себя церковному сознанию: рождается светская культура, открывающая простор для «мирских» интересов и развлечений3.
Как отмечает протоиерей Василий Зеньковский, светская культура в России есть явление распада предшествовавшей ей церковной культуры. Это происхождение светской культуры из религиозного корня дает себя знать в том, что в светской культуре всегда есть своя религиозная стихия, свой вне-церковный мистицизм. Идеал, одушевляющий светскую культуру, есть не что иное, как христианское учение о Царстве Божием — но уже всецело земном и созидаемом людьми без Бога. Деятели культуры обычно настолько внецерковны в самых основах и глубинах своей творческой жизни, что сре-
2 См.: Зеньковский В.В., прот. История русской философии. Л., 1991. Т. I. Ч. 1. С. 83.
3 См.: Там же. С. 55-56.
ди них одинаково возможны и дружелюбное и враждебное отношение к Церкви. Но в обоих случаях светская культура стихийно движется в сторону вытеснения Церкви из жизни4.
Древнерусская литература неотделима от церковнославянского языка. Этот язык во многом определяет литературный облик древнерусских произведений. До конца XVII века позиции церковнославянского языка в языковом, а значит, и в культурном сознании были чрезвычайно прочны. С началом секуляризации его твердое положение ослабевает, он начинает вытесняться из центра языковой жизни. Сотворенная по воле Петра I «новая культура должна была создать для себя новый язык, отличный от традиционного»5.
Языковое родство между голосом Церкви и голосом государства оказалось нарушенным. Литература и Церковь предстали как разные языковые субъекты. Церковнославянский язык начал ощущаться отчасти чужим, и вследствие этого причастная ему церковная литература воспринималась как что-то удаленное от центра культурной жизни. Более того, к ней нередко относились как к литературе на другом языке, языке «семинарском».
Можно констатировать, что даже для церковных писателей изменилось то место, которое занимала в их самосознании церковнославянская литературно-языковая традиция. Она перестает ощущаться как фундамент, лежащий в основе культуры, становится чем-то маргинальным. А в центр однозначно выходит светский язык, созданный с опорой на естественное словоупотребление и возникший вне церковных стен. Именно с его позиций теперь оценивается все происходящее в словесности, в том числе — и духовной6.
Это приводит к тому, что церковная литература все больше подпадает под влияние секуляризованной светской
4 См.: Там же. С. 82-83.
5 Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996. С. 73.
6 См.: Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 82-83.
литературы. В XIX веке практически вся церковная литература, в том числе и жития святых, пишется уже не на славянском, а на русском языке. Со сменой языка происходит и коренная перестройка всех жанров церковной словесности. Теперь она живет и развивается не по родным для нее правилам древнерусской литературы, а по общим законам русской, а теперь уже, значит, и европейской литературы, что явилось ознаменованием конца всей предшествующей литературной эпохи, возникновением постриторической культуры.
XIX век не дал обильного материала для русской агиографии. В течение всего столетия произошли только четыре общецерковные канонизации, причем все новопрославленные святые принадлежали к святительскому чину. Первым святым, канонизированным в XIX веке, был Иннокентий, первый епископ Иркутский, скончавшийся в 1731 году. Вторым святым был Митрофан, епископ Воронежский, скончавшийся в 1703 году. Почти через тридцать лет после святителя Митрофана был канонизован другой Воронежский епископ, Тихон. Четвертым и последним святым, канонизованным в XIX веке, был Феодосий Угличский, архиепископ Черниговский.
В XIX веке начинается научное изучение истории русской литературы. В этой связи достаточно назвать имена С.П. Шевырева и А.П. Пыпина; древнерусскую литературу и культуру исследуют Ф.И. Буслаев, М.И. Сухомлинов и многие другие. В течение XIX столетия создается целый ряд исследовательских работ по русской агиологии.
С этого момента агиографический канон существует не только в литературной традиции — отныне он четко описан и зафиксирован в научно-исследовательской литературе. Автор, пишущий в агиографическом жанре, имеет возможность не только равняться на своих предшественников, подражать известной ему литературной традиции, но может непосредственно выяснить для себя, что такое житийный ка-
нон вообще и каковы его основные законы и особенности. Взгляду писателя открывается история развития агиографии, ее место и значение для русской литературы в целом. Таким образом, в XIX веке впервые происходит самоосознание жития как литературного жанра.
По сравнению с описанным веком, в XX столетии сложилась принципиально иная историческая ситуация. В течение этого века произошли глобальные потрясения, коренным образом изменившие весь ход истории России и Русской Православной Церкви. Эти потрясения не могли не отразиться самым серьезным образом на всей церковной жизни и, в частности, на судьбе житийного жанра.
Агиографический жанр в конце XX века находится в стадии своего возрождения. Среди авторов житий нет единства в понимании целей и задач, в выборе литературных средств. Тем не менее, просматриваются некоторые общие тенденции, свойственные большинству агиографических произведений.
В первую очередь это тенденция к беллетризации жития, стремление сделать этот жанр более художественным, тем самым облегчив его восприятие для современного читателя. Авторы, сохраняя точность в передаче исторических событий, описывают их в достаточно яркой, непосредственной художественной манере. Живость литературных образов, динамика развития событий создают значительный контраст с историческим житием XIX века. В то же время эти особенности в некоторой степени сближают современное житие с образцами древнерусской литературы. В древнерусской агиографии сюжетные и художественно-изобразительные качества произведения также имели большое значение. Они иногда даже становились важнее, чем точность передачи исторических событий. Разница между древнерусским и современным подходом к написанию жития заключается в том, что древнерусский книжник руководствовался при этом нормами сложившейся жанровой традиции, а современный
писатель — своим пониманием литературных задач жанра и, во многом, нормами современной светской литературы.
В то же время многие современные агиографы отказываются от собственного разъяснения излагаемых фактов. В произведении отсутствует голос автора, рассказчик все события выносит непосредственно на суд самого читателя. Автор стремится донести до читателя голос самого подвижника, не внося в его звучание своих собственных комментариев.
Все сказанное свидетельствует о переосмыслении задач агиографического жанра в новейшее время. Традиционной целью написания жития было прославление святого через раскрытие соответствия его жизни идеалу святости, при этом основной задачей жития было наставить читателя в христианских добродетелях, ведущих к достижению этого идеала. В новейшее время такое дидактическое понимание агиографического жанра отходит на второй план. Гораздо больше современного писателя и читателя волнует возможность достижения святости в наше конкретное время, условия жизни в котором столь сильно отличаются от условий жизни древних подвижников. Какие они — святые современной эпохи, внешне живущие среди нас, но не принадлежащие к этому миру? — вот вопрос, который более всего волнует читателей агиографической литературы.
Это приводит к значительному усилению личностного начала и психологизма в современном житии. В нем теперь изображается не абстрактный идеал святости, а конкретная человеческая личность, стремящаяся и достигающая спасения, со всеми ее переживаниями, искушениями и неизбежными ошибками, совершаемыми ею на этом пути. Такое житие драматично, полно сложных перипетий и коллизий и лишено абсолютной однозначности, как и сама современная жизнь. Все эти изменения свидетельствуют об изменении самого типа современного читателя и автора агиографического произведения. Органическое сочетание такого понима-
ния жития с традициями этого древнего церковного жанра представляется достаточно проблематичным, оно еще не нашло своего однозначного воплощения в современной агиографической литературе.
Сравнение житий нового времени с древнерусским житийным каноном, а также исследование развития агиографии Х1Х-ХХ веков позволяют выявить магистральную тенденцию, определяющую движение житий. С выпадением жития из богослужения Православной Церкви его развитие во многом подчиняется общим закономерностям литературного процесса. Житие изменяется параллельно с другими литературными речевыми жанрами. При этом крайне существенно, что вся литература нового времени развивается в направлении все большей секуляризации, что определяет и возрастающую секуляризацию агиографического жанра.
