CC BY
71
ДРЕВНИЙ восток
©2007 г. Э.В. Рунг
АФИНЫ И ПЕРСИДСКИЙ САТРАП ОРОНТ
Надпись, помещенная во второе издание «¡шспрйопеэ graecae» под № 207, известна научному миру более ста пятидесяти лет, с того времени как К. Питтакис первым скопировал документ, обозначающийся сейчас как &. а, и издал его факсимиле в 1835 году в книге «Древние Афины»1. К настоящему времени оригинальная греческая стела, виденная Питтакисом, уже утеряна и исследователи широко пользуются сделанной им копией. Дальнейшие находки прибавили дополнительный материал: были обнаружены фрагменты надписи (Ъ+с+ё) того же самого документа2. Из литературы, помимо многочисленных эпиграфических комментариев к надписи, следует назвать специальные работы, посвященные взаимоотношениям Афин и Оронта (М. Озборна, Р. Мойзи, Р. Девелина, М. Уолбэнка), для которых надпись служила основным источником3.
Не вызывает особых сомнений, что надпись представляет собой афинскую псефиз-му, принятую в честь некоего Оронта, имя которого присутствует во всех существующих фрагментах. Документ начинается традиционной преамбулой: «Народ решил: в пританию Пандиониды, секретарем был Диэвкс, сын Демарха Фреарриец, Филей председательствовал, Поликрат, сын Полиевкта сказал...» (&. а, 1-2). Вслед за прембулой, из текста &. а следует, что Оронт находился в тесных дипломатических отношениях с Афинами, засвидетельствованных традиционной формулой: «о том объявляют послы афинян и (послы) от Оронта приходившие ... (пер! шу а.’П'аууеА.оистьу о1 ]преа^е1? о! те ’ А0г|уа1<ш>у ка! о1 пара <’ 0>ро^тои ^ко^те? ктХ)» (&. а, 3); она предваряет наделение почестями Оронта на основании информации этих послов. Дальнейшие прочитываемые строки текста связаны с похвалой Оронта афинянами и награждением его различными почестями, среди которых, если признать верным прочтение К. Питтакиса, присутствует наделение его и его потомков гражданскими правами в Афинах — <ка!> е’ь^аь ’ 0роутг|у ’ А0г|уа!оу (&. а, 6)4. Из того же самого отрывка надписи следует, что Оронт ко времени принятия псефизмы управлял какой-то областью, обозначенной как «владение Оронта» — ^ ’Оро^тои архл (&. а, 12, 14). В стрк. 11 фрагмента Питтакис прочитывает указание на архонта Никомаха, при котором была принята псефизма (&. а, 11). Документ также содержит информацию о каких-то соглашениях (та аи|а(3о\а), заключенных афинянами и их союзниками с Оронтом (&. а, 13; Ъ, 6). Фрагменты Ъ+с+ё надписи позволяют сделать некоторые наблюдения в отношении исторической ситуации, сложившейся во время принятия афинянами декрета в честь Оронта. В частности, в документе упоминается о серебре, которое необходимо было взять из военной казны для приобретения хлеба (еТуаь е!? т^Ь па]раХ^фьу тои аьтои ек тшу атратьш^ тькшу) (&. Ъ, 11). По-видимому, зерно должно было быть доставлено в лагерь афинского войска Хареса, Харидема и Фокиона (тйь атратопебш! тш! цет]а ХарГ|то? ка!
Xapi8f||aou каі Фшкішуо[?) (fr. b, 12). Для закупки зерна вероятно предназначались и деньги, поступившие из денежных сборов на Лесбосе (хр]лцата тшу ашта^ешу тшу еу Aeaßwi) (fr. b, 13). Следует особо отметить, что псефизма в честь Оронта, по-видимому, была принята в ситуации военного времени, поскольку особо упоминается некая война (т0\е|ао[) (fr. b, 19). В ней помимо закупки зерна идет речь и о приобретении денежных средств для выплаты жалования воинам (каі уеуг|таі ціаОО? тої? атратіштаї?) (fr. b, 16). Часть денежных средств афинские стратеги вероятно должны были доставить к Оронту (каі та хРЛ^ата ш? ’ 0р0утг|у каі пХоїа пара <...>) (fr. с, 22), с тем, чтобы взять у него корабли, очевидно, нагруженные хлебом. Кроме уже названных трех афинских стратегов в надписи упоминается еще один — Проксен, который фигурирует в числе послов (возможно, к Оронту, следуя логике афинского декрета) (ПрО^еуоу т[0у] атратг|уоу цета тшу преаРешу) (fr. с, 23). Таким образом, можно согласиться с предположением Р. Мойзи, что афиняне получили зерно у Оронта, и переговоры вокруг покупки этого зерна составляют основное содержание frg. b+c+d . Заботу об охране торгового каравана, как следует из документа, афинский народ поручил своим стратегам Харесу, Харидему и Фокиону.
Однако, все же, на наш взгляд, не представляется правомерным рассматривать документ только в качестве «торгового соглашения» с Оронтом (как это общепринято в литературе). Предваряя дальнейший анализ, следует указать на то, что несмотря на большое место в декрете, по-видимому, отведенное вопросу приобретения зерна у Оронта, существуют основания полагать, что основым содержанием документа были военно-политические взаимоотношения Афин и Оронта. В частности, весьма симптоматично упоминание о войне, военной казне, военном лагере, четырех афинских стратегах, жаловании для воинов. В тексте фрагментов несколько раз встречается слово «союзники» (аиццахоі), причем лишь несколько слов прочно ассоциированы со словом «афиняне», а кроме того во фрагменте b фигурирует фраза фіХої каі аищаахої (fr. b, 4). Это предварительные замечания по существу самого афинского декрета в честь Оронта.
В исследовательской литературе общепринято мнение, что афинская псефизма повествует о персидском сатрапе Оронте, сама надпись относится к середине IV в. до н.э., а под упоминаемым в документе «владением Оронта» понимается область Мизия. Из известных нам персидских сатрапов IV века до н.э. всего лишь два носили имя Оронта. Первым, безусловно, является неоднократно упоминаемый у античных авторов персидский военачальник, участвовавший во многих значительных военно-политических событиях Ахеменидской державы, зять царя Артаксеркса II — Оронт, сын Артасира, женатый на царской дочери Родогуне. Этот Оронт впервые появляется в «Анабасисе» Ксенофонта как сатрап Армении во время мятежа Кира Младшего в 401 г. до н.э. (Xen. Anab. II. 4.8, 5.40; III. 4.13, 5.17; IV. 3.4), затем после десятилетнего перерыва он фигурирует у Диодора уже в качестве одного из высших персидских командиров в Кипрской войне 390-380 гг. до н.э. (Diod. XV. 2.2, 8.3, 9.1ff, 10-11), а затем применительно к 362 г. до н.э. как сатрап Мизии и руководитель мятежников в период Великого восстания сатрапов 362/1 г. до н.э. (Diod. XV. 91.1). После поражения восстания сатрапов, об Оронте мы больше ничего не слышим. Пергамская хроника относит смерть Оронта ко времени после его восстания (OGIS. 264a), но ее хронологические указания неопределенны6. О другом Оронте существуют краткие упоминания у Арриана в его описании похода Александра, где тот назван сатрапом Армении в 331 г. до н.э. (Arr. An. 3.8.5), а также у Диодора применительно к 316 г. до н.э. (Diod. XIX. 23.3)7. В посвятительных надписях Антиоха I Эпифана из Коммагены родословная армянских царей Коммагены возводится к Дарию I, сыну Гистаспа, Ксерксу и Оронту, сыну Артасира, а одна надпись считает предком коммагенских царей отца Оронта Артасира (OGIS. 388-393). Эти данные позволяют допустить, что даже после перемещения на запад, Оронт не потерял своих контактов с «отеческой» сатрапией Арменией, а упомянутого Аррианом Оронта можно считать родственником известного сатрапа (возможно его сыном). Потомки Оронта, сына Артасира, управляли Арменией по крайней мере до 200 г. до н.э., когда, по словам Стра-
бона, страна была разделена на две части под управлением полководцев Антиоха III Великого, Артаксия и Зариадрия (Strabo. XI. 14. 15 p.531). Последний правитель из этого персидского рода, так же по имени Оронт, по словам географа, был потомком перса Ги-дарна, сподвижника Дария I и одного из семи персов, убивших мага Гаумату (См.: Herod. III.70; VI.133; DB. 2.19, 22-23; 4.84).
Несомненно, что область, называемая в документе «владением Оронта», была ничем иным, как какой-то приморской сатрапией, связанной политическими и торговыми контактами с греческим миром. Дело в том, что допущение, что афиняне наградили почестями Оронта, занимавшего должность сатрапа Армении, исследователями правомерно отвергается8. Общепринято мнение, что то была область Мизия, которой, согласно Диодору, управлял Оронт (I), сын Артасира, в 362 г. до н.э. (Diod. XV. 91.1). О присутствии Оронта в Мизии сообщает также уже упоминавшаяся Пергамская хроника в связи с захватом этим сатрапом города Пергама во время его мятежа против царя Артаксекса II (OGIS. 264a). В нашем случае не является особо принципиальной дискуссия, ведущаяся среди исследователей по вопросу о том, владел ли Оронт Мизией на правах сатрапа или гипарха9. Более важно определить, какой из Оронтов мог получить почести от Афин, и находилась ли Мизия во власти кого-то из Оронтидов в год принятия декрета. Начнем, пожалуй, с проблемы датировки самого декрета. Этот вопрос вызывает значительное затруднение у исследователей, обусловленное еще и тем, что теперь утерян тот фрагмент, где содержалась датировка документа афинским архонтом. Еще К. Питтакис прочитал следующую фразу, определеннно указывающую на имя архонта: ENIKAMMAXOU. То, что прочитал еще Питтакис в стрк. 11 фрагмента, является ни чем иным, как искаженным именем некоего архонта. Казалось бы, вопрос этот можно было считать почти решенным после того, как еще Питтакис в одной из строк документа восстановил искаженное имя архонта Никомаха (fr. a, 11), приняв таким образом дату псефизмы 341/0 г. до н.э. Однако, спустя двадцать лет после опубликования надписи К. Питтакисом, французский исследователь А. Рангабэ внес несколько важных эмендаций в текст афинского декрета. В частности, он изменил прочтение имени архонта Никомаха, как это предполагал Питтакис, на имя Каллимаха, датировав таким образом афинский декрет более ранним 349/8 г. до н.э.10 Но А. Рангабэ во время публикации надписи в 1855 г. уже не видел утерянный к тому времени оригинальный текст декрета. Более того, как то отметил М. Озборн, он никак не объяснял причины своих изменений, и потому на сегодняшний день невозможно узнать мотивации ученого11. Теме не менее, большинство современных исследователей принимают 349/8 г. до н.э., предложенный А. Рангабэ, а не 341/0 г. до н.э., проистекающий из копии декрета Питтакиса, в качестве отправной точки для датирования афинской псефизмы в честь Оронта12. В 1971 г. М. Озборн, признавая такой подход более удобным для историков, сам следует методу Рангабэ в том, что, обращаясь к исследованию исторического контекста появления декрета, в итоге склоняется к еще более удобной, но так же произвольной дате, внеся исправление в имени архонта на Никофема. Таким образом, исследователь датирует декрет 361/0 г. до н.э. и связывает его появление с позицией Афин в период Великого восстания сатрапов13. Эту точку зрения подверг критике Р. Мойзи в 1987 г., возвратившись к ставшей традиционной дате декрета — 349/8 г. до н.э.14 Против этого мнения высказывался Р .Девелин, который предпочитал вернуться к первоначальной датировке документа К. Питтакиса в пользу 341/0 г. до н.э., хотя в своей небольшой статье и не касался исторического контекста появления псефизмы в честь Оронта15.
Со своей стороны, отметим, что датировка декрета К. Питтакисом, которая, насколько известно, относительно редко принимается в литературе, разумеется, заслуживает внимания и не только ввиду того, что ее записал первый издатель утерерянного теперь фрагмента надписи. В частности, М. Озборн отвергает датировку надписи архонтом Никомахом на том основании,что «существуют значительные, может быть, даже непреодолимые трудности в отнесении документа к 341/340г. до н.э»16. Основные аргументы против 341/0 г. до н.э. исследователь сводит к следующему. В первую очередь,
М. Озборн считает невероятным, что Оронт, сын Артасира, впервые появившись на исторической сцене в 401 г. до н.э., дожил до конца 340-х гг. до н.э. И хотя М. Озборн полагает, что Оронт имел сына, также называемого Оронтом и управлявшего, как известно, Арменией в 331 г., все же он считает неправдоподобным, что «афиняне должны были заключить «торговое соглашение» с Арменией в это время»17. Таким образом, историк не видит иной кандидатуры на получение афинских почестей, кроме Оронта, сына Артасира. С этими соображениями М. Озборна не согласился Р. Мойзи. В частности, аргументируя принимаемую им дату, исследователь отметил, что не исключена вероятность, что Оронт дожил до 349/8 г. до н.э. и сохранил Мизию после восстания сатрапов. В отношении сына или внука Оронта, Мойзи указывает на возможность, что Оронт (II) сменил Оронта (I) в должности сатрапа Мизии и только позднее был перемещен в «отеческую» сатрапию Армения18. Другой аргумент М. Озборна, направленный против датировки Питтакиса, еще более слабый, чем предыдущий. Исследователь полагает, что Оронт не мог возглавлять Мизию в 340 г. до н.э., поскольку в этом году область находилась под руководством Росака, называемого Диодором сатрапом Ионии и Лидии (историк считал Мизию частью Лидийской сатрапии) . В 1987 г. к этому аргументу присоединился и Р. Мойзи20. Однако Н. Секунда справедливо заметил, что Мизия входила в состав сатрапии Геллеспонтской Фригии, а не Лидии. Следовательно, вопрос о том, кто возглавлял Мизию в 341/0 г. до н.э., больше не связан ни с личностью Росака, ни с сатрапией Иония и Лидия вообще. К этим возражениям М. Озборна против даты 341/0 г. до н.э. Р. Мойзи прибавил еще свое собственное. В частности, он отметил отсутствие сведений о том, что упоминаемый в надписи Харидем был стратегом в год архонта Никомаха21. Однако этот argumentum ex silentio не может быть решающим, поскольку ничего не говорит против того, что Харидем не был стратегом в 341/0 г. до н.э. Мы же знаем точно, что оба других названных в декрете известных афинских деятеля Харес и Фокион исполняли должность стратегов в 340 г. до н.э., когда Филипп II начал военные действия против Перинфа осенью того года (Plut. Phoc. 14). Итак, фактически нет убедительных возражений против датирования декрета архонтом Никомахом. Все аргументы, построенные на поиске эпиграфических свидетельств, носят чисто вспомогательный характер.
Интересно, однако, узнать, какие же аргументы предлагают исследователи в отношении других датировок. Одним из наиболее важных доказательств в пользу 361/0 г. до н.э. М. Озборн считает сведения об афинских стратегах, названных в надписи. Он указывает, что Харес, Фокион и даже Харидем могли исполнять должность стратега в тот год. И если в отношении Хареса и Фокиона исследователь ограничивается простой констатацией возможности для них быть стратегами, то в отношении Харидема он предпринимает попытку доказать реальность его стратегии в 361/0 г. до н.э.22 Главный же свой довод в пользу датировки декрета архонтом Никофемом М. Озборн видит в изучении основных вех жизни Оронта и связей Афин и Персии в период Великого восстания сатрапов23. Против этого мнения также выступил Р. Мойзи, который справедливо отметил, что из четырех афинских стратегов в надписи достоверно известно, что только Ха-рес реально был стратегом в 361 г. до н.э., однако в тот год он воевал на Керкире (Diod. XV. 95. 3). Сам Р. Мойзи, подвергнув критике ряд положений М. Озборна, высказывает аргументы в пользу 349/8 г. до н.э. Наиболее важным доказательством в пользу своей точки зрения исследователь считает то обстоятельство, что все три известных нам по надписи афинских стратега действовали в 349/8 г. до н.э.24 Правда, Р. Мойзи не смущает то обстоятельство, что эти стратеги действовали в разных концах Эгеиды и принимали участие в различных военных кампаниях: Харес и Харидем возглавляли афинские войска, шедшие на помощь Олинфу, осаждаемому Филиппом II (Philoch. FGrHist. 328 Fr. 49-51), а Фокион весной 348 г. до н.э. воевал на Эвбее (Plut. Phoc. 12-13). Между тем, при такой реконструкции остается неясным, какие общие внешнеполитические интересы связывали Хареса и Харидема с Фокионом, и всех троих с Оронтом. Р. Мойзи пытается дать ответы на эти вопросы. Он полагает, что «война», упомянутая в декрете
— это война Филиппа II против Олинфа, афиняне пытались получить зерно от Оронта для своих войск на Халкидике и Эвбее, тогда как Оронт в свою очередь желал помочь остановить Филиппа до того, как он стал бы угрожать его собственной территории25. Это, в принципе, правдоподобная реконструкция событий, но есть несколько замечаний. Прежде всего, из сохранившихся строк декрета складывается впечатление, что афиняне взаимодействовали с Оронтом по более важному поводу, чем только получение зерна. Между тем, Харес, Харидем и Фокион, как представляется по тексту надписи, действуют сообща. Упоминание в надписи Лесбоса (fr. b, 13) предполагает, что афинский флот действовал у берегов северо-западной Малой Азии, недалеко от Мизии. Наконец, кажется невероятным, что Олинфская война Филиппа II могла сильно сблизить Афины и Оронта.
Однако вопрос об исторической ситуации, сложившейся во время принятия декрета в честь Оронта, решается достаточно просто, если связать появление документа с войной Филиппа II против Перинфа осенью 340 г. до н.э. Как известно, Филипп начал осаду города, который был связан политически и экономически как с Афинами, так и находился в сфере персидских интересов. И поэтому, не вызывает удивления, что, по свидетельству Плутарха, афиняне отправили на Геллеспонт сначала Хареса, а затем и Фокиона (Plut. Phoc. 14). В свою очередь, Диодор рассказывает о персидской поддержке перин-фян: «... персидский царь, из опасения могущества Филиппа, приказал сатрапам приморских областей оказать помощь перинфянам всеми силами. Сатрапы, сговорившись между собой, послали в Перинф множество наемников, деньги в изобилии, достаточное количество хлеба, метательные орудия и все остальное для ведения войны» (Diod. XVI. 75. 1-3). С этим сообщением согласуется речь Демосфена в ответ на письмо Филиппа II афинянам от 340 г. до н.э.: «Кроме того. сатрапы, правящие в Азии, недавно помешали ему (Филиппу — Э.Р.) взять осадой Перинф, послав туда наемные войска, а сейчас (oi ката Tiqy ’Aaiay aaTpanai каОеатште? e[vayxoç цеу ^éyoç ^атоцфауте? екшХиаау èK’n'o\iopKr|Of|yai népi^Ooy), когда у них установились враждебные отношения с ним и стала близкой опасность в том случае, если будет подчинен Византий, не только сами охотно помогут в войне, но и царя персидского побудят, как хорега, снабжать нас деньгами, а ведь он обладает таким богатством, какого нет у всех остальных вместе, и такой силой для вмешательства в здешние дела, что еще и прежде, когда мы вели войну с лакедемонянами, он давал превосходство над противниками той из двух сторон, к которой сам присоединялся, и теперь, если встанет на нашу сторону, легко победит на войне силу Филиппа» (Dem. XI. 5-6). С персидской стороны против Филиппа сражались фереец Аристомед (Theop. FgrHist. 115. Fr. 222) и Аполлодор, командир наемников Арсита — сатрапа Геллеспонтской Фригии (Paus. I. 29. 20)26. То была та политическая ситуация, которая более всего подходила для появления афинской псефизмы в честь Оронта, одного из малоазийских сатрапов. Существует и другое обстоятельство, еще более определенно позволяющее датировать документ 340 г. до н.э. Это — упоминание Филохора и Феопомпа о большом торговом караване, направлявшемся в Афины на 180-230 судах в год архонта Феофраста (340/339 гг. до н.э.), сопровождать которые поручено было Харесу. Эти корабли, следовавшие из Понта, были перехвачены Филиппом в районе Гиерона, тогда, когда Харес находился в Азии и присутствовал на совещании персидских сатрапов (èç тоу aûXXoyoM тшу ßaaiXiKwy атратг|ушу) (Philoch. FgrHist. 328. F. 162). Представляется вероятным, что афиняне в 341/0 г. до н.э. закупали зерно не только в Понте, но и у Оронта, особенно для снабжения афинской армии и флота перед лицом планируемых военных действий против Филиппа II. Здесь следует обратить внимание, что именно в год архонта Никомаха афиняне по предложению Демосфена денонсировали условия Филократова мира 346 г. до н.э. ((Philoch. FgrHist. 328. F. 161-162). Точно идентифицировать Оронта, героя афинской надписи, вряд ли возможно. Однако не представляется убедительным предположение, что речь может идти об Оронте (I), сыне Артасира. Скорее всего, речь идет о сыне Оронта, получившего после смерти отца в управление Мизию. Можно быть почти уверенным, что после неудачи
восстания Оронт, сын Артасира, сохранил в своей власти Мизию, поскольку вовремя перешел на сторону персидского царя и даже оказывал ему услуги в борьбе с другими мятежниками (Diod. XV. 91. 1). Оронт (II) мог быть среди тех сатрапов, которые были обеспокоены действиями Филиппа II в районе Пропонтиды, и мог оказать не только помощь Перинфу, как это сделал Арсит, но и пойти на сотрудничество с Афинами. Таким образом, данные интерпретации афинской псефизмы в честь Оронта могут представлять собой еще одно свидетельство в пользу координации усилий Афин и Персии перед лицом угрозы со стороны Филиппа II.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Pittakys K.S. L’Ancienne Athènes. Athènes, 1835. P. 500-501.
2. Перевод фрагментов надписи на русский язык с комментариями см.: Рунг Э.В. Дипломатические отношения греков и Персии в 370-343 гг. до н.э. // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Хрестоматия. Казань, 2002. С. 136-139.
3. Osborn M.J. Athènes and Orontes //ABSA. 1971. Vol. 66. P. 297-321; Moysey R.A. IG II2 207 and the Great Satraps Revolt //ZPE. 1987. Bd. 69. S. 93-100; Develin R. Once More About IG II2 207 //ZPE. 1988. Bd. 73. S.75-81; WalbankM.B. IG. II2 207 Again //ZPE. 1988. Bd.73.S.83-85.
4. Предоставление афинских гражданских прав персу в IV в. до н.э. не должен уже вызывать удивление. Самую близкую параллель данному случаю обнаруживает предоставление афинянами гражданства сатрапу Ариобарзану и его троим сыновьям в 360-е гг. до н.э. (Dem., XXIII, 141, 202; )
5. Moysey R. Op. cit. S. 95.
6. В нашу задачу не входит подробное изучение жизни Оронта, сына Артасира. Подобное исследование можно найти в работах: Osborn M.Orontes // Historia. 1973. Bd. 22. Ht. 4. S. 515-551; Troxell H. Orontes, satrap of Mysia// SNR. 1981. Vol. 60. P. 27-37.
7. См.: BerveH. Orontes (7)//RE. 1941. Bd. 20. Sp. 1166.
8. См. Osborn M.Athènes and Orontes. P. 311, 315, n. Помпей Трог помещает Оронта в Армению во время Великого восстания сатрапов (Trogus, Prol. X). Поэтому некоторые исследователи пытались доказать ошибочность сведений Диодора об Оронте как сатрапе Мизии (см. еще: Krumbholz. De Asii Minoris Satrapis Persicis. Leipzig, 1883). Этой точки зрения придерживается также С. Хорнблауэр (Hornblower S. Mausolus. Oxford, 1982. P. 176-179).
9. Точки зрения, что Мизия была гипархией в составе одной из малоазийских сатрапий, принимается рядом современных исследователей (OlmsteadA.T. The History of the Persian Empire (Achaemenid Period). Chicago, 1948. P. 415; WeiskopfM. The So-Called “Great Satraps Revolt 366-360 BC. Stuttgart, 1989. P. 73; Ruzicka S. Politics of a Persian Dynasty. The Hecatomnids in the Fourth Century BC. Norman; L., 1992. P. 67). Однако, М. Озборн убедительно показал, что Оронт в 360-е гг. до н.э. возглавлял сатрапию Ми-зия. Основной его аргумент заключается в утверждении, что мятежные сатрапы едва ли поставили бы своим предводителем не другого малоазийского сатрапа, а гипарха (Osborn M.J.Athènes and Orontes. P. 315, n. 117; idem. Orontes. S. 538; idem. The Satrapy of Mysia // GB. 1975. Bd. 3. S. 290-301). В новейшей статье Н. Секунды принимается точка зрения, что Мизия была сатрапией (Sekunda N.V. Itabelis and the Satrapy of Mysia // AJAH. 1998. Vol. 14. № 1. P. 99-100). Дискуссионным также является вопрос, когда Оронт получил в управление Мизию.
10. Rangabé A.R. Antiquité Helleniques. Athènes, 1855. 2.74.
11. Osborn M.J.Athènes and Orontes. P. 298-299.
12. Parke H.W. Athènes and Euboea, 349-8 BC // JHS. 1929. Vol.49. Pt.2. P. 246ff; Cawkwell G.L. The Defence of Olynthus //CQ. 1962. NS. Vol. 12. № 1. P.122f; Moysey R. Op. cit. P.93.
13. Osborn M.J.Athènes and Orontes. P. 319, 321.
14. Moysey R. Op. cit. P. 98-99.
15. Develin R. Op. cit. P. 75-81.
16. Osborn M.J. Athènes and Orontes. P. 301-302.
17. Op. cit. P. 310-311.
18. Moysey R. Op. cit. P. 97-98.
19. Osborn M.J. Athènes and Orontes. P. 310, 316; idem. Orontes. P. 538.
20. Moysey R. Op. cit. P. 96.
21. Idem.
22. Osborn M.J. Athènes and Orontes. P. 317-318.
23. Ibidem.
24. Moysey R. Op. cit. P. 98.
25. Idem.
26. Об осаде Филиппом II Перинфа написано во всех многочисленных работах, посвященных македонской тематике и политике Филиппа. Из более новых следует указать на статью Дж. Баклера, в которой особое внимание уделено позиции Персии в конфлике Филиппа II и Афин по поводу Перинфа. См.: Buckler J. Philip II, the Greeks and the King 346-336 BC // ICS. 1994. Vol.19. № 2. P. 108-109.
E.V. Rung
ATHÈNES AND PERSIAN SATRAP ORONTES
The article is devoted to interpretation of IG. II2. 207 which reflects the Athenian relations with the Persian satrap Orontes. Different scholarly approaches as to the dating of this decree are considered in this article. The author of the article came to conclusion that IG. II2. 207 may be dated to 341/0 BC and its formation is connected with the Athenian-Persian contacts against Philip II of Macedon.
© 2007 г. Г.А. Кошеленко, В.А. Тамбов
СУДЬБЫ САТРАПОВ ВОСТОКА. ЭПОХА АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО*
Задачей данной работы является попытка обрисовать судьбы сатрапов, которые управляли различными областями среднеазиатского региона в период завоеваний Александра Македонского и во время борьбы диадохов. Эту проблему нужно рассматривать как часть более общей проблемы взаимоотношений Александра и его непосредственных преемников с населением завоеванной им страны, в первую очередь с иранцами - проблемы, которая очень сильно волновала и волнует исследователей.
Не касаясь работ более раннего времени, отметим кратко только основные направления в исследовании этой проблемы в XX веке. В первой половине века выдающийся английский историк В.В. Тарн поразил ученый мир концепцией, в которой Александр Македонский выступал в роли «первого интернационалиста» и поборника «братства на-родов»1. Как это ни странно, эта точка зрения нашла значительный отклик в литературе2. Однако вскоре она была подвергнута весьма резкой критике. Многие авторы, соглашаясь с тем, что в политике Александра Македонского действительно присутствовала идея «смешения народов», находившая свое выражение в назначении персов
*
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ по гранту № 05-01-011169.
