CC BY
90
Х.Брам, В.Любин
АДЕНАУЭР И СССР: НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
Любин Валерий Петрович - канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН. Брам Хайнц - немецкий историк.
Московские переговоры 1955 г.:
Сомнения и надежды
Полвека тому назад 8 сентября 1955 г. в аэропорту Внуково приземлились два самолета «Люфтганзы». На них по приглашению советского руководства в Москву для переговоров прибыли главные члены внушительной правительственной делегации ФРГ (141 человек1) во главе с канцлером Конрадом Аденауэром. Остальные приехали на специальном поезде, в нем канцлер намеревался проводить рабочие совещания делегации. Хотя группа экспертов ФРГ во главе с фон Чиршки и МИД СССР заранее согласовали необходимые вопросы, план работы, официальных приемов и культурных мероприятий, размещения руководителей делегации в гостинице «Советская» и на правительственной даче номер четыре, западногерманские политики были напряжены и взволнованы. Никто не знал, каких сюрпризов можно ждать от Кремля.
Именно такое впечатление производят опубликованные мемуары Аденауэра2 и некоторых из участников делегации. Наша статья основана не только на этих воспоминаниях, но и на неизвестных немецких и российских архивных материалах, показанных телевидением в преддверии 50-летнего юбилея визита делегации Аденауэра в Москву, хроникальных кинодокументах и интервью свидетелей тех событий3.
С момента создания в западной части страны нового немецкого государства, включившего земли оккупационных зон США, Великобритании и Франции, канцлера в его зарубежных поездках еще ни разу не сопровождало столько официальных лиц. Кроме него главными лицами делегации были представители высших законодательных и административных органов ФРГ: премьер-министр земли Северный Рейн - Вестфалия и председатель внешнеполитической ко-
миссии бундесрата Арнольд, председатель внешнеполитической комиссии бундестага Кизингер, его заместитель, социал-демократ, профессор Карло Шмид, министр иностранных дел фон Брентано, статс-секретарь МИД Хальштейн. В делегацию входили ведущие чиновники ряда министерств, дипломаты, переводчики. Хотя Аденауэр в желании перестраховаться и собрал максимальное число нужных людей4, специалистов по СССР среди них можно было пересчитать по пальцам5.
Никогда еще ожидания, напряженность и риск для западногерманских политиков не были столь велики. Аденауэра одолевали тяжелые сомнения, он вовсе не был уверен в успехе6. СССР удерживал тысячи военнопленных и интернированных немцев, происходивших из обеих частей разделенной теперь надвое Германии, хотя с момента окончания войны прошло уже десять лет. За ним оставалось последнее слово в деле объединения страны.
С мая 1955 г. ФРГ как суверенное государство стала частью западного союза, вошла в НАТО7. Но Аденауэр прекрасно знал, что США, Англия и Франция критически воспримут любой его шаг в Москве. На Западе еще не исчезла озабоченность, что ФРГ рано или поздно может попасть под воздействие сладкоголосых советских сирен и продолжить традиции политики Рапал-ло, чтобы приблизить момент объединения страны.
Летом 1955 г. в Женеве главы четырех великих держав-победительниц рассмотрели проблемы европейской безопасности в связи с вопросом объединения Германии. По мнению многих, его можно было бы решить так же, как в Австрии. 15 мая 1955 г. в Вене министры иностранных дел СССР, США, Англии, Франции и Австрии подписали договор, согласно которому послевоенная оккупация страны прекращалась. Австрия обязывалась соблюдать постоянный нейтралитет8. Но Бонн сделал другой выбор.
Несмотря на общность желания установить отношения между СССР и ФРГ, приоритеты Бонна и Москвы были различными. Руководители ФРГ хотели договориться об освобождении последних немецких военнопленных и интернированных гражданских лиц. Почти 80-летний канцлер прекрасно понимал, что если не добьется этого, то подвергнется на родине резкой критике и может потерять свой пост. Москва проявляла заинтересованность в экономическом сотрудничестве с ФРГ (учитывая, однако, свою концепцию двух германских государств и особые отношения со страной союзницей ГДР) и хотела выяснить, насколько прочно Аденауэр привязан к западным союзникам.
Подготовленное к приезду западногерманской делегации стостраничное досье для высших советских руководителей - главными членами советской делегации были премьер-министр H.A. Булганин, первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв, министр иностранных дел В.М. Молотов - читалось как захватывающий роман9. Биографию Аденауэра подготовил, по его собственным словам,
В. Фалин10. Советскому руководству, разумеется, было известно, что Аденауэр был противником и одновременно жертвой нацистского режима. Сразу после прихода нацистов к власти в 1933 г. он был объявлен преступником и смещен с занимаемого им с 1917 г. поста мэра Кёльна, а в 1944 г. арестован и отправлен в заключение. С поста обер-бургомистра он был смещен впоследствии и англичанами, в зону которых при разделе Германии попал Кёльн11. В Кремле, вероятно, знали, что в бытность кёльнским обер-бургомистром в 20-30-е годы рейнский политик проявлял заметный интерес к СССР.
Предыдущие встречи
с советскими коммунистами
Действительно именно к тому времени восходит опыт общения Аденауэра с людьми из страны Советов. Неплохие отношения установились у него с полпредом СССР в Германии H.H. Крестинским. В 1928 г. на территории только что выстроенных новых павильонов Кёльнской ярмарки по инициативе Аденауэра была открыта всемирная выставка «Пресса», ставшая первой крупной международной выставкой в Германии после мировой войны. На нее приехали представители почти всех европейских и ряда заокеанских государств, две сотни дипломатов и около тысячи журналистов, восхищенные репортажи появились в ведущих мировых газетах. Для посетителей выставки было удивительным видеть на ней русских коммунистов без привычной тельмановской кепки, в особенности полпреда Крестинского в наряде дипломата. Ему была оказана честь выступить на открытии выставки с благодарственным словом первым из иностранных гостей, даже раньше американского посла. Крестинский говорил по-немецки, что вызвало симпатии публики.
Аденауэр назвал советский павильон одним из интереснейших разделов выставки. 14 мая 1928 г. он провел специальную встречу с советскими представителями, чтобы обсудить возможность развития культурных связей с СССР. Среди откликнувшихся на приглашение приехать на выставку были председатель Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС) Ольга Каменева, Артемий Халатов, другие официальные лица12. В числе почетных гостей оказался подаривший Аденауэру свою книгу М. Горький, которого, по его собственным словам, очень впечатлили выставка и Рейн. Жена Крестинского в признательность за гостеприимство подарила Аденауэру папиросы ленинградского производства (совсем неподходящий презент для некурящего), в ответ Аденауэр послал ей флакон знаменитой «Кёльнише вассер» и в приложенной записке выразил надежду, что у ее мужа остались хорошие впечатления о Кёльне.
В июле 1928 г. во время обеда с приехавшим из СССР историком, академиком С. Платоновым Аденауэр рассказывал о проекте открытия в Кёльне сек-
ции Немецкого общества по изучению Восточной Европы, целью которого станет улучшение отношений с восточными соседями, развитие контактов с представителями советской науки и культуры. Сама идея создания филиала этого Общества на Рейне принадлежала, вероятно, его генеральному секретарю Хансу Йонасу, сопровождавшему академика Платонова в поездке по Германии.
24 марта 1929 г. Аденауэр открыл в Кёльне выставку русских икон и наверняка говорил о развитии связей с СССР во время многочасовой беседы за обедом с историком искусства, академиком И. Грабарем, специально прибывшим на эту выставку. Глазам Аденауэра открылся мир старинной русской культуры. Беседы с этими академиками и другими людьми из Советской России позволяли кёльнскому обер-бургомистру заключить, что за коммунистическом фасадом продолжает жить культура прежней России. Эти встречи, несомненно, оставили след и подогрели его интерес к динамично развивавшемуся СССР. Поступавшие оттуда новости теперь воспринимались по-другому. Печатавшиеся в кёльнской прессе статьи носили «благоприятный» для Москвы характер13.
«Кёльнцы вообще, Аденауэр в частности, были чрезвычайно любезны и внимательны. Кёльнское радушие приближается к восточнопрусскому, но является более бескорыстным, ибо Кёльн не может рассчитывать на какие-либо большие дела с СССР»14, - обобщал Крестинский в донесении в НКИД от 6 мая 1929 г. свои впечатления от новой поездки в Кёльн по приглашению Аденауэра на состоявшееся 3 мая открытие рейнского отделения Общества изучения Восточной Европы. «Аденауэр - организатор, а ныне уже председатель вновь организованной рейнской группы» Общества изучения Восточной Европы, «прислал приглашение мне, Бегге и другим нашим, знакомым ему по Кёльну, товарищам»15, - сообщал полпред. Доклад «Германия и Россия» было поручено сделать немецкому ученому, специалисту по России Гетчу.
Крестинский выступил на официальном завтраке, на котором почетными гостями были он и председатель немецкого Общества изучения Восточной Европы Шмидт-Отт, и на учредительном заседании, в президиум которого входил Аденауэр. «Затем Гетч перед аудиторией человек в 700 сделал не враждебный нам, но довольно бессодержательный доклад... После этого довольно долго просидели уже без уехавшего в Берлин Гетча вместе с Аденауэром, Шмидт-Оттом, Йонасом, членами вновь избранного президиума..., разговаривали об СССР, о Кёльне, о будущей работе и т.д.»16, - сообщал Крестинский. Аденауэр тогда же предложил официально открыть кёльнское отделение советского торгпредства (неофициально оно уже существовало). Позднее, в 1930 г. он просил полпреда содействовать открытию советского консульства в Кёльне, но бюрократическая волокита и отзыв Крестинского в том же году в Москву помешали этому17. Перед своим окончательным отъездом в Москву в 1930 г. советский посол
предложил Аденауэру встретиться, если он будет в Берлине. Получив от него письмо с этим предложением18, кёльнский мэр, прибыв в Берлин, нанес ему прощальный визит. Крестинский погиб в ходе сталинских репрессий 1937— 1938 гг., оказавшись одним из немногих, кто сопротивлялся до конца и не признавал за собой никакой вины. По отзывам иностранных дипломатов в Германии того периода он был лучшим советским послом.
К началу 30-х годов относится, вероятно, и встреча Аденауэра с тогдашним председателем Моссовета H.A. Булганиным, совершавшим поездку по крупнейшим городам Европы. В феврале 1955 г. спустя всего несколько дней после его назначения на пост председателя Совета министров СССР Аденауэр рассказывал в узком кругу о том, что он виделся с Булганиным в Кёльне. По отзыву Аденауэра тот был не только «одаренным коммунальным политиком», но и «приятным парнем». Они вместе осмотрели Кёльнский собор. Аденауэр теперь, однако, выражал сомнение, что маршал Булганин остался таким же, каким был во время его гражданской службы. Эти замечания тогда же попали на страницы шведской газеты «Стокгольм гиднинген»19. В «Воспоминаниях» Аденауэра лишь вскользь упомянуто, что, когда он был кёльнским обер-бургомистром, ему довелось беседовать с «коммунальным политиком» Булганиным.
Первым официальным лицом, встречавшим Аденауэра у трапа самолета во Внуково, оказался глава советской делегации на переговорах H.A. Булганин. Ни он, ни Аденауэр ничем не выдали, что знакомы. Лишь некоторая фамильярность, допущенная ими в последующие дни, например, по окончании просмотра балета «Ромео и Джульетта» в Большом театре, позволяла заключить, что между ними установились особые отношения. На немецкоязычной театральной программке сохранилась надпись: «Федеральному канцлеру ГФР Г-ну Аденауэру в знак особого уважения. От Н. Булганина. 10/IX-55». В ходе переговоров Булганин называл Аденауэра «мой друг»20. Канцлер официально называл его «министер-президент Бульянин» (так звучало имя в его произношении), а другого партнера по переговорам иногда - «йеноссе Крушчов». Его рейнский диалект трудно поддавался переводу. «Дат ист ох эн райнлэндер» - «он тоже с Рейна», - заметил Аденауэр, увидев на стене одного из кремлевских кабинетов портрет Маркса. «А внучатый племянник Энгельса крупный капиталист Пферд-менгес - мой друг»21.
По воспоминаниям участника переговоров в Кремле Бориса Майснера, в одном из разговоров уже в неофициальной обстановке Хрущёв заявил: «Социалисты в мире выступают за прогресс. Мы хотим, чтобы доходы рабочих постоянно увеличивались...». «Тогда Вам надо вступить в нашу партию ХДС», -парировал Аденауэр под улыбки собравшихся. Хрущёв возразил: «Я неудобный человек. Вы меня быстро прогоните». Аденауэр заметил: «Я из тех, кто держит слово». На что Булганин, перебив его, сказал: «Тебя не прогонят, Никита, но
если кто-то и вознамерится это сделать, я вступлюсь за тебя и напишу соответствующее письмо моему другу, федеральному канцлеру»22.
Противостояние в Кремле: Неудачное начало и успешная развязка
Дружелюбное отношение советских лидеров, представлявших страну-побе-дительницу, понесшую огромные жертвы в войне, к представителю побежденной страны поразило Аденауэра. Подобного не было при его первых встречах с Де Голлем или Черчиллем. Но канцлеру не давала покоя мысль, как добиться освобождения остающихся пленных. Хотя большинство их уже вернулось на родину, кое-кто в ФРГ, исходя из завышенных оценок, полагал, что в советских лагерях в живых остаются еще примерно 130 тыс. человек23. В Бонне, однако, знали, что число выживших намного меньше. Но в обеих частях Германии родственники пропавших без вести еще рассчитывали на чудо...
В период пребывания Аденауэра на посту кёльнского мэра в 20-е годы он сам, как и большинство немцев, не усматривал в Советском Союзе какую-то угрозу. Иное дело теперь, когда после окончания Второй мировой войны советские войска стояли на немецкой земле и СССР превратился во врага номер один. Но острая антикоммунистическая направленность риторики Аденауэра не должна вводить в заблуждение. Хотя он считал коммунизм враждебным ему самому и ХДС, он все же был готов к любым компромиссам, которые соответствовали бы его политическим убеждениям.
Переговоры в Москве развивались по канонам высокохудожественной театральной пьесы. Канцлер чувствовал себя уверенно, но Брентано, Хальштейн, Греве ощущали себя в советской столице как в пасти льва. Открывая переговоры, Булганин говорил о злодеяниях нацистов на советской земле, тактике вы-жженой земли при отступлении вермахта, уничтожении большого числа людей в немецких концлагерях, об отбывающих наказание в СССР военных преступниках. Вопрос их освобождения касается обеих частей Германии и должен решаться совместно с ГДР. Но ввиду известного отношения ФРГ к подобным совместным переговорам данная проблема здесь не подлежит обсуждению. Вопрос объединения страны, по мнению советской стороны, должен рассматриваться на переговорах с участием ГДР и ФРГ. В конце речи Булганин подтвердил желание советского руководства установить дипотношения с ФРГ24.
В ответной речи Аденауэр признал, что германские войска первыми напали на Россию и произошло много плохого. Но одновременно он напомнил, что при вступлении советских войск на немецкую землю происходили страшные вещи25. Из-за ошибки немецкого переводчика, выбранное Аденауэром слово было переведено как «злодеяния», что вызвало гнев Хрущёва, воспринявшего это как
недопустимое оскорбление Красной Армии. Хотя канцлер затем вынужден был уточнить, что сказал другое: «страшные вещи»26, возникла напряженность, и никто не знал, будет ли она преодолена. Последовал нелицеприятный обмен мнениями по поводу легитимности правительства ГДР, стороны занимали противоположные позиции. Когда профессор К. Шмид, коснувшись вопроса освобождения пленных, воззвал к чувству справедливости и традиционному великодушию русского народа27, это не встретило понимания советской стороны28. Аденауэр продолжал парировать атаки импульсивного Хрущёва, не допуская, чтобы переговоры пошли в нежелательном направлении. Хотя напряженность удавалось иногда смягчить шутками, надлежащее взаимопонимание удалось найти не скоро.
Советские лидеры поначалу не могли понять, почему боннская делегация так упорно настаивает на освобождении пленных и в случае отказа готова даже прервать переговоры. Незадолго до этого в Женеве советские представители категорически отрицали, что в их стране остаются военнопленные. Аденауэру объясняли, что в СССР содержатся лишь военные преступники. Остальные, кричал Хрущёв, давно лежат в земле. С другой стороны стола он погрозил Аденауэру кулаком. Аденауэр ответил ему тем же. Стремясь вывести переговоры из тупика, канцлер пошел на хитрость. В открытом телефонном разговоре он попросил прислать из Гамбурга самолеты «Люфтганзы», чтобы тут же отправиться в обратный путь. Преждевременный отъезд делегации ФРГ оставлял советских лидеров с пустыми руками. Под угрозой срыва оказывался большой государственный прием с участием дипкорпуса.
Сразу же после начала этого приема в Георгиевском зале Кремля с участием 600 человек Булганин отвел Аденауэра в сторону. Он осведомился, не является ли нежелание Аденауэра установить отношения с СССР следствием того, что он вынужден оглядываться на другие державы?29 Параллельно с этим разговором с глазу на глаз Молотов также пытался выяснить у фон Брентано, не мешают ли США дипломатическому признанию СССР со стороны ФРГ? Последовал следующий «обмен мнениями». По свидетельству переводчика Кайля, Брентано ответил: «Нет, разумеется, нет». Молотов: «Это Англия?». Брентано: «Нет, тоже нет». Молотов: «Франция?». Брентано: «Совсем нет». Молотов: «Думаю, я угадал: Люксембург!». Брентано с натянутой улыбкой: «Конечно, да». Молотов: «Я же знал, что это не Коста-Рика»30.
После того, как Аденауэр заверил, что сможет решить вопрос обмена посольствами, Булганин после выдержанной театральной паузы пообещал в ближайшее время освободить всех немцев - военнопленных и угнанных, если Аденауэр подтвердит свое решение официальной нотой31. Хотя Булганин и Хрущёв не давали письменных гарантий своего обещания, считая достаточным честное слово, канцлер почувствовал, что лед сломлен. Впору было это отметить. Заме-
тив, что Хрущёва и Булганина обслуживает отдельный официант, Аденауэр попросил у него бутылку, изучил ее содержание и, обнаружив, что те пьют лишь воду, призвал выпить вина32. Их согласие можно было воспринять как совместное желание успешного завершения переговоров.
Аденауэр отмечает в воспоминаниях, что ему было достаточно честного слова Булганина и Хрущёва, но ближайшие сотрудники подвергли его жесткой критике33. Хальштейн и Брентано не верили своим ушам: антикоммунист Аденауэр, всегда обвинявший Советский Союз в нарушении договоренностей, поверил честному слову хозяев Кремля! Критики убедили Аденауэра добиться письменного заверения, чтобы было что показать правительству и бундестагу. Хрущёв был очень удивлен, когда на следующее утро Аденауэр все же попросил о письменном засвидетельствовании данного обещания. «Мне самому достаточно Вашего честного слова, но я не один в делегации», - сказал канцлер34. «Извините, не хотите ли Вы сказать, чтобы мы помогли заставить вашу делегацию согласиться с Вами?», — спросил Хрущёв35. «Примерно так оно и есть, хотя мне не следовало бы этого говорить», - ответил Аденауэр36. Советским лидерам казалось странным, что канцлер не может заставить своих сотрудников замолчать. Хрущёв и Булганин повторили перед членами западногерманской делегации свои обещания. Порученное дипломатам согласование текста коммюнике об установлении отношений между СССР и ФРГ заняло несколько часов37.
Аденауэр произвел впечатление на советских лидеров. В январе 1956 г. Булганин поздравил его с 80-летием. Молотова, как писал Кизингер, поразил аденауэровский стиль переговоров. Хрущёв, видимо, был искренен, когда сказал пресс-аташе делегации Экардту: «Ваш канцлер - великий человек»38. Позднее он, однако, называл канцлера «умным и опасным». Но ему импонировала трезвая оценка Аденауэром международной ситуации. Хрущёв послал Аденауэру на 85-летие палехскую лаковую шкатулку с иллюстрацией к поэме «Конек-Горбунок»39. Ее можно увидеть в специально выстроенном для отставного канцлера застекленном павильоне (где он, избегая телефонных звонков, писал мемуары) в саду ставшего музеем его дома в Рёндорфе близ Бонна.
Германский вопрос остался открытым
Результатом напряженных переговоров стало не только установление ди-потношений, но и возвращение к своим родным в Германии почти 10 тыс. последних военнопленных и около 20 тыс. угнанных гражданских лиц40. Но вопрос объединения страны не удалось продвинуть ни на шаг. Установление отношений было для Бонна не только вопросом престижа. Для Аденауэра было очень важно получать информацию о Советском Союзе от собственного посольства и не зависеть больше от дозированной информации западных союзни-
ков. До этого, по его словам, США, Великобритания и Франция рассматривали ФРГ как подростка, которого родители изредка берут с собой, но чаще оставляют дома: «А теперь мы снова встали с ними в один ряд»41.
В первые годы пребывания на посту канцлера его часто упрекали в том, что он совершенно не заинтересован в воссоединении страны. Но это было не так. Аденауэр вовсе не считал, что Советский Союз должен предоставить свободу ГДР в интересах Федеративной Республики. Выход ГДР из зоны советского влияния вызвал бы, по его мнению, цепную реакцию в Восточной Европе, захватившую бы прежде всего Венгрию и Польшу42.
Аденауэр полагал, что принятие предложения о нейтрализации ФРГ вызвало бы подозрение в Париже, Лондоне и Вашингтоне и торпедировало бы ее запланированную интеграцию в Западную Европу. В любом случае он не хотел создать впечатление, что сознательно собирается проводить политику, направленную на отрыв Польши от советской империи. Хотя ему было хорошо известно, что большинство поляков не разделяют коммунистических убеждений. 70% поляков, полагал он, в душе настроены абсолютно антикоммунистически43.
Остававшийся открытым германский вопрос приобретал все большее значение. Аденауэр, насколько позволяла ему постоянная занятость, внимательно следил за происходящим в Кремле, что не мешало ему нередко приходить к неверным умозаключениям и занимать противоречивые позиции. Переживший приход и нахождение у власти нацистов он был убежден в том, что Советский Союз, бывший такой же несправедливой системой, когда-нибудь рухнет, и тогда ГДР получит свободу. В 1963 г. он заявил: «Мне всегда хочется знать, каково экономическое положение в СССР. Для меня это самое главное. С этими мыслями я ложусь спать и с ними же встаю»44.
Иногда он опасался прихода советских танков. Он часто спрашивал свое окружение, как Кремль отреагирует на его действия45. Аденауэр жадно вылавливал известия из прессы о состоянии советско-китайских отношений. Канцлер помнил о не попавших в официальные протоколы сетованиях Хрущёва по поводу КНР, вызывавшей немалую озабоченность советского руководства. Аденауэр сделал из этого вывод, что для СССР однажды станет невозможным защищать свои восточные и западные границы и одновременно энергично повышать жизненные стандарты советских людей46. И тогда пробьет час, когда немцы встретят со стороны Москвы большее понимание в вопросе объединения. После этого можно будет вовлечь в процесс интеграции и восточноевропейские страны, полагал он47.
Экономические трудности в СССР, которые он все же нередко слишком переоценивал, были для него признаком слабости советской системы, которая не справится с проблемами противоборства с Западом и рано или поздно пой-
дет на уступки. Но иногда ему казалось, что было бы лучше, если бы СССР выполнял свои пятилетние планы и был экономически стабилен. Улучшение жизни людей в ГДР, по его мнению, могло приблизить объединение. Нередко ему представлялось, что оно не за горами, но чаще все же, что ждать придется еще долго. Франции для решения вопроса Эльзас - Лотарингии потребовалось почти 50 лет, говорил он48. Федеративная Республика не должна терять надежды на то, что немцы смогут жить в едином государстве, подчеркивал Аденауэр49.
По завершении переговоров в Кремле H.A. Булганин направил официальное письмо К. Аденауэру, в котором была ясно обозначена советская позиция. В нем, в частности, говорилось: «Господин Федеральный канцлер, в связи с договоренностью, достигнутой в ходе переговоров между правительственными делегациями Советского Союза и Германской Федеральной Республикой, я имею честь подтвердить Вам, что Советское Правительство приняло решение установить дипломатические отношения с Правительством Германской Федеральной Республики и обменяться дипломатическими представителями в ранге Чрезвычайных и Полномочных Послов. Правительство Советского Союза выражает уверенность в том, что устанавливаемые ныне дипломатические отношения будут способствовать развитию взаимопонимания и сотрудничества между Советским Союзом и Германской Федеральной Республикой в интересах мира и безопасности в Европе. Советское Правительство исходит при этом из того, что установление и развитие нормальных отношений между Советским Союзом и Германской Федеральной Республикой будет содействовать решению неурегулированных вопросов, касающихся всей Германии, и должно будет тем самым помочь разрешению главной общенациональной проблемы немецкого народа -восстановлению единства германского демократического государства»50.
Советско-западногерманские отношения, начало которым положил визит Аденауэра в Москву 8-14 сентября 1955 г., переживали периоды взлетов и падений. Многие десятилетия за СССР оставалось решающее слово в деле объединения Германии. После того, как 15 лет назад оно было, наконец, произнесено, и страна стала единой (хотя различия в менталитете восточных и западных немцев остаются, и в 2005 г. они стали даже темой острой предвыборной борьбы) отношения Германии с правопреемницей Советского Союза - Россией развиваются успешно и динамично и, по общему мнению, никогда еще не были столь дружественными как в последние годы.
Примечания
1. Krekel M.W. Verhandlungen in Moskau. Adenauer, die deutsche Frage und die Rückkehr der Kriegsgefangenen. Bad Honnef-Rhöndorf, 1996. - S. 22.
2. Adenauer К. Erinnerungen. Stuttgart, 1965-1968. 4 Bde. Московские переговоры освещены во втором томе: Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 487-556. См. также: Adenauer К. Reden, 1917-1967. Hrsg. von H.-P. Schwarz. Stuttgart, 1975; Baring A. Aussenpolitik in Adenauer Kanzlerdemokratie. München, 1969; etc.
3. Часть документов, касающихся этой встречи, представлена в вышедшем в сентябре 2005 г. сборнике: Визит канцлера Аденауэра в Москву. 8-14 сентября 1955 г. Документы и материалы. М., 2005. В нем, по большей части, впервые опубликовано свыше 40 документов, предоставленных Архивом внешней политики Российской Федерации, Политическим архивом Министерства иностранных дел Федеративной Республики Германия, Российским государственным архивом новейшей истории.
4. Eckardt F. von. Ein unordentliches Leben. Lebenserinnerungen. Düsseldorf, Wien, 1967. - S. 384.
5. Одним из них был Борис Майснер, издавший впоследствии подборку документов об отношениях СССР и ФРГ послевоенного периода. Meissner В. (Hrsg.). Moskau -Bonn. Die Beziehungen zwischen der Sowjetunion und der Bundesrepublik Deutschland, 1955-1973. Dokumentation. Köln, 1975. Bd. 1.
6. Schwarz H.-P. Adenauer. Der Staatsmann: 1952-1967. Stuttgart, 1991. - S. 213 f.
7. Poppinga A. Konrad Adenauer. Eine Chronik in Daten, Zitaten und Bildern. Mit einer Einführung von R. Morsey. Bergisch Gladbach, 1996. - S. 95.
8. Krekel M.W. Verhandlungen in Moskau. Adenauer, die deutsche Frage und die Rückkehr der Kriegsgefangenen. Bad Honnef-Rhöndorf, 1996. - S. 9.
9. Falin V. Politische Erinnerungen. München, 1993. - S. 328.
10. Heimkehr aus dem Osten // Arte TV. Doku, Dtl., 24.08.2005.
11. О том, что он был дважды насильно отправлен в отставку Аденауэр напомнил в Москве. См.: Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 94.
12. В доме-музее К. Аденауэра в Рёндорфе (Штифтунг-Бундесканцлер-Аденауэр-Хаус) сохранились фотографии, на которых Аденауэр запечатлен вместе с советской делегацией, прибывшей на выставку «Пресса». Одна из них опубликована в подборке: Konrad Adenauer. Dokumente aus vier Epochen deutscher Geschichte. Das Buch zur Ausstellung. Bad Honnef-Rhöndorf, 1997. - S. 56-57.
13. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 082. Оп. 13. Папка 53. Д. 10. Л. 61. См., например, статью «Zwischen Berlin und Moskau» in: Kölnische Zeitung, 25.04.1930 и помещенную в том же номере телеграмму Юста из Москвы под заголовком «Nach wie vor zu Rapallo» с пересказом статьи от 24.04.1930 из «Известий» о советско-германских отношениях «без критических против нее выпадов». Хотя большинство других немецких газет «выступают довольно резко против статьи "Известий"», подчеркивал в своем донесении Крестинский. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 13. Папка 53. Д. 10. Л. 60.
14. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 12. Папка 45. Д. 3. Л. 178-179.
15. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 12. Папка 45. Д. 3. Л. 179.
16. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 12. Папка 45. Д. 3. Л. 178.
17. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 13. Папка 53. Д. 10. Л. 89.
18. Фотокопия данного письма, сохранившегося в Архиве города Кёльна, опубликована в нашей статье в газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг», посвященной неизвестной ранее истории отношений Аденауэра с советскими официальными лицами на рубеже 20-30-х годов. Подробности визита правительственной делегации ФРГ во главе с Аденауэром в Москву в сентябре 1955 г. освещены в вышедшей по случайному совпадению в тот же день статье в «Независимой газете». См. Brahm H., Ljubin V. Ein unbekannter Adenauer // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 13.09.2005. - S. 10; Любин В., Брам X. Дипломатия высокого риска. Конрад Аденауэр и советские руководители: Первое знакомство // Независимая газета. М., 13.09.2005. - С. 11.
19. Stockholms Tidningen. 10.02.1955.
20. Meissner В. Mit Adenauer im Kreml // Jahrbuch des baltischen Deutschtums 2001. Lüneburg, München, 2001. - S. 33.
21. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 93.
22. Meissner B. Mit Adenauer im Kreml // Jahrbuch des baltischen Deutschtums 2001. Lüneburg, München, 2001. - S. 33.
23. Köhler H. Adenauer. Frankfurt а. M„ 1994. - S. 877 f.
24. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 94-95.
25. Adenauer K. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 508-509.
26. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 94-98.
27. Schmid C. Erinnerungen. Bern, München, Wien, 1979. - S. 575 f.
28. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 114-116.
29. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 544.
30. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 122.
31. Krekel M.W. Verhandlungen in Moskau. Adenauer, die deutsche Frage und die Rückkehr der Kriegsgefangenen. Bad Honnef-Rhöndorf, 1996. - S. 29.
32. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 545.
33. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 544-545.
34. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 548.
35. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 126-129.
36. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 549.
37. Keil R.-D. Mit Adenauer in Moskau. Erinnerungen eines Dolmetschers. Bonn, 1997. - S. 132-136.
38. Eckardt F. von. Ein unordentliches Leben. Lebenserinnerungen. Düsseldorf, Wien, 1967. - S. 400.
39. Poppinga A. Meine Erinnerungen an Konrad Adenauer. Stuttgart, 1970. - S. 245.
40. Poppinga A. Konrad Adenauer. Eine Chronik in Daten, Zitaten und Bildern. Mit einer Einführung von R. Morsey. Bergisch Gladbach, 1996. - S. 95.
41. Schwarz H.-P: Adenauer. Der Staatsmann 1952-1967. Stuttgart, 1991. - S. 218.
42. Adenauer K. Teegespräche 1950-1954. Berlin, 1984. - S. 260.
43. Adenauer K. Teegespräche 1950-1954. Berlin, 1984. - S. 298.
44. Adenauer K. Teegespräche 1961-1963. Berlin, 1992. - S. 539-540.
45. Adenauer K. Teegespräche 1961-1963. Berlin, 1992. - S. 243.
46. Poppinga A. Konrad Adenauer. Eine Chronik in Daten, Zitaten und Bildern. Mit einer Einführung von R. Morsey. Bergisch Gladbach, 1996. - S. 96-97.
47. Osterheld H. Ich gehe nicht leichten Herzens. Mainz, 1986. - S. 177, 186.
48. Adenauer K. Erinnerungen. Bd. 2. 1953-1955. Stuttgart, 1966. - S. 69.
49. Adenauer K. Teegespräche 1961-1963. Berlin, 1992. - S. 69.
50. АВП РФ. Ф. 06. On. 14. Папка 14. Д. 208. Л. 120; «Правда», 14.09.1955; Визит канцлера Аденауэра в Москву, цит., с. 185.
