CC BY
85DOI: 10.12731/2077-1770-2016-2-2-163-174 УДК 130.2
А.Н. РАДИЩЕВ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ФИЛОСОФ И МЕТАФИЗИК
Крохина Н.П.
Цель статьи - рассмотреть историософию и метафизику А.Н. Радищева как человека века Просвещения и эпохи барокко.
Метод исследования - герменевтический комментарий к его путевым заметкам «Путешествие из Петербурга в Москву».
Результаты: доказывается барочность его мысли; анализируются его историософские построения - идеи круговращения и исторического возмездия; проводится связь его историософии с библейской традицией. Автор подчеркивает, что А.Н. Радищев был первым в России идеологом модернизации, первым сочетал утверждение божественной основы мира и божественной глубины человека с критикой исторической церкви, был первым пророком русской революции. Делается вывод, что А.Н. Радищев первым ставил центральный вопрос русской классической литературы и русской религиозной философии - вопрос исторически-живого, действенного христианства, а в стремлении сочетать власть со свободой, Просвещение с верой, разум с чувством был первым вестником в России «второго Просвещения».
Область применения - социальная философия, история русской культуры и литературы.
Ключевые слова: гражданин будущих времён; человек эпохи барокко; свобода мысли; свобода печати; «второе Просвещение»; пророк; возмездие; имманентизации веры.
A.N. RADISHCHEV AS A SOCIAL PHILOSOPHER AND METAPHYSICS
Krokhina N.P.
The purpose of the article - see historiosophy A.N. Radishshev metaphysics and as a man of the Enlightenment and the Baroque.
The research method - hermeneutic commentary on his travel notes "Journey from St. Petersburg to Moscow. "
Results: Baroque proved his thoughts; analyzed its historico-build -the idea gyre and historical retaliation; historiosophy held its connection with the biblical tradition. The author emphasizes that A.N. Rad-ishchev was the first in Russia ideologue of modernization, the first combined statement of the divine foundation ofpeace and divine depths of human history with criticism of the church, it was the first prophet of the Russian revolution. It is concluded that A.N. Radishchev first put the central question of classical Russian literature and Russian religious philosophy - the question historically live, Christianity effectively and in an effort to combine power with freedom, education in faith, the mind with a sense was the first to herald in Russia a "second enlightenment".
Scope - social philosophy, the history of Russian culture and literature.
Keywords: citizen of the future era; a man of the Baroque era; freedom of thought; freedom of the press; "second Enlightenment"; a prophet; retribution; immanentization faith.
А.Н. Радищев относится к числу мыслителей, которые опережали своё время. Каждая эпоха акцентирует свои актуальные смыслы в его наследии. Современные аналитики к советскому штампу «первый русский революционер» добавляют новые - радикальный либерал, ориентированный на европейскую цивилизацию. Потому
для него всё так и плохо в его отечестве. Как полагает автор недавно вышедшей в серии ЖЗЛ книги о А.Н. Радищеве О. Елисеева, «с именем Радищева связан один из самых жгучих для современности вопросов: а стоит ли звать Русь к топору?». Для Елисеевой Радищев именно звал к топору: «призывал к «экспорту революции» из Парижа в Петербург» [3]. Книга порождена модным сейчас веянием к дегероизации прежних героев. Интересно, что это тенденциозное прочтение писателя совпадает с его досоветской официальной оценкой, которую отчасти излагал А.С. Пушкин: «сатирическое воззвание к возмущению». Далее в своей подцензурной статье поэт называет А.Н. Радищева человеком «с духом необыкновенным.., действующим с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою со-вестливостию» [6, с. 241-242]. Мнение А.С. Пушкина уже снимает с А.Н. Радищева тень человека, «звавшего к топору». Данный материал порождён потребностью полемически высказаться против старых и новых негативных штампов вокруг имени Радищева.
Как социальный философ, А.Н. Радищев - практически первый в России идеолог модернизации, «гражданин будущих времён» [5, с. 171]. Однако это не одно и то же, что революция. Как метафизик, А.Н. Радищев - человек эпохи барокко с его чувством несоизмеримости человека и мира, острым чувством бренности всего живущего и зримого, открытием величия простого и ничтожности великого, с его чувством божественного и беспредельного. «Мысли мои обращены были в неизмеримость мира» [5, с. 19] - звучит в начале его «Путешествия из Петербурга в Москву» и ещё острее в конце: «В бездне миров беспредельной, как в морских волнах малейшая песчинка, как во льде, не тающем никогда, искра едва блестящая, в свирепейшем вихре как прах тончайший, что есть разум человека?» [5, с. 288]. Всё бренно: «И человек родится на то, чтобы умереть» [5, с. 238], «Неизвестность будущего соразмерна бренности твоего
сложения» [5, с. 81], но человек стремится преодолеть своим разумом и своим чувством эту бренность. Человеческой мысли свойственна потребность «собеседования с жившими за многие тысячи веков» [5, с. 276].
Мысль А.Н. Радищева обращена к вопросам философии истории -в прошлое и будущее. «Всё в разрушении своё имеет начало». Народы «основывают царства, мужают, славятся, слабеют, изнемогают, раз-рушаются...Даже имена их погибнут» [5, с. 64]. Время смеётся над человеческой гордыней: «Где мудрые Солоновы и Ликурговы законы, вольность Афин и Спарты утверждавшие? Где пышная Троя, где Кар-фага?» [5, с. 69]. Давно уже нет и вольного государства Новгородского с его народным правлением. У мыслителя нет идеи прогресса, но мотив коловращения: «Всё на свете колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое в моде» [5, с. 104]. Всё переходит в свою противоположность: «из мучительства рождается вольность, из вольности рабство» [5, с. 238], просветительское вольномыслие сменяется «новейшими таинственными творениями» [5, с. 66], масонскими увлечениями. Как просветитель, А.Н. Радищев отвергает «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» - тьму заблуждений во всех сферах социальной и духовной жизни. Он также знает: тьма может возродиться [5, с. 228, 207]. Мысль его обращена в завтрашний день, «когда нынешние державы от естественных и нравственных причин распадутся» и «позла-щённые нивы их порастут тернием» [5, с. 173]. «Всё, что зрим, прейдёт; всё рушится, всё будет прах» [5, с. 82]. Словами Г.Р. Державина, «Река времён в своём стремленьи / Уносит все дела людей / И топит в пропасти забвенья / Народы, царства и царей». В то же время, поскольку мир имеет божественную основу («атеист заблуждается в метафизике» [5, с. 190]), «некий тайный глас вещает мне: пребудет нечто вовеки живо». Как Бог «един повсюду» - в разных именах, данных смертным человеком в своём заблуждении, - «Иегова, Юпитер,
Брама; Бог Авраама, Бог Моисея, Бог Конфуция, Бог Зороастра, Бог Сократа, Бог Марка Аврелия, Бог христиан» [5, с. 82] - также едины законы человеческой мысли и сердца, воплощённые в слове. Потому и свойственно человеческой мысли «собеседовать с жившими за многие тысячи веков», всех народов и всех веков изобретения и понятия сочетать и приводить «в единую связь» [5, с. 276]. Гробницы - «знаки человеческой гордости»: «Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою». Но слово перелетит «за необозримый горизонт столетий» [5, с. 273-274]. Как человек позднего просвещения, полагая суть человека равно в чувстве и разуме, писатель видит двойственность и человеческого сердца, и мысли: «Мысль великая рождала иногда невежество». Цензуру родила не только инквизиция, но и книгопечатание, «разум философский в XVIII столетии (которое мыслитель называл «безумным и мудрым») произвёл иллюминатов» [5, с. 201]. «Чувства наши, как гибкое и молодое дерево, можно вырастить прямо и криво» [5, с. 223]. Потому «блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя сердце посеял добродетель» [5, с. 67].
Книга А.Н. Радищева пронизана библейскими аллюзиями. Чувствительный человек XVIII столетия то говорит языком Иова: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала», то евангельскими парафразами: «блажен возрыдавший, надейся на утешителя»; «если я кого ударю, тот и меня ударить может» [5, с. 7, 9, 23]. То возвышается до голоса ветхозаветного пророка, обретая в самом себе божественный голос совести и милосердия, обличая жестокосердие, надменность и раболепствование.
Как человек Нового времени, А.Н. Радищев утверждает свободу, ибо «человек во всём от рождения свободен», о чём он писал ещё в оде «Вольность» [5, с. 226]. Это беспрецедентное утверждение свободы в духовной и социальной сферах и делает Радищева идеологом
«второго Просвещения» [3]. Утверждение божественной основы мира и божественной глубины человека мыслитель сочетает с критикой исторической церкви: «Христианское общество вначале было смиренно, кротко, скрывалося в пустынях и вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось своего пути.. .Папа стал всесильный из царей» [5, с. 64]. Мыслителю ненавистны любые оковы и путы человеческого разума: «Священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разные времена разум человеческий», «они подстригали ему крылья», чтобы тот не обращал свой полёт «к величию и свободе» [5, с. 195]. «Установление свободы в исповедании обидит одних попов и чернецов, да и те скорее пожелают приобрести себе овцу, нежели овцу во Христово стадо» [5, с. 220]. Свобода мысли для мыслителя неотделима от свободы печати. А.Н. Радищев отвергает цензуру, которая будет существовать в России, как мы знаем, ещё два столетия. Сочетание гражданской вольности со свободой печати он видел в американском законодательстве [5, с. 210]. «Учредители инквизиции изобрели цензуру», «цензура изобретена священством» [5, с. 195, 209]. Как «нянька рассудка», она оставляет человека недорослем [5, с. 186-187]. В просвещённом обществе цензура не нужна, её заменяет общественное мнение: «Наистрожайшая полиция не может так запретить дряни мыслей, как негодующая на неё публика» [5, с. 194]. «Запрещать дурачество есть то же, что его поощрять. Дай ему волю; всяк увидит, что глупо и что умно. Что запрещено, того и хочется» [5, с. 190]. Цензурные запреты останавливают живое развитие мысли. А.Н. Радищев видит в истории мысли логику Великого Инквизитора: «Греческие императоры.., управляемые священниками, воздвигали гонение на всех тех, кто деяния и учения Иисусовы понимал с ними различно». Так Константин предал проклятию учение Ария и осудил на сожжение его книги, Феодосий II - учение и книги Нестория.
Но «несмысленные», они «не ведали, что, истребляя превратное или глупое истолкование христианского учения и запрещая разуму трудиться в исследовании каких-либо мнений, они остановили его шествие», отняли опору истины - «различие мнений, прения и невозбранное мыслей своих изречение», сделав большой «шаг вспять ко тьме и невежеству» [5, с. 198-199]. Везде, где преследуются мнения как ересь, истина («высшее для нас божество» [5, с. 291]) утверждается как догма. В этом величайшее историческое заблуждение христианской церкви. Живая мысль требует свободы и диалога -различия мнений и «собеседования с жившими за многие тысячи веков». Такую же свободу писатель утверждает в отношениях отцов и детей, которых связывают лишь отношения любви [5, с. 127].
В своём стремлении сочетать «власть со свободой» [5, с. 185] А.Н. Радищев отвергает всесилие власти, самый принцип единодержавия: «в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?» [5, с. 213]. Властителей народов всегда окружали «пышная внешность» и «стадо рабов». «Но чем народ просвещённее.. , тем внешность менее действовать может» [5, с. 182]. В сне-притче суровая Истина снимает бельма с царских глаз: «Одежды мои, столь блестящие, казалися замараны кровию и омочены слезами.. .Вокруг меня стоящие.. .вся внутренность их казалась чёрною и сгораемою тусклым огнём ненасытности» [5, с. 55]. Также обессмысливается слава завоеваний: «исчисли убийства твои и ужаснися» [5, с. 164].
Главный вопрос книги А.Н. Радищева, объединяющий её очерковый, эмоциональный и аналитический планы повествования, - крестьянский вопрос, вопрос освобождения крестьян, раскрытие противоестественности рабства во всех его проявлениях, ибо «человек родится в мир равен во всём другому» [5, с. 96]. Книга мыслителя интересна своим предвосхищением тем, мотивов и образов русской литературы XIX века. А.Н. Радищев - первый пророк русской рево-
люции. Высший идеал писателя-пророка, явившийся А.С. Пушкину в его вершинном творческом вдохновении, реализован автором «Путешествия». В своём постижении законов истории мыслитель сочетал идею круговращения с идеей исторического возмездия. «Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие», ибо «если я кого ударю, тот и меня ударить может» [5, с. 167, 23]. А.Н. Радищев писал книгу-предупреждение. Современник Пугачёвского бунта, он предвидит народное мщение: свободы должно ожидать «от самой тяжести порабощения» [5, с. 220]. Картина народного восстания дана уже в оде «Вольность» [5, с. 232]. «Поток, заграждённый в стремлении своём, тем сильнее становится, чем твёрже находит противустояние.. .Таковы суть братия наши, во узах нами содержимые. Ждут случая и часа. Колокол ударяет. Мы узрим окрест нас меч и отраву» [5, с. 167]. Писатель предвидит апокалиптическую картину конца и гибели священного царства. Это предчувствие основано и на понимании психологии русского человека, контрасты русской души присутствуют в «Путешествии». «Скорбь душевная» звучит в народной песне, но если русский человек хочет разогнать уныние, «если захочет повеселиться, то идёт в кабак. В веселии своём порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нём, то скоро начинает спор или битву» [5, с. 1415]. Широк русский человек, терпеливый и способный на жестокое мщение: «русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость» [5, с. 88].
Русская литература, начиная с А.Н. Радищева, обращена к пророческим предчувствиям новой жизни. Общество должно быть основано на христианских принципах свободы, равенства, братства. В своём обличении бесплодной «нивы рабства» писатель многоголос и разнообразен. Здесь и апокалиптические пророчества гибели, и со-
чувствие к страждущим первого народного заступника из дворян, обличение жестокосердия и «окаменелых сердец» [5, с. 219]. То звучат слова проповеди: «опомнитесь, заблудшие, смягчитеся, жестокосердые; разрушите оковы братии вашей, отверзите темницу неволи.», ибо «порабощение есть преступление» [5, с. 155-156]. То призыв к общественному мнению против мучителя-варвара: «сокрушите орудия его земледелия, сожгите его риги, овины, житницы» [5, с. 177]. То, предвосхищая «Записки охотника» И.С. Тургенева, звучит восхищение душевной силой и красотой простого человека. Это и признание в любви к деревенским красавицам, которые «не знают притворства, не налагают на себя личины притворные любви, а когда любят, то любят от всего сердца и искренно» и их сравнение с городскими тётушками и племянницами не в пользу последних: «у вас на щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на искренности. сажа» [5, с. 138-141]. Это и подчёркнутое достоинство простого человека: слепого старика-певца и его слушателей, Анюты и её матери.
Важнейший аспект главной темы А.Н. Радищева предвосхищает центральную проблему творчества Ф.М.Достоевского, которую Н.А.Бердяев называет проблемой «имманентизации веры»: не внешняя кара ожидает человека, а «изнутри, имманентно раскрывающееся Божественное начало поражает человеческую совесть» [1, с. 53-54]. К христианской совести, божественному голосу в человеке взывает и А.Н. Радищев: «Если бы человек, входя почасту во внутренность свою, исповедал бы неукротимому судии своему, совести, свои деяния» [5, с. 271]. Писатель первым ставит центральный вопрос русской классической литературы и русской религиозной философии -вопрос исторически-живого, действенного христианства: «О Богочеловек! Почто писал Ты закон Твой для варваров? Они, крестяся во имя Твоё, кровавые приносят жертвы злобе» [5, с. 46]. Страданиями совести человек искупает всё злое, что сотворил, но также А.Н. Ра-
дищев признаёт суровый закон исторического возмездия, говоря словами пророка: «О! если бы рабы, тяжкими узами отягчённые, яряся в отчаянии своём, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени» [5, с. 251-252]. История и творится этими «великими мужами», «особенниками в просвещении» [5, с. 182].
Идеи исторического круговращения и возмездия подтверждаются драматизмом конца Нового времени и размышлениями современных историков. «Из истории можно выпасть», «история прерывиста». Когда не создаётся мир человека, начинается «квази-стория», события движутся по кругу, история зависает, проблемы не решаются, человек возвращается к собственным заблуждениям. «Квазисознание способно порождать широчайший спектр проявлений зла - от далеко не безобидного личного эгоизма до захватывающих целые народы человеконенавистнических идеологий» или навязывания социуму проектов «организованного и насильственного его переустройства» [4]. Новая эпоха романтизма открывала драму свободы новоевропейского человека. Человек эпохи романтизма с его индивидуалистическим протестом против реальности, бегством от реальности в мир мечты, с его очарованностью экзотикой и стариной, оказался не способен решать задачи исторического обновления. «Время летит; дни наши преходят в недействии» [5, с. 170]. Относительное решение крестьянского вопроса было отодвинуто на десятилетия. Принцип единодержавия рухнул в революции 1917 г., обозначив вхождение русского мира в сложный процесс разложения старых органических устоев жизни. По мысли Н.А. Бердяева, «несчастье России в том, что она исторически так запоздала с осуществлением элементарных и обязательных
либеральных начал», революции - «трагическая судьба народов», «искупление вины» [2, с. 401, 837]. «Огромное тёмное мужицкое царство должно пройти долгий путь цивилизования, просвещения и просветления» [2, с. 749].
За стремление сочетать власть со свободой, Просвещение с верой, разум с чувством А.Н. Радищева можно назвать первым вестником в России «второго Просвещения», к которому движется наша постсовременность, способного решить проблемы, не решённые первым Просвещением, исходя из следующего понимания просвещённости - это «взрослое, зрелое состояние человека и человечества, когда люди, интенсивно мысля собственным умом, развивая все свои потенции, не просто проживают, но творят свою неповторимую жизнь - творят историю» [4, с. 6]. В современном идеологическом распутье Радищев обозначает вектор поворота к христиан-ско-социальным ценностям от провалившегося либерализма.
Список литературы
1. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. М.: Захаров, 2001. 173 с.
2. Бердяев Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914-1922. М.: Астрель, 2007. 1179 с.
3. Беседа с О.Елисеевой // Литературная газета. 2015. № 40. С.4.
4. Каграманов Ю. На подходе ко Второму Просвещению // Дружба народов. 2014. №1. С. 176-192.
5. Киселёв Г.С. История как бытие // Вопросы философии. 2014. № 4. С. 3-13.
6. Пушкин А.С. Александр Радищев // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. Л.: Наука, 1978. С. 239-250.
7. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. М.: Художественная литература, 1989. 296 с.
References
1. Berdyaev N.A. Mirosozertsanie Dostoevskogo [The Philosophy of Dostoevsky]. Moscow: Zakharov, 2001, 173 p.
2. Berdyaev N.A. Padenie svyaschennogo russkogo tsarstva: Publit-sistika 1914-1922 [The fall of the sacred Russian kingdom: Literature 1914-1922], Moscow: Astrel, 2007, 1179 p.
3. Literaturnaja gazeta, 2015, no. 40, р. 4.
4. Kagramanov Yu. Friendship of Peoples, 2014, no.1, pp. 176-192.
5. Kiselev G.S. Problems of Philosophy, 2014, no. 4, рр. 3-13.
6. Pushkin A.S. Polnoe sobranie sochinenij [Full composition of writings], V. 7, L .: Science, 1978, pp. 239-250.
7. Radishchev A.N. Puteshestvie iz Peterburga v Moskvu [Journey from St. Petersburg to Moscow], Moscow: Fiction, 1989. 296 p.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ Крохина Надежда Павловна, профессор кафедры культурологии и литературы, доктор филологических наук, доцент по кафедре культурологии
Шуйский филиал ВГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет»
ул. Кооперативная, 24, г. Шуя, Ивановская область, 155908,
Российская Федерация
DATA ABOUT THE AUTHOR Krokhina Nadezhda Pavlovna, Professor of Cultural Studies and Literature, Ph.D., Associate Professor in the Department of Cultural Studies
Ivanovo State University, Shuya branch
25, Kooperativnaya St., Shuya, Ivanovo Region, 155908, Russian Federation [email protected]
