Н.Ю. Андрианова
А.А. БОГДАНОВ О СОВРЕМЕННЫХ ЕМУ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕАЛИЯХ МИРОВОГО ПРОЦЕССА
Статья посвящена исследованию взглядов и оценок А.А. Богданова на социально-экономические и политические процессы в России и мире в период 1917-1920-х годов, на место и роль в них основных социальных групп общества, а также на применяемую ученым методологию.
Ключевые слова: государственный капитализм, финансовый капитал, буржуазия, интеллигенция, культурные линии.
Есть люди, которые остаются одинокими даже среди единомышленников. Причин этому обычно несколько: нетрадиционно мыслят, опережают время, видят и оценивают происходящее намного глубже и проницательнее остальных. К таким относился и Богданов (Малиновский) Александр Александрович.
Человек трагической судьбы, мыслитель, ученый-практик, во многом опередивший свое время. Не секрет, что даже вчерашние соратники в какой-то момент оставляли его в силу специфики собственных занятий, как Л.Б. Красин, или по расхождению во взглядах на практическое воплощение некогда общих идей, как А.В. Луначарский.
Богданова не принимали и критиковали не только люди, чуждые марксизму, но и представители всех направлений русского марксизма: большевики считали «меньшевиком», меньшевики -«правым». В письмах 1920-х годов Богданов немало сил потратил, отбиваясь от этих нападок1.
Так, в письме к Н.И. Бухарину он писал: «Вы пишете, что в начале революции я защищал меньшевистскую тактику2. Это не так <...>. Я стоял тогда на старобольшевистской точке зрения
© Андрианова Н.Ю., 2012
и начавшуюся в России революцию рассматривал как демократическую; большинство русских большевиков тоже еще думали так. К партии я формально не принадлежал <...> если я и касался тогда печатно вопросов политики, то лишь в пропагандистском смысле <...>». И далее: «<...> Обо мне меньшевики писали, что я "правее" их. Мне же казалось, что выводы объективно-научного исследования разве только меньшевикам простительно оценивать на такой манер; по старой марксистской логике, здесь нет вопросов о том, "правее" я или "левее", а только прав или не прав»3.
Задача статьи: разобраться, был ли действительно прав или не прав А.А. Богданов в своих оценках происходящих в мире процессов в период 1917 - первой половины 1920-х годов.
Выделяя в общественной организации три основополагающих принципа: авторитарный, принцип индивидуализма и принцип коллективизма, Богданов каждый условно соотносит с определенным политическим и социально-экономическом историческим периодом. Так, «принцип авторитета впервые дал людям духовную культуру, связал в стройном единстве как их взаимные отношения, так и их мышление <...>. На протяжении ряда тысячелетий он организовал общество как в его трудовом бытии, так и в сознании. Весь период патриархальный и <...> феодальный жили на основе авторитета; им держалась сплоченность и сила человеческих коллективов». Но товарно-денежные отношения Нового времени потеснили авторитеты прошлого: сотрудничество независимых индивидуальных хозяйств приносит с собой «дух частной собственности, дух конкуренции. В их центре стоит личность, со своими особыми интересами и стремлениями, с жаждой развития своей, индивидуальной силы»4.
Наступает эпоха индивидуализма. В области трудовых отношений, считает Богданов, отношения авторитарные и индивидуалистические уживаются прекрасно, но «как социальные силы влекут людей <...> часто в противоположные стороны <...>. Дух индивидуализма стремится вывести личность на широкий простор, развить ее энергию, независимость, инициативу <. >. Авторитет имеет совершенно иные тенденции», - его характеризует замкнутость отношений, их патриархальный порядок. «Авторитет враждебен гражданской свободе и признает законным лишь произвол господствующих»5.
Анализируя главные силы обоих принципов, Богданов выделяет с одной стороны - чиновничий аппарат, с другой - буржуазию и ее союзницу по всем буржуазно-демократическим революциям -нарождающуюся интеллигенцию.
Обращаясь к современному ему миру, Богданов вводит и третий принцип - коллективистский или, иначе, товарищеский. Однако принцип этот еще только формируется, и ему присущи черты «переходного» характера: в идеологии сохраняется преклонение перед авторитетом (в данном случае - перед авторитетом вождя): «авторитарность, смягченная товариществом, освобожденная от элементов насильственной принудительности, но сохраняющая элементы персональной веры и преклонения». В экономической сфере «коммунистическая тенденция» проникая в классы «еще не освоившиеся от индивидуализма <. > выливается в форму так называемого социализма дележа, - стремления распределить наличное имущество равномерно в частную собственность. Таков обычно социализм мелкобуржуазных слоев»: пролетариата, недавно перешедшего в город из деревни, крестьян, большей части бур-жуазии6. Но при этом определяются те необходимые социально-экономические формы, посредством которых, по мнению Богданова, возможно будет развитие творческого товарищества. «Первое преобразование организационной формы общества, выдвинутое мировым военным кризисом, есть государственный капитализм. Его можно определить, как осадный коммунизм в государственном масштабе»7.
Природа этого феномена - военная: мировой кризис, военное противоборство, «жесточайшая дороговизна» продуктов и предметов первой необходимости. «Государство начало с того, что взяло под контроль распределение продуктов, затем нормировало их цены и сбыт, наконец, перешло и к регулированию производства»8. К регулированию производства относится и государственная трудовая повинность.
Но подобный «катастрофический коммунизм <...> бедствия не есть развитие той или иной экономической формации. Он - явление особого рода, может получиться из любой социальной системы». Его задача - «дожить до восстановления нормальных отношений» В свою очередь «мирный государственный капитализм не то же самое, что военный». Этому капитализму будет присуще наличие тех или иных видов и форм «национализации разных отраслей производства, начиная с наиболее централизованных»9, а также решение такой проблемы, как проблема плана. «Война открыто и неотразимо поставила перед буржуазией эту задачу». Между двумя видами государственного капитализма: «организацией порядка» и «плановой» разница заключается в решаемых ими задачах: «первая регулирует хозяйственную жизнь, вводя в рамки возникающие из
ее самостоятельного хода противоречия, вторая же должна подчинить себе этот ход жизни, предустанавливая его так, чтобы в нем имелась основная согласованность и для разрушительных противоречий не было почвы, причем регулирование также остается, как дополнительная и подсобная функция»10.
Противостояние этих двух тенденций, включая и Россию, - основа экономических отношений первой четверти ХХ в. «Первою вступила на этот путь Германия, которая с самого начала войны оказалась отрезанной от мирового рынка. <...> За нею последовали другие страны», - по мере того как и в них - «нарастали нерешенные проблемы социально-экономического характера»11. Но война - катализатор отнюдь не мирных преобразовательных процессов. Государственный капитализм «крайностей», как еще называет эти экономические отношения Богданов, не может быть креативным. Творчество его заключается только в ускорении и обострении всех сторон бедствия, выход из которого, как показывает история, чаще всего - рождение революции. Собственно так и случилось: нерешенность социально-экономических, а с ними и политических задач привели к взрыву возмущения и гнева. «Мировая война стала войной на истощение именно потому, что была борьбой двух блоковых групп монополистов, и ни одна не могла уступить. Результат - глубочайшее хозяйственное крушение не только побежденных, но и победителей»12. И соответственно эта мировая война, «создав на деле общее вооружение народа, озлобив народные массы разорением и истреблением, привела к революциям». Особенно в некоторых странах, где подобный поворот событий навязывался людям «ходом вещей, как было в России, Венгрии, отчасти в Германии»13.
Но, отмечая наличие повышенной революционности современного ему момента, Богданов не склонен идеализировать ситуацию и провозглашать скорейший переход через эти революции в эру социализма. Невозможность подобного объясняется, как минимум, двумя важными причинами: отсутствием, во-первых, реальной экономической почвы для социалистического строительства и, во-вторых, самого строителя.
Анализируя социальные силы военного периода, Богданов применяет метод предельных равновесий, объясняя это сложностью времени: «Эпоха кризисов характеризуется таким многообразием и такой частой сменою жизненных тенденций, что непосредственное их обобщение невозможно, а мысленное их продолжение в будущее весьма недостоверно». Поэтому воз-
можен только указанный метод исследования, суть которого определяется автором следующим образом: «Предположим, мы взяли смесь разных веществ <. > и сильно ее взбалтываем. Какое-нибудь существо молекулярного состава восприняло бы этот процесс как мировую катастрофу и в сменяющихся направлениях движения не находило бы никакой закономерности». Но и оно, зная элементы смеси, могло бы предсказать «как эти элементы расположатся, когда взбалтывание закончится. Так приходится нам поступать по отношению к идущему, мировому для нас, взбалтыванию социальных элементов».
Таким образом, «к началу мировой катастрофы намечаются следующие элементы социальной смеси: буржуазия, в значительной части идущая к рантьерско-паразитическому вырождению, с небольшой активно-деловой верхушкой финансового капитала; организаторская интеллигенция; пролетариат, не однородный: квалифицированные верхи, с большим историческим и организационным воспитанием, и неквалифицированные низы; остатки крестьянства, ремесленников и пр., в капиталистических передовых странах уже слабые, в отсталых, как Россия, еще огромны численно, мало способные к самостоятельной социальной роли»14.
В приведенной социальной структуре, и это важно, Богданов акцентирует внимание не на двух последних группах, как, возможно, ожидалось, а на интеллигенции и ее роли в последующих событиях, поскольку, как полагает автор, именно от ее позиции, понимания и действий во многом зависит насколько быстро государственный капитализм военного времени будет заменен мирным. Отсюда важен и другой вывод - наличие именно мирного государственного капитализма, по Богданову, - главное экономическое (а возможно и политическое, ибо общественные отношения, присущие этому периоду - парламентские) условие для дальнейшего общественного прогресса и постепенного перехода от капитализма к социализму и коммунизму.
Но проблема самой интеллигенции - в ее неоднородности и неспособности к решительным действиям преобразующего характера.
Остановимся на первой проблеме. Богданов подразделяет интеллигенцию начала века на две основные группы: техническую (инженерско-ученую - терминология автора - Н. А.) и «нормативную» или государственную (чиновничью, военную, адвокатскую). «Обе группы входят в состав организаторской интеллигенции
вообще, с крушением финансового капитала эта организаторская интеллигенция имеет все шансы стать ядром производственно руководящего класса». Но указанные группы интеллигенции или новой буржуазии неодинаковы по своей «специализированной природе», поэтому определяют две основные культурные линии современности. В данном контексте «культурные линии» - прообразы общественных отношений в целом, ибо для Богданова «культура» - поле социальных взаимодействий вообще: от политики, экономики до чувства и быта. Отчего каждая линия - своеобразный руководитель или регулировщик отношений между остальными тремя социальными группами. Вот почему поведение и доминанта той или иной группы интеллигентов, по сути, является основной15.
Останавливаясь на характеристиках этих групп, Богданов отмечает их следующие черты: «техническая, экономически прогрессивна, имеет тенденции к научной точности, ограниченность в захвате плановых задач (зависит от уровня ее организационного воспитания), относительную слабость авторитарной тенденции». В то же время говорить о «большой силе индивидуалистической тенденции нет надобности, индивидуально-организаторская роль, индивидуальная карьера вообще характерны для данной группы». Политическая характеристика этой интеллигенции - демократизм и пацифизм16.
В свою очередь для нормативно-государственной группы базой их деятельности является не производство, а «государственный аппарат с включенным в него милитаристическим». Соответственно основными характеристиками данной интеллигенции будут: «нормативное регулирование с большей широтой захвата», но со слабыми техническими тенденциями и научной точностью; резко выраженный авторитаризм при «тяготении к "твердой власти", к разным формам диктатуры»; социально-политический консерватизм. Политическая характеристика - воинственный национализм, антидемократизм, в общем - фашизм17.
При столь, казалось бы, несхожих чертах обе линии сосуществуют, переплетаются и образуют «массу переходов и оттенков». Однако стать подлинным реформатором жизни эта новая буржуазия, по мнению Богданова, не сможет, поскольку левое «техническое» крыло - мирно и робко, а правое - консервативно. Революционная роль все равно остается у пролетариата. «Широкие народные массы посадят нового властителя на трон <...>. Средством организации послужит надлежащая идеология, в которой государствен-
ный капитализм выступит под фирмой истинного социализма». Отвечая на вопрос, почему должно быть так, почему пролетариат не может стать подлинным руководителем обновления, Богданов отвечает: пролетариат слаб. Он не выработал еще «своих новых организационных методов и не оформил своей культурной линии», поэтому рабочие обречены «на подчинение культуре буржуазных классов»18.
При такой постановке вопроса сотрудничество пролетариата с обеими группами интеллигенции необходимо, но это вовсе не означает, что данная деятельность не дифференцирована автором. Напротив, Богданов, трезво оценивает современных ему рабочих и, также как в случае с новой буржуазией, подразделяет их на две группы. Первая - высококвалифицированные рабочие, по большей части склонны сотрудничать с технической частью интеллигентов. К этому данную группу подталкивают ее интересы и потребности: высокая заработная плата «на основе трудовой тренировки повышения квалификации», сокращение рабочего дня «в пределах, возмещаемых ростом интенсивности труда»; доступ к культурному наследию, к «благам культуры вообще», т. е. «внеклассовой»; гражданские права и равенство, блага демократии, мир («пацифизм не только в смысле международном, но и по отношению к возможностям гражданской войны»)19.
Для неквалифицированной части пролетариата (вторая группа) характерны несколько иные линии поведения и определяющие их потребности: рост заработной планы, но за счет личных заслуг, а не повышения квалификации и интенсивности трудовых затрат; доступ к культуре, но также и наличие твердой доктрины, «охраняющей от всех уклонений»; в политике - «доступ к власти, блага твердого руководства и дисциплины, гражданские привилегии». При этом «пацифизм государственно-условный, с уклоном в прямой антипацифизм по отношению к гражданской войне»20.
Один из основных выводов, сделанных автором на основании всего вышеизложенного - «господство в социальной жизни методов над целями. При их несоответствии цели преобразуются, приспособляясь к наличным методам, а не наоборот. Метод сильнее, потому что он в прошлом и настоящем, а цель в будущем; его переделка требовала бы сознательно-планомерного творчества, от которого человечество еще довольно далеко. Следовательно, не только так было, но так и будет, в масштабе массовом и, типически, для индивидуумов, пока в области метода творчество не станет со-знательно-планомерным»21.
Сегодня мы можем убедиться в точности прогнозов ученого, прозорливости и всеохватности его мышления. Богданов оказался «прав». Он, по сути, начертал путь, пройденный Советским Союзом с середины 1920 до периода 1990-х годов. Однако думается, что не будет большой ошибкой и современный период рассматривать в том же ключе. Проблемы современной России как внутренние, так и внешние (включая неопределенность нашей страны в общемировом экономическом пространстве, а следовательно, и ее политических месте и роли) во многом объясняются причинами, указанными Богдановым в первой четверти века. По-прежнему в политике сохраняется доминирование «нормативно-государственной группы» чиновников-интеллигентов; в экономике только пробиваются ростки «мирного государственного капитализма»; в общественном настроении все еще велика склонность к «социализму дележа». И, как следствие, в идеологии - готовность широких народных масс видеть (и/или желать, искать) в каждом новом первом лице государства «нового властителя на троне», чья популярность и электоральная поддержка надежно подкрепляются «государственным капитализмом под фирмой истинного социализма» или наоборот «истинным социализмом под фирмой государственного капитализма».
Но наиболее важной в наследии Богданова представляется его методология. Именно метод всеобъемлющего анализа, присущий ученому, позволил ему исторически точно определить соотношение экономических и политических тенденций своего времени, указать возможные пути их дальнейшего развития. И в этом Богданов вновь опередил время, ибо его исследовательские приемы во многом совпадают с тем, что в современной исторической науке называют «новой историей» и «новой культурной историей». Если первому направлению присущи «тотальная широта тематики, первостепенное внимание к человеку и его культуре, синтезирующий универсализм», включающий «достижения других гуманитарных наук», то второму - «пристальное внимание к человеку и процессам развития культуры, происходящим в «своем времени» и в «своей» обстановке». Достоинства названных подходов, по мнению специалистов, в «возможности изучать изменение ментальности, идентичности, материальной культуры, экономической, социальной, политической истории и, таким образом, увидеть в ретроспекции действие "культурной пружины" исторического процесса»22. О том же, но в иной терминологии, говорят работы Богданова.
Примечания
1 См.: Неизвестные письма А.А. Богданова. 1901-1924 гг. // Неизвестный Богданов: В 3-х кн. Кн. 1. М.: ИЦ «АИРО-ХХ», 1995. С. 204, 213, 218.
2 Все выделения в тексте - А.А. Богданова.
3 Неизвестный Богданов. С. 204, 206.
4 Богданов А.А. Великий упырь нашего времени // Неизвестный Богданов. С. 72.
5 Там же. С. 73.
6 Богданов А.А. Новейшие прообразы коллективистического строя // Неизвестный Богданов. С. 83.
7 Там же. С. 84.
8 Там же. С. 85.
9 Там же. С. 102-103.
10 Богданов А.А. Линии культуры XIX и XX вв. // Неизвестный Богданов. С. 130.
11 Богданов А.А. Новейшие прообразы коллективистического строя // Неизвестный Богданов. С. 85.
12 Богданов А.А. Мировая война и революция // Неизвестный Богданов. С. 95.
13 Там же. С. 97.
14 Там же. С. 92-93.
15 Богданов АА. Линии культуры XIX и XX вв. // Неизвестный Богданов. С. 130-131.
16 Там же. С. 131.
17 Там же. С. 131-132.
18 Там же. С. 133-134.
19 Там же. С. 134.
20 Там же. С. 135.
21 Там же. С. 136.
22 Шевырин В.В. Переосмысление российской истории XIX - начала ХХ в. в зарубежной историографии: Обзор // История России в современной зарубежной науке: Сб. обзоров и рефератов / Отв. ред. В.М. Шевырин. М.: ИНИОН РАН, 2010. Ч. 1. С. 11-12.