Научная статья на тему '99. 04005 мескин В. А. Кризис сознания и русская проза конца XIX - начала XX В. - М. : Прометей, 1997. - 137 с'

99. 04005 мескин В. А. Кризис сознания и русская проза конца XIX - начала XX В. - М. : Прометей, 1997. - 137 с Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
177
32
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛИТЕРАТУРА {{-}} -И РЕЛИГИЯ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «99. 04005 мескин В. А. Кризис сознания и русская проза конца XIX - начала XX В. - М. : Прометей, 1997. - 137 с»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИИ НАУК

ИНСТИТУТ у^ИМОЙИНфдРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ

НАУКИ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

СЕРИЯ 7

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ

1999-4

издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс серии 2.7

МОСКВА 1999

ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

ЛИТЕРАТУРА И ДРУГИЕ ФОРМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ

99.04 005 МЕСКИН В.А. КРИЗИС СОЗНАНИЯ И РУССКАЯ ПРОЗА КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX В. - М.: Прометей, 1997. - 137 с.

В книге доктора филол. наук В.А. Мескина (проф. МПГУ) анализируется влияние на художественное творчество изменений, происходивших в общественном сознании на рубеже веков. Автор обращается к философским трудам, богословской публицистике, к литературной критике. Обосновывается вывод, что трагический пафос в произведениях рассматриваемого периода был в значительном мере связан с "кризисом" в области философских и естественнонаучных знаний.

История мирового искусства складывалась как путь от создания мифов к отражению действительности, исторического человека, наконец, "просто человека". Анализ творчества писателей Новейшего времени дает автору основание обозначить поворот от изображения действительности и "просто человека" к сотворению новых мифов о жизни, о человеке; и миф этот в основе своей трагичен

Подчеркивается отличие между трагическим в искусстве XIX и начала XX в Пушкин, Гоголь, Достоевский "погружались во мрак, но... верили в свет. Они знали... что... все будет по-новому..."1 Современники Блока утратили "веру в свет". В литературе, прежде всего в прозе, вынашивалась мысль о "хаотичности" подосновы бытия (Ницше), о "катастрофичности целого" (Вяч. Иванов). В ряду пророков "о последних временах" рассыпающейся "в прах"

' Ьлок Л Собр соч В 8 т - М , Л , 1963 - Т 6 - С 13

европейской культуры1 могут быть названы: "певец скорби" Ф.Сологуб, "космический пессимист" ЛАндреев, фаталист А.Ремизов, ностальгирующий о прошлом И.Бунин и другие писатели, трактовавшие человека как средоточие неблагополучия.

В первой главе ("Философско-религиозные искания и их влияние на художественное творчество") отмечается, что кризис традиционной веры совпал с кризисом учения о прогрессе, которое было для многих "религией" (Н.Бердяев). Объективно-идеалистическую философию отвергает антихристианин Ф.Ницше; с других позиций, но тоже жестко, ее критикует христианин Вл.Соловьев. Складывалось убеждение, что именно вера в прогресс (как "бездуховную цивилизацию" - по Бунину) является причиной возможной гибели европейской цивилизации.

Симптоматичными для эпохи, подчеркивает В.Мескин, стали работы немецкого социолога М.Нордау о "конце истории"2; они обсуждаются в повестях Б.Зайцева, их цитируют критики А.Измайлов, С.Венгеров, П.Милюков и др. "Тема вырождения в интерпретации Нордау или как-то иначе нашла отражение в русской и во всей западноевропейской литературе, например, в творчестве Золя, его монументальном цикле "Ругон-Маккары", в творчестве Гауптмана, в "книгах-итогах" Т.Манна, А. Франса, Р.Роллана, Дж.Голсуорси, в произведениях Горького, Сергеева-Ценского, описывавших деградацию фамилий, измельчание "породы"... в творчестве Сологуба, у которого даже бесы величины Верховенских выродились в "мелких бесов", в передоновых, а "маленький человек" обращается в невесомую пылинку" (с. 18).

Создатели "философии заката" (своеобразной научной теории, обосновывавшей движение цивилизации Старого Света к своему концу), подчас резко полемизировавшие друг с другом (О.Шпенглер, Кр.Доусон, Й.Хейзинга, Н.Бердяев, Х.Ортега-и-Гассет, А.Тойнби), сложились как философы именно на "роковом рубеже" Х1Х-ХХ вв., -

1 Лосев А Ф. Послесловие // Хюбшер А Мыслители нашего времени (62 портрета). - М., 1962. - С. 317.

2 См.: Нордау М. Вырождение. - СПб., 1896, переизд.: М., 1995.

подчеркивает В.Мескин. О духовной атмосфере той поры З.Гиппиус писала: ".. в воздухе чувствовалась трагедия"1.

Взбудоражила общественную мысль работа "Закат Европы"

(1918); ее автор О.Шпенглер исходный тезис сформулировал так: "Во

всемирной истории я вижу картину вечного образования и

изменения, чудесного становления и умирания органических форм. А

присяжный историк видит в ней какого-то ленточного червя,

неутомимо наращивающего эпоху за эпохой2. Шпенглер находил

"смешной" попытку опереться на расхожую схему движения

всемирной истории: "Древний мир - Средние века - Новое время".

Он полагал, что любому из лучших мыслителей, от эллина Платона до

русского Соловьева (упоминались также имена Канта, Шопенгауэра,

Фейербаха, Л.Толстого и др.), не хватало осознания "исторически-

,, з

относительного характера достигнутых им результатов .

Отказ от обнадеживающей универсальной "формулы прогресса" нашел отражение в творчестве писателей. К 1900 г. \бсжденным сторонником "концепции регресса" становится Бунин4. Растерянное состояние умов Д.Мережковский описал в поэме "Конец века" (1892): "Каким путем, куда идешь ты, век железный9 / Иль больше цели нет, и ты висишь над бездной9.." Позже итоги устремлений "железного" девятнадцатого века подвел А.Блок в поэме "Возмездие": "Двадцатый век... Еще бездомней, / Еще страшнее жизни мгла / (Еще чернее и огромней / Тень Люциферова крыла)". Литератор Иванов-Разумник, тяготевший к философскому осмыслению жизни и искусства, обобщая искания прозы, вопрошал: "Всемирная история не есть ли только "дьяволов водевиль", в котором все мы жалкие марионетки?"5. Еще ранее о том же писал антрополог и социолог М.Энгельгардт: "История человечества, история цивилизации с древнейших времен... есть история

' Fnnrarvc 3 Дмтрий Мережковский // Живые лица В 2 ч -Тбилиси, 1991 -'I 2 - С 20S

; Шпешлер О Закат Европы - М , Пг , 1923 - I 1 - С 20

1 Там же - С 21

■•См Мальцев Ю Иван Бунин - Париж, 1994 - С 21

Иванов-Разумник Р В О смысле жизни Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев

Híccioii - СПб , L90S - С 3 tí'.'»

постепенного ожесточения нравов, развития свирепости и мучительства... грызни и злобы..."1.

Вместе с недоверием к "формуле прогресса" появились сомнения в истинности главных христианских заповедей - ведь "теория прогресса должна иметь свое "верование" в осуществлении религиозного идеала" (Мир Божий. - 1903. - № 2. - С. 3). В литературе получили распространение богоборческие темы. Критик и поэт С.Маковский отмечал: "У всех поэтов начала столетия - тяжба с Господом богом"2.

В.Мескин обобщает: "В российской прозе богохульствуют, грозят кулаком в небо, ругая Творца или споря со Спасителем, персонажи очень разных писателей - Арцыбашева, Куприна, Розанова. Автобиографический герой Сологуба учитель Логинов был одним из первых героев новой литературы, решившихся на открытый разрыв с Богом ("Тяжелые сны", 1895). Всю жизнь Сологуб представлял не иначе как игру дьявольских сил, "чертовы качели". Заново, не в угоду Христа и его учения, перечитывают Новый Завет и Горький ("Трое", 1901; "Мать", 1907), и Андреев ("Жизнь Василия Фивейского", 1903; "Иуда Искариот", 1907). Первый доказывал, что христианская идея есть "бесчеловечная идея"... Второй назвал христианство "противной, насквозь фальшивой выдумкой" (с.29). По наблюдениям Иванова-Разумника , продолжает В.Мескин, у А.Белого происходит тяжелый "душевный переворот, связанный с потерей веры в близость Христа-Спасителя, Христа-грядущего и, соответственно, с потерей веры в спасение человечества... Теперь он в страхе ожидает прихода лже-Христа. Развенчанию лже-Мессии и посвящены его стихи" (с. 29-30). Символисты пережили кризис, осознав невозможность "соединения божественного начала с душою мира"4.

Литература начала XX в. показала "растерянность человека, с каким-то недоумением и страхом взирающего на разоренные "алтари" (с. 39). На ее тональность повлияло и падение

1 Энгельгардт М. Прогресс как эволюция жестокости. - СПб., 1899. - С. 10.

2 Маковский С. На Парнасе "Серебряного века". - Мюнхен, 1962. - С. 21.

3 См.: Иванов-Разумник Р.В. Вершины. - Л., 1919.

4 Соловьев B.C. Чтения о Богочеловечестве // Соловьев B.C. Соч.: В 2 т. - М., 1989. - Т. 2. - С. 136.

народнических "идолов". С критикой таящихся в массах бездуховных начал выступили Сологуб и Белый, Бунин и Вересаев, Сергеев-Ценский и Подъячев. Каждый художник искал свой "канон красоты", и те, кто увлекался почитанием класса (как Горький) или "сверхчеловека" (как Арцыбашев), и те, кто относился с религиозным пиететом к природе (Бунин), к искусству (Белый), и те, кто абсолютизировал такое явление, как смерть (Сологуб), или такое понятие, как "абсолютное ничто" (Н.Минский) и т.д. (с. 39). Всех мучила "Жажда жгучая святынь, которых нет" (Н.Минский).

Столетия мысль о Боге определяла смысл существования, и отказ от нее не мог пройти безболезненно. Человек не мог не ощутить одиночества, беззащитности, не испытать страха перед бесконечностью космоса, неизбежным концом жизни. Страх, как известно, основной модус существования человека в мироощущении экзистенциалистов, спутник абсурда, когда человеку открывается, что он бессилен и одинок - Бога нет! Абсурд (нарушение причинно-следственных связей) основательно проникает в литературу - в произведения Горького или Сологуба, Андреева и Бунина, обнажая экзистенциальные доминанты их мироощущения (с. 63).

В связи с религиозным кризисом обострились "вечные" вопросы; "карамазовские" сомнения тревожат все сословия. Вопросы Достоевского: "В чем без Него смысл сущего?" и "Тогда все позволено?!" - сказались на творчестве многих писателей, обратившихся к теме преступления и наказания. Однако связанные с этой темой конфликты они решали не так, как их мыслил основоположник, исходивший из христианских постулатов. "Тяжелые сны" Ф.Сологуба, "Златоцвет" 3.Гиппиус, "Мысль" Л.Андреева, "Трое" М.Горького, "Петлистые уши" Бунина -произведения о преступлении, но без наказания совестью (с. 62). У носителей зла нет или почти нет убежденных оппонентов. "Катарсисное" значение этого искусства ослаблено. Прекрасное здесь существует "отдельно от всех других проявлений... под ним не кроется ничего онтологического" (АЛосев).

Утрата веры в Бога меняет характер общения; ставится под сомнение возможность душевных контактов. Писателей стала привлекать тема "взаимонепонимания", разного рода барьеров внутри одного сословия, одной семьи (с. 66). В драматических Коллизиях произведений литературы Новейшего времени человек

чаще предстает как жертва и причина трагического течения жизни Литература населяется массой "обиженных" персонажей; немногие из них определяются понятием "положительный герой". Императив эпохи Ренессанса, а затем Просвещения - "Человек достоин лучшей доли!" - стал нередко звучать как вопрос (с. 41).

В книге отмечается сближение В.Соловьева, Вяч.Иванова, Л.Шестова, П.Флоренского, Д.Мережковского, М.Волошина и др. в трактовке исходного, переломного момента в мировой истории, обозначившего "начало ее конца". Это - эпоха Возрождения, когда "сомнение стало овладевать духом человеческим" и личность оторвалась от "небесно-земного согласия"1. Завышенная самооценка личности, по мнению Вяч.Иванова, явилась причиной трагического состояния современного ему мира и всего человечества. При этом происходившая "реабилитация" Средневековья явилась реакцией на кризис сознания, попыткой опереться на мнимую гармонию в прошлом в условиях отсутствия таковой в настоящем (с. 36-37).

Поиск выхода из кризиса сознания, полагает автор, в некотором смысле сближает антагонистов - Вл.Соловьева (соединившего идеи спекулятивной философии с христианством) и Ф.Ницше (строившего свое учение на антихристианстве), влиятельного в России антропософа Р. Штейн ера (давшего новый вариант учения о бессмертии души) и "меониста" Н. Минского, марксистов-"богостроителей" (объявивших религией социал-демократическую доктрину, открывших "объективный смысл" жизни) и философа Л.Шестова (доказывавшего, что бытие может иметь только "субъективный смысл"), проповедника обновленческого "Третьего завета" Д.Мережковского и создателя теории "имманентного субъективизма" Р.Иванова-Разумника (с. 49). Отмечается, что линии противостояния определялись в основном в зависимости от отношения к поразившему общество индивидуализму или к разным вариантам "соборности"; рассматривались также возможности как-то соединить то и другое.

Литераторы активно участвовали в разработке новых религиозно-философских постулатов. Динамику "литературы о смысле жизни" в значительной мере определяли общественно

1 Иванов Вяч Борозды и межи Опыты эстетические и критические - М , 1916

-С 11

"окрашенные" вопросы: "Кто виноват?" и "Что делать?" Вместе с тем, многие представители отечественной и зарубежной литературы начала XX в. уклонялись от постановки первого вопроса в социальном аспекте; от второго вопроса обычно стремились и вовсе уйти. Литературу "покидали" характеры, способные на большое Дело; на повестку дня ставились "жизнестроительные" задачи, обусловленные поисками синтеза религиозно-философско-научно-художественных начал.

Во второй главе ("Открытия в области естественных наук и их влияние на художественное творчество") автор показывает, как перестройка научного сознания, технические достижения воздействовали на духовные потребности людей. С открытиями в области точных наук было связано новое осмысление времени, пространства, поиск иных измерений. Внимание к "соединению поэзии и науки" (П.Флоренский) проявляли и художники, и ученые (Ф.Сологуб, А.Белый, В.Хлебников, Е.Замятин, В.Кандинский, Н.Бердяев, Р.Якобсон), что нашло отражение в их мемуарах.

Парадокс состоял в том, что сами научные открытия заставили вспомнить утверждение И. Канта о тщетности разума познать первоосновы мира. Расширялась окружность познанного, но при этом увеличивалась и "пограничная полоса", за которой еще более пугающей виделась бесконечность неведомого (с. 79). Началась эра техники. "Гуманизм убит механизмом"1. Схожие опасения выражали Ф.Сологуб, М.Волошин П.Флоренский и др.

Особое внимание, отмечает автор, привлекло открытие, что атом не самая элементарная частица. Возникает интерес к вопросам: где граница дробления, за которой вещество теряет материальные свойства, каков механизм перехода в постатомный мир, и, наконец, нет ли предела, за которым то, что называется материей, исчезает, превращается в "ничто", образно говоря, - в дух? "Ибо тогда, по логике мышления, "с другой стороны", из "ничего", из "духа" могло бы быть сотворено все то, что называется материей, - земля, природа, человек..." (с. 84). Физики выдвинули предположение, что различие между материей и духом есть градация или только материи, или только духа. Эти соображения усиливали "мистические колебания". И.Анненский, в частности, писал о "прозрачност] "

1 Белый А На перевале - Берлин; Пб ; М , 1929 - С 16

реальным и нереальным (с. 90). В развернувшихся дискуссиях приняли участие и теологи.

Статьи гуманитариев и физиков были полны тревожных предсказаний: пало многовековое фундаментальное учение Демокрита. Вывод был один: зашатались законы познания и творчества. "Оно отозвалось во мне, - вспоминал В.Кандинский известие о делении атома, - подобно внезапному разрушению всего мира. Внезапно рухнули толстые своды... Я бы не удивился, если бы камень поднялся на воздух и растворился в нем"1.

"Скандал" в философии и науке как бы обусловил разграничение литературы на учившую и вопрошавшую. Это занимало Ф.Сологуба, Н.Гумилева, И.Бунина, Л.Андреева; последний "довел до крайнего выражения мысль о полном банкротстве человеческого разума" . Но этот же кризис в пограничной сфере знаний усиливал поисковый характер творчества, решимость искать новые пути для проникновения в тайны бытия.

Вместе с тем научная мысль подтвердила и лучшие ожидания; Е. Замятин, например, объяснял ими влечение "к...сплаву реальности и фантастики". Приключенческие романы (М.Рида, Р.Стивенсона. Р.Хаггарда, Дж. Конрада) в списке увлекательного чтения были дополнены романами научно-фантастическими (Ж.Верна, Г.Уэллса, чья "Машина времени" определила направление научно-фантастического жанра в XX в. - А.Беляева, А.Толстого и др.). Тогда же у писателей возникли и опасения, что совершенная техника попадет в руки несовершенного человека и что возникнут разрушительные "этические доктрины" (с. 83). Осуществление ядерной реакции усилило эсхатологические настроения. (Мотив уничтожения земли человеком звучит у Сологуба, Андреева, Белого).

Соединение естественнонаучной и философской мысли привело к "космизму"; его приверженцы исходили из утверждавшегося представления, что человек - органичная часть единой экосистемы. Писателей стал занимать характер этой "системы", причастность человека к ее полюсам. Религиозный

1 Цит. по: Мигунов А., Перцов Т. На рубеже искусства и науки: К творческой биографии В.Кандинского // Искусство. - М., 1989. - № 1. - С. 32.

2 Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы: В 3 т. - М., 1910. -Т. 3. - С. 17.

мыслитель Н.Ф.Федоров определил оптимистический пафос этого учения. Однако космизм рубежа веков и "катастрофичен" (с. 86); Сологуб, Андреев, Бунин - тоже космисты, но они являлись носителями трагического пафоса. Некоторых писателей привлекали исследования Н.Котика1, пытавшегося соединить естествознание и оккультизм (с. 91).

Все это воспринималось как "разгром принципов" (Ж.Пуанкаре). Сами физики "ломку старого научного здания" связывали с изменениями в духовной жизни. Писатели обличали науку как виновницу скептицизма, проникшего в общество и разъедающего его; утверждалось, что само по себе расширение научных знаний не является предпосылкой гармонии человека с миром, а наоборот, вносит новый аспект в современную трагическую концепцию существования. Философия убита "точными науками", "разумом", - писали Сологуб и Блок.

Труды А. Эйнштейна изменили представления о пространстве как о независимом "пустом вместилище" и о времени как о независимой "абсолютной длительности". Оказалось, что "материя, движение, пространство, время - категории... взаимозависимые. Было предложено принять время за "четвертую координату" в пространственно-временных отношениях мира". В науку и другие сферы сознания входили гипотезы "о многомерности пространства", "об энтропии" (с. 96, 97).

Теория относительности подтолкнула художников к перестройке гуманитарного сознания, к изменению характера творческого мышления - к переходу от анализа к синтезу. Относительность физических величин накладывалась на относительность этических категорий (в ницшеанской интерпретации).

Результаты изысканий в области естествознания поставили под сомнение вековые "прогрессивные" представления о мире как об абсолютном пространстве (Вселенной), где от менее совершенных форм ко все более совершенным развивается абсолютная материя (органическая природа). Разрушалась иерархия, выработанная в сознании многих поколений (мир материальной природы - человек -

' См КошкНГ Эманация психофизической энергии - М., 1907

Бог), без ее замены на другую. Все это не внесло ясности в представления человека о себе самом, о своих возможностях.

Автор приводит примеры, свидетельствующие о том, что художники следили за изменением научных представлений. Ф.Сологуб создает фантастический образ планеты Ойле, где вся человеческая жизнь проходит за секунду земного времяисчисления, он же в прозе и стихах говорит о многомерности пространства, недоступной "нашему глазу" (с. 98). Предполагается, что с опорой на научные идеи А.Белый пришел к мысли о существовании "четвертого измерения", а Малевич - "пятого измерения", ведущего в "беспредметный мир", являющий "сущность разнообразия" (там же).

Усложнившиеся представления о человеке в искусстве все более соотносятся с процессами в науке. "Когда зашатался в своих основах материальный мир, - писал Бердяев, - зашатался и образ человека. Дематериализующийся мир проникает в человека, и потерявший духовную устойчивость человек растворяется 1! разжижжонном материальном мире"1.

А.Белый, Е.Замятин говорили об усложнении художественных представлений, об искусстве, которое, открывая субстанциальные начала человека в новых измерениях, преодолевает усвоенные пространственно-временные границы.

Происходила деконкретизация художественного образа: внимание смещалось в сторону от реальности и конкретного человека, "прописанного" в пространственно-временном измерении. Многих писателей начала XX в. влечет желание показать жизнь маргинальной личности, вне Родины, в неопределенном государстве. Если описывается национальное явление, то не в "текущей повседневности", а в связи с "вечностью" (И.Бунин), человек - вне зависи.мости от его социального положения, от того, "добряк или скотина" он в жизни (Л.Андреев). Взгляд художников проникает в такие глубины внутреннего мира субъекта, куда их предшественники не считали возможным (или тактичным) заглядывать.

Следовал вывод: поскольку определение всей субстанции материи невозможно в пределах классической физики, постольку и классическое искусство не отвечает всем изменившимся потребностям духовной жизни. В начале XX в. происходило "не

1 Бердяев Н А Кризис искусства - М., 194(1. - С. 10

просто максималистское отрицание традиции, а создание новой - не миметической (как определял Аристотель, - подражающей природе), а игровой модели творчества" (с. 100).

Явления авангарда также были обусловлены кризисом сознания. Писатели мыслили не логически выверенными образами, а воспринимали действительность как нечто хаотическое, замкнутое в многомерном пространстве, населенном субъектами с непредсказуемой волей. Усиливаются сомнения в правомерности попыток этических обобщений, недоверие к автору-учителю, ироничное отношение к каждой попытке сказать нечто новое.

Литература, "опиравшаяся на классические традиции, на классическую эстетику, не уходила, а лишь давала место и другой литературе" (с. 104).

А А Ревякина

99.04.006 СЛОБОДНЮК СЛ. "ИДУЩИЕ ПУТЯМИ ЗЛА": (Древний гностицизм и русская литература 1880-1930 гг.) — СПб.: Изд-во "Алетейя", 1998. - 427 с.

Доктор филол. наук С.Л. Слободнюк, анализируя эволюцию идеи Мирового Зла в русской литературе, приходит к выводу, что "серебряный" век создал откровенно антихристианское направление в литературе, восходящее к идеям древних гностиков (И-Ш вв. н.э.). Свою книгу автор называет книгой о "дьяволе русского модернизма" (с.5). "Мое сочинение преследует цель показать, как можно диагностировать болезнь еще на ранних стадиях поражения этноса. И литература в роли индикатора общественного и этнического сознания оказывается благодарным материалом" (с.7).

Реферируемой книгой автор завершает тему, рассмотренную им в монографиях "Русская литература начала XX века и традиции Древнего гностицизма" (СПб.; Магнитогорск, 1994), "Дьяволы 'серебряного" века" (СПб., 1996), и без особых изменений воспроизводит главы о творчестве К. Случевского, В. Брюсова, Ф. Сологуба, К. Бальмонта, Е. Замятина, А. Толстого. Серьезная переработка коснулась главы о Н. Гумилеве; в книгу включены главы 0 Мережковском, С. Есенине, Л. Леонове, новые материалы об

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.