CC BY
104
УДК 82:1
Г.Н.Кулагина
СТИЛЬ, ЖАНРЫ, ЯЗЫК РУССКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОЗЫ НАЧАЛА ХХ ВЕКА
Автор статьи обращает внимание на такие черты русской философской прозы начала ХХ века, как последовательный автобиографизм, жанровое многообразие, соединение различных стилей. Исследуется фрагментарный, афористический стиль произведений В.Розанова, а также подчеркивается, что философский стиль - понятие историческое, зависит от состояния культуры, духовного развития общества, от эстетических вкусов читателей, требовательности критиков, общего «стиля жизни».
Ключевые слова: фрагментарность, стиль, поток сознания, дневниковая проза, метаповествование.
G.N.Kulagina STYLES, GENRES, LANGUAGE OF RUSSIAN PHILOSOPHICAL PROSE EARLY TWENTIETH CENTURY
The author draws attention to those features ofRussian philosophical prose beginning of the twentieth century, as a serial autobiographical, genre variety, the connection of different styles. Author examines the fragmentary, aphoristic style of the works of V. Rozanov, and emphasizes that philosophical style - a historical concept, depends on the culture and spiritual development of society, from the aesthetic tastes of readers, demanding critics, the general "lifestyle ".
Keywords: fragmentation, style, genre, stream of consciousness, prose diary, metanarratives.
Цель статьи - исследовать некоторые особенности стиля, жанров, метафорического языка русской философской прозы начала ХХ века.
В начале ХХ века велись споры о путях развития литературы, о значении искусства, об отношении к личности художника, о предмете искусства, об отношении к творчеству. Вяч. Иванов создает концепцию пути современного искусства «от символа к мифу». Символисты отождествляли искусство с мифом, видели в нем преобразующую силу, полагали, что методы искусства следует использовать и в философии. Особое внимание символисты уделяли художественной форме.
Любимой темой дискуссий была проблема «упадка литературы». Заявления об упадке литературы свидетельствовали о необходимости пересмотреть свой взгляд на мир и свою деятельность в нем, обратиться к более открытым художественным формам, например античным диалогам. В.Шкловский писал: „Сейчас старое искусство умерло,... новое еще не родилось; и вещи умерли, - мы потеряли ощущение мира. Только создание новых форм искусства может возвратить человеку переживание мира, воскресить пессимизм” [1, с.40]. Исследователь положительно оценивал футуризм как новую эстетику, он приветствовал эксперименты. В защиту нового искусства он опубликовал статью «О поэзии и заумном языке» [2, с.59-63]. В 1916 году в Петрограде он основал «Общество по изучению поэтического языка» (ОПОЯЗ). Этот год считается временем возникновения нового методологического направления в литературоведении и языкознании. Манифестом этого направления является статья
В.Шкловского «Искусство как прием», помещенная во втором выпуске «Сборников по теории поэтического языка». (1917 г.). Ученого критиковали за абсолютизацию формального метода. Л.Троцкий в книге «Литература и революция» дал положительную оценку формализму как методу анализа формы, но выступал против его распространения.
В.Шкловский полемизирует со своими оппонентами в произведении «Сентиментальное путешествие» (Берлин, 1923 г.). Он доказывает, что формальный метод «не отрицает идейного содержания искусства, но считает так называемое содержание одним из явлений формы» [3, с.235].
С точки зрения В.Шкловского, художественность может выступать как своеобразное остранение. Этим термином обозначается стремление вывести читателя из «автоматизма восприятия», по-новому увидеть мир. Шкловский рассматривал остранение как «удивление миру», его «обостренное восприятие», внимательное проникновение в жизнь». В.Шкловский видит в остранении закон искусства. Учение оказало влияние на Ходасевича, Алексея Ремизова, признанного мастера философской прозы, практиковавшего формы остранения в своей жизни. А.Ремизов утверждает форму остранения как эстетический принцип, стремится возродить интерес к устному народному творчеству. Ремизовские сказки («Посолон»1907) были высоко оценены А.Белым, В.Брюсовым, В.Волошиным. В «Knight’ Move» Шкловский иллюстрирует идеи остранения на примере повествования о Святом Николае, любимом святом Ремизова. В произведении «Zoo. Письма не о любви или третья Элоиза» [4, с.35]. В.Шкловский создает замечательный портрет А.Ремизова. Для Шкловского А. Ремизов - новатор, который хочет «создать книгу без сюжета, без судьбы человека, положенной в основу композиции» [5, с.36]. Ильин также отмечает, что «Ремизов, как писатель, не укладывается ни в какие традиционно-литературные формы» [6].
Большое значение авторы придавали построению предложения, выбору слов, стремились
повернуть слово к этимологическим истокам. Слово - это знамение, истина. Футуристы стремились создать «вселенский» язык. Символист А.Белый в статье «Магия слов» (1910) пишет, что слова должны стать частью души.
В философской прозе часто используются определенные риторические и стилистические приемы, символы, определенные литературные категории - жанры, тропы, сюжеты и т.д. В философской прозе часто используется метафора, которая, в основном, строится на аналогии, и синекдоха, когда целое выступает как часть и наоборот. Иногда философы-писатели берут метафоры из области музыки, биологии, психологии. Использование научной терминологии в художественных текстах - черта философской прозы этого времени. Метафорические фигуры, структура текста, выбор слов, построение фраз предопределяют форму образного философствования, привлекают внимание читателей, помогают установить более тесную связь с ними. Такие приемы позволяют автору наиболее полно выразить свою точку зрения, более четко обозначить авторскую позицию. Философская проза позволяет нам увидеть главное через формы, стили, жанры, методы, мотивы. Многие названия произведений стали метафорой (например, «Палата №6», «Анна Каренина»). Литературные философы этого периода часто используют метафоры света, лабиринта, горящего света, зеркала и т.д. Лакофф и Джонсон определяют метафору как «понимание и переживание одного вида вещей с точки зрения другого» [7]. S.GШer Рагкег предлагает рассматривать метафоры как «не просто языковое средство, но как концептуальный и эмпирический процесс, который структурирует наш мир» [8]. Исходя из этого понимания метафоры, можно сделать вывод, что метафоры помогают познать мир, показать отношение автора к миру, выразить «невыразимое».
Большое внимание метафорам уделял И.Бунин. Увлечение живописью позволило ему создавать яркие пейзажные зарисовки, в которых метафоры играют роль символов (Например, «Мелитон зажег в избе лампу, настилая мне на конике сено, - окошечки под ее старой нахлобученной крышей засияли, как два золотые глаза. ..В темной избе было тихо, приятно, в окошечке виднелись зеленоватые кусочки лунной ночи»[9]). Художественный взгляд писателя соединяет воедино мир материальный и духовный. Подобное воплощение можно встретить на полотне голландского художника П.Мондриана «Красное дерево» (1910 г), раскрывающем связь между реальным (деревом) и духовным (пространством, куда оно простирает свои ветви). Художник идет к постижению высшей реальности сквозь внешнюю материалистическую оболочку. Но если для голландского художника «Красное дерево» становится зародышем нового мышления, особого видения мира - умиротворенного и спокойного, то у И.Бунина реальное пространство часто наполняется символикой трагизма. У Бунина взаимопроникают звуки музыки, природы и цвет («Отдаленный, чуть слышный гул сосен сдержанно и немолчно говорил и говорил о какой-то вечной, величавой жизни... » [10] 1901г.).
Сложен вопрос о стиле философской прозы. И.Кон в «Общей эстетике» определяет стиль «как сумму художественных принципов создания формы» [11, с.43]. Для Розанова «стиль есть душа вещей» [12, с.434]. Стиль философской прозы вырабатывается в процессе познания действительности, связан с мировоззрением, с творческой индивидуальностью. Он является способом интерпретации авторской позиции. Понятие философского стиля включает в себя язык, жанр, композицию, движение художественно-философской мысли. Можно сказать, перефразируя высказывание Бюффона «стиль -это человек» [13, с.199], что стиль - это сам философ или писатель. Философский стиль - понятие историческое, зависит от состояния культуры, духовного развития общества, от эстетических вкусов читателей, требовательности критиков, общего «стиля жизни». Стиль философской прозы помогает ориентироваться человеку в мире ценностей.
Черта философской прозы начала ХХ века - соединение различных стилей. Д.Лихачев оценивал это явление положительно: «Самый факт столкновения, соединения и соседства различных стилей имел и имеет огромное значение в развитии искусств, порождая новые стили, сохраняя творческую память о предшествующих» [14, с.239]. «Кризис» стиля возник во второй половине Х1Х века, также как и кризис интерпретации. Об этом пишет К.Леонтьев в статье «О романах гр. Л.Н.Толстого. Анализ, стиль и веяние (Критический этюд)», опубликованный в «Русском вестнике» в 1890 году: «Он, вероятно, догадался, что лучше «Войны и мира» и «Карениной» он уже в прежнем роде, в прежнем стиле ничего не напишет, а хуже писать он не хотел. Я здесь, конечно, не о том говорю, полезно или вредно это новое его направление; говорю лишь о том, что он прежний свой стиль оставил, - вероятно, по гениальному чутью» [15].
Произведения литературных философов (Л.Шестова, Розанова В.В. и т.д.) привлекают читателей экспрессивным, афористическим языком. Эти произведения характеризуются стилем философствования. Афористический стиль письма позволял философам и писателям избавиться от «власти последовательности и закономерности». ЛШестов писал: «На мой взгляд, афоризм - есть
лучшая литературная форма. Конечно, и в афоризме человеческая мысль окажется более или менее помятой и раздавленной. Но афоризм дает одно неоценимое преимущество: он освобождает от последовательности и синтеза» [16]. Истоки афористического стиля - в произведениях древнегреческих философов, французских моралистов.
Рассмотрим тип философствования В.Розанова. У него особый тип философствования -афористический. Его афористические высказывания незавершенны, имеют «смысловые пустоты», которые сможет заполнить читатель, если творчески будет воспринимать текст. Исследователь творчества Розанова А.Синявский отмечает, что «при всем том розановские записи это не совсем афоризмы. И мы называем их, эти отдельные опавшие листья, - афоризмами весьма приблизительно и условно. Называем так для того, чтобы подчеркнуть их разрозненность и фрагментарность» [17, с.180]. Но видит в этом достоинство афористического языка Розанова. Его афоризмы не есть что-то застывшее, «розановские записи хватают мысль на лету ..Отсюда - особая текучесть розановской прозы» [18, с.181]. Исследователь видит в розановской бесформенности его эстетический принцип и национальную черту русского гения. Розанов писал о себе: «Да просто я не имею формы <...>. Какой-то «комок» или «мочалка». Но это оттого, что я весь - дух, весь - субъект: субъективное действительно развито во мне бесконечно <...>» [19, с.186].
Понятие философской прозы связано с философией жанра. В.Кожинов определяет жанр как «целостную форму, устойчивый тип структуры и системы образных средств» [20, с.83]. Концепция автора заставляют выбрать его тот или иной жанр. Исчезновение границ между жанрами - черта времени. Произведения В.Розанова можно рассматривать как пример философской прозы, философско-литературной публицистики. В его произведениях нет фабульности, сюжетности, фикциональности повествования. Его формотворчество воспринимается как саморазложение формы. Тем не менее, его произведения являются художественными. В.Шкловский полагает, что произведения В.Розанова «Уединенное» и «Короба» являются «новым жанром, более всего подобным роману пародийного типа, со слабо выраженной обрамляющей новеллой» [21, с.16]. Чтобы как можно полнее выразить себя, привнести в произведение жизнь души, Розанов создает особый жанр. А.Синявский называет этот странный жанр «полудневником, полусемейным альбомом, полувоспоминанием, полулирикой, полуталисманом» [22, с.64]. По словам Шкловского, «он брал тон «исповеди» как прием» [23, с.16]. Все это позволяет ему более глубоко выразить свои мысли и чувства, взглянуть на мир «изнутри и внутрь» (З.Гиппиус) [24], максимально верно изобразить «естественное течение жизни» (А.Синявский), постигнуть ее полноту и конкретность. А.Ремизов писал о сочинениях Розанова «Уединенное», «Опавшие Листья» - ведь это целый роман, новая форма!» [25, с.480].
А.Синявский связывал «розановскую бесформенность с «эмбриональностью сознания» [26, с.159]. Розанов В. широко использовал сегментацию и парцелляцию как приемы расчленения целостного текста. Такие приемы способствовали более эмоциональному, искреннему тону письма, но вызвали критику со стороны многих исследователей.
Н.К.Михайловский сравнивал стиль В.Розанова с «бормотанием» юродивого: «Вы всматриваетесь, вслушиваетесь, перечитываете: что такое? Где логические звенья?<...>Они, может быть, были, эти логические звенья, но читатель их не видит, а, может быть, их и не было вовсе» [27, с.21]. Синявский А. также отмечает, что «стилистика Розанова - стилистика юродивого <...>» [28, с.167]. Но видит в этом только достоинство розановского письма. Он пишет: «Иначе говоря, где-то под спудом прячется - добро, красота, истина, лирика, а внешне все это выражается в крайне вульгарной форме» [29, с.167]. Для него розановский цинизм - подтверждение правды. Исследователь отмечает «некрасивость» розановского стиля. Но видит в этом опять только положительное. «Некрасивость» позволяет Розанову оставаться естественным, правдивым, сохранять тон «интимности».
Ту же технику блоков или «сегментную структуру» Дж. Вудворд отмечает и у И.Бунина [30, с.88]. Фрагментарность характерна и для Л.Шестова. Шестов пишет: «Но незаконченные, беспорядочные, хаотические, не ведущие к заранее поставленной разумом цели, противоречивые, как сама жизнь, размышления - разве они не ближе нашей душе, нежели системы, хотя бы и великие системы, творцы которых не столько заботились о том, чтоб узнать действительность, сколько о том, чтоб "понять ее"?»
[31].
Фрагментарность для Бунина, Шестова, Розанова - эстетический канон, отражение фрагментации самого жизненного мира, нарушение его причинно-следственных связей, свидетельство обострения конфликтов между властью и обществом. Фрагментарность - свидетельство разрушения, расщепления целостного восприятия человека. Фрагментарность прозы этих авторов свидетельствует также о неприятии ими целостности, пристрастии ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному, случайному. Фрагмент - текст, вырванный из целого, состоящий из отрывков сюжетов, ситуаций. У
Розанова фрагментарность - способ его восприятия мира, его философская концепция. Как утверждает Горалик Л., у Розанова «русская фрагментарная проза обрела жанровую самостоятельность» [32, с.236]. Фрагментарность проявилась в сюжете, персонажах, темах, образах. Философ Лукач видит причину растущей фрагментации жизни и общества в развитии капиталистических отношений. Фрагментарность станет полноправным элементом культуры конца ХХ, когда мышление людей становится все более фрагментарным. Фрагментарность проявляется во всем: в разрушении форм и содержания, в разрушении поверхностей, линий, цвета.
Фрагментарный, афористический, полупоэтический стиль философствования был характерен для немецких романтиков, для Ф.Ницше, которые оказали влияние на русскую культуру. С точки зрения Гаранина Л.Я., «романтики возвратили права всему преходящему, незавершенному, зыбкому, чувственному, подсознательному в человеческой жизни, поставив их в центр своего внимания, сделали главным объектом художественно-философского познания» [33, с.14]. Некоторые русские философы отрицательно относились к фрагментарному, афористическому стилю. Н.Федоров писал о Ф.Ницше: «Существенный недостаток Ницше - фрагментарность, афористичность его философии, отсутствие в ней цельности. Отсюда - и ряд противоречий, антиномий, до такой степени, что вся его философия становится вопросом» [34].
Произведения Розанова можно рассматривать как поток сознания, ощущений, впечатлений, образов, воспоминаний, как внутренний монолог. Поток сознания - форма внутреннего монолога, который включает в себя бессвязные сенсорные впечатления, воспоминания, отрывки мыслей. Этот метод позволяет более глубоко раскрыть субъективную жизнь, более свободно выразить свои мысли и чувства. Впервые термин был введен Уильямом Джеймсом в «Принципах психологии». (Пример потока сознания у Розанова: «Томительно, но не грубо свистит вентилятор в коридорчике: Я заплакал (почти): «да вот чтобы слушать его - я хочу еще жить, а главное друг должен жить». Потом мысль: неужели он (друг) на том свете не услышит вентилятора»; и жажда бессмертия так схватила меня за волосы, что я чуть не присел на пол» [35, с.265]). Поток сознания или спонтанное мышление является у Розанова также основой поэтизации языка.
Фрагментарность, особый орнаментальный стиль характерен для А.Белого. Н.Бердяев называет
A.Белого «кубистом в литературе», полагая, что кубистический метод - аналитического, а не синтетического восприятия вещей. Исследователь видит причину в том, что «пошатнулось целостное восприятие образа человека, когда человек проходит через расщепление» [36, с.416].
Начало ХХ века в России характеризуется жанровым многообразием. На жанровое многообразие, эклектичность обратил внимание критик К.К.Арсеньев: «Деление литературы на строго определенные жанры отжило свой век, перегородки, некогда установленные эстетикой, потеряли свою обязательную силу» [37, с.667-694].
Например, Бунин часто обращает к метаповествованию («повесть в повести) также, как и Набоков
B. Но метаповествование у них выполняет разную функцию. Если Набоков создает фикции, то для Бунина главное - описание духовных исканий героя, выражение своего душевного состояния («Деревня»). Его произведение «Деревня» написано в форме биографии двух братьев, в чем-то противоположных. Один - многострадальный поэт, другой - тиран.
Особое место в творчестве И.Бунина занимает дневниковая проза. Как считает Михеев М.Ю., «.дневник мыслится писателем как уход от художественной литературы, да и литературы вообще, оказывается, по сути, альтернативным путем самой литературы» [38, с.14]. Именно в дневниковой прозе фрагментарность проявилась наиболее ярко. Обращение к жанру дневника свидетельствует об усилении авторского начала, об изменении представления человека о его месте в мире, о росте индивидуализма. К жанру автобиографии обращались не только литераторы, но и художники (Бенуа, Кандинский). Последовательный автобиографизм - характерная черта философской прозы начала ХХ. Автобиографии, мемуары, воспоминания - «тексты жизни», они помогали авторам осмыслить жизненный опыт, переоценить его, сконструировать идентичность. В этот период также создаются автобиографические романы. Исследователь Е.Я. Болдырева отмечает, что «автобиографический роман есть метатворчество, метатекст, отражающий и жизнь, и творчество<. >, автобиографический роман и у Бунина, и у модернистских писателей имеет особый статус - это и не жизнь, и не ее отражение в творчестве, это пограничное пространство.» [39, с.33]. Исповедальный характер философской прозы часто был связан с христианским мировосприятием. Писатели-философы перерабатывают библейские сюжеты, мифы.
Литература
1. Шкловский В. Гамбургский счет. Статьи - Воспоминания - Эссе /1914-1933/. М.: Советский писатель, 1990.- С.40.
2. Шкловский B. О поэзии и заумном языке/Сборники по теории поэтического языка. Bbm. 1. Петроград, 1916. - С.59-63.
3. Шкловский B. Сентиментальное путешествие. М.:Новости, 1990. - С.235.
4. Шкловский B. Zoo. Письма не о любви или третья Элоиза. Ленинград: Изд-во писателей в Ленинграде, 1929. - С.35.
5. Там же. - С. 36.
6. Ильин И. О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин-Ремизов-Шмелев. Мюнхен: Типография Обители преп. Иова Почаевского (электронный ресурс) URL: www.vehi.ru ( дата обращения 12.07.2011).
7. Цит. по: S.Gillian Parker Philosophy of Metaphor: Science or Poetry? (электронный ресурс)ШТ: www. blackwell.com (дата обращения 12.08.2011).
8. Там же.
9. Бунин И. Мелитон (электронный ресурс) URL: www.lib.ru (дата обращения 11.07.2011).
10. Бунин И. Сосны (электронный ресурс) URL: www.lib.ru (дата обращения 15.08.2011).
11. Циг. по: Поспелов Г. Стиль/Лтературная энциклопедия.// Гл. ред Луначарский А. М.: Худ лиг-ра 1939, -
С.43.
12. Розанов B. Опавшие листья. Короб второй и последний (1915) /Мысли о литературе. М.: «Современник», 1989. - С.434.
13. Цит. по: Кранц И. Опыт философии литературы. Декарт и французский классицизм. СПб.: Типография Альтшулера, 1902. - С.199.
14. Лихачев Д.С. Контрапункт стилей как особенность искусств // Лихачев Д.С. Литература -реальность - литература. Л.: Советский писатель, 1984. - С.239.
15. Лентьев К. «О романах гр. Л.Н.Толстого. Анализ, стиль и веяние (Критический этюд) /Русский вестник, 1890. Кн.6. - С.124.
16. Шестов Л. BласIъ идей/Д.С.Мережковский: pro et contra/ СПб.: РХГИ. 2001. - С. 115-116.
17. Синявский А. «Опавшие Листья» Bасилия Розанова. М.:Захаров, 1999. - С.180.
18. Синявский А. Указ. соч. - С. 181.
19. Цит. по: Синявский А. Указ. соч. - С.186.
20. Кожинов B. Происхождение романа. М.: Художественная литература, 1963. - С.83.
21. Шкловский B. Розанов. Из книги «Сюжет как явление стиля». Петроград: Изд-во «Опояз», 1921. -
С.16.
22. Синявский А. «Опавшие Листья» Bасилия Розанова. М.:Захаров, 1999. - С.64.
23. Шкловский B.. Розанов. Из книги «Сюжет как явление стиля». Петроград: Изд-во «Опояз», 1921. -
С.16.
24. Гиппиус З. Задумчивы странник / Окно (электронный ресурс) URL: www.biblioclub.ru (дата обращения 11.08.2011).
25. Ремизов А. Огонь вещей. М.: Художественная литература., 1989. - С.480.
26. Синявский А. Там же - С. 159.
27. Цит. по: Крылов B.H Русская литературная критика Серебряного века в контексте религиознофилософских исканий. Казань: КГУ. 2009. - С.21.
28. Синявский А. Там же - С. 167.
29. Синявский А. Там же - С. 167.
30. Цит. по: Федотова B.B. Фрагментарность в дневниковой прозе И.А.Бунина/Ученые записки Казанского университета. 2009. - Т.151. - С. 88.
31. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления). (электронный ресурс). URL: www.lib.ru (дата обращения 12.08.2011).
32. Г оралик Л. Собранные листья /Новое литературное обозрение. 2002. - №54. - С.236.
33. Гаранин Л.Я. Философские искания в белорусской литературе Минск: Наука и техника., 1984. -
С.14.
34. Федоров Н. О нравственности и мистицизме у Ницше (электронный ресурс). URL: http://www. nietzsche.ru/look/century/fedorov/ (дата обращения 22.08.2011).
35. Розанов B. Опавшие листья. Короб второй и последний (1915) /Мысли о литературе М.: «Современник»,. 1989. - С.265.
36. Бердяев Н. /Андрей Белый: pro et contra. СПб.: Изд-во русского христианского гуманитарного института. 2004. - С.416.
37. Арсеньев К. Лесная правда и высшая справедливость Жестик Европы.1883. - Кн.10. - С.667-694.
38. Михеев М.Ю. Дневник как эго-текст. М.: Bодолей-Publishers, 2007. - С.14.
39. Болдырева Е.А. Автобиографический метатекст И.А.Бунина в контексте русского и западно-европейского модернизма.: дис. доктора фил. наук: 10.01.01. Ярославль, 2007. - С.33.
