CC BY
92
ОБЗОРЫ
99.03.001. В.М.СОЛОМАТИНА. ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ США В КОНФЛИКТНЫХ ЗОНАХ ТРЕ-ТЬЕГО МИРА" (НА ПРИМЕРЕ АМЕРИКАНСКИХ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ, 1990-1991 ГГ.)
С военной операции под руководством США в Персидском заливе 1991 г., закончившейся разгромом Ирака, берет свое начало процесс формирования современной американской модели регулирования региональных конфликтов. Она объединила в себе два главных условия военного вмешательства США в разрешение локальных кризисов: во-первых, колоссальное технологическое преимущество американской стороны, и, во-вторых, минимальный риск для жизни военнослужащих США. Эти предпосылки являются общими основных концепций регионального вмешательства США, которые сложились в ходе дискуссий по итогам и последствиям войны в Персидском заливе в 1991 г. Борьба сторонников "тотального" и "ограниченного" вооруженного вмешательства США в разрешении региональных конфликтов, проходившая с переменным успехом, во многом определила развитие американской модели региональных кризисов на протяжении 1990-х годов.
В то же время военная операция в Персидском заливе выявила целый ряд факторов, способных в перспективе потенциально ограничить роль США в регулировании современных региональных конфликтов. Наиболее ярко влияние этих факторов проявилось несколько позднее - в ходе американского вмешательства в сомалийский конфликт, кризиса на Гаити, войны на территории Югославии. Однако некоторые особенности, характер и последствия операции США в Персидском заливе 1991 г. уже свидетельствовали о том, что в условиях относительного, а не абсолютного мирового господства США будут вынуждены постоянно опираться на своих партнеров и союзников, активно маневрировать на международной арене и придерживаться выборочного подхода к вмешательству и урегулированию региональных конфликтов.
Для формирования современной американской модели урегулирования региональных кризисов события в Персидском заливе 1990-1991 гг. имеют особое значение как первый крупный вооруженный региональный конфликт в период развала биполярной системы. Последующие кризисы, повлекшие за собой широкомасштабное международное вмешательство, не отличались столь высокой интенсивностью и проходили уже в новых международных условиях.
Сочетание элементов старого мирового порядка и особенностей переходного периода по пути к формированию новой системы во многом объясняет противоречивость самого конфликта и его последствий для США, их союзников, стран региона и международной обстановки в целом.
Проблема урегулирования региональных конфликтов как одного из важнейших направлений внешней политики была очевидна для руководства США по крайней мере со времен войны во Вьетнаме. Общей чертой американской политики в этой области на протяжении всего поствьетнамского периода была относительно невысокая вероятность прямого использования вооруженных сил США в конфликтных зонах "третьего мира". Несмотря на это, ведущаяся в США на протяжении более двадцати пяти лет дискуссия вокруг проблемы регионального вмешательства в самом общем виде может быть сведена к вопросу о необходимости, возможности и условиях применения американских вооруженных сил в региональных конфликтах.
До середины 1970-х годов преобладала концепция "вертикальной эскалации" Г. Кана, увязывавшая возможное противоборство с СССР на уровне от локального до стратегического в универсальную схему, включающую до 44 стадий эскалации конфликта. Однако ко второй половине 1970-х годов в силу ряда объективных причин (завершения процесса деколонизации, роста глобальной взаимозависимости, сырьевого и энергетического кризиса) роль так называемого "третьего мира", как самостоятельного фактора на международной арене значительно возросла. Образовалась особая региональная подсистема конфликтов, а степень взаимного сдерживания в рамках двусторонних отношений между СССР и США до устойчивой стабильности значительно уменьшилась, что сужало пространство для стратегического маневрирования. Поэтому с конца 1970-х годов США взяли курс на "неоглобализм", т.е. на противостояние СССР прежде всего на региональном уровне. Возможность в одностороннем порядке контролировать локальные очаги напряженности, в отношении которых уже в начале 1980-х годов просматривалась тенденция к выходу из-под
контроля сверхдержав, оказалась, таким образом, весьма ограниченной, а тенденционные методы применения военной силы - малоэффективными.
Эти новые веяния отразились уже в тезисе З. Бжезинского о существовании "дуги кризисов "по периметру капиталистического мира, угрозе фрагментации проамериканских режимов и заполнения образовавшегося политического вакуума недружественными США силами6-1, а также в "доктрине Картера" 1980 г., декларировавшей возможность применения военной силы для защиты американских интересов (в частности, в районе Персидского залива). Деятельность по урегулированию региональных конфликтов окончательно приобрела статус самостоятельного направления во внешней политике США, когда в 1982 г. министр обороны К. Уайнбергер в своем послании к Конгрессу сформулировал концепцию "горизонтальной эскалации" (12). С этого момента во внешнеполитическом курсе США наметились заметные сдвиги в сторону активизации регионального вмешательства. США вернулись к практике прямого применения военной силы в "третьем мире", резко увеличили поддержку лояльных правительств, предприняли ряд акций по борьбе с терроризмом.
В качестве критерия для выборного применения военной силы США в любом из существующих конфликтов были выдвинуты "шесть пунктов Уайнбергера": 1) наличие непосредственной угрозы национальным интересам США; 2) готовность идти до конца в применении силовых методов в случае выбора военного пути разрешения конфликта; 3) четкая заданность военно-политических целей операции; 4) гибкое реагирование на любое изменение условий ее проведения; 3) поддержка со стороны общественности и конгресса; 6) несостоятельность других мир давления (политических, экономических) как способа решения проблемы (13). При планировании операции в Персидском заливе американские военные и политические круги не имели в своем распоряжении другой схемы вмешательства, кроме "доктрины Уайнбергера", которая, кстати, была с успехом опробирована при проведении в 1989 г. операции "Правое дело" с целью отстранения от власти президента Панамы М.Норвеги.
Рассмотрим, насколько военная акция США в Пердсидском заливе удовлетворяли "критериям Уайнбергера".
Зона Персидского залива находится в сфере жизненно важных американских стратегических интересов. Около 50% потребностей США в нефти покрывается за счет ее импорта, а на сегодняшний день половина всех разведывательных запасов мировой нефти сосредоточена в районе Персидского залива. Дешевая нефть, поступающая с Ближнего и Среднего Востока, покрывает 15% потребностей США в нефти;
переработка и перепродажа нефти дает 25% всей прибыли, получаемой американскими компаниями в странах "третьего мира". Чрезмерное усиление какого-либо регионального режима находится, таким образом, в прямом противоречии с интересами национальной безопасности США.
За два последние десятилетия политика США в районе Персидского залива последовательно развивалась в направлении дальнейшего усиления американского военного присутствия в регионе. Если "доктрина Никсона" еще провозглашала в качестве основы американской стратегии опору на региональных союзников - Израиль и Иран, то "доктриной Картера" (1980 г.) уже предусматривалась возможность прямого военного вмешательства для защиты свободного доступа США к нефтяным ресурсам Персидского залива. При администрации Р. Рейгана в этом районе уже создается Центральное командование вооруженных сил США (СЕНТКОМ), а генерал Н. Шварцкопф, возглавивший эту структуру, заявил, что Ирак обладает достаточными возможностями для военной агрессии против своих соседей, указывая на возможность расползания какого-либо локального конфликта до масштабов региональной войны в качестве самого опасного сценария для Центрального командования (11). В первой половине 1990 г. США провели несколько военных игр, в задачу которых входила отработка действий против вооруженных сил Ирака в случае обострения ирако-кувейтских противоречий (Кувейт практически полностью закрывал Ираку доступ к Персидскому заливу). До 1990г. Ирак пытался решить противоречия с Кувейтом дипломатическими методами, но эти шаги были малоэффективными. Американская политика в регионе стала одним из факторов, повлиявшим на изменение позиции иракского руководства - в отношении Кувейта. США предприняли все возможные усилия для того, чтобы убедить Ирак в своем нейтралитете в случае конфликта с Кувейтом. Американские поставки вооружения Ираку в 1990 г. послужили своего рода отвлекающим маневром и должны были свидетельствовать о нейтралитете. Другими стратегическими целями США в этом регионе был раскол арабских стран и препятствование внутриарабскому решению любого конфликта, при этом оказывалось давление на Египет с тем, чтобы именно египетское руководство осудило действия Ирака на встрече глав стран Лиги арабских государств в Каире в августе 1990 г.
В качестве еще одной угрозы жизненно важным интересам безопасности США выдвигалась возможность создания и применения Ираком ядерного и другого оружия массового уничтожения, при том, что группа экспертов, созданная МАГАТЭ в 1991 г., пришла к выводу: в 1990
г. Ираку понадобилось бы как минимум 3-5 лет для производства хотя бы одного ядерного боезаряда.
Что касается второго требования "доктрины Уайнбергера" -готовности к эскалации военного вмешательства вплоть до широкомасштабной интервенции - то антииракская коалиция изначально ставила своей целью нанесение массированного, а не ограниченного удара. Об этом свидетельствуют интенсивность наращивания военной мощи США и их союзников в регионе уже в первые месяцы после нападения Ирака на Кувейт с использованием ультрасовременного оружия (крылатые ракеты "Тамагавк", зенитные комплексы "Пэтриот" и т.д.), поэтому технологические возможности обеих сторон была несопоставимы, а ущерб был неравнозначным.
В полном соответствии с третьим "критерием Уайнбергера", четкость поставленных задач - изгнание иракских войск из Кувейта и их разгром - способствовала тому, что многонациональные силы во главе с США с самого начала взяли на себя стратегическую инициативу. Проблемы, связанные с созданием, переброской и массовым сосредоточением войск коалиции на территории Саудовской Аравии решалась одновременно на основе единого детально разработанного плана и без каких-либо препятствий извне, при этом ряд проведенных отвлекающих маневров на политическом, дипломатическом и оперативно-тактическом уровне позволил обеспечить эффект внезапности.
Усилиями, прежде всего, военного руководства США был соблюден и четвертый критерий - гибкое реагирование на любое изменение условий проведения операции. Так, когда многонациональные силы вступили на территорию Ирака и возникла опасность окончательной дестабилизации обстановки в регионе (в результате чрезмерного усиления Ирана, крупного курдского восстания на севере Ирака, угрожающего жизненным интересам американского союзника по НАТО-Турции, и т.п.), дальнейшее продвижение войск коалиции было приостановлено.
Что касается пятого требования доктрины Уайнбергера " о поддержке военной акции со стороны общественности и конгресса, то в целом в США наблюдался редкий в таких случаях внутриполитический консенсус в отношениях между администрацией и конгрессом. Уже первое решение президента о размещении группы войск США на территории Саудовской Аравии (август 1990 г.) было полностью согласовано с руководством конгресса.
Всплеск патриотизма среди населения США в связи с операцией в Персидском заливе во многом был вызван беспрецедентной ролью
средств массовой информации, особенно электронной прессы, в формировании общественного мнения в стране и в мире в целом.
О том, насколько к ситуации, сложившейся в зоне Персидского залива после захвата Ираком Кувейта, применим последний "критерий Уайнбергера" - использование военной силы только в случае несостоятельности других мер давления существуют разные точки зрения. Однако, если иметь в виду не декларируемые (освобождение Кувейта, предотвращение угрозы распространения оружия массового уничтожения - ОМУ и т.д.), а реальные американские интересы в данном конфликте, то в сложившейся ситуации США могли достигнуть полного стратегического доминирования только путем прямого военного вмешательства, а отнюдь не политическими или экономическими мерами давления.
Итак, самая крупная военная операция США со времен войны во Вьетнаме - вмешательство в конфликт в Персидском заливе в 1991 г. -проводилась в исключительно благоприятной военно-политической обстановке, а то обстоятельство, что конфликт пришелся на период распада биполярной системы и знаменовал собой начало переходного этапа к новой международной реальности, наполнило привычную схему иным содержанием. Очевидно, что война в Персидском заливе стала возможна только в условиях распада биполярной системы. В годы "холодной войны" не только США не решились бы на проведение столь масштабной акции, но и иракское руководство вряд ли пошло бы на прямую оккупацию Кувейта.
Администрация Дж.Буша, вдохновленная успехом операции в Персидском заливе, выдвинула доктрину "нового мирового порядка". Впервые она была сформулирована в выступлении госсекретаря Дж. Бейкера перед Комитетом по международным делам Конгресса США в феврале 1991 г. (5). Авторы доктрины исходили из оптимистической предпосылки, что с окончанием "холодной войны" международная напряженность на всех уровнях резко снизится. При этом война в Персидском заливе преподносилась в качестве основной модели регулирования будущих региональных конфликтов, поскольку показала перспективность участия США в международных операциях во главе широкой многонациональной коалиции и дала новый импульс развитию теории "многостороннего" вмешательства США в региональные конфликты.
Очередной вариант такого вмешательства представлен так называемой "доктриной Гальперина", названной по имени видного специалиста-международника, сотрудника СНБ США. Летом в 1993 г. М.Гальперин выступил со статьей. в которой призвал к полному отказу
США от попыток одностороннего вмешательства в разрешение региональных конфликтов. Успешные действия США в Персидском заливе подавались автором как, прежде всего, результат "коалиционного строительства" (9). В то же время опыт антииракской кампании показал, что формирование широких многонациональных коалиций во главе США возможно лишь на кратковременной основе, в условиях достаточно высокой интенсивности, при наличии явных нарушений (открытой агрессии) одной из конфликтующих сторон и широкого международного консенсуса относительно применения методов силового умиротворения.
Вопрос о международном оформлении военно-политических акций в зонах региональных конфликтов не случайно стал одной из ключевых проблем американской внешней политики 1990-х годов. Для США необходимость этого диктуется двумя комплексами причин: политическими и финансово-экономическими. Политические проблемы, связанные с формированием антииракской коалиции были решены благодаря консенсусу в Совете Безопасности ООН. Однако операция в Персидском заливе, как никакая другая. продемонстрировала особую роль финансово-экономических соображений при принятии США решения об участии в международной коалиции. Операция "Буря в пустыне" требовала огромных финансовых средств, и стремление США решить этот вопрос за счет партнеров по антииракской коалиции стало одним из основных стимулов к ее формированию. Попытка переложить значительную часть расходов на плечи союзников по антииракской коалиции увенчалась успехом: общий объем обязательств по финансированию военной операции в Персидском заливе, взятых на себя партнерами США, превысил 70 млрд. долл. (10). Учитывая значительный вклад союзников США в финансирование операции, приходится усомниться в заявлениях некоторых американских экспертов в том, что США располагают достаточной военной силой для проведения операции такого масштаба с минимальной помощью со стороны американских союзников или вовсе без них. Стремление США сохранить за собой лидерство в области регулирования региональных конфликтов и одновременно существенно облегчить бремя финансовых расходов на проведение военно-политических операций уже в начале 1990-х годов привело к поиску новых вариантов построения международных коалиций, в том числе и на постоянной основе.
Победа в войне антииракской коалиции имела исключительно важные последствия для дальнейшего развития стратегии регионального вмешательства США. Главным уроком войны было то, что она со всей очевидностью продемонстрировала резко возросшую вероятность прямого расширенного использования вооруженных сил США в
региональных конфликтах. Успех военной операции в Персидском заливе сыграл решающую роль в возврате к доминированию военно-силовых методов в американской региональной "конфликтной" политике. О своеобразном ренессансе военно-силовых методов регулирования конфликтов свидетельствовал ряд изменений в американской военной доктрине, принятых под непосредственным воздействием военной операции в Персидском заливе.
Уже в феврале 1991 г. военное руководство США объявило о переориентации американской военной стратегии "от сдерживания советского экспансионизма к передовому военному присутствию, необходимому для своевременного реагирования на возникающие региональные войны" (7). Эта тенденция была закреплена в военной стратегии администрации Клинтона, сформулированной в 1993 г. Деятельность по регулированию региональных конфликтов была признана приоритетным направлением стратегии США.
Вторым изменением, внесенным в военную доктрину США под непосредственным влиянием операции в Персидском заливе, стал тезис о необходимости противостоять усилиям региональных "пороговых стран" при разработке оружия массового уничтожения (ОМУ). Большинство таких государств, являясь ведущими региональными державами, прямо или косвенно вовлечены в конфликты с соседями или между собой (Индия и Пакистан, Израиль, Иран и Ирак). Одновременное обретение региональными противниками ядерного статуса теоретически должно иметь стабилизирующий эффект, как бы воспроизводя на локальном уровне систему ядерного сдерживания. Однако создание ядерного оружия какой-либо свободной державой неминуемо нарушает баланс сил в регионе, резко увеличивая его конфликтный потенциал вплоть до возможности выхода любого локального вооруженного конфликта за установленные рамки. Как показали события в Персидском заливе, невозможно решить эту проблему, полагаясь только на существующие международные режимы нераспространения. которые, как и прежде, будут нарушаться в силу их дискриминационного характера по отношению к крупным региональным державам, не входящим в ядерную пятерку. Предпринятая США атака на Ирак, приведшая к свертыванию его ядерной программы и максимальному сужению рамок разрешенной ему деятельности в области ядерного оружия, была призвана продемонстрировать, что США располагают и другими, значительно более жесткими мерами воздействия на "пороговые страны", вплоть до прямой военной интервенции. Война в Персидском заливе сыграла, таким образом, важную роль в том, что проблемы нераспространения ОМУ прочно заняли одно из первых мест в ряду приоритетов
американской политики в области регулирования региональных конфликтов (8).
Эти новые требования военной доктрины США, а также широко разрекламированная Пентагоном эффективность дорогостоящих систем новейшего оружия, стали аргументами против дальнейшего сокращения оборонного бюджета США.
Еще одним свидетельством возврата США к военным силовым методам регулирования региональных конфликтов было увеличение военной помощи их непосредственным и потенциальным участникам. Так, если до конца 1980-х годов СССР, на долю которого в 1986-1989 гг. приходились 40,5% сделок на поставки оружия странам "третьего мира", был абсолютным лидером на рынке вооружений, то в 1990-1993 гг. при общем сужении мирового рынка вооружений, 52,2% всех сделок, заключенных в мире, пришлось на долю США. Война в Персидском заливе, по окончании которой был заключен ряд крупных контрактов на поставку американского вооружения Саудовской Аравии и Кувейту, укрепила лидирующие позиции США на мировом рынке вооружений, получателями которого являются прежде всего страны "третьего мира".
Основные теоретические схемы американского вмешательства в конфликтных зонах, возникшее под влиянием операции в Персидском заливе, рождались прежде всего в рамках военного истэблишмента и той части политической элиты, которая тесно связана с разработкой военной стратегии США. Основной концепцией регионального вмешательства, сложившейся под влиянием операции в Персидском заливе и сформулированной ее основными участниками в полном соответствии с внешнеполитической доктриной "нового мирового порядка" администрации Дж.Буша, стала теория "тотального вмешательства", автором которой стал генерал К.Пауэлл при поддержке генералов Ю.Шварцкопфа, Дж.Шаликашвили и др. Суть этой теории сводится к тезису "все или ничего", допускающему только крупномасштабное (а не ограниченное) военное вмешательство США в решение региональных конфликтов. Перечень условий для такого вмешательства - ясность поставленных военных задач, определяющие возможности их выполнения, использование военной силы в качестве крайней меры -представляет собой несколько уточненный и сокращенный вариант "доктрины Уайнбергера". Сторонники этой концепции утверждают, что для них не столь важно обеспечение поддержки операции со стороны общественности и конгресса, так как при массированном применении военной силы потери США в живой силе сводятся к минимуму.
В случае отсутствия условий для широкомасштабного военного вмешательства, приверженцы "тотального вмешательства" предлагают
полностью отказаться от военных методов регулирования, ограничившись политическими и экономическими средствами давления на противоборствующие стороны. Сторонники этого подхода критически оценивают эффективность "ограниченных ударов" как средства политического давления на одну из конфликтующих сторон. Данная концепция пользуется большим влиянием в американских вооруженных силах и фактически взята на вооружение высшим военным руководством США. Как ни странно, наибольшую популярность среди военного истэблишмента завоевала концепция, согласно которой военные методы при урегулировании региональных конфликтов предполагается использовать в исключительных случаях, когда соблюдены условия для широкомасштабного вмешательства. Тем самым приоритет фактически оставлен за политическими и экономическими методами давления.
Эти положения концепции "тотального вмешательства" подверглись критике со стороны прежде всего политических назначенцев в вооруженных силах и госдепартаменте, на основе которой сложилась концепция "ограниченного вмешательства". К наиболее видным ее приверженцам относятся последовательно сменявшие друг друга на посту министра обороны США в конце 1980-х годов - первой половине 1990-х годов Р.Чейни, Л.Эспин и У.Перрес, а также У.Кристофор, госсекретарь в первой администрации Клинтона. Приверженцы "ограниченного вмешательства" указывают на изменение причин и целей использования американской военной силы в региональных конфликтах, не принимаемых во внимание сторонниками "тотального вмешательства": так если ранее США стремились обеспечить сдерживание регионального агрессора (Ирака по отношению к Кувейту), то теперь следует добиваться военного принуждения конфликтующих сторон в рамках внутриполитических изменений.
Несмотря на то. что операция протекала в уникально благоприятных для антииракской коалиции условиях, она выявила целый ряд факторов, ограничивающих возможности вмешательства США в региональные конфликтные ситуации. Во-первых, реальные успехи американцев по сравнению с затраченными усилиями и намеченными целями оказались достаточно скромными. Так, под вопросом остается факт "сокрушительного разгрома" иракской армии и ВВС. С самого начала войны, сделав должные выводы из безнадежного для себя соотношения сил, Ирак вывел свою авиацию из-под удара. Иракскому руководству удалось также сохранить основу сухопутной армии. Согласие на вывод сухопутных сил с оккупированных территорий было дано Саддамом Хусейном еще до начала наступления межнациональной коалиции, и большая часть полумилионной иракской армии уже тогда
успела уйти из Кувейта. То же относится и к проблеме эффективности новейших систем высокоточного оружия, использованных в ходе операции "Буря в пустыне". Вопреки заявленной Пентагоном точности попадения, равной 96%, большая часть была сброшена не по назначению или по целям, не представлявшим стратегического интереса.
Во-вторых, освобождение Кувейта, официально рекламируемое как главная задача МНС. отнюдь не является единственной для самих Соединенных Штатов. Американцы стремились к полному уничтожению Ирака, что не удалось. Стремились к свержению режима Хусейна, но и это пока не достигнуто. Позиции президента Хусейна в государственной системе Ирака не только сохранились, но даже в известной степени укрепились в результате многочисленных внутренних чисток. США расчитывали на утверждение своего военно-политического контроля в зоне залива, однако реализация этой цели и сегодня сулит США крупные осложнения (3).
Еще одним крайне нежелательным для США итогом военной операции в Персидском заливе стало значительное усиление позиций Ирана, во многом благодаря нейтральной позиции, занятой им во время войны. С лета 1991 г. именно Иран становится для США угрозой номер один в регионе. Более того, сложилась ситуация, при которой обе основные военно-политические региональные державы в районе залива -Ирак и Ирак - стали объектами политики "двойного сдерживания" и санкций со стороны США. Способствует краткосрочному сближению их интересов взаимный антиамериканизм. Своеобразной реакцией на усиление американского присутствия в зоне Персидского залива стала новая мощная волна исламского фундаментализма. Потерпела провал и попытка создания коалиции арабских стран под эгидой США.
К не вызывающему сомнений успеху американской военной машины можно отнести, считают наши военные специалисты, лишь то влияние, которое она оказала своими воздушными ударами на решение иракского руководства уйти из Кувейта. Вполне вероятно, что многонедельные бомбардировки подорвали дух иракской армии, нанесли ощутимый моральный урон, и Багдад счет необходимым далее не рисковать. Но даже в данном случае военный успех следует отнести не только к качественным, но и количественным показателям боевой мощи: авиация союзников попросту задавила иракскую своей "массой" и обеспечила себе тем самым свободу действий на сухопутном фронте. Все остальное было уже менее сложно (1).
В целом, в условиях, когда сложившаяся под непосредственным влиянием войны 1991 г. концепция "тотального вмешательства" резко ограничивала возможности использования американских вооруженных
сил в районах конфликтов, все большую силу стала набирать концепция "ограниченного вмешательства". Однако она еще в бывшей степени нацелена на военно-силовой вариант урегулирования, так как налагает меньше ограничений на широкое использование военной силы в локальных конфликтах. Именно ограниченность военно-силовых методов с точки зрения политического урегулирования региональных кризисов диктует наиболее вероятное направление дальнейшего развития доктрины регионального вмешательства США.
Подтверждением этого тезиса являются последующие бомбардировки Ирака американскими вооруженными силами в январе 1993 г., сентябре 1996, декабре 1996 ("операция "Лиса в пустыне") и в феврале 1999 г. Серия таких акций скорее всего ждет своего продолжения с некоторыми военно-техническими корректировками. Так, операция "Лиса в пустыне", возможно, являлась менее масштабной, но она носила более комплексный характер: были развернуты 5-ый флот ВМС США с авианосцем "Энтерпрайз" и 22 боевых корабля, атомная подводная лодка, ракеты "Слэм". Нападение произошло внезапно и ночью, когда иракские средства ПВО не срабатывали. Силы противодействующих сторон были абсолютно неравными и технологические показатели нового оружия МНС предопределили конечный результат военных действия. Операция "Лиса в пустыне" имела в большей мере политический, нежели военный, характер -демонстрация мощи и устрашения (2).
О дальнейших наступательных акциях США свидетельствует о предполагаемое в 2000 г. увеличение военных ассигнований до 267,2 млрд. долл. Из них на операции на Ближнем Востоке выделяется дополнительно 1,1 млрд. долл, и др.
Правда, это лишь проект бюджета, он, конечно, еще изменится, но вряд ли основательно. Стратегия на рост военного могущества США
4)
определена, видимо, всерьез и надолго. ;
Список литературы
1. Галес Э., Селиванов Ю. Кто кого победил в Кувейте? // Воен.-ист. журнал. - М., 1991. - Т 6. - С. 73.
2. Горностаев Д., Косырев Д. Спасаясь от импичмента, Клинтон совершил акт агрессии. // Независимая газета. - М., 1998. - 18 дек. - С. 5.
3. Маначинкий А.Я., Чумак В.К., Пронин Е.К. "Операция "Буря в пустыне": итоги и ее последствия // Военная мысль. - М., 1991. - Т1. - С. 88-92.
4. Макрушин В. Могущество Америки прирастает боевой мощью // Красная звезда". - М., 1999. - 3 фев. - С. 3.
5. Baker J. Opportunities to build a new order / U.S. Dep. of Dispatch. -Wash., 1991. - Febr. II. - P. 81.
6. Brzezinsky Z.On quest of national security. - Boulder; L.: Westvieu press, 1989. - P. 100, 178.
7 Christopher N. America's leadership, America's opportunity // Foreign policy - N.Y., 1995. - N 98. - P. 8.
8. Dole B. Shaping America's global future // Ibid. - P.36.
9. Halperin M. Guaranteeing democracy // Ibid. - 1993. - N 90. - P.120.
10. Haffman S. The crisis of liberal internationalism // Ibid. - 1995. - N 98. - P.159.
11. Triumph without victory: the inreported history of the Persian Gulf war. - N.Y.: Columbia univ. press, 1991. - P. 28.
12. Weinberger C. Annual report of the Secretary of defense to the Congress on the F.Y. 1983 budget; Report of the Comm. on armed forces, u.s. senate. - Wash.: Gov. print. off, 1982. - P. 1-16.
13. Weinberger C. The uses of military power // Haas R. Intervention. -Wash., 1994. - P. 178-179.
