CC BY
15
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.7
рефераты 97.02.001 -97.02.036
МОСКВА 1997
стремление газеты идти навстречу "той, "третьей силе", которая не может пока высказаться в России не только в силу системы зажимания рта, но и по отсутствию навыка к сознательной формулировке своих требований", стараться говорить за эту "пока безгласную силу". 27 апр. 1940 г. в редакционной статье говорилось о том, что хотя сейчас не время для юбилеев, но все же нельзя обойти молчанием 20-летнюю дату русского демократического эмигрантского органа. "В этой борьбе, как и в течение всех минувших 20лет в нашей русской борьбе, перед нами лежит прежний, никогда не менявшийся путь: в меру своих сил и возможностей бороться за конечное торжество демократических начал в народной и международной мировой жизни. С той же непоколебимой верой, что и 20 лет назад, в полное торжество этой нашей правды мы и вступаем в третье десятилетие нашей публицистической работы". Однако дни газеты были уже сочтены, ее последний номер вышел с собшением: "Подобно прочим парижским газетам, ПН вынуждены прервать свой выход. В ближайшее время издание газеты возобновится в одном из провинциальных городов Франции" (1940. - 11 июня). Этот номер ПН заканчивался извещением: "В пятницу 14 июня в 4 часа, в годовщину смерти В.Ф.Ходасевича, будет отслужена панихида на Бианкурском кладбище, ав. Исси ле Мулино, Булонь-Бианкур". Но 14 июня немецкие войска вошли в Париж. С исчезновением газеты, как отмечал позднее А.Седых, в русском Париже образовалась громадная пустота, которая уже никогда не была заполнена.
Т. Г. Петрова
97.02.035. БЕМ А.Л. ПИСЬМА О ЛИТЕРАТУРЕ. - РЯАНА: БШУАтКУ \JSTAV ЕиЯА8ЬАУ1СА, 1996. - 360 С.
Одним из крупнейших литературных критиков русского зарубежья был А.Л.Бем (1886-1945), живший в Праге. 39 статей и рецензий, написанных им для варшавского еженедельника "Меч", собраны и опубликованы в реферируемой книге (отв. редактор Белошевская Л.). Издание "Писем о литературе" Бема, печатавшихся в 1931-1933 гг. в берлинской газете "Руль", а с 1934 г. - в "Мече", было объявлено в "Мече" 7 июля 1935 г., однако книга не вышла, хотя планы эти критик не оставлял до 1939 г.
Последняя статья, опубликованная Бемом в серии "Письма о литературе", называлась "Русская литература в эмиграции" (1939 г. -26-3222
22 янв.). Она предназначалась для чешского энциклопедического словаря, вышедшего в Праге в том же году и носила информационно-обзорный характер. В предисловии к ней Бем писал: "До сих пор, насколько я знаю, внимание привлекали только те или иные писатели, живущие в эмиграции, чаще всего те, имена которых известны по своей прошлой дореволюционной литературной деятельности. Литература русской эмиграции в ее совокупности, за единичными исключениями, внимания к себе не привлекала" (там же). Среди этих исключений в иностранных изданиях Бем называет статью В.Ходасевича "Литература в изгнании", изданную в 1934 г. в Кракове по-польски (в сб. Ъ р15гтепшс1%'а rosyjshiego 1 икгатзМеяо).
Из молодых писателей, выросших в условиях эмиграции, Бем выделяет В.Сирина, который "в своих романах не обращается к воспоминаниям прошлого, а смело берет сюжеты из европейской и эмигрантской современности. Связь с русской традицией у него чувствуется только на большой глубине (Достоевский); в технике же письма, в исключительно тонкой композиции, в деятельности описаний и психологической разработке, в сухости и скупости языка Сирин стоит ближе к современному западному роману, в частности к Прусту" (с.335).
Высокую оценку в статье Бема получает Цветаева, о которой он не раз писал в своих "Письмах о литературе": "Марина Цветаева при надлежит к самым выдающимся поэтам эмиграции, где она занимает приблизительно то же место, как Борис Пастернак в СССР. Так же как и Пастернак, она в своей поэтической деятельности стоит особняком и вне господствующих течений. Можно назвать только рано погибшего поэта Н.Тройского (ум. 1934), посмертный сборник которого "Стихи и поэмы" обнаруживает непосредственную связь с Цветаевой" (с.336).
Уже в первой своей статье ("О прошлом и настоящем"), появившейся в первом номере "Меча" в 1934 г., Бем пытается определить смысл в значение эмигрантской литературы: "Нас упорно убеждают, что литература в эмиграции не только не смеет мечтать о новшествах, но и вообще-то жить не имеет оснований... И все же я думаю, что эмигрантская литература при всех трудностях, очень и очень трудных внешних условиях могла бы сказать свое слово, которое сыграло бы и свою роль в общем ходе русской литературы. Я даже больше скажу, она призвана сказать это свое слово и в этом
призвании весь ее смысл. В чем это призвание, сказать в нескольких строках трудно. Да обыкновенно такие вещи вперед не формулируются, они осуществляются... Художественное выявление правды своего изгнанничества, противопоставление своей правды той системе псевдоценностей, на которой строится жизнь в советской России, - вот смысл эмигрантской литературы" (с. 169).
Еженедельник "Меч" постоянно обращался к молодой эмигрантской литературе, сумевшей в достаточной мере заявить о себе в 30-е годы. Однако Бем постоянно упрекал молодых писателей в отсутствии энтузиазма и смелости, которые столь необходимы молодому поколению: "У нас в эмиграции, кажется мне, молодое писательское поколение страдает какой-то дряблостью, отсутствием веры в свою правду, неумением бороться за новые ценности. Оно- как то ни кажется странным - слишком легко подчиняется авторитетам" (с. 170).
Более того, рассматривая поэзию молодых в журнале "Числа", Бем полагает, что объединяет их стремление своей поэзией больше "сказаться", чем "сказать". Поэзия для них не активный процесс преобразования мира через собственное его постижение, а только "отдушина" для личных переживаний. Поэтому в круг поэтического переживания втянут очень ограниченный мирок самого автора. В этом смысле, если хотите, их поэзия "интимна". Но за той интимностью нет "трагичности" или, вернее, трагедийности, даже когда в ней идет речь о смерти и судьбе. Она размягчает, но не поднимает, в ней больше тоски, чем скорби, больше жалости к себе, чем кдругим" (с.179).
Статьей "О двух направлениях современной поэзии" откликнулся Бем на выход 56-й книжки "Современных записок", в которой весь отдел поэзии был посвящен творчеству 18 молодых поэтов. Выбор печатаемых стихотворений, по мнению редакции, "представлен полностью соответствующим объединением поэтов". Однако, считает Бем, предпринятый опыт публикации не дал желаемого результата, и поясняет: "На призыв "Современных записок" откликнулись далеко не все поэтические группы (нет, например, совершенно Варшавы и Белграда), а главное - ряд имен, с которыми уже связаны известные представления в области поэзии, вовсе отсутствуют. Из парижан не представлены А.Ладинский, В.Поплавский, Д.Кнут, из пражан - В.Лебедев, В.Мансветов. Так что
полного представления о современной молодой поэзии стихотворный отдел последней книжки "Современных записок" не дает" (с. 197).
Эмигрантская поэзия была в центре внимания Бема в статьях в "Мече". Обращаясь к поэме Н.П.Тройского "Белладонна", опубликованной в "Последних новостях" (1934. - 9 дек.), Бем утверждает: "Правда "белого движения" в его идейном смысле - дело подвига и чести - выражено здесь с такой силой и поэтической убедительностью, которых мы в эмиграции "давно" не слыхали. Говорю давно, потому что было время, когда по этим струнам ударила Цветаева, но она осталась тогда не услышана именно теми, кто должен был к голосу прислушаться... Боюсь, что и на этот раз произведение, в котором нашел свое подлинно поэтическое выявление самый сокровенный смысл нашего изгнанничества, что это произведение останется неоцененным и непонятным" (с.204).
Ко второй годовщине смерти Н.Тройского Бем написал статью о его поэзии, в которой с возмущением писал: "Подлинным позором для эмиграции, с моей точки зрения, является то, что такие поэты, как Марина Цветаева, как Николай Гронский, в поэзии которых с такой силой и художественной убедительностью отразился пафос родины, остаются совершенно одинокими" (с. 275).
В связи с выходом посмертного сборника стихов В.Поплавского "Снежный час. Стихи 1931-1935", который окончательно убедил, что эмигрантская поэзия потеряла в нем настоящего поэта, Бем говорит о поэтической индивидуальности автора: "По складу своего дарования Б.Поплавский принадлежит к тем поэтам, которые сильны не отдельными стихами, не законченной цельностью отдельных произведений, а всей суммой своего творчества" (1936. - 18 окт.). И далее Бем поясняет, что к такому типу поэтов большого напряжения принадлежит А. Блок, который воспринимается скорее как поэт целых "циклов", а не отдельных стихотворений.
Взыскательно анализирует Бем сборники стихов Ю.Терапиано и Е.Траубер (1935. - 21 апр.), Л.Гомолицкого (1936. - 14 июня), В.Мамченко (1936. - 25-27 дек.), Л.Червинской (1938. - 1 мая), варшавские сборники поэзии "Священная лира" (1938. - 12 июня), а также вызвавшую его большое неудовольствие антологию эмигранской поэзии "Якорь" (1936. - 5 апр.).
В статье "О стихах Эмилии Чегринцевой" Бем характеризуют две главные школы в поэзии русского зарубежья: "Если Париж продолжал линию, оборванную революцией, непосредственно примыкая к школе символистов, почти не отразил в себе русского футуризма и его своеобразного преломления в поэзии Б.Пастернака и М.Цветаевой, то Прага прошла и через имажинизм, смягченный лирическим упором С. Есенина, и через В.Маяковского, и через В.Пастернака. Это не подражание, а естественный путь развития русской поэзии. Думается мне, именно здесь лежит одно из основных различий между "пражской" и "парижской" школами... Третья линия эмигрантской поэзии ведет к Н.Гумилеву, в традиции которого держится Белград" (с.248). В статье "О парижских поэтах" (1937. -4 июля) Бем рассматривает творчество Г.Иванова, А.Ладинского и А.Присмановой.
Считая Лидию Червинскую "наиболее ярким и, пожалуй, наиболее талантливым представителем "парижского направления" в его молодой части", Бем начинает статью о ее поэзии характерным суждением: "Мне не раз приходилось выступать против так называемого "парижского" направления эмигрантской поэзии. Но никогда я не отрицал талантливости отдельных, наиболее ярких ее представителей. Вопрос шел о направлении, о путях поэзии. Я остаюсь при убеждении, что путь этот глубоко ошибочен, что ведет он неизбежно к тупику, и чем упорнее будут его держаться, тем труднее сторонникам этого направления, при всей их индивидуальной одаренности, найти выход из тупика" (с.317).
Меньшее внимание уделял Бем прозе русского зарубежья. Он рецензировал повесть В.С.Яновского "Любовь вторая" (1935. -29 сент.), похвалил художественную наблюдательность и исключительную свежесть русского языка Василия Федорова, выпустившего первую часть романа "Канареечное счастье" (1938. -3 апр.). Книга Г.Иванова "Распад атома" произвела на критика "тягостное впечатление", а о книге М.Агеева "Роман с кокаином" он заметил: "Роман М.Агеева, несмотря на несомненную талантливость автора, с трудом дочитываешь до конца, как так уже с первых страниц знаешь, что перед тобой клинический случай, который в итоге может привести лишь к постановке диагноза болезни, но не в состоянии дать никакого художественного разрешения" (с.330).
Неприязненное отношение вызвали у Бема две книги альманаха "Круг", появившиеся в 1936 и 1937 гг. О первом выпуске этого сборника он отозвался решительно: "Всем своим содержанием "Круг" еще раз о большой наглядностью показал, что "парижское" направление эмигранской литературы находится вне жизни, что оно задыхается в атмосфере монпарнасской кружковщины" (1936. -20 сент.). Об авторах второй книги альманаха "Круг" Бем пишет весьма иронически: "Ю.Фельзен почему-то решил, что он дорос до того, чтобы делиться с читателем своими "Разрозненными мыслями". Думаю, он смело мог бы еше с этим подождать. Ю.Мандельштам принадлежит к разряду "умных мальчиков", которые считают необходимым поделиться с каждым своими мыслями по поводу прочитанной ими книги. Читать и перечитывать Паскаля Ю.Мандельштаму не возбраняется, но зачем же нам читать "Мысли Мандельштама" (с.311).
Одобрение и поддержку Бема вызвали две книги альманаха "Земля Колумба", вышедшие в Нью-Йорке: "К русско-американской печати мы, европейцы, относились до сих пор с некоторым недоверием. Две книжки сборника "Земля Колумба", только недавно вышедшие, заставляют не только отказаться от этого недоверия, но и пробуждают надежду, что в Америке создается свой самостоятельный центр русской зарубежной литературы. Правда, программная статья Б.Миклашевского в кн. 1-й обещает больше, чем вышедшие книги сборника дают... "Мы накануне широкого литературного роста русской Америки и Азии", - пишет Б.Миклашевский... Этому можно только порадоваться. "Земля Колумба" дает право надеяться, что отныне русская Америка войдет равноправным членом в семью русской зарубежной литературы" (с.290).
Литературная критика и публицистика эмиграции обсуждалась в нескольких статьях Бема в "Мече". "Почти розановские" размышления Г.Адамовича в его "Комментариях" вызвали полусочувственную статью Бема "Исповедь "героя нашего времени" (1935. - 21 июля). Зато в резкой полемике со статьей Г.Газданова "О молодой эмигрантской литературе" (Современные записки. - 1936. -№ 60) Бем не приемлет основной тезис Газданова, будто молодая эмигрантская литература не существует, что она наша выдумка, миф, а не реальность. "В эмиграции, по его мнению, есть "молодые писатели-труженики", но "за шестнадцать лет пребывания за
границей не появилось ни одного сколько-нибудь крупного молодого писателя". Самому Газданову приходится считаться с одним исключением - с В.Сириным. Правда, он его выделяет как-то очень сложно из "американской литературы". Но доказать, что "к молодой эмигрантской литературе Сирин не имеет никакого отношения", Г.Газданову так и не удается" (с.257-258).
В статье "Столица и провинция", написанной в связи с выходом в Шанхае первой книжки нового эмигрантского журнала "Русские записки", Бем выступает против "определяющей" роли Парижа в русском зарубежье. "В какой мере русский литературный Париж имеет право претендовать на гегемонию в литературе только потому, что он находится в Париже? - вопрошает Бем. - А что если русский литературный Париж вовсе не "столица", а такая же "провинция", как и все отсальные центры русского рассеяния? Разве это допущение так уж невероятно? Во всяком случае, черты провинциализма, правда, особого "столичного провинциализма" для русского литературного Парижа весьма и весьма характерны" (с.305). Однако Бем признает, что спор в такой плоскости совершенно бесплоден. Место пребывания хотя и играет определенную роль, но главное в общих чертах, обусловленных тем, что перед нами литература эмиграции.
В декабре 1934 г. Бем напечатал в "Мече" три статьи "О Съезде советских писателей", рисуя обстановку в советской России перед съездом и роль Горького, ставшего "знаменем литературной реакции". "Слово Горького стало в России правительственной программой, которой должны безусловно следовать. Вот это-то обстоятельство и делает роль Горького столь тягостной в советской России. И сам Горький, очевидно, не желает того понять" (с. 190). В новый Союз писателей, созданный Горьким, из 1500 московских писателей было принято около 500. В более тяжелой обстановке проходили выборы в новый Союз в национальных республиках, где проходил настоящий разгром писательских организаций. Борьба против писателей, заподозренных в националистическом уклоне, была беспощадна. На Украине были исключены все, кого так или иначе заподозрили в "скрыпниковщине". После убийства Кирова от лозунгов съезда вообще мало что осталось. "Вместо призыва к "гуманизму" прозвучал призыв Максима Горького к "беспощадному истреблению" врагов" (с.209). Именно на этом фоне впервые в истории мировой литературы
определнное литературное направление ("соц. реализм") оказалось декретированным властью как обязательное для всей литературы.
Проходивший в Париже 21-25 июня 1935 г. Конгресс писателей в защиту культуры стал темой большой статьи Бема "Похищение Европы". Уже на Съезде советских писателей возникла тема "гуманизма", так плохо вяжущаяся с советской действительностью. Теперь один из членов советской делегации пошел дальше. "Н.Тихонов заявил, что "революция бережет человека". На конгрессе обличался фашизм, изгнавший из Германии ученых с мировым именем и поставивший на их место безграмотных чинуш из фашистского аппарата. "И это говорится в Париже, - замечает Бем, -центре русской эмиграции, насчитывающей, вероятно, не меньше ученых с мировым именем, чем эмиграция германская... Германская эмиграция - жертва фашистского варварства; русская эмиграция -свидетельство "роста культуры и стремления советской власти к знанию и искусству" (Дневник съезда //Литературная газета. - 1935. -30 июня). К такого рода изворотам человеческого ума нам не привыкать. Только расплачиваться за них придется тяжело!" (с.225). С восхвалением Советского Союза на конгрессе выступили Р.Роллан, А.Жид, Г.Манн и др., однако представителям авангарда западной литературы - А.Бретону, В.Незвалу, Б.Перра и др. - президиум конгресса отказался предоставить слово, а советская печать писала в привычных тонах: "Отребья троцкистской контрреволюции попытались использовать трибуну конгресса для обычной антисоветской клеветы, для предательских поклепов на Страну Советов" (с.229).
Последним выступлением Бема в "Мече" на тему советской литературы был отклик на речь А.Фадеева в Праге 22 июня 1938 г. о советской литературе. Главной мыслью Фадеева было "презрительное отношение ко всякому "формализму в искусстве, ко всему, что не отвечает требованию понятности и доступности, - вспоминал Бем. -Здесь чувствовалось и личное убеждение и даже известный пафос. Было видно, что имеено такое понимание задач искусства отвечает его собственной художественной практике. "Форма, доступная миллионам читателей", - вот основной критерий художественности для Фадеева. Он не понимал, что, призывая европейскую литературу вступить на этот путь, он ее приглашал в приготовительный класс, из которого она давно вышла" (с.327-328).
А.Бем отмечает провал широко задуманной затеи советских чиновников от литературы объединить передовую европейскую литературу под руководством Москвы. После выхода книги Алдре Жида "Возвращение из СССР" (1936) писателя объявили "троцкистским прихвостнем". Немногие, как Ромен Роллан, "безоговорочно пошли на поводу советских идеологов нового гуманизма, и их казенное славословие уже никого не удивляет и ни на кого не оказывает воздействия" (там же).
Вместе с тем Бем пишет: "Столь простая истина, что нельзя защищать идею свободы в союзе с величайшими ее поработителями как-то не укладывается в головы европейской левой интеллигенции... Это та "левая" европейская интеллигенция, которая все еще не изжила веры в СССР как обетованную страну новой социальной правды и которую, очевидно, сможет научить только собственный опыт" (там же). Действительно, через год, в августе 1939 г., эта "левая" интеллигенция убедилась в справедливости слов Бема, но к тому времени "Меч" уже перестал выходить.
В книге воспроизведены также статьи А.Бема из газет "Руль" (Берлин, 1931) и "Молва" (Варшава, 1932-1934).
А.Н.Николюкин
27-3222
