CC BY
20
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
4
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 96.04.001-96.04.024
МОСКВА 1996
96.04.012. ХОЛМВУД Дж. ФЕМИНИЗМ И ЭПИСТЕМОЛОГИЯ. HOLMWOOD J. Feminism and epistemology: What kind of sucessor science? // Sociology. - L., 1995. - Vol.29, № 3. - P.411-438.
Во многих современных работах, по словам автора -ирландского социолога, обсуждает кризис, переживаемый социальной теорией. На первый взгляд в этом нет ничего нового: тема кризиса давно стала постоянной в социологических дебатах, более того, ряд ведущих социологов (Р.Нисбет, Ю.Хабермас) считает кризис необходимым условием существования социологии. Однако сейчас речь идет о кризисе, поразившем само социальное исследование, о том, что социальная теория истощила свой потенциал и более не способна генерировать новые идеи. По утверждению некоторых, "социальное исследование представляло собой "дискурс модернизма", а поскольку общества движутся к фазе постмодернизма, оно исчерпало себя" (с.411). Этому кризису в немалой степени способствовала феминистская теория, но, несмотря на определенное торжество ее сторонников, увидевших в кризисе свидетельство ослабления мужской "гегемонии", сама феминистская теория от него также не застрахована. Автор анализирует эпистемологические положения феминизма, показывая, что феминистская теория сталкивается с теми же трудностями, что и другие критики позитивистской социологии.
Позитивистская социология видела свою задачу в отказе от умозрительных рассуждений об обществе, создании "позитивной" социальной теории, которая должна была стать столь же доказательной и общезначимой, как и естественнонаучные теории. С вступлением общества в фазу постиндустриального развития, казалось, что политические проблемы могут решаться с помощью анализа общественного мнения и знания законов социального
л
развития. Растущая потребность в специальных социологических знаниях способствовала росту и профессионализации социальной науки, исходящей из позитивистского определения ее задачи. В массе своей профессиональные социологи признавали за государством
"модернизирующую" роль и имели общие цели с правящими структурами. Более того, как обнаружили феминисты, правящая элита, по отношению к которой социологи выполняли служебную роль, состояла почти исключительно из мужчин.Поэтому понятия "позитивистской социальной науки" для феминистов отвечают не просто требованиям иерархического аппарата, но такого аппарата, который разделяет "патриархальные" ценности и установки (такие, как власть, контроль и доминирование). Некоторые феминистские теоретики, например Д.Смит (Smith) или К.Маккинон ( Mackinnon), идут еще дальше. Они проводят прямую аналогию между установкой на "господство или рациональный контроль в политической сфере и стремлением добиться "господства над природой", имплицитно присущего науке, и считают каждый из этих проектов "патриархальным".
Начиная с 60-х годов позитивистский подход и профессиональный образ социальной науки стали подвергаться критике и не только феминистами. Утверждалось, что, заимствуя свою модель исследования у естественных наук с их концепцией существования объективных и независимых фактов, позитивистская социальная наука, следуя этой тенденции "овеществляющего объективизма", на самом деле демонстрировала преимущества статус-кво. Кризис социологии 60-70-х годов выявил присущие позитивистской социологии консервативные политические ориентации, а также ограниченность защищаемого ее сторонниками идеала "научной социологии". Критики позитивистского подхода говорили о необходимости выработать новую методологию социального исследования, преодолевающую ограниченность позитивистско-эмпирической концепции, в том числе отчуждение субъекта социологического познания от его объекта. Утверждалось, что на смену "монологу" позитивизма должен придти "диалог" между исследователями и теми, кто выступает объектом исследования. Так, виднейший представитель так называемой альтернативной социологии А.Гоулднер писал в 1970 г.:"Мы должны понять глубину
нашего родства с теми, кого мы изучаем. Они более не должны рассматриваться как чуждые нам "другие"... вместо этого они должны восприниматься как наши собратья-социологи, каждый из которых пытается понять в меру своих возможностей и таланта социальную реальность" (цит. по: с.413). Подобное методологическое требование стоит в центре многих эпистемологических положений феминизма. По мнению Д.Смит, например, такой подход к социологическому исследованию поможет избежать "объективирующих" тенденций патриархальной социальной теории. Смит выступает за "социологию инсайдера" и предлагает отказаться от вымысла, что исследователь может занять независимую объективную позицию. Она считает, что последнее в принципе невозможно, поскольку в науках об обществе субъект и объект познания один и тот же - общественный человек.
Но и через 30 лет, прошедшие после того, как теоретики типа Гоулднера, говорили о радикальной трансформации общества и социальной теории, эти надежды по-прежнему далеки от осуществления. Хотя проект создания позитивистской социальной науки и потерпел неудачу, его критики, по словам автора, не смогли противопоставить ему ничего более весомого. Вместо этого социальные исследования приобрели фрагментарный характер, опираясь на конфликтующие между собой теоретические и эпистемологические положения. Из общественных и теоретических движений, которые в свое время возникли как оппозиция старой ортодоксии, только феминизм остался верен прежнему курсу. Однако современная феминистская теория представляет собой не просто один из фрагментов социальной теории, но и сама утратила теперь свое единство (с.414).
Некоторые критически настроенные теоретики, и прежде всего представители постмодернизма, в современном состоянии социальной теории увидели не просто свидетельство кризиса позитивистской концепции, но оно послужило основанием для их выступлений против претензий социологии на объективность и научность вообще. Очевидная фрагментация социальной теории на
взаимонесогласованные, партикуляристские описания, по их мнению, это нечто, с чем следует согласиться как с неизбежностью. Согласно Ж.Бодрийару, например, постмодернистская социальная реальность - это "хаотический конгломерат", который не умещается ни в какие теоретические схемы, событие всегда опережает теорию. Поэтому социологи должны отказаться от претензий на целостность и полноту охвата реальности, или, по терминологии Ж.Лиотара, от "больших нарраций". Те, кто пытается свести все противоречивые особенности постмодернистского общества в единую "наррацию", по словам Лиотара, "пытаются найти определенность в неопределенном мире" (с.414). Вместо этого постмодернисты предлагают объявить "войну тотальности", выявлять и подчеркивать "различия". Свою задачу они видят в том, чтобы "спасти и восстановить" все то, что противостоит ей или еще только формируется в качестве отрицающей ее силы.
Однако, по мнению автора, тот факт, что происходящие социальные изменения не могут быть охвачены категориями современных теорий, свидетельствует скорее об ущербности этих теорий, а не о том, что сама реальность стала непостигаемой. "Если это так, задача социальной теории будет состоять в том, чтобы реконструировать свои объяснительные категории, а не деконструировать само объяснение. Постмодернистская концепция -не столько решение, сколько капитуляция перед лицом тех проблем, с которыми столкнулась теория общественного развития" (с.415). Частично это связано с тем, что в академической (и политической) сфере доминирующее положение занимали мужчины с их предрассудками, поэтому предложенные социальные теории оказались глухи к проблемам, связанным с неравенством полов, или имплицитно принимали это неравенство как закономерность. Проблемы разделения полов и достижения феминистской теории должны стать главным при • решении задачи по реконструкции социальной теории, поскольку в откровенном игнорировании этих
проблем наиболее ярко проявилась ограниченность ведущих социологических подходов.
В основе феминистской теории лежит тезис о том, что угнетение женщин является самой глубинной формой угнетения, присущей культуре последних тысячелетий, когда женщины оставались "неслышимыми" и "невидимыми". Поэтому одна из задач феминизма - вывести женскую духовность из "зоны молчания" и, в частности, включить их опыт в социально-теоретическое знание. Но как это сделать? В рамках феминистской теории существует несколько вариантов ответа на этот вопрос.
Ряд феминистских авторов, например Е.Гросс (Gross), Р.Флэкс (Flax), С.Хекман (Hekman), проводят параллель между феминизмом и постмодернизмом. Универсальность положений ведущих социальных теорий, по их мнению, разрушается партикулярностью женского опыта, выходящего за пределы предлагаемых ими обобщающих категорий. Тот факт, что, как было продемонстрировано в феминистских исследованиях, базовые эпистемологические и онтологические допущения социальной теории отражают "мужскую" точку зрения, служит главной причиной негативного отношения ряда феминистских теоретиков к претензиям социальной теории на универсальность и полноту. В представлении тех, кто солидарен с постмодернизмом и считает, что "социальная тотальность" образуется из частных и взаимоисключающих точек зрения и поэтому не может быть охвачена как единое целое, феминистская теория должна заниматься идентификацией специфических и локальных "различий", которые в принципе не могут быть включены в широкие и логически непротиворечивые теоретические схемы. Как пишет Флекс: "Если нам удастся справиться с этой задачей, "реальность" окажется гораздо более изменчивой, сложной и неупорядоченной, чем она представляется социологам сегодня. В этом смысле, возможно, Фрейд был прав, когда говорил, что женщины - враги цивилизации" (цит. по: с.416).
Если "беспорядок" становится целью теоретической деятельности, пишет автор, "мы оказываемся в парадоксальной ситуации (с точки зрения любых стандартов научной адекватности): чем хуже наши социологические объяснения, тем лучше они достигают постмодернистских целей" (с.417). Относить одновременно и "логически непротиворечивое объяснение", и "цивилизацию" к патриархальным ценностям автор считает слишком высокой платой за итак несомненную самостоятельность феминистской теории (скорее теорий).
Оппозицию постмодернистскому "повороту" внутри феминизма составляют те, кто видит свою задачу в идентификации специфической "феминистской точки зрения" (feminist standpoint). Согласно этому подходу, социальная теория может опираться на "точку зрения" отдельной группы (или групп), которые располагают в силу своего положения в обществе привилегированным отношением и способностью понимать действительностью. Такая опора, как предполагается, помогает избежать как ложного универсализма доминирующих социальных теорий, так и одновременно истощающего релятивизма, характерного для постмодернизма. Роль пролетариата в марксистской теории может служить примером такого статуса. Так, по словам Н.Хартсок (Hartsock), "подобно тому как жизненный опыт пролетариев позволил иными глазами посмотреть на буржуазное общество, опора на жизненный опыт женщин позволяет в истинном свете увидеть общество, где на протяжении веков верховенствуют мужчины" (с.418).
Подобная аргументация автору кажется сомнительной не только применительно к женщинам, но к кому бы то ни было. Неудача Маркса должна бросать тень на все последующие попытки выделять какие-либо группы как занимающие в эпистемологическом отношении привилегированное положение. Кроме того, нет одной общей "феминистской точки зрения", как нет и единой самоидентификации женшин, последняя намного сложнее и разнообразнее, чем, например, у "американцев иностранного
11-3521
происхождения". Более того, как пишет Флекс, "теория эпистемологического преимущества исходит из того, что "угнетаемым" каким-то образом удается избегать негативных последствий своего социального опыта, напротив, предполагается, что они располагают привилегированным (а не просто иным) отношением и способностью понимать реальность" (с.20). Таким образом, вопрос об адекватности социологических теорий и критериев их оценки в рамках этого подхода также остается неразрешенным.
В рамках феминизма большое место занимают исследования, в которых демонстрируется глубина полового неравенства в различных областях. Подобные исследования претендуют на то, чтобы получаемые ими данные были включены в предполагаемые теории общества. Со стороны радикального феминизма эта позиция вызывает критику. Согласно, например, С.Хардинг (Harding), эти исследования, которые она называет "феминистским эмпиризмом", переняли слишком много от подходов, очевидную ограниченность которых они критикуют. Такие исследования предполагают парадоксальное следование "маскулистским" эпистемологическим критериям, с критикой которых выступает феминистская теория. По словам Хардинг, "феминистский эмпиризм доказывает, что сексизм и андроцентризм не более чем социальные отклонения, которые могут быть исправлены строгим следованием существующим методологическим нормам научного исследования" (цит. по: с.415), тогда как феминистская теория, она утверждает, может и должна бросить вызов этим нормам, которые служат проявлением андроцентризма. Как подчеркивает автор, Хардинг не единственная, кто считает, что научная строгость и объективность несут на себе печать "маскулистской" ориентации (с.422).
Но почему "строгость" и "объективность" следует считать андроцентристскими? Феминистская критика науки, как подчеркивает автор, приложима скорее к позитивистской философии науки, чем к реальной научной практике; именно она
обусловила критический настрой феминизма и привела к попыткам создания особой феминистской эпистемологии. Например, Гросс, одна из сторонниц создания такой эпистемологии, пишет, что интеллектуальными принципами, которых придерживается феминистская теория, служат "не истина, объективность и нейтральность, но верность теоретической позиции, открыто признаваемой как принадлежащей наблюдателю и контекстуально специфической" (с.423). Она приводит перечень эпистемологических положений, которых придерживается наука и которые она считает "патриархальными": единственность, абсолютность и неизменность критериев научности и рациональности; объективность и независимость реальности от наблюдателя; существование универсального субъекта познания; наличие фиксированной статичной истины и неизменной реальности; взаимная переводимость терминов и понятий, принадлежащих различным теоретическим подходам (с.424). Вышеперечисленные "патриархальные" принципы, как подчеркивает автор, характерны именно для позитивистской философии науки, тогда как современными постпозитивистскими концепциями
естественнонаучного знания они опровергаются.
Автор критически относится как к аргументам, ставящим под сомнение возможность построения общей и логически непротиворечивой социальной теории, так и к обвинению тех, кто занимается конкретными исследованиями, в "феминистском эмпиризме". Точку зрения, согласно которой "объяснение" может быть приравнено к позитивизму, а "эмпирическое" равнозначно "эмпиризму", он считает распространенным заблуждением. Автор ратует за постпозитивистскую социологию, в которой феминистские эмпирические исследования должны занять центральное место.
Критическая оценка должна следовать за независимыми исследованиями, но не выступать в качестве априорной установки, что характерно для постмодернизма и радикального феминизма. Феминистические эмпирические исследования" бросают серьезный
И*
вызов существующим социологическим подходам. Акцентируя внимание на проблемах, связанных с разделением полов, которые ими игнорировались, эти исследования указывают на необходимость реконструкции социальной теории и ее категориального аппарата как на условие ее адекватности.
Т.В.Виноградова
96.04.013. СОННЕРТ Г., ХОЛТОН Г. ОСОБЕННОСТИ КАРЬЕРЫ ЖЕНЩИН И МУЖЧИН В НАУКЕ.
SONNERT G., HOLTON G. Career patterns of women and men in the sciences // American scientist. - New Haven, 1996. - Vol.84, № 1. - P .63-71.
Современное положение женщин в науке, как отмечают авторы - американские специалисты в области социологии и истории науки, представляет собой сочетание заметных успехов и невыполненных обещаний. Хотя уже более двух десятилетий назад дискриминация женщин в науке (как и в других профессиональных сферах) в США была запрещена законодательно, тем не менее в ряде областей диспаритет по признаку пола сохраняется.
Авторы, исходя из анализа социологической и психологической литературы, выделяют два основных подхода, которые пытаются объяснить причины этого диспаритета. Первый подход, обозначаемый автором как "модель дефицита", исходит из существования механизмов, которые способствуют вытеснению женщин из академической сферы. Женщины, пробивая себе путь в науке, имеют меньше шансов и возможностей, чем мужчины, и поэтому их карьера оказывается менее успешной. В данном случае подчеркиваются структурные барьеры - юридические, политические и социальные, - которые существуют (или в наиболее явной форме существовали) в научном сообществе.
В отличие от этого, второй подход, который авторы обозначают как "модель различий", исходит из существования глубоких расхождений во взглядах, целях и поведении мужчин и
