CC BY
11
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
3
издается с 1973 г. •ыходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 96.03.001-96.03.030
МОСКВА 1996
МЕТОДОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ
96.03.007. САЧТИНГ У. ПРИРОДА НАУЧНОГО МЫШЛЕНИЯ. Suchting W. The nature of scientific thought // Science and education.— Dordrecht etc., 1995 .— Vol. 4, N 1 .— P. 1-22.
Австралийский автор, основываясь на историко-философском экскурсе в теорию познания, дает свой ответ на вопрос, что такое познание вообще и научное познание в частности.
В сущности, пишет автор, стереотипы нынешнего понимания (по крайней мере в европейской культуре), как человек познает мир. в том числе и в рамках науки, сложились очень давно, в античные времена, вылившись в две конкурирующие традиции — эссенциализм(реализм) и поминализм.
Отцом эссенциализма считается Платон, систематически разработавший идею Сократа об общем, универсальном как реально, физически существующем критерии, истине всего многообразия окружающих нас и чувственно нами постигаемых вещей. Отсюда и сократовско-пла-тоновский метод истинного познания, называемый "диалектическим" в изначальном смысле этого слова: в стремлении установить общие понятия, люди должны из них же и исходить, переформулируя и изменяя их в ходе дотошной дискуссии, пока не придут к согласию. Здесь можно было бы возразить: если дискутирующие начитают с искомого общего понятия, то они заведомо знают истину, что делает всю их дискуссию бессмысленной, и даже предположив, что их исходное знание ущербно, непонятно, как тогда они "диалектически" могут прийти к знанию неущербному, истинному.
Аристотель попытался спасти познавательный эссенциализм, настаивая, что общее познается не умозрительно, а из единичного в операции "рационального ннтуирования". Но опять-таки, "ннтуиро-вание" — сугубо индивидуальный акт, и неясно, как можно выбрать между несколькими интуициями" соного и того же.
Тем временем этим двум разновидностям эссенциализма в теории познания с самого начала в лице софистов противостояла традиция, получившая впоследствии название "номинализм". В отличие от Сократа, Платона и Аристотеля, софисты признавали реальность только за единичным, а общие понятия рассматривались только как слова,
"колебания воздуха", просто удобное средство (как и в целом язык) общения и вообще жизнедеятельности.
Спор эссенциалистов и номиналистов продолжился и в теории современной науки, где эссенциалисты-реалисты утверждают, что теоретические понятия, подобно эмпирическим, имеют собственные объективные референты, а нынешние номиналисты-позитивисты в лице, в частности, социальных конструктивистов убеждены, что теоретические термины — всего лишь слова, безреферентные удобные фикции, которые просто принято называть "вещами".
Насколько вообще эссенциализм и номинализм в теории современной науки правомерные доктрины? Правомерность каждой из них — в критике друг друга. Эссенциалисты справедливо указывают номиналистам, что те исключают всякую детерминацию слов-общих понятий (в науке — теоретических терминов) внешним миром, тем самым догматически не допуская возможность какой-либо альтернативной системы языковых конвенций. И так же правы номиналисты, когда критикуют эссенциалистов за то, что последние не оставляют в отношение общих понятий никакого места для конвенционализма. Иначе говоря, для одних существует только конвенционализм, для других — только объективность.
Между тем, полагает автор, сами естественные языки подсказывают истину, которая состоит в снятии крайностей позиций эссенциализ-ма и номинализма. Речь едет о существовании в любом языке класса понятий, которые можно было бы называть "практическими".
Что имеется в виду? Практическое понятие — это общее понятие, формируемое в ответ на вызов той или иной практической, жизненной, повседневной ситуации, когда человек пытается достичь определенных, больших или малых целей, выбирая соответствующие средства. К примеру, практическим понятием выступает банальное слово "стул". И специфика здесь в том, что оно не просто слово — общее имя для некоторого круга физически конкретных вещей, но отражает практический смысл, функцию этих вещей, назначенных быть "средством отдыха для индивида в положении сидя". Тем самым общее понятие "стул" относится к своей области единичного, физически конкретным стульям не непосредственно, а только через этот их единый практический смысл, эту их единую функцию. Иначе говоря, практическое понятие удовлетворяет требованиям и эссенциализма, и номинализма. Относительно своего смысла оно эссенциалистсхое, ибо фиксирует некоторое общее в качестве отдельного существования (единую для ряда физически конкретных предметов функцию), а относительно своей предметности — номиналистское, поскольку в природе действительно не существует "стула вообще".
Таким образом, в формировании практических понятий присут-
ствуют и конвенционализм, и объективизм, ограничивая друг друга. Конвенциональный момент заключается в том, что компетентные носители языка должны прийти к согласию по поводу парадигмального употребления (или просто парадигмы) данного общего понятия, например, какие предметы могут носить имя "стул". Момент же объективности состоит в установлении искомой парадигмы на основе единого критерия — наличия у каждого из кандидатов на парадигмальный случай одного и того же практического смысла, одной и той же функции. При этом парадигма практического понятия — не застывшая раз навсегда рамка. Жизнь меняется, предъявляя к старым понятиям новые требования. Допустим, согласно нынешней парадигме практического понятия "брак", слово это может быть правомерно применено лишь к случаям союза мужчины и женщины, выполняющего такие-то функции и преследующего такие-то цели. Но нельзя исключить, что со временем словом "брак" станут обозначать, скажем, и случаи гомосексуального союза, разумеется, уже с иными функциями и целями. И тогда произойдет изменение парадигмы и смысла понятия. Номиналисты констатировали бы здесь: другой язык — другой смысл, и, значит, смысл рождается словом. А эссенциалисты увидели бы за этим плюрализмом языков-смыслов объективную необходимость, обязанную потребностям человеческой практики.
Вот в человеческой практике и возникла потребность в таком инструменте познания, как наука и, в частности, потребность в типе научного познания, реализованного научной революцией XVII в. Тогда же и родилось понятие науки, которое с очевидностью представляет класс практических понятий. Оно имеет свою парадигму и свой смысл. Смысл слова "наука" сформулирован Ньютоном, с чьим именем собственно и связано появление данного практического понятия: "Естественная философия призвана открывать структуру и деятельность природы, сводить их, насколько это возможно, к общим правилам, или законам, устанавливая эти правила путем наблюдения и эксперимента, а затем дедуцируя причины и следствия-вещей" (цит. по: с. 5).
В данном высказывании фиксируется единая функция всех возможных прецедентов науки, т. е. устанавливается критерий научности, в соответствии с которым компетентные носители научного языка (на-учное сообщество) и должны прийти к согласию относительно парадигмы (предметной области) слова — общего понятия "науки"1.
Итак, декларируемая функция науки, во-первых, — открытие
'Автор ввалит термин "парадигма понятна", вкладывал в слово "парадигма" смысл случаев ("парадигмалъных случаев"), к которым по.праву может относиться данное понятие. — Прим. реф. 5-2115
структуры и деятельности природы. Слово "открытие" указывает на то, что истинным представителям научной культуры предписано рассматривать структурированную и деятельностную природу как объективную реальность, нечто такое, что существует независимо от нас, пытающихся это объективное существование лишь "открыть". Иначе говоря, научное мышление в соответствии со смыслом понятия "наука" обязано играть по правилам реализма.
Во-вторых, в функцию науки входит сведение природной объективной реальности к общим правилам, или законам. И такой императив определяет научное мышление в качестве эссенциалистского, ибо общее, как далее уточняется, устанавливается в наблюдении и эксперименте и, следовательно, является объективной реальностью. А это означает: что бы ни проповедовали философы науки и сами ученые, имеющие к философии вкус, — позитивизм ли, социальный конструктивизм, любой прочий "изм", — все споры о статусе теоретических понятий (идей об общем) излишни, поскольку последние могут быть в научной культуре интерпретированы только эссенциалистски, только с признанием за ними собственных объективных референтов.
В-третьих, в подчеркивании именно двух (наблюдательного и экспериментального) методов установления общего, и именно их союза, а не выбора между ними, утверждается та мысль, что общее как истинный предмет научного познания должно не просто обнаруживаться (в наблюдении), но и доказываться (в эксперименте). И в этой связи фундаментальной характеристикой научного мышления становится эмпиризм. Коль скоро научные суждения подлежат экспериментальному доказательству, то значит им приписывают истинностный статус, т. е. стремятся оценить с точки зрения их соответствия чувственно постигаемой (или эмпирической) реальности. Собственно отсюда и все философские рефлексии относительно научного познания, ход которым дал Юм: ведь совсем не факт, что наше эмпирическое знание о мире истинно и, более того, не существует никакой возможности выяснить, истинно оно или нет; а это значит, что мы в принципе не обладаем критерием истины, так что все наше здание науки как предполагаемое вместилище Объективной Истины на самом деле лишено фундамента. Но скепсис Юма лишь проявил, продемонстрировал истинное основание феномена науки — эмпиризм. В том-то и состоит великая его заслуга в истории философии, что он продемонстрировал: только на фундаменте эмпиризма, т. е. признания, что наш эмпирический образ мира и есть безусловный критерий истины, возможна наука как таковая, какой она с ее реализмом и эссенциализмом и была вызвана к жизни потребностью человеческой практики.
Таким образом, резюмирует автор, в философской терминологии "эмпиризм", а практически "наблюдение и эксперимент" — единствен-
ное основание, точнее, причинное условие науки, "запускающее" ее познавательный механизм. И работа этого механизма не предполагает, что, скажем, реализм и эссеициализм научного мышления имеют какое-либо самостоятельное философское значение, являются философской проблемой. Ученые — реалисты и эссенциалисты не как приверженцы философского реализма и философского эссенциализма, а как наблюдатели и экспериментаторы.
Между тем и сегодня очень многие рассуждают о философском измерении науки, о том, будто научное мышление формулирует постулаты, требующие "метафизического" обоснования, о чем, например, еще в конце XIX в. утверждал Т. Хаксли (Huxley): "Вся физическая наука начинается с определенных постулатов. Один из них — объективное существование материального мира... . Другой — универсальность закона причинности... . Далее — истинность на все времена так называемых "законов природы". И обоснование этих постулатов — проблема метафизики (цит. по: с. 15). Причем, продолжает Т. Хаксли, указанные постулаты "ни самоочевидцы, ни, строго говоря, демонстративны. Обоснованность же их употребления в качестве аксиом физики — в том, что логически вытекающие из них ожидания верифицируемы или, по крайней мере, не противоречат опыту" (цит. по: с. 15).
Иными словами, нам предлагается не просто принять тезис о философском основании науки, но и пытаться удостоверить его, а при неудаче занять, разумеется, скептическую позицию, что равносильно признанию: "наука—обман". Однако если, как утверждает Т. Хаксли, вполне демонстративные, уже проверенные и принятые конкретно-научные результаты — логические следствия метафизических постулатов, то тем самым и последние уже продемонстрированы, проверены и приняты. С другой же стороны, сама процедура верификации и удостоверения результатов науки основывается на тех же метафизических постулатах. И круг замыкается: конкретно-научные результаты удостоверяют собственное метафизическое основание, которое в свою очередь их же и призвано удостоверить.
Разомкнуть этот круг можно одним только способом — признав, что никакого метафизического (философского) основания наука в себе не несет. Она ответственна не перед философией, а перед потребностью человеческой практики. Наука — практическое понятие, и ее "основополагающие постулаты" принципиально иные, нежели утверждения, которые могут быть истинными и ложными. Основополагающие постулаты науки — это "правила игры", включающие в себя "правило реализма", "правило эссенциализма", наконец, фундаментальное "правило эмпиризма" (наблюдать, обнаруживать, проверять и доказывать) и реализующие функцию "полезного познания" в но-
вых социально-исторических условиях, когда человечеству понадобилась наука как именно эффективный инструмент социальных преобразований. Поэтому и правы те, кто усматривает в научной революции XVII в. революцию не столько интеллектуальную, сколько социальную, в самом деле вооружившую общество "знанием-силой", "знанием-властью". Не случайно именно аспект "знания-власти" усиленно разрабатывается сегодня представителями философского постмодернизма в лице, например, М. Фуко и П. Фейерабенда, причем в остро критическом ключе. И это лишь подтверждает, что наука — практическое понятие, ибо постмодернистов не устраивает существующая парадигма научности (а парадигма — аксессуар всякого практического понятия), и они хотели бы эту парадигму сменить, установить новые "правила игры". _
Наконец, в сформулированных Ньютоном "правилах игры" для науки присутствует еще один очень значимый пункт: открывать в природе общее и сводить это общее к универсальным законам, устанавливаемым в наблюдении и эксперименте, должна именно "естественная философия". Иначе говоря, здесь четко задается критерий научности, востребованный историей: подлинная наука — естествознание, подлинный ученый — естественник. Отсюда и парадигма, т. е. сама предметность практического понятия "наука": гуманитарное знание принципиально не входит в парадигмальные случаи научного познания, разве что будет имитировать естественнонаучный, объективистский и эссенциалистский, стереотип.
Здесь-то и вызревает новая "социальная революция", изменение парадигмы и смысла науки. Причем изменение не произвольное, пропагандируемое отдельными интеллектуальными, а объективно необходимое, ибо гуманитарное познание не может мириться и де-факто не мирится с искусственным ограничиванием сферы современной познавательной стратегии — науки, насилием над иными, чем в естествознании, объектом и методом.
И ныне, пишет автор в заключение, с феноменом научного мышления происходит то, что обычно происходит с любым практическим понятием. Идет нормальный процесс трансформации "правил игры", исторически вынужденного изменения парадигмы и смысла слова "наука" .
А. А. Али-заде
96 03.008. ИРЗИК Г., ГРЮНБЕРГ X КАРНАП И КУН: ОТКРОВЕННЫЕ ПРОТИВНИКИ ИЛИ СКРЫТЫЕ СОЮЗНИКИ?/ IRZIK G., Grimberg Т. Carnap and Kuhn: Arch enemies or close allies? // Brit, j. for the philosophy of science.— Aderdeen, 1995 .— Vol. 46, N 3 .—
P. 285-307.
Авторы из Турции, сотрудники философских факультетов Стам-
