РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 4
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО 2
издается с 1974 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,4 рефераты 96.02.001-96.02.032
МОСКВА 1996
разделения; последующее укрощение народной системоцентристской стихии и манипуляция ею посредством механизмов бюрократического правления. Большевикам не пришлось ломать главные стереотипы национального сознания, ориентация на послушание власти оказалась сильнее и религиозных чувств. Под новым русским режимом интеллигенция как социальная сила погибла, пишет автор.
Глава IX — "Сталинщина: апогей власти люмпенов". С позиций избранного автором подхода этот период не обладает особым своеобразием, находится в русле российской традиции. Для него характерны: новая элита — "люмпен-выдвиженцы" (отсутствие нравственных табу, нерассуждакмцее повиновение сильному, политическая демагогия, одномерность восприятия мира, отсутствие саморефлексии); война против крестьянства. Общество приняло террор в качестве допустимой и оправданной формы управления собой, потому что "кровавый кошмар сталинщины... лишь продолжил движение по накатанной дороге древней русской автократической традиции периодических кампаний геноцида против собственного народа" (с. 321).
В заключение автор описывает консервативный и модернизатор-ский синдромы российской морали и психологии. К консервативному относятся: антиличностная социальная установка; комплекс социально-государственной неполноценности и боязни перемен; дефицит моральных регуляторов поведения; недостаточная развитость нормальной трудовой этики; квазиэтатизм, т. е. фетишизация власти; национализм; "стихийный народный империализм"; система моральных уловок и самооправданий. Синдром модернизации находится в стадии формирования. Это индивидуализм, стремление планировать собственную жизнь, много работать "на себя", рисковать во имя получения высоких доходов, идеологическая индифферентность, прагматизм в отношении к политике, умеренность в национальном вопросе и многое другое.
В.Н.Листобсках
96.02.030. ПИВОВАРОВ Ю., ФУРСОВ А. РУССКАЯ СИСТЕМА // Рубежи — М., 1995 .— ЛЬ 1 .— С. 45-69; I* 2 .— С. 32-53; 1*3.— С. 42-60; № 4 .— С. 32-44; I* Б .— С. 29-46; М6.-С. 44-65.
Журнал "Рубежи" печатает цикл очерк« по русской политической истории. Предлагаем Вашему вниманию реферативное изложение пяти уже опубликованных.
Характеризуя настроение российского общества середины 90-х годов как пессимистическое, авторы анализируют причины кризиса социальных ожиданий в России. По их мнению, две линии надежд — связанная и с "хорошим коммунизмом", и с материальным благое о-
113
96 02.030
стоянием по типу западного — пересекались в одной точке, которую можно обозначить как демократизация общественной жизни. В какой-то момент становилось ясно, что общество еще дальше от демократии, чем прежде. Надежды на демократические преобразования России возникли не в XX в. Последние пять веков российской истории идет постоянная борьба Добра со Злом, своего рода альтернативизм. Из подобного миросозерцания выросла концепция русской истории как ряда упущенных альтернатив. Согласно этой схеме, Россия, оказываясь перед альтернативами, выбирала сначала "Добро" (в либеральной интерпретации — вариант сословно-представительный, буржуаз-но-демократический, конституционный), а затем сворачивала на "Зло" (опричнина, самодержавие, сталинизм). Один из пороков "нормативно-альтернативного подхода" заключается в том, что в качестве "хорошей альтернативы" русской истории навязывается западная норма и не ставится вопрос о ее соответствии социальной природе России.
Стремление объяснить неевропейскую и некапиталистическую реальность с помощью понятий, возникших в качестве отражения реальности капитализма как "высшей стадии" западной цивилизации, универсализировать мир в оксидентальной, т. е. частной форме, не годится для объяснения реальностей России. Авторы считают, что универсальное объяснение исторического опыта на одном и том же языке возможно в том случае, когда найдена собственная мера той или мной исторической системы, когда она понята с помощью терминов, отражающих ее опыт, и когда установлена корреляция между понятиями, отражающими опыт различных исторических систем.
Русская история, пишут авторы, — это московское самодержавие, петербургское самодержавие и коммунистический порядок. Термины, адекватные русской истории, авторы вырабатывают, пользуясь двумя системообразующими понятиями, — русская власть и русская популяция. Способ взаимодействия между властью и популяцией авторы называют "Русской Системой".
Анализ Русской Системы авторы начинают с Киевской Руси и подчеркивают, что в отличие от доминировавшей в советской науке фео-далистской концепции "общинно-волостной" подход хотя и требует дополнительного обоснования, представляется более адекватным. Такой подход авторы обнаруживают у М. Н. Покровского, который связал генезис и историю Киевской Руси с торговлей ("разбой-торговлей"), для него Киевская Русь была совокупностью "военно-торговых ассоциаций". Модель можно изобразить следующим образом: три круга, вложенных один в другой; ядро — княжеская власть, затем — волость, община, третий круг — мир зависимых общин, периферия. Составной частью социальной периферии были и рабы. В борьбе за контроль над торговыми путями преимущество получали те, кому удавалось
15 Зак. 617
привлечь военную силу, "крышу". Со временем "крыша" настолько прирастала к строению, что формировалось единое — двусоставное (община/вече — князь/дружина) — целое. Так возник и стал гегемоном Киев. Когда источник внешнего обогащения иссяк, приступили к грабежу внутреннему. Свободный и вооруженный народ-рабовладелец плохо вяжется с образом феодально-эксплуатируемого населения. Очевидно, что для "Киевской Руси понятия "власть" и "популяция" не работают, пред нами несколько "властепопуляций"".
Киевская Русь — это постоянное выяснение отношений центра и "региональных элит", это рыночная экономика и рыночное общество. В этой торговле Киев не был производителем, а посредником, постав-шиком, главным образом, живого товара и сырья. В России накануне третьего тысячелетия и в Киевской Руси накануне второго авторы находят много общего, не совпадают лишь масштабы.
Авторы утверждают далее, что в XII в. развитие русской истории в сторону самодержавия не было предопределено. Московское царство было наследником Орды, соглашаются с этим тезисом евразийцев авторы статьи, но считают его недостаточным. "Евразийская система" — пространственно локальная, бессубъектная, застывшая перед сибиозом как формой взаимодействия Сарая и Москвы, а важно другое — то новое, что родилось от неравного брака имперско-азиатской Орды и христианской Москвы. Родилась ведь не просто новая власть, она родилась как субъект и стала Властью-Субъектом и Субъектом-Властью Русской Истории, которую она и создала с помощью Русской Системы. Тот факт, что ордынскую модель усвоил христианский субъект, сделал эту власть субъектной и субъектом. Ориентальный локализм евразийцев, несовместимый с "русским вне-локализмом", уступил место мировому универсализму большевиков, подчеркивают авторы. Победа ленинского дела без Ленина стала возможной потому, что само это дело стиралось на столетия Русской Власти и Русской Системы. Не было бы Орды, не было бы и Ленина.
Бели говорить об историко-событийных, индивидуально-субъективных, персонализированных бифуркациях (пункт, где кончается порог устойчивости системы и она получает свободу выбора) русской истории конца XII — начала XVI в., то авторы вядят три: 1) татаро-монгольское нашествие — привело к физическому уничтожению господствующего слоя, трансформации власти и многому другому; 2) устранение Москвой одного из двух конкурентов, воплощавших возможность иного, немосковского варианта развития; 3) поместное землевладение, которое для нового "господствующего класса" стало почвой, а для власти — средством установления контроля над пространством.
115
96.02.030
Первым русским царем в XIII в. стал ордынский царь. И с тех пор в русских церквах стали молиться за ордынского царя, и победитель шведов и тевтонцев, будущий православный святой Александр Невский привел татар, чтобы подчинить православных новгородцев, — с тех пор русская власть всегда побеждала русских. Но научили русскую власть побеждать русских людей — этот процесс перманентных побед и создает Русскую Власть и Русскую Популяцию — татаро-монголы. Орда. С 1252 г. в России торжествует этот принцип — Власть любой ценой. Служа Сараю и относясь к нему как к Максимальной и Безграничной Власти, Александр Невский становился такой властью в миниатюре, она была вынесена за рамки данного социума и потому неуязвима и всесильна. Александр Невский не спас Русскую землю. "Не спас" подобно Ивану Грозному, Петру Великому, Владимиру Ленину, Иосифу Джугашвили. Они никогда и не спасали ее. Они заботились лишь о власти, о сохранении принципов, на которых она строилась. А помогала в этом деле, наставляла и благословляла православная церковь. Орда помогла состояться православной церкви в одной из главных ее функций в Русской Системе и Русской Истории — роли историко-культурного фильтра. Освободив церковь от местных пут, 'Орда сделала ее общерусской и надлокалыюй. Церковь обязана была бороться с антиордынской крамолой. Начался процесс властизации церкви, включения ее иерархии в систему власти.
К основополагающим принципам Русской Власти, на которые впоследствии оперлась Русская Система, по мнению авторов, относятся следующие: 1. Такая организация пространства, которая осуществляется субъектом, но субъект этот — единственный. Власть как субстанция и единственный субъект. 2. "Принцип Невского" — это опора на власть, вынесенную за пределы данного социального пространства. Эта власть первична, ради нее можно принести в жертву часть населения —"мы за ценой не постоим", превратив его в популяцию. Популяция — это население, которое систематически в то или иной форме приносится в жертву власти; т. е. "власть первична, популяция вторична". 3. Власть первична, церковь вторична. Получилась формула: "Власть первична, популяция, пространство, церковь вторичны".
Принятие русскими князьями, особенно московскими, ордынства сыграло никак не меньшую роль, чем принятие христианства. Ордын-ство не устранило субъективный характер социальных отношений, не превратило Русь в "восточную деспотию", но сузило возможности персонификаторов субъектности до точки. Этой точкой, из Большого взрыва которой родилась Русская Система, была власть-моносубъект, а основой, способом и принципом существования этого моносубъекта было уничтожение и перемолот всех других субъектов, недопущение их возникновения и существования как социально значимых.
Дистанционность власти, придающая ей метафизические и даже мистические черты, — одна из важнёйших характеристик русской Власти. Собственно, московская власть развивалась как "ордынская ЧК", как карающий меч ордынской резолюции. "Чрезвычайные комиссии" с их комиссарами-эмиссарами пронизывают всю русскую историю и предысторию. В Русской Системе чекизм занимает такое же место, какое в Капиталистической Системе — ин-ституционализм, институты. Чекизм и институционализм суть два совершенно разных принципа и способа управления. В Русской Системе институты не нужны и не возможны, поскольку они регулируют деятельность множества субъектов или подсистем, а на Руси субъект один — Моносубъект. Даже когда власть ощущает острую потребность в институтах, она "довольствуется" органами ЧК (секретные комитеты, "редакционные комиссии" и т. п. прошлого столетия).
Основные технологии дистанционной власти в Русской системе — (национально-) удельный и уездный принципы организации пространства власти. Удельная фаза — это время формирования "перемолото-заглотного" устройства; уездная — период перемолота. Они нередко соседствуют и переплетаются в действиях одного лица.
В XV в. масса Москвы — властная, демографическая, церковно-"идеологическая" — выплеснулась на позднеордынскую Русь и затопила все. В конечном счете и саму Орду. Татарский хан был заменен русским царем, ставка перенесена в Москву, все это сопровождалось уничтожением и перемолотом в русских землях того, что не смогли или не захотели уничтожить и перемолоть ордынцы. Для этого сначала московские князья накапливали деньги и вкладывали их во власть в различной форме: взятки и дары хану в Орде, прикуп территорий, содержание слоя бояр, покупка пленных в Орде и расселение их на московских землях. Они вкладывали деньги в будущее. Кроме земли-власти и людей-массы необходимо оружие. И на это денег не жалели уже в XIV в. Кремль строился в первую очередь для укрепления обороноспособности, как и метро — убежище в будущей войне Церковная власть и церковное богатство также концентрировались в Москве. Был подготовлен плацдарм для похода на Русь. Дмитрий Донской сыграл здесь огромную роль. Та Московия, которую он начал стоить как альтернативу Орде, положила конец ор-дынско-удельной эпохе. Триумф Москвы в XV в. — это триумф боярства
В.Н.Листовская