РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г. •ыходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 96.02.001-96.02.019
МОСКВА 1996
99
96.02 016
96.02.016. АРХЕТИПЫ В РУССКОМ ФОЛЬКЛОРЕ И ЛИТЕРАТУРЕ: Сборник научных трудов: К 40-летию Кемеровского госунивер-ситета /Кемер. гос. ун-т; Редкол.: Невзоров Б. П. (отв. ред.) и др.— Кемерово: Кузбассвузиздат( 1994 .— 94 с.— Библиогр.: с. 88-92.
В книге исследуется один из актуальных и малоизученных вопросов в отечественной фольклористике — проблема архетипов в устнопо-этических и литературных произведениях. Продемонстрированы разнообразные точки зрения ученых на архетип.
В XIX в. сформировалось несколько направлений в русской фольклористике: мифологическое, теория заимствования, историческая школа. А. А. Котляревский со всей определенностью причислял себя к исследователям—мифологам, однако, несмотря на это заявление, в подходе ученого к трактовке историко-мифологических проблем наблюдается значительное своеобразие. В статье Н. Ф. Злобиной "Вопросы эволюции художественного мира русской былины и сказки в трактовке А. А. Котляревского" рассматриваются особенности подхода ученого к решению вопросов эволюции художественного мира русской былины и сказки. В целом Котляревский разделял общие положения мифологической школы (идею о древнем индоевропейском единстве, необходимость изучения первичных мифических образов с по мощью сравнительно-исторического метода), но вопросы, связанные с эволюцией художественного мира русской былины и сказки, ученый решал своеобразно. Отличительной чертой ученого-мифолога является взгляд на художественный мир фольклора с точки зрения его развития в разные исторические эпохи.
В статье "Предпосылки изучения восточнославянской мифологической сказки" Т. В. Зуева отмечает, что сказочный эпос современных русских, украинцев и белорусов начал оформляться в период древнерусского восточнославянского единства: от начала расселения славян (VI в.) до нашествия на Русь монголо-татар (XIII в.). После выделения трех народов (XIII — XV вв.) восточные славяне также продолжали жить одним государством, активно общались. На протяжении полуто-ратысячелетней истории они имели разнообразные связи со многими другими славянскими и неславянскими народами, однако не теряли развивающейся самобытности. Восточнославянская волшебная скачка конкретно запечатлела все это в своей исторической поэтике.
Репертуар восточнославянских волшебных сказок фиксирует дв<> стадии их исторического развития. Это позволяет поставить пробле му восточнославянской мифологической сказки и вместе с тем является важнейшей предпосылкой ее разрешения Одновременно это включается в задачу реконструкции мифологической сказки у восточных славян И здесь необходим ретроспективный метод.
Идея ретроспективного анализа была близка А. Н. Веселовскому
Он считал необходимым отделить архаичное ядро сказок, несущее в себе "исконный символический смысл", от того, что относится к "собственной истории сказки, ее стилистике". Ученый полагал, что ретроспективный метод поможет обнаружить закономерности развития фольклорных жанров. Закономерности исторической поэтики должны быть выявлены из самого материала, а не на основании типологических аналогий.
Ретроспективный метод требует комплексного анализа, контекстуального прочтения жанра. Такой подход и начал разрабатывать А. Н. Веселовский. Он считал, что "жизненные явления" необходимо объяснять прежде всего временем и средой, в которых они появились, а "раздвигать границы сравнения" он полагал возможным только в том случае, когда эти методы "не дают исследователю удовлетворительного ответа". При таком понимании типологические соответствия приобретают надлежащее второстепенное значение, для точных выводов их совершенно недостаточно.
Содержание сказок первично по отношению к форме, а исторический быт народа первичен по отношению к содержанию. Развитие устной сказки может быть осознано только в контексте, в системе народной культуры, которая, также развиваясь, определяла этническую специфику, национальную психологию народа.
Согласно исторической поэтике Веселовского, метод исследования восточнославянской мифологической сказки должен быть в своей основе диахроническим, неформальным; по способу — индуктивным, комплексным, ретроспективным; по содержанию — филологическим и историко-этнографическим. .
Ф. С. Капица в статье "Изображение человека в фольклорном эпосе (архетип и его эволюция)" отмечает, что практически каждое исследование фольклорного памятника в той или иной степени затрагивает анализ образов действующих в нем персонажей и прежде всего главных — героя и его антагонистов. Один из наиболее интересных аспектов подобного исследования связан с анализом принципов изображения героя применительно к отдельным жанрам и группам памятников. Он обычно также является составной частью общего анализа произведения, наряду с другими его компонентами: композицией, сюжетом, временной системой, особенностями поэтики.
Вначале необходимо установить основной принцип, согласно которому можно составить систему поэтико-изобразительных констант. Можно выделить два четко определяемых уровня характеристик. Первый уровень составляют номинативные отношения, характеризующие отдельные признаки персонажа. Среди них — выразительные средства, служащие для описания, — постоянные эпитеты, метафоры, сравнения, устойчивые формулы, сравнительно легко вычленяющие-
101
96.02.016
ся и поддающиеся тематической группировке. Их изменения характеризуются лишь усложнением: увеличением числа деталей и тщательности их обозначения, обычно они содержатся в экспозиции рассказа о герое и занимают до трети всего текста. Второй уровень сложнее и связан с характеристикой внутреннего состояния героя и основан на более сложных отношениях, обусловлен его стилистической неоднородностью. В нем сочетаются и взаимодействуют две составляющие: реальностная, отражающая предметный мир данного эпоса и стадиально-типологическая. Соединение этих двух особенностей как основ описательной системы эпоса создает одновременно и феномен "эпического историзма".
Многослойность эпического персонажа, проявляющаяся в том, что в единое целое соединяются не только возникшие в разное время мотивы, но и реалии разных эпох от архаической мифологии до военно-феодальных отношений, обусловила необходимость их рассмотрения в возможно более широком фольклорно-поэтическом контексте. Даже в пределах одного региона практически одновременно бытовало большое число памятников, находящихся в различных стадиях развития, однако в центре каждого из них неизменно находился образ героя-воина, с которым связывались объединяющие эти памятники приемы и мотивы.
В статье "Нравственный идеал русских волшебных сказок" Е. И. Лутовинова отмечает, что поскольку волшебная сказка прошла долгий путь исторического развития, можно предположить, что и нравственные идеалы, в ней выражаемые, не оставались неизменными. В постоянно усложняющихся исторических условиях жизни народа менялись его представления о добре и зле, иными становились нормы поведения человека в обществе. Все это не могло не отразиться в фольклоре. Можно предположить, что существовало несколько стадий формирования нравственного идеала, из них самая ранняя связана с рудиментами мифологического мышления, в которых еще нет четкости нравственных ориентиров, герой здесь амбивалентен. Условно ее можно назвать "архаической". Эта стадия развития идеала не так характерна для русской волшебной сказки, в отличие от чукотской, или карякской, но борьба героев с людоедами, "хозяевами жизни стихий", отражена в некоторых сказочных сюжетах.
Наиболее бесспорным является зависимость между характером героя сказки и тем уровнем нравственных требований, которые существуют в народном коллективе в данную историческую эпоху. Автор предпринял попытку показать эту зависимость на примере архаических сказок. Доминирующим признаком героя этих сказок была не сила, не доброта и честность, а чудесные знания, которыми обладал герой, его бесстрашие и хитрость. Эти его качества и обеспечивают
успех в борьбе с врагом. Герой пользуется приемом одурачивания, надевая маску незначительности, прикидывается глупцом и простачком. Амбивалентность героя проявляется в способах борьбы со злом, основной принцип которых "обман против обмана". В трехкратном повторении этого обмана видна неопределенность нравственных ориентиров сказок этого типа. Конфликт возникает между героем и "внешним" врагом, еще нет "ложного" героя, сюжет имеет линейную структуру, довольно прост, лишь иногда осложнен дополнительными эпизодами.
На стадии "героической" на первый план выступает готовность к подвигу в честном бою, основные нравственные ценности этого типа — сила, отвага, психологический максимализм. Меняются и сами способы борьбы со злом, выбор которых сделан героем сознательно. Появляется "ложный" герой, нравственные принципы которого противопоставлены нормам поведения героя-змееборца. Усложняется сюжет сказок, богаче набор художественных средств. Значительно меняется характер героя в сказках с другим типом нравственного идеала — "созидающим". Главные моральные ценности, отстаиваемые в них, — доброта, умение трудиться, приносить пользу, герой часто ставится в положение осмеиваемого членами семьи, носит "дурацкую маску". Типологическая черта сюжетостроения этих сказок — принцип "двойного осмеяния". Непримиримость ко злу проявляется в стремлении покарать порок, наказать лжегероя. Художественное воплощение этический идеал находит в целостности произведения, ядром этой целостности является образ сказочного героя — носителя идеальных свойств человека: доброты, скромности, трудолюбия, терпения, честности.
Имя замечательного ученого профессора П. Г. Богатырева лишь в последнее время сказывается с оригинальным научным методом — синхронно-функциональным или структурально-функциональным — создателем которого он является. Цель статьи С. П. Сорокиной проследить связь метода Богатырева с теорией русского формализма ("П. Г. Богатырев и русская формальная школа"). Многие идеи и методики (такие, как функциональное изучение, исследование структуры и соотнесенности ее элементов, анализ художественной формы), занявшие впоследствии в методе ученого важное место, начали разрабатываться им совместно с коллегами в рамках формальной школы. Одной из проблем, привлекших большое внимание фольклористов, была проблема построения художественного произведения. Стремясь установить законы сюжетосложения, они обращаются к фольклорной сказке, где наиболее ярко выявляется механизм "внутреннего развертывания формы". Богатырев принял участие в разработке теории сюжетосложения сказки, выступив с докладами о народных анекдотах. Не отвергая возможности этнографических мотивировок сюжетов на-
103
96,02.016
родных анектодов, сказок и легенд, Богатырев подчеркивал наличие независимых от внешних условий, заключенных в самой форме законов ее "развертывания". Такой двойственный подход сохранится у Богатырева и впоследствии: анализ формы фольклорного произведения, структурного соотнесения ее элементов всегда идет параллельно, но одновременно и независимо от анализа связей данного произведения со средой, в которой оно функционирует, с условиями его породившими, что лишь до некоторой степени может влиять на изменение формы.
Т. М. Колядич в статье "Мемуары и фольклор" (К проблеме типологических соответствий)" предлагает системный уровень анализа соотношения фольклорных и литературных мемуарных памятников, показывает типологически подобные особенности и закономерности сопоставлений в художественных системах повествовательных жанров фольклора и литературных мемуаров. В качестве материала для сопоставления автором статьи выбрана группа фольклорных жанров, объединяемых понятием "несказочная проза" —легенд, преданий, фабула-тов, меморатов. Их главной особенностью является четко выраженная установка на истинность описываемого, что с полным основанием позволяет рассматривать их как одну из форм отражения реального мира в виде авторской модели. Формы ее выражения могут быть различны, но все они охватывают приемы организации повествования и оценки изображаемого, но не выходят за пределы сюжетного уровня. Присущая мемуарам исходная установка на достоверность всего сообщаемого автором также находит четкое соответствие в некоторых жанрах фольклора, например, в быличках, меморатах, фабулатах и хронатах. Использование мифа мемуаристами отличается большим разнообразием приемов. С одной стороны, используется миф на структурном уровне: некоей модели мира (детства, Космоса) или на уровне отдельных его составляющих (разнообразные вставные мотивы). В последнем случае он становится одним из средств создания авторской оценки. В случае непрямого (на уровне структуры) использования мифа и для выражения отношения к происходящему, дополнительной характеристики персонажей, образования временного фона миф может вводиться через параллели, ассоциации, реминисценции, аллюзии, аналогии, прием воспоминаний. Третий прием связан с созданием отдельных образов на уровне архетипов.
"Фольклорные традиции в жанре литературной пародии" — статья Г. И. Лушниковой. Автор отмечает, что генезис пародии, известной в литературе с древнейших времен, неразрывно связан с карнавальным игровым мироощущением. Основные лингвостилистические средства создания литературной пародии основаны на карнавальном принципе имитации. К ним относится прежде всего идентичный повтор элементов разных языковых уровней — звукового, морфологического, лекси-
ческого, синтаксического. Кроме того, в пародии встречается видоизмененный повтор элементов одного уровня при несходстве (неравенстве или противоположности) элементов другого уровня.
А. А. Фирсова видит одну из причин необычности, непредсказуемости героев Достоевского в соотнесенности с поэтикой и этикой фольклора ("Сюжетные узлы религиозной легенды в жанровом составе "Братьев Карамазовых"). Сюжетные мотивы религиозных легенд: прегрешение, наказание, видение, покаяние — прослеживаются в структуре образов всех главных героев романа. С героями, находившимися в водовороте событий, ощущающими бездну под собой, связаны мотивы бесовства и помешательства. Но они обходят стороной старца Зосиму и его монастырское окружение. Спасены от него и все те, кто принял слово Христово в сердце свое. Источники творчества Достоевского — вся мировая культура, русская религиозная легенда — один из источников, возбуждавших мысль писателя. Попав в водоворот, "тигль" (по Гроссману) его творчества, она подвергается интенсивному переосмыслению и обработке. Писатель учитывает этические нормы народа—творца, материал легенды; ее архетипы вступают в сложное единство с древнерусскими каноническими литературными текстами, мощным потоком вливалась в это единство живая жизнь, злоба дня, страстная публицистика.
В сборнике опубликованы также статьи: "Семантика знака растения в обрядовом контексте" (Э. Е. Гаврилюк), "Время и фольклор" (Ю. И. Смирнов), "Типология болгарских пословиц" на семейно-бытовые темы (С. Томанова), "Язык сказки В. Гауффа "Холодное сердце" (Е. М. Волощук), "Две фольклористических заметки по поэтике Б. Пастернака" (И. Ито), "Мифопоэтические и фольклорные традиции в цикле И. А. Бунина "Псковский бор", "Федор Мартынович Селиванов" (А. В. Кулагина).
Т. М. Миллионщикова
Зарубежная литература
96.02.017. АНДРЕЕВ М. Л. РЫЦАРСКИЙ РОМАН В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ / РАН. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького .— М.: Наследие: Наука, 1993 .— 256 с.— Библиогр. в конце глав.
Автор монографии доктор филол. наук М. Л. Андреев исследует жанровое своеобразие произведений эпохи Возрождения — "Неистовый Орландо" Ариосто, "Королева фей" Спенсера, "Аркадия" Сиднея, "Дон Кихот" Сервантеса.
За пределами средних веков роль и значение рыцарского романа очевидным образом падают — так, во всяком случае, представляет-