CC BY
56
Р0ССЙ4*СК*Я АКАДЕМИЯ НАУК
]_ и гит? _ То
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 11
СОЦИОЛОГИЯ
3
издается с 1991 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,11 рефераты 95.03.001-95.03.030
МОСКВА 1995
менный взгляд на переговоры: "Переговоры — умение, используемое практически каждым человеком"... Мы покидает общество приказов и распоряжений, мы вступаем в общество переговоров" (с. 55).
Самая ранняя европейская публикация, в которой переговоры рассматривались как необходимый и важный вид деятельности, датируется 1404-1475 гг. и принадлежит перу Бернарда де Росье. Анализируя трактаты по переговорам, написанные Росье, а вслед за ним Каллере и Фелике, автор приходит к выводу, что это "часть более широкого социального развития в направлении от простого сокрытия страстей и перехода к более сложным поведенческим моделям" (с. 63).
Большая степень открытости и искренности при взаимодействии друг с другом в современном обществе стала возможной из-за большей стабильности и дифференцированности в моделях самоконтроля. Переговорщики уверены в дисциплинированности друг друга. "Данная стадия в развитии переговорных умений создала условия для новых процессов развития. Следующий шаг в развитии — чувство уверенности в том, что люди терпимо относятся к тем, чьи мнения и интересы отличаются от их собственных" (с. 67). Надежность, доверие и стабильность в отношениях между более или менее равными сторонаг ми требовали поведения, отличного от борьбы за место единоличного правителя или контроля над абсолютно зависимыми подчиненными. "Общество, основанное на приказах, не сможет породить в себе механизм управления эмоциями, характерный для переговоров. Ситуация в Восточной Европе и в Южной Африке доказывает это массой примеров", — заключает автор (с. 78).
И. Ф. Рековская
95.03.028 ВОРОШИЛОВ С., ГИЛИНСКИЙ Я. ВОЕННАЯ ДЕВИАН-ТОЛОГИЯ: Матер, науч.-социол. исслед. проблем девиантного поведения военнослужащих / АН Респ. Молдова. Ин-т философии, социол. и права; РАН. Санкт-Петерб. филиал ин-та социологии.— Кишинев, 1994 .— 156 с.
Распад СССР и его Вооруженных Сил породил целый ряд экономических, социальных, политических и военных проблем. Застойные явления советского общества особенно ярко высвечивались в армии; обвальный рост преступности в обществе породил и рост отклоняющегося (девиантного) поведения военнослужащих — дезертирство, наркомания, алкоголизм, "дедовщина", отказ от выполнения приказов и г и Особую опасность представляет девиантное поведение военнослужащих в условиях формирования новых национальных армий суверенных государств бывшего Советского Союза. Между тем девиантное П'»ведение в армии наименее изучено Одна из главных тому причин — ц. й< твигельная или мнимая секретность, недоступность информации,
недостаточность исследовательской базы. "Тотальная засекреченность армейской жизни до поры до времени служила надежным прикрытием произвола и девиаций в армии" (с. 12). Однако в последние годы появился ряд открытых публикаций на эту тему. Одной из них яв^дется представленная работа.
Военная девиантология складывается на стыке двух социологических дисциплин: социологии девиантного поведения и военной социологии. Специфика функционирования армии, ее внутренней жизни, соотношений с другими общественными институтами определяет предмет и задачи военной социологии. Создание военной социологии принадлежит российским генералам и военным ученым — Н. А. Корру, К. И. Дружинину, Н. Н. Головину. Труд последнего "Наука о войне. О социологическом изучении войны" (Париж, 1938) стал событием не только военной социологии, но и российской социологической науки в целом.
Изучение подшивки журнала "Военный вестник", за 20-е годы дает авторам повод утверждать, что в 20-е годы, на заре строительства советских Вооруженных Сил, разрабатывались вопросы психологического состояния военнослужащих, их взаимоотношений, нормального и отклоняющегося поведения в армии. Однако с упрочением сталинского тоталитарного режима прекратились какие бы то ни было военно-социологические исследования. Серьезной деформации подвергалась сфера военно-теоретической мысли. Учение о войне и армии вынуждено было приспосабливаться к вкусам отдельных политических деятелей и военачальников. Акценты сместились на выгодную практику идеологических противников.
И хотя с переходом к посттоталитарному обществу исследования армейских проблем оживились, до сих пор эмпирические социологические исследования редки и не обеспечивают реальных потребностей. Это особенно касается проблемы девиантного поведения в армии. Публикуемая официальная статистика полностью умалчивает о преступности и самоубийствах в армии, о степени алкоголизации и наркотизации военнослужащих. Между тем очевидно, что эти и иные формы девиантного поведения встречаются в воинских коллективах, нередко получают значительное распространение, приобретая подчас специфические формы (воинские преступления, "дедовщина", самоповреждение и др.).
Социальные последствия пьянства в армии усугубляются ее особой ролью, функцией в обществе и наличием оружия в распоряжении военнослужащих. Даже локальные исследования показывают, что многие правонарушения и преступления военнослужащих совершаются в состоянии алкогольного опьянения, а иногда служат .средством добывания алкогольных напитков. Дело доходит до драматических курье-
16-2024
зов Так, одному из авторов данной книги в конце 50-х годов пришлось участвовать в рассмотрении уголовного дела в военном трибунале Ленинградского горнизона в отношении рядового срочной службы, который ради приобретения бутылки водки продал гражданскому лицу пару метров кабеля, тайно отрезанного в расположении воинской части, в результате чего была временно выведена из строя техника. Налицо и те социальные условия, которые усиливают тенденцию алкоголизации военнослужащих: ненормальное жилищно-бытовое обеспечение, отсутствие условий для разносторонней досуговой деятельности, нелегкие условия службы, требующие "разрядки", трудности самореализации для офицеров и тяготы неуставных отношений для солдат и т. д.
О распространении наркотизма в Советской Армии робко заговорили в связи с войной в Афганистане. Однако наркомания в российской армии по-прежнему остается одной из самых закрытых проблем. Армия, как известно, не отгорожена каменной стеной от общества — исследования констатируют взаимообмен "гражданки" и армии потребителями наркотиков. Так, в 1990 г. на военную службу было призвано около 2 тыс. потребителей наркотиков, причем свыше 300 человек с установленным диагнозом "наркомания" и "токсикомания". В 1991 г. эта цифра увеличилась еще более чем на 1 тыс. человек, а в 1992 г. было призвано 2,5 тыс. наркоманов и токсикоманов. По мнению специалистов, эта цифра занижена в 7-10 раз. По данным А. А. Габиани, если в середине 70-х годов удельный вес "приобщенных" к дурману во время-службы в армии составил 0,9% всех опрошенных наркоманов, то к середине 80-х годов он возрос в два раза (с. 42). А по данным Б.Ф. Колачева, 6% из числа опрошенных в Краснодарском крае мужчин приняли первую дозу наркотиков в армии. Причем эта доля составила в числе опрошенных колхозников 5,2%, рабочих — 14,1, студентов — 6,2, служащих — 18,7, учащихся ПТУ — 14,2, среди респондентов заключенных — 5,9% (с. 43).
На вопрос о наиболее доступном наркотике для военнослужащих срочной службы 69,1% респондентов, отслуживших на территории бывшего СССР, и 55,6% участников войны в Афганистане назвали гашиш. Кроме того, "афганцы" назвали доступными героин (22%) и ЛСД (11%). Мотивом к приему наркотиков послужили: любопытство — 59,7%, подражание — 28,9, стрессовые ситуации — 3,8%. При этом военными трибуналами не выявляются 78% источников проникновения наркотиков в армию. Между тем по результатам анонимных независимых опросов в четыре* воинских частях, каждый третий опрошенный заявил, что ему приходилось употреблять наркотики; 35% знают о путях их проникновения в казарму, каждый четвертый знал, как приобрести "травку" или "колеса" в населенном пункте по месту расположения части. Основные каналы поступления наркотиче-
ских средств в армию — посылки и письма — 29%, привоз родственниками и знакомыми — 28, закупка по месту дислокации частей, кораблей — 20, приобретение в медицинских учреждениях — 18% (с. 43). Авторы убеждены, что полностью избавить общество от наркотизма невозможно, речь должна идти о цивилизованных методах его минимизации.
Самоубийства в Советской Армии — тема "совершенно секретная". Между тем еще на "закрытом" симпозиуме по суицидологии в 1975 г. (Москва) в выступлениях военных медиков и социологов отмечалось, что уровень самоубийств в армии в два раза превышает среднепопу-ляционный уровень, а 70% самоубийств среди солдат срочной службы приходится на первый год службы, особенно среди лиц с высшим образованием. Только в последние годы на страницы прессы прорвались "секретные сведения". За последние пят лет армия потеряла более 4,5 тыс. человек, из них 78% в возрасте до 25 лет. Каждая пятая гибель в армии — "добровольный" уход из жизни (с. 47). Главные мотивы суицида: служебные конфликты и неприятности (30% самоубийств офицеров, 5% — военнослужащих срочной службы); семейные неурядицы (35% среди офицеров, около 50% — среди прапорщиков и мичманов); дедовщина (16% военнослужащих срочной службы). В целом из общего числа самоубийств 15% приходится на офицеров, 6-7% — прапорщиков и мичманов, остальные (свыше 78%) — на военнослужащих срочной службы (с. 49). Реальное количество самоубийств, считают авторы, еще выше, так как все усилия армейских суицидальных служб направлены на сокрытие обстоятельств гибели, а не на оказание своевременной помощи солдатам и офицерам, находившихся в состоянии психологического кризиса.
Военнослужащими совершаются и общеуголовные преступления (убийства, хулиганство, кражи и др.), и так называемые "воинские" — против установленного порядка несения воинской службы. Однако во всех официальных статистических сборниках о преступности отсутствуют какие-либо данные о преступлениях военнослужащих, что препятствует изучению и эффективному предупреждению преступности в армии.
Авторы считают, что без коренной реформы армии, при непременной переоценке отношения к личности воина, нельзя рассчитывать на сокращение или хотя бы стабилизацию девиантного поведения военнослужащих. Конкретные формы девиантного поведения в армии рассматриваются также как результат эмпирического исследования
В исследовании был выбран гарнизонно-региональный подход, т. е изучению подвергались воинские гарнизоны Одесского военного округа и частей российского подчинения (СНГ), дислоцированных на территории Республики Молдова, которые на сегодняшний день предста-
вляют или костяк национальных Вооруженных Сил Молдовы или воинские части Российской Федерации (14 армия).
Изучение происходило в пограничной ситуации, когда Советская Армия де-юре исчезла, а де-факто существовала, со всеми вытекающими последствиями, усугубленными условиями локальной гражданской войны. Исследованием были охвачены крупные гарнизоны Молдовы: Кишиневский (35% опрошенных), Бельцкий (10%), Бендерский (20%), Тираспольский (25%), а также более мелкие: Дубоссарский (3%), Ун-генский (3%), Кагульский (3%) и другие (1%). Генеральная совокупность — это военнослужащие срочной службы названных гарнизонов.
Наблюдение проводилось в казарменных помещениях, при изучении быта, досуга, в клубе, бане, в увольнении и на гауптвахте (как среди арестованных, так и среди личного состава караула). Особенное внимание в исследовании было уделено наблюдению за воинами-дезертирами, бежавшими из рядов СА, а впоследствии призванными на службу в национальные воинские формирования Республики Молдова. Не менее активно наблюдались молодые воины, призванные из районов конфликта в Республике Молдова.
В исследовании использовались интервьюирование и анкетирование. Автором была разработана анкета "Как Вы оцениваете свой воинский коллектив?", в которую вошли 143 вопроса социологического смысла и два психологических теста-практикума (по методике Лада-нова). Смысловая логическая структура опросного листа состояла из семи групп-блоков вопросов: а) воинская специальность, удовлетворенность работой и службой; жизненная позиция, личностные взгляды и установки; б) вопросы взаимодействия личности с воинским коллективом; в) оценочные определения организации труда и его условий; г) социально-психологический климат в коллективе, конфликты и отклонения; д) взаимодействие личности воина и командира; е) социальная активность респондента; ж) социально-демографическая характеристика.
Кроме анкеты, предназначенной для опроса воинов срочной службы, была разработана и анкета экспертов, которая предполагала определение надежности информации, получаемой с помощью предыдущей анкеты, а также диагностики социально-негативных явлений в Вооруженных Силах.
Анкеты в основном включили полузакрытые вопросы, где особое место было уделено распространенности ассоциальной мотивации отклоняющегося поведения, причин, способствующих этому, а также "дедовщины" .
Опросом были охвачены 700 солдат, сержантов, старшин срочной службы, представляющих 12 национальностей и призванных из 8 регионов и республик — бывших субъектов СССР; 81% респондентов-
воинов вошли в так называемые "группы риска" (девиантов), а также 30 офицеров-Экспертов.
Исследуя вопросы удовлетворенности военной специальностью (штатной должностью), мы обнаружили, что только 28% респондентов работают всегда с удовольствием, испытывают радость от своего труда. Более половины опрошенных (54%), указали, что работа не приносит им особого удовлетворения и они работают (служат) только по необходимости. Не смог определиться в отношении своей специальности каждый седьмой респондент, все они указали, что их служба не соответствует штатной должности (с. 74). Срок службы воинов существенно влияет на оценочные суждения по отношению к своей специальности. Это объясняется следующим.
1. Солдаты первого периода службы в большинстве своем романтически воспринимают административно определенную им специальность, с которой они связывают свои ожидания, и поэтому более эмоционально ее оценивают. 2. На втором этапе службы молодые воины в силу субъективных и объективных причин (трудностей), находясь в стадии дальнейшей адаптации, относятся к своей специальности (работе) уже более критически. 3. На третьем этапе службы скептические оценочные суждения воинов возрастают и достигают пика. Их взгляды подвергаются изменениям по мере приобретения опыта, на смену иллюзорным представлениям и романтике воинской службы приходят факты суровой действительности, все это в определенной степени влияет на оценочные суждения в отношении к воинской специальности. Они уже четко осознают, что кроме обучения специальности есть и другие стороны воинской службы — быт, отдых, несение службы в наряде (карауле) — и убеждаются, что участок работы может не соответствовать их штатной должности.
4. Несмотря на адаптационные и профессиональные трудности, дисфункции военно-административной, военно-воспитательной системы к четвертому периоду, на последнем этапе службы, наблюдается тенденция к позитивной оценке своей специальности и ратного труда в целом. Это объясняется накоплением более или менее устойчивых навыков в военно-профессиональной деятельности, что начинает отмечаться вниманием командиров и начальства. Таким образом, "наработанная" специальность становится для воинов предметом гордости и показателем качества военной службы.
Вместе с тем каждый четвертый воин на протяжении всей службы затрудняется ответить на вопрос, получает он удовлетворение от воинской специальности (шта'гной должности, работы) или нет.
Анализ удовлетворенности своей специальностью в зависимости от социального положения подтверждает прежние наблюдения о том, что сельская молодежь более расположена к ратному труду, более ориен-
/
тирована на качество воинской службы, а потому среди них только каждый десятый недоволен должностью, в то время как в категории служащих таковым является каждый третий. Около 1/4 опрошенных респондентов (21%) стремятся к смене места службы, а 18% затрудняются дать ответ, хотели бы они или нет сменить свою воинскую часть на другую. Среди основных причин неудовлетворенности своим положением доминируют "плохие условия совершенствования профессиональной подготовки" и то, что "трудно обходиться без членов семьи", а также "бытовая неустроенность, плохое снабжение" (2/3 из числа недовольных). На оставшуюся треть приходится: "не сложились отношения с начальником", "не устраивает должность, нет перспективы роста", "никто не заинтересован в том, чтобы я тут остался", "не сложились отношения с сослуживцами", "меня физически оскорбляют" (этот показатель по ранговой шкале занимает последнее место и составляет 2% от общего массива ответов и 10% от числа недовольных). Таким образом, обнаруживается, что главные причины недовольства лежат в субъективной плоскости дезорганизованного процесса "взаимодействия между социальной личностью воинов и воинским коллективом. Далее выяснялась зависимость этих процессов от сроков службы" (с. 77-78).
Пик стремления к перемене места службы приходится на промежуточные периоды (от 6 месяцев до 1,5 лет), этого желает каждый четвертый воин из числа опрошенных, что объясняется наличием тягот и лишений воинской службы, а' также неудовлетворенностью ратным трудом. Недовольство бытовыми вопросами и снабжением больше всего приходится на третий период (17%): 13% тех, кто явно разочаровался в возможности совершенствовать профессиональную подготовку во втором периоде. Бели ностальгия по членам семьи уменьшается по мере увеличения срока службы, то плохие отношения с сослуживцами, начальниками проявляют обратную тенденцию: чем длительнее срок службы, тем больше число неудовлетворенных. Ответивших "никто не заинтересован во мне", т. е. изгоев — 4%. Жалобы на "физические оскорбления" носят характер убывания по мере увеличения срока службы и таковых в третьем и четвертом периоде всего 2%. Главные выводы таковы: причины неудовольствия связаны с так называемым комплексом "других причин" (под которыми мы должны подразумевать прежде всего морально-психологический дискомфорт); а также проблемы "быта", "семьи" и "неудовлетворенность от взаимодействия с начальниками". Более благополучно положение в сфере "взаимодействия с сослуживцами" (с. 80).
Воины-респонденты считают, что наиболее существенными недостатками являются: во-первых, "грубость в обращении" (52%), "пассивность в общественной жизни" (36%), "низкий уровень общей куль-
туры" (37%). На низкую культуру общения как недостаток в армии указали также и эксперты (56% от их числа); во-вторых, "безразличное отношение к общему делу" (37%), "равнодушное отношение друг к другу" (40%); в-третьих, "недобросовестное отношение к службе офицеров и прапорщиков" (44%), "нарушение воинской дисциплины" (38%); в-четвертых, "отсутствие взаимопомощи" (33%) и наличие "круговой поруки" (у каждого четвертого респондента); и в-пятых, примерно каждый третий — четверый человек видит недостатки в "плохом отношении к молодым воинам", "правонарушениях в отношении личности и других сферах", а также в различного рода "конфликтах" и "плохом отношении к офицерам и прапорщикам". Бели анализировать проблему в зависимости от периода службы, то выясняется, что молодые воины выделяют как недостатки, во-первых, "плохое отношение к ним", во-вторых, "равнодушие друг к другу" и, в-третьих, "безразличное отношение к общему делу". "Плохого отношения к офицерам" не отмечают почти 60% ответивших. Но уже во второй период службы воины-респонденты меняют свои оценочные суждения в отношении должностных лиц офицерского звена. Так, они на первое место выносят "халатность офицеров и прапорщиков" (42%) и "плохое отношение к ним" (40%), на на второе "низкий уровень культуры" (44%) (с. 85).
Особо значимым остается вопрос социального взаимодействия личности воина с личностью командира. Группа офицеров-экспертов неоднократно указывала н> "неумелый подход командиров к подчиненным" (70% от числа опрошенных). Каждый третий лично и весьма часто встречался "с военно-профессиональной, педагогической, психологической малограммотяоетыо офицеров подразделения, непосредственных руководителей воинских коллективов". Каждый второй—третий воин-респондент, оценивая те или иные качества своих командиров, ' остается лишь относительно удовлетворенным. Такие качества, как "справедливость в отношении подчиненных", "привязанность к коллективу", "умение самокритично оценивать свои взаимоотношения с подчиненными", по ранговой шкале находятся на последних местах (с. 86).
Беспокойство вызывает оценка показателя "справедливое отношение к подчиненным". Бели молодые солдаты отдали должное этому качеству (52%), и только каждый шестой—седьмой респондент был не доволен, то среди тех, кто завершает первый год службы, ситуация иная. Почти вдвое упало число удовлетворенных (29%), а количество неудовлетворенных возросло на' 5% (каждый пятый из числа опрошенных). Среди респондентов третьего периода негативные оценки продолжают сохраняться. Качественных изменений не наблюдается и среди так называемых "старослужащих". К этому блоку можно отнести
"привязанность к коллективу". Отсутствие этого качества отметили 20-26%, что явно не благоприятный факт. Такая же ситуация складывается и в отношении "творческих подходов" старших начальников. Тут однозначно возрастание недовольства (с 14 до 22%) в зависимости от сроков службы. Отрицательные оценки таких командирских качеств, как "забота о подчиненных", "умение сплотить коллектив на решение общих задач", завершают группу вызывающих тревогу. Авторами также выявлена многочисленная группа тех качеств, которые оцениваются относительно благополучно. Это "общительность" и "организаторские способности". Главный вывод предпринятого анализа заключается в том, что с увеличением срока службы и приобретения у военнослужащих срочной службы опыта наблюдается процесс падения авторитета командиров (офицеров, прапорщиков) (с. 88).
Воспитательную работу в условиях Советской Армии, в первичных воинских коллективах, как правило, проводили специально подготовленные офицеры (бывшие политработаики). Эта категория офицеров-воспитателей, несмотря на реорганизацию и переименование, осталась и продолжает работать. В связи с этим были изучены оценочные суждения воинов в отношении тех, кто непосредственно отвечает за организацию воспитательного процесса морально-психологического состояния и гуманитарную подготовку. Каждой третий респондент считает, что в работе офицеров-воспитателей ничто "не изменилось, все осталось по-прежнему". А каждый десятый заявил, что "стало еще хуже", и это в основном от того, что "им все стало безразлично" (из реплик в анкете) (с. 89).
При исследовании мнений воинов на происшедший в 1991 г. процесс департизации и деидеологизации в армии было выявлено, что каждый шестой респондент одобрил нововведение. Отрицательно к этому отнесся каждый восьмой. Треть опрошенных указали, что: "им безразлично" или "еще не разобрался". По социальному признаку большинство (около 2/3 опрошенных) относятся к деполитизированной группе. Консервативно смотрят на процесс изменения в политической жизни крестьян (каждый пятый). Среди интеллигенции же сторонников консервативных взглядов — лишь каждый шестнадцатый. Среди тех, кто одобряет указанные процессы, выделяются те, кто собирается увольняться в запас (четвертый период) — каждый пятый. Это объясняется, видимо, тем, что именно эта категория военнослужащих вступала в конфликт (явный или открыты^ с офицерами-политработниками, которые систематически "покушались" на их "дембельские" права и привилегии, которые широко укоренялись в латентной структуре первичных воинских коллективов. Доказательством данной посылки могут служить данные опроса молодых солдат, среди которых 90% не приветствовали новые процессы, так как воспитательная работа все
же была некоторой гарантией в борьбе с казарменным беспределом (казарменным хулиганством). Поэтому "одобряющих" процессы политического раскрепощения на первом году службы оказалось меньше (каждый четвертый), чем на завершающем этапе (каждый второй— третий). Это относится к субъективной заинтересованности (с. 93).
Состояние политической зрелости можно рассмотреть и с объективной стороны. Было выявлено высокое чувство сопереживания с судьбой страны, которой присягали на верность. Это 71% от числа опрошенных. Хотя не учитывать каждого восьмого респондента, которого судьба страны "никогда" или "очень редко волнует", нельзя. Каждый пятый воин "затрудняется ответить". Такая же ситуация складывается и в отношении судьбы армии и флота, где каждый второй ратовал за единые вооруженные силы. Безразличным к судьбе армии и флота оказался каждый восьмой. Судьба армии озаботила больше крестьянство, чем другие группы. "Не волнует" судьба страны и армии, соответственно, каждого десятого и шестого крестьянина, каждого пятого и четвертого интеллигента, каждого четвертого служащего. Это позволяет констатировать дезинтеграционные процессы в социальной структуре (с. 95).
В республиках бывшего СССР введены институты альтернативной службы, которые находятся в стадии апробации. В ходе исследования было выяснено, что каждый второй респондент воспользовался бы правом выбора альтернативной службы, если бы ему пришлось выбирать между воинской и гражданской службой. Более детальный анализ показал, что, исходя из социального признака, большинство воинов все же предпочли бы воинскую службу. Это объясняется тем, что при изучении ранговости причин, повлиявших на призыв в армию по сознательному решению, на первое место вышли ответы: "уверенность в том, что в армии можно стать настоящим человеком, мужественным и стойким" — 62% опрошенных; и далее по нисходящей: "высокий престиж войск (ВДВ, артиллерии, пограничных и т. п.) — 46; "стремление получить признание друзей и близких" — 43%. Но тем не менее в среднем каждый третий—второй предпочел был альтернативную службу. По нашему мнению, существуют две причины такого большого числа желающих выбрать гражданскую службу: во-первых, согласно вышеуказанной шкале причин, каждый четвертый респондент призвался в армию по принципу "деваться некуда было от закона..." — 24%; во-вторых, ряд воинов разочаровались в романтике воинской службы — 54% тех, кому "воинская служба не приносит особого удовлетворения, работать приходится по необходимости", 30% тех, что считает, что их "личный вклад не влияет на успех подразделения" (с. 96-97).
Не менее актуален вопрос о пересмотре концепции о Вооруженных Силах. Как известно, ряд республик бывшего СССР выступали 17-2024
г инициативой о сохранении единых вооруженных сил на базе бывшей СА, допуская как альтернативу национальные воинские формирования. Российская Федерация в силу ряда обстоятельств последней приступила к созданию своих национальных вооруженных сил (указ Президента Российской Федерации № 466 от 7 мая 1992 г. "О создании Вооруженных Сил Российской Федерации").
Из приведенных данных следует, что, во-первых, желание служить в единых вооруженных силах доминирует над вариантом служить в национальных вооруженных силах по всем видам предлагаемых признаков. Во-вторых, в момент исследования показатель стремления служить в национальных вооруженных силах значительно колебался в зависимости от национального признака: среди молдаван — каждый четвертый, среди русских — каждый одиннадцатый, украинцев — каждый шестой, гагаузов — каждый двенадцатый. Что касается не желающих вообще служить, то среди молдаван это каждый пятый; среди русских и украинцев — по 1/3 всех опрошенных. В числе респондентов-гагаузов вообще не было лиц, не желающих служить в армии. В-третьих, среди рабочих и интеллигенции каждый седьмой предпочел .бы национальный вариант воинской службы, среди же крестьян и служащих каждый пятый выбрал бы этот вариант (с. 99).
Материалы исследования показывают, что личное взаимодействие значительно превышает официально-формальную сторону воинского образа жизнедеятельности.
Неудовлетворенным в той или иной степени взаимоотношениями в своих коллективах является каждый второй опрошенный. А в совокупности с теми, кто затрудняется ответить, эта проблема охватывает подавляющее большинство (около 60% неудовлетворенных и не определившихся).
Таким образом, можно заключить, что процесс социального взаимодействия воина со своим воинским коллективом происходит на фоне "неудовлетворенности". Влияние коллективного мнения тотально захватывает все стороны жизнедеятельности воина (около 2/3), особенно во второй и третий периоды. И если нам известен зафиксированный процент нарушителей воинской дисциплины и нормативно-установленного порядка, то, видимо, можно было бы установить и степень их влияния на социально-психологическую атмосферу всего коллектива вообще, на каждую отдельную личность, в частности. По общему массиву в ходе исследования установлено, что грубые нарушения воинской дисциплины зафиксированы у 81% воинов-респондентов, из которых 25-30% способны к активному рецидиву (с. 101).
Девиантов больше всего среди рабочих (каждый второй). Также каждый второй нарушитель — русский. На первый и четвертый периоды службы приходится 60% девиантов. Это объясняется тем, что в
начале службы солдат часто нарушает дисциплину (каждый пятый) в результате слабой привычки подчинять личные интересы жестким нормам, а также в результате естественной социально-психологической адаптации. На последнем этапе слжубы воин нередко отклоняется от официальных норм в силу социально-психологической усталости и существующей скрытой неформальной нормативной системы с криминальным характером. Она давлеет над членами воинского коллектива, и они, повинуясь этому, исполняют те или иные социальные роли. Таким образом, среди старослужащих каждый второй — девиант. По семейному положению выяснилось, что нарушители в подавляющем большинстве нз обычных, внешне благополучных семей (77%). Каждый десятый нарушитель является единственным ребенком в семье. В каждой четвертой семье вообще не употребляют алкоголь, но каждая седьмая семья подвержена злоупотреблению алкоголем. В каждой пятой семье есть только один родитель. Что касается неблагополучных семей, то это каждая пятая, 20% девиантов вышли из криминальных семей. Основной массив нарушителей состоит из рядового состава (около 3/4). Каждый четвертый нарушитель — сержант, т. е. младший командир или дифференцированный специалист (что свидетельствует о дефектах системы контроля и санкций в самом низовом структурном звене) (с. 102).
Такое социальное явление, как пьянство, охватывает больше половины опрошенных (57%), из которых каждый двенадцатый— тринадцатый склонен к "активному рецидиву". И только 1/3 воинов этому социальному злу не подвержены. В анализе по срокам службы активный рецидив пьянства приходится на второй и третий периоды. "Умеренное употребление спиртных напитков" имеет тенденцию к росту по мере увеличения срока службы (с. 104).
Второе место по ранговой шкале занимает "оскорбление друг друга" — эти нарушения допускают более половины (56%) всех опрошенных. Максимальный рецидив оскорблений приходится также на второй—третий периоды службы. С возрастанием срока службы снижается количество тех, кто допускает оскорбления. Так, в первый период это каждый второй, а в четвертый период — уже каждый четвертый. Это объясняется тем, что в начвале службы идет болезненный период выработки социально-психологической совместимости (в конце службы массовость сменяется избирательностью). Оскорбления являются основным метолом социально-негативного контроля, это санкции против тех, кто не вписывается в рамки криминально-латентной системы (с. 104).
На ведущее место по рангу претендует также "совершение самовольных отлучек", которое отличается своей массовостью (половина опрошенных), к активному рецидиву склонен каждый восьмой респон-
дент по общему массиву, а по призывам в первый период — каждый двадцатый, в промежуточные — второй и третий периоды — каждый пятый—седьмой, а в четвертый период — каждый восьмой. Общий процент отклонения — 53%. Но если пьянству нет принципиального оправдания, то массовые "самоволки" спровоцированы повседневной изоляцией воинов, которая себя изжила и никакими оборонными мотивами оправдать себя не может. За демократизацию режима и образа жизни выступает каждый четвертый респондент. За внедрение более демократических мер в режим службы высказались больше половины ответивших экспертов. И каждый третий эксперт видит причину дезорганизации в бюрократизме. По нашему мнению, это пример насилия над личностью, которое деформирует социальное поведение (с. 106).
"Участие в драках" как попытки разрешить развивающийся конфликт является логическим продолжением "оскорблений друг друга". К активным рецидивам склонен каждый шестнадцатый, а всего это 47% опрошенных воинов. Увеличение происходит по возрастающей от второго периода (каждый второй) и до третьего и четвертого периодов (соответственно 54%). По мнению экспертов, это является следствием межличностных конфликтов в подразделениях, причины которых: а) "высокий процент так называемой "блатизации" и криминогенных наклонностей у воинов — 40% высказавшихся офицеров; б) "большое количество больных и слабых физически воинов" — 33%; в) "слабые адаптационные возможности и нервно-психическая неустойчивость воинов" 40%; г) "упущения и педагогико-психологическая ущербность низового офицерского звена" — 47%; д) "нарушения в вопросах обеспечения, быта, отдыха, контроля за здоровьем, бюрократизм" — 40%. В связи с отсутствием профессиональной социолого-психологической шкалы в низовых военных структурах возникает проблема коррекции поведения воинов. Участие в драках имеет патологический рост по всем параметрам в зависимости от сроков службы, что извращает понятие "воинского коллективизма и взаимопомощи" (с. 106-107).
"Попытки не выполнять приказы" были почти у каждого второго респондента (40%). Согласно военному законодательству данное отклонение влечет максимально суровые последствия, так как это угроза военной организации как таковой. Эксперты указывают на частоту рецидива. Встречается с этим почти каждый день каждый десятый офицер, наблюдает ежемесячно — каждый четвертый, в течение года встречались с этим — 60% офицеров-экспертов. Из этого следует, что система приказов требует основательного пересмотра, так как с увеличением срока службы наблюдается явный рост попыток невыполнения приказов (с. 107).
Нарушение караульной службы, вообще и в частности отвлечение часового на посту тоже нередкое проявление девнантного поведения у
воинов — около 40% от числа опрошенных. Анализ рецидивных нарушений караульной службы, в зависимости от временных этапов показывает, что во второй и четвертый периоды нарушения допускает каждый второй. Причина этого кроется в следующем. На первом году службы солдаты и сержанты при несении службы в карауле еще не адаптированы к многочасовому и ритмическому циклу охраны и обороны объектов. Как правило, их подводят волевые качества, т. е. психологический фактор. У воинов конца второго периода службы на смену психолого-адаптационному фактору приходит фактор явного и сознательного нарушения и отклонений. По армейским законам последний вариант надо рассматривать как криминально-деликвентный (с. 107).
Проблема наркотизации армейской среды также имеет место (около 10%). Несмотря на то что в исследовании она заняла по рангу последнее место, это не значит, что проблема менее актуальна. Активный рецидив по употреблению наркотиков незначительный. По общему массиву каждый одиннадцатый употребляет наркотические и одурманивающие вещества (в основном — курение и потребление различных таблеток). По этапам службы можно наблюдать некоторый рост; в первый период — это каждый двадцатый, во второй и третий — это почти каждый четвертый и в последний четвертый — каждый десятый. Но процесс наркотизации в армии в изучаемом регионе носит относительный характер, и сравнивать его с аналогичным в грат жданском обществе едва ли можно, так как в силу изоляции солдат от возможности добывания наркотиков (даже если дело было хорошо поставлено по месту жительства до призыва) срабатывает процесс отвыкания в антинаркотической среде. По национальному признаку высокая степень потребления наркотиков выявлена среди представителей Средней Азии и Северного Кавказа. Из местных призывников больше в процентном выражении потребителей дурмана среди бессарабских болгар, чем среди русских, украинцев, молдован, у которых тем не менее это отклонение также имеет место (с. 108).
Особое место среди негативных девиаций в воинских коллективах занимают конфликтные ситуации: конфликтность в армейской молодежной среде охватывает каждого второго респондента. Воины-девианты эту ситуацию чувствуют сильнее, чем весь опрошенный контингент. Повсеместный рост конфликтов наблюдается после первого периода службы. В целом у каждого пятого девианта и каждого пятого—шестого воина в общем массиве порошенных случаются конфликты на межнациональной почве. А во второй период службы количество конфликтов достигает 42%. Максимальная же частота приходится на третий период. Это объясняется трудностями промежуточных периодов службы, где к "призывной" социально-психологический
"сцепке" во взаимоотношениях активно добавляется элемент "землячества" , который в неформальной структуре первичного воинского коллектива обеспечивает солдатам определенный суверенитет и коллективную безопасность. При столкновении замляческих групп и возникают, как правило, межнациональные конфликты. Кроме того, не редкость в армейской среде и бытовые эксцессы, когда при отсутствии должного культурного уровня допускаются не просто оскорбления на национальной почве, но и травля. Это явление значительно выросло с того момента, когда на территории бывшего Союза возникли "горячие точки" — локальные гражданские войны в Закавказье, Средней Азии, Молдове, Прибалтике (с. 110).
Как все респонденты, так и воины-девианты максимально оценивали уровень конфликтности на основе личных отношений, а также во взаимоотношениях с начальниками (61-66 и 62-68%). Суммарное количество конфликтов между товарищами составляет подавляющее большинство: 84% среди нарушителей дисциплины и 81% среди всего массива респондентов. Таким образом, главными предпосылками девиаций в воинских коллективах является наряду с неудовлетворенностью службой и специальностью, бытовыми и воспитательными упущениями еще и высокая конфликтность молодежного контингента.
Чем продолжительнее срок службы, тем сильней вызревают вну-триличностные противоречия и конфликтный синдром у воинов. Это объясняется, во-первых, тем, что молодежь, придя в ряды Вооруженных Сил, приносит с собой издержки процесса социализации в виде психоэмоциональных отклонений; во-вторых тем, что, их социально негативное кредо вступает в противоречие с военно-нормативной (не всегда оправданной жестко-административной) системой, где социальный контроль осуществляют должностные лица — кадровые военные. Они сами также имеют комплекс нравственного несовершенства, педа-гогико-психологической запущенности. Из-за жесткой изоляции и ограничений элементарных свобод, а иногда отсутствия психотерапевтической скорой помощи (с чем успешно справился бы институт военных конфликтов или военных священников) воины, вне зависимости от вины и участия в том или ином негативном процессе взаимодействия, ощущают внутренний конфликт — феномен внутриличностных переживаний и противоречий, приводящих порой к психосоциальной драме, а это обуславливает негативно-отклоняющееся поведение в открытой или латентной форме. Вместе с тем к четвертому периоду, после полутора лет воинской службы, внутриконфликтный синдром снижается (теперь уже не второй, а каждый третий—четвертый опрошенный). Это объясняется приближением срока увольнения в запас, а также тем, что срабатывает фактор адаптации к официальным и нео-!>ициальным нормам, и каждый из них занимает уже стабильную со-
циальную роль, кЬторая позволяет или переложить часть трудностей на плечи младших, или вообще самоустраниться от тех или иных проблем (с. 112). Подавляющее большинство поведенческих актов несет в себе агрессию (агрессивное поведение) и каждый десятый сталкивается мысленно или явно с реализацией суицидального поступка. Трагичность исследуемой проблемы заключается еще и в сложности конкретной, предметной социально-психологической диагностики. В воинских коллективах жестко срабатывает элемент неофициальной латентной субкультуры, "круговая порука", а ею охвачен каждый второй опрошенный, что обуславливает определенное поведение в отношении проступка сослуживца.
Было выявлено три особенности. 1. С увеличением срока службы идет сокращение установки на "искренность", т. е. выявляется факт доминирования неискренности в воинских коллективах. Информация о круговой поруке в первое полугодие службы поступает от каждого двадцатого воина, а в промежуточные периоды (второй и третий) — от каждого сотого респондента. И только на последнем этапе желаемая коммуникативная связь восстанавливается с каждым тридцать третьим воином-респондентом. Процент неискренних воинов-девиантов несколько выше по сравнению с их долей. 2. Большинство респондентов вне зависимости от национальности малоконтактны в отношении внутриколлективной жизни подразделения. 3. Чем здоровей морально-психологический климат воинского коллектива (т. е. чем позитивней он оценивается воинами), тем добропорядочнее взаимоотношения между военнослужащими разных сроков службы. Так, если в "очень плохих" коллективах замкнутых воинов более 3/4 от общего массива, то среди "посредственных" и "неудовлетворительных" их более половины от числа опрошенных. И только в подразделениях, которые оценены как "хорошие", искренним воином является каждый третий (с. 113).
Таким образом, чем хуже оценивается коллектив, тем сильней срабатывает в нем социально-криминальный контроль за индивидами, которые тотально вовлечены в латентно-нормативную систему неофициальной субкультуры военнослужащих срочной службы. А значит, создается благоприятная социально-психологическая почва для всевозможных форм асоциального поведения. Иначе говоря, в казарме воцарилась "новая зоосоциальная культура" (с. 113). ц
Социальные условия нашего общества создают двухуровневый блок причин, которые стимулируют возникновение отклоняющегося поведения военнослужащих срочной службы в первичных воинских коллективах. К субъективному блоку относятся: а) дисфункции процессов социализации молодых людей до призыва в армию; б) военно-воспитательная и педагогико-психологическая запущенность профессиональных военных кадров. К объективному блоку относятся.
а) дисфункциональные процессы в обществе; б) отсутствие должного нормативного регулирования с учетом изменившихся ситуаций в армии и обществе.
Все это свидетельствует о том, что дальнейшее развитие военно-социальной патологии может привести к огромным и невосполнимым потерям.
В армии действуют все основные механизмы социального контроля1.
Внешний контроль в армейском коллективе строго регулируется нормами права (прежде всего — воинскими уставами). Он осуществляется уполномоченными на то военными органами и должностными лицами (командир, военный прокурор) путем выявления и оценки действий военнослужащего на основе формальных требований с применением формализованных санкций — позитивных (поощрения) или же негативных (взыскания, наказание).
Предупреждение противоправного поведения этот вид контроля обеспечивает благодаря тому, что ставит поступок, действие в нормативно определенные рамки.
Индивид совершает отклонения от нормы тогда, когда она "мешает" ему достичь цели или же сама норма не достаточно определена, допускает неоднозначное толкание.
В наши дни нередки ситуации, когда сами военнослужащие определяют, кто должен соблюдать требования уставов, а кто нет. В частности, это относится к требованию приветствовать друг друга путем "отдания чести".
Излишние ограничения также приводят к массовым "отклонениям" . Никакие запреты не заставят старослужащих солдат отказаться отмечать "100 дней до приказа". Не логично ли было бы использовать сложившуюся традицию для легального праздника с поздравлением солдат, честно завершающих срок службы?
Серьезного реформирования заслуживает порядок реализации негативных санкций. Так, если содержание на гауптвахте в одной части является "отдыхом" от войсковых нелегких будней, то в другой части превращает молодых здоровых солдат в калек и инвалидов.
Дисциплинарный батальон и пенитенциарные учреждения могут назначаться в исключительных случаях. Значительно шире должны применяться позитивные санкции. "Косвенный" контроль играет тем большую роль, чем теснее взаимозависимость индивидов в коллективе. Ясно, что в армейских условиях значение мнения сослуживцев очень высоко
Ориентация командира на общественное мнение в целом помога-
1 При описании механизмов социального контроля в армии использованы частично материалы С М Чикина (Санкт-Петербург)
ет сокращению проступков. Но оно может страдать не меньшими недостатками, нежели нормативная система. В частности, "дедовщина" произрастает на основе сложившихся "традиций", выражая "общественное мнение" большинства (старослужащих).
Таким образом, социоконтрольная функция общественного мнения выполняется лишь тогда, когда оно само не является "девиантным".
Внутренний контроль — это усвоение в процессе социализации принятых в обществе ценностей и норм как своих собственных и, соответственно, добровольное их выполнение в действиях, поступках, поведении. Для военнослужащих, прежде всего молодых солдат, — это сопоставление усвоенных ранее норм и ценностей с нормами и ценностями, установленными и принятыми в армии, и подчинение им. При этом возможны конфликты нормативных систем, а потому и состояние внутренней дисгармонии. Если конфликт отсутствует или разрешается в пользу армейских установлений, поведение военнослужащего будет правопослушным. В противном случае высока вероятность девиант-ных проявлений. Процесс адаптации молодых воинов к новым для них требованиям требует времени. Очень важно, как командир и воинский коллектив воспользуются этим временем для возможно более безболезненного, бесконфликтного вхождения новобранцев в армейскую среду. "Солдафонские" методы со стороны командира и "неуставные отношения" в коллективе способны раз и навсегда отбить охоту к добровольному принятию армейских порядков. Может быть, стоит прислушаться к наставлению генерала М. Орлова (1821 г.): "Ежели хорошее обращение с самими солдатами есть одно из непременных моих правил, то кольми паче нужно с людьми неопытными, которые, оставляя семейство их и спокойную жизнь поселян, переходят в новый и строгий круг солдатского действия. Прошу... не спешить ставить рекрут на ногу совершенно фронтовую и более стараться на первых порах образовать их нравственность, чем телосложение и стойку" (с. 134).
Проблемам профилактики преступлений, правонарушений и иных форм девиантного поведения посвящена огромная зарубежная и отечественная литература. Ниже представлены лишь некоторые направления, апробированные автором в практической работе.
Прежде чем начать координировать взаимодействие социальных институтов в борьбе с отклонениями, надо выявить структуру основных "внешних" и "внутренних" (для армии) причин, стимулирующих негативные девиации воинов.
Если бы дефекты внеармейской оферы сократились как массовое явление, то количество девиантов, попадавших в армию, уменьшилось, а главное — влияние на них оказались бы "под силу" армейским институтам Допуская возможность попадания в воинские коллективы девиантов или появления их в ходе службы, внутриармейская девиан-
18-?024
тогенная сфера смогла при подлежащем контроле и свестись до естественного минимума.
Социолого-психологический подход во взаимодействии социальных институтов при формировании законопослушного, социально-позитив-ного поведения в звене "гражданин — воин, воин — гражданин" включает три блока проблем.
Первый блок - экономические социальные институты (экономико-хозяйственное, финансовое обеспечение и поддержание на благоприятно-допустимом уровне военнослужащих всех категорий и всех видов воинских коллективов и армии в целом.
Второй блок — политические социальные институты (государственно-правовое обеспечение на благоприятно-возможном уровне военнослужащих всех категорий и всех видов воинских коллективов в армии в целом).
Третий блок — социальные институты духовной области (духовно-патриотическое, нравственное и ценностно-общечеловеческое обеспечение на допустимо-максимальном уровне).
Анализ военно-воспитательной и дисциплинарной практики в воинских коллективах свидетельствует о преобладании до сих пор "административно-повелительного" подхода. Практика обучения и воспитания военнослужащих в первичных воинских коллективах была ущербной и профанированной: главной считалась идеологическая работа, а социолого-психологические и педагогико-правовые подходы занимались ее обслуживанием. Компетентной опоры на науки, изучающие человека, не было, а если учесть уровень образования и квалификацию военных кадров, то и быть не могло, так как во всем образовательном блоке едва просматривается военно-педагогический и психологический контексты.
66% из опрошенных нами экспертов считают, что наряду с "низкой" культурой общения" острым недостатком остается "неумелый подход командиров к подчиненным". Каждый третий эксперт отметил "военно-профессиональную, педагогико-психологическую малограмотность офицеров подразделений". И этот показатель занял первое место среди различных причин, обуславливающих межличностные конфликты в первичных воинских коллективах (с. 135).
Автором был разработан и апробирован (с 1981 по 1991 г.) социолого-психологический подход в работе с личным составом различных подразделений Воздушно-десантных войск. В пяти случаях подряд в ходе десятилетней практики удавалбсь добиться успехов в борьбе с так называемыми неуставными взаимоотношениями ("дедовщиной") в солдатской среде в отдельно взятых подразделениях. Этот подход успешно себя зарекомендовал и при подготовке курсантов — десантников учебного подразделения для службы в боевых условиях.
Успех концептуально-стратегического подхода в борьбе за формирование позитивного социального поведения воинов в первичных воинских коллективах зависит от обновления организационно-функциональных структур, а так^се от создания и качественной реализации специальных программ.
1. Информационно-коммуникативное обеспечение: гуманитарная и военно-техническая пропаганда посредством кино, телевидения, радио, издательской деятельности, устной и наглядной агитации, культурно-просветительной работы. Главная идея — опора на все лучшее и прогрессивное йэ арсенала расформированного института "замполитов".
2. Дисциплинарно-деликтологическое обеспечение: оперативная и профилактическая дисциплинарно-правовая работа по изучению и упреждению девиантно-деликвентных ситуаций в воинских коллективах подразделений, частей и соединений. Главная идея — введение в армии института "деликтологов", так как 9/10 правонарушений — объект изучения деликтологии, а 1/10 преступных правонарушений изучает криминология.
3. Социальное и правозащитное обеспечение: разработка, реализация и экспертиза социальных и правовых гарантий военнослужащих всех категорий; обеспечивает защиту чести и достоинства военнослужащего как гражданина и личности, а также членов их семей. Главная идея — введение адвокатских (правозащитных) служб и военно-социальных работников.
4. Духовно-нравственное обеспечение: включает духовно-религиозный аспект для верующих и стимулирование нравственных норм у всех военнослужащих. Главная идея — введение института военных священников.
5. Социоинженерное обеспечение: совокупность социальных наук, прикладной социологии, ориентированной на целенаправленное формирование и изменение военно-организационных структур, мотиваци-онных комплексов, определяющих человеческое поведение и обеспечивающих контроль за ним. Доминантной является научно-исследовательская деятельность. Главная идея заключается в введении двухуровневой программы для конкретных специалистов.
Первый уровень — для "социального клинициста", работающего в низовых звеньях (воинских коллективах).
Второй уровень - для "инженера-социолога" или "социолога-прикладника", работающего в военно-административных органах в интересах качественного .управления, социального конструирования, диагностики и социально-стратегических прогнозов. В Вооруженных Силах целесообразно создать специальную инфраструктуру от высших военных звеньев (где упор должен -быть сделан на исследовательско-управленческих, соционормативных, финансово-эко-
номических аспектах) до первичных структур (где должны преобладать информативно-коммуникационные, социально-правозащитные, дисциплинарно-психологические, деликтологические аспекты). Главная цель их деятельности должна включать выработку эффективной и мобильной военной политики по проблемам войны и мира; а также информационную правозащитную деятельность и психосоциоклиниче-скую работу.
С. В. Ворошилов
95.03.029. СИДОРЕНКО С. А. БЕЗДОМНОСТЬ: СОЗДАНИЕ СОЦИАЛЬНОГО ДНА. (Обзор).
Проблема бездомности — это не только и не столько проблема физического отсутствия крыши над головой, стало быть, и не столько проблема жилищной политики, строительства и так далее. Бездомные — это люди, лишенные социальных ресурсов, связей, статусов. То, как общество воспринимает таких людей и как оно относится к ним, является очень показательным. В нашем случае оно на всех уровнях само активно формирует социальное дно, стигматизируя бездомных и лишая их тем самым возможности реинтегрироваться в общество.
Возникнув в милицейских протоколах, понятие "бомж" распространилось сейчас практически на всех бездомных людей. В одну общую категорию сводятся сотни тысяч различных судеб, личных драм, от которых, как понимаешь, общаясь с этими людьми, мало кто застрахован. Становясь для окружающих "бомжом", человек оказывается поневоле заложником весьма определенной социальной роли. Это роль девианта, изгоя, существа, отвратительного морально и физически. При этом, как писал криминолог Альберт Коэн в своей известной работе "Девиантность и контроль", в носителе подобной роли побуждается именно то психологическое самовосприятие, которое толкает его на путь девиантной карьеры (3). Ощущая себя неудачником, павшим человеком и видя, что законные способы удовлетворения потребностей для него закрыты, "бомж" постепенно пересматривает свою систему ценностей, жизненных целей, доступных способов их достижения. Он уже часто сам ограничивает выбор возможных способов поведения, начинает жить сегодняшним днем, не обращается за помощью к окружающим, особенно к тем, кто, по его мнению, наделен властью. Невозможность больше использовать социальные ресурсы, обращаясь к родственникам и друзьям, экстерняЗшзированный локус-контроль, фатализм, невозможность планирования собственной жизни, алкоголизм, болезни — все эти приводит к физической и психической деградации.
Исследование "Причины и последствия бездомности в Москве", проводившееся в 1993-1994 г. по заказу Британского совета социаль-
