CC BY
14
Алексей Малашенко,
доктор исторических наук
2020 год - ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ КАВКАЗА?
Попытка заглянуть на десять лет вперед на Северном Кавказе (СК) наталкивается на целый ряд трудностей. Во-первых, в этой части Российской Федерации (РФ) постоянно действуют противоречивые, даже взаимоисключающие тенденции; во-вторых, необходимо учитывать субъективный фактор, т.е. деятельность отдельных политиков, принимающих решения. Личностный фактор в полутрадиционном кавказском обществе всегда играл очень большую, а подчас исключительную роль. По этим и иным причинам едва ли можно ожидать, что какой бы то ни было сценарий -оптимистический или инерционный (который следует считать негативным) - может осуществиться в этом регионе в полной мере. Развитие событий на СК неразрывно связано с положением дел в самой РФ, но и тут перспективы ближайшего десятилетия отличаются большой неопределенностью. Вспоминая прогнозы начала 1990-х, приходится констатировать, что мрачные предположения оказались ближе к истине: за этот период на СК произошли две войны и ряд локальных конфликтов. С другой стороны, самый трагический вариант - выход СК из состава РФ и тотальная гражданская война - все-таки не оправдался. 20 лет назад преобладали пессимистические прогнозы, речь обычно шла о том, какой кризис и каким образом будет развиваться. В 2010 г. власть предложила вариант выхода из северокавказского кризиса. «Бисценарный» подход, таким образом, в какой-то мере оправдан.
В конце 2009 г. Москва объявила о «перезагрузке» политики на кавказском направлении. Президент РФ объявил о создании нового Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) и назначил полпредом СКФО А. Хлопонина, возродив почти угасшие надежды на улучшение ситуации в регионе. Этот шаг косвенно свидетельствовал о том, что Центр признает ошибочность прежнего курса и намерен от него отказаться или скорректировать. Создание СКФО, в который были включены регионы со схожими проблемами, дает надежду на комплексное решение, среди которых политическая напряженность, наличие вооруженной оппозиции, присутствие радикального ислама. Выбор губернатора Красноярского края А. Хлопонина в качестве полпреда определялся двумя соображениями: во-первых, его успешной работой на предыдущем посту, а во-вторых, невовлеченностью в кавказские политические
интриги. Благодаря независимости от местных элит он должен был принимать самостоятельные решения, оставаясь вне сложившихся клановых, бюрократических и коррупционных схем. Авторитету Хлопонина способствует и высокий статус вице-премьера российского правительства. Новый курс и назначение Хлопонина были изначально сопряжены с определенными издержками. Отсутствие у Хлопонина опыта работы на Кавказе является не только достоинством, но и недостатком. К тому же далеко не все северокавказские политики были согласны с созданием нового округа. Местных политиков беспокоили широкие полномочия «московского наместника» и дополнительный контроль над их деятельностью, в том числе финансовой. Особо следует упомянуть главу Чечни Р. Кадырова, который выстроил доверительные, неформальные отношения с премьером В. Путиным; для Кадырова Хлопонин -дополнительная и лично ему ненужная «промежуточная» ступень в общении с высшим руководством страны.
В экспертном сообществе мнения относительно возможности переломить ситуацию в регионе разделились. Приближенные к власти аналитики высказываются в пользу ожидаемых и даже неизбежных позитивных перемен, тогда как независимые эксперты настроены скептически. И создание нового округа, и назначение Хлопонина они рассматривают как паллиатив: перестановка фигур вместо реальной модернизации. Официальный оптимизм в связи с СКФО и назначением Хлопонина не кажется убедительным. Скорее «новый курс» свидетельствует о том, что власть питает отчаянную надежду на то, что этот посторонний Кавказу человек волшебным образом вдруг сумеет подобрать «золотой ключик» к решению его проблем. Возникало даже впечатление, что путин-ско-медведевский тандем таким образом как бы уходил от ответственности за Кавказ, перекладывая ее на плечи постороннего удачливого менеджера. Тем не менее образование СКФО и назначение Хлопонина явились отправной точкой возможного оптимистического сценария. Альтернативой ему остается инерционный сценарий, т.е. по сути, тот, по которому продолжает жить СК. В начале 2010 г. могло возникнуть впечатление, что новый курс состоит из двух параллельных направлений: первое - социально-экономическое, инновационное, за успех которого отвечает полпред; второе - поддержание стабильности, борьба против терроризма, активность которого не ослабевает. Ответственность за второе направление несут силовики.
В январе 2010 г. Президент РФ Д. Медведев на встрече с главой Северной Осетии Т. Мамсуровым сказал, что «ключ к решению проблем округа и регионов, которые в него входят, заключается не в том, чтобы нагнетать страсти и постоянно тиражировать разговоры о том, что в регионе коренятся основные проблемы: преступность и терроризм... Ключ находится в социально-экономическом развитии». Тогда же президент говорил о желательности достижения первых результатов уже в 2010 г. «Хлопо-нинский сценарий» не предлагал детальной разработки того, как именно должен выглядеть обновленный подход к поддержанию стабильности. Между тем без выработки новых мер трудно ожидать стабилизации, а без стабилизации невозможно проводить новый социально-экономический курс.
Речь идет, во-первых, об ограничении силовой составляющей федеральной политики. Упор на силовые действия сохраняется со времени второй чеченской войны, но если в начале 2000-х годов он был оправдан, то сегодня он себя исчерпал. Спецоперации местных и федеральных силовиков вызывают неприязнь и страх у значительной части населения, способствуя росту скрытых и явных симпатий к боевикам. От силовых действий часто страдает мирное население. Чрезвычайно важно минимизировать жертвы среди гражданских лиц.
Во-вторых, важно добиться от сотрудников правоохранительных органов соблюдения закона, исключить незаконные задержания, применение пыток, запретить практику «коллективных наказаний», когда карательные меры применяются к родственникам тех, кто участвует в вооруженном сопротивлении.
В-третьих, необходимо найти какую-то форму признания радикалов как оппозиции, дифференцированно подходить к участникам протестного движения.
В-четвертых, следует постепенно создавать нормальные условия для контактов и установления диалога с инакомыслящими мусульманами, с носителями нетрадиционного ислама, включая тех, кто стоит на позициях фундаменталистской и иной идеологии. Такого рода неформальный опыт общения уже накоплен. Снижению накала страстей способствуют согласительные инициативы местных политиков, например президента Ингушетии Юнус-бека Евкурова, уже выступавшего с обращением к Хлопонину о помиловании или прощении тех, кто, уйдя в подполье, не совершил серьезных преступлений и готов вернуться к нормальной, мирной жизни.
В-пятых, важно установить практику открытых судебных процессов над участниками вооруженного подполья. Это могло бы дать власти дополнительный аргумент для обоснования собственной правоты и одновременно лишить экстремистов ореола героических борцов за справедливость.
Наконец, в-шестых, администрация должна признать допущенные ошибки, а виновные в них должны понести наказание. Это способно поднять ее авторитет в глазах населения, который сегодня невысок.
Понятно, что после многолетнего противостояния и обоюдной жестокости идти на уступки, делать упор на примирение очень трудно, тем более в условиях непрекращающейся террористической активности. Американский исследователь Г. Хан продемонстрировал динамику терактов на СК на основе анализа материалов, содержащихся в российских публикациях. В 2010 г. активность террористов не просто усилилась, но после перерыва в несколько лет вновь выплеснулась за пределы региона - в марте двойной теракт в московском метро унес жизни 40 человек. До этого, в ноябре 2009-го, на линии Москва-Санкт-Петербург был подорван «Невский экспресс». В самом регионе теракты стали чуть ли не обыденностью: в 2009-2010 гг. состоялись покушения на трех глав кавказских республик, в июле 2010 г. произошел теракт на Баксанской ГЭС в Кабардино-Балкарии. Все это указывает на то, что потенциал экстремистов, как военно-технический, так и человеческий, по-прежнему высок. В каком-то смысле их активизацию можно рассматривать как ответ на объявление новой политики Москвы на северокавказском направлении. Радикалы опасаются не ужесточения силовых методов - на жесткие методы они давно научились реагировать, - а как раз их ослабления, поскольку это ведет к маргинализации боевиков, осложняет им рекрутирование новых сторонников.
Бесполезно добиваться и полной унификации ислама под эгидой местных духовных управлений или пытаться укреплять авторитет местных духовных управлений ислама, с тем чтобы они «отваживали» мусульман региона от экстремистов. В плане богословия, а также идеологических установок ислам всегда сочетал в себе различные направления. Поэтому оптимистический сценарий предполагает даже не консенсус между различными направлениями, но перевод дискуссии преимущественно в теологические рамки. Полностью «деполитизировать» ислам невозможно. Тем более что к политизации стремятся некоторые светские политики, на-
пример Р. Кадыров. Расчет на то, что перечисленные выше меры помогут снизить напряженность, т.е. приблизить реализацию оптимистического сценария, может показаться наивным и в ближайшее время недостижимым. Риски очень высоки, и главный из них состоит в том, что подобные действия власти могут быть расценены ее противниками как проявление слабости. С другой стороны, в ближайшее десятилетие полная победа над радикальной религиозной оппозицией представляется невозможной. Главной и реальной целью, которая может быть достигнута, является ослабление про-тестного движения, лишение его пополнения за счет молодежи. А при разумных действиях власти теракты перестанут быть систематическими. Можно также рассчитывать, что удастся пресечь тактику ударов по инфраструктуре, которую боевики стали осваивать с 2009 г.
Инерционный сценарий подразумевает, что сохранится упор на доминирование силы, а перечисленные выше меры не будут использованы. Продолжение прежней политики (слегка исправленной) будет означать продолжение той же ответной реакции со стороны боевиков. События пойдут по кругу «вызов-ответ-вызов»; будет нарастать раздражение местного населения и неверие в то, что власти способны стабилизировать ситуацию. В мае 2010 г. Хлопонин заявил, что заинтересован принять участие в назначении любых федеральных чиновников. В его окружении уже образовался целый штат новых замов и советников из числа силовиков. Советником полпреда стал А. Еделев, остался на посту начальник Главного управления МВД РФ по СКФО Е. Лазебин. Похоже что, предоставив Хлопонину заниматься сугубо экономическими делами, Москва отдает вопросы безопасности на откуп сторонникам старой линии. Настороженность вызывают и некоторые высказывания политиков федерального уровня, в том числе Хлопонина, который заявил, что «под маской терроризма и религиозного экстремизма... пытаются работать бандиты, организованные преступные группировки, которые занимаются переделом собственности». Подобные слова на Кавказе понимают так, что «наверху» регион воспринимается как бандитское логово. В результате вероятность инерционного сценария только увеличивается.
Устранение лидеров радикальной оппозиции само по себе не дает возможности переломить ситуацию на СК. Разумеется, силовики не откажутся от подобной тактики, и мы еще не раз услышим об уничтожении предводителей боевиков и целых бандформирований. Полемика о выборе между приоритетом силы и более осто-
рожной, «мягкой», линией иногда упирается в прямо поставленный вопрос: возможно ли распространение на весь Кавказ крайне жесткой политики Р. Кадырова? Большинство политиков и экспертов полагают, что перенос чеченского опыта «умиротворения» на весь регион чреват ответным насилием и общественными потрясениями. По подсчетам Г. Хана, в Чечне в 2008 г. было убито 34, а в 2009 - 98 боевиков. В августе 2010 г. министр внутренних дел Чечни Р. Алханов сообщил, что с начала года уничтожено 48 и захвачено 128 боевиков. Точное количество воюющих против Кадырова неизвестно, зато очевидно, что они пользуются поддержкой у части населения, в том числе и в окружении самого Кадырова.
С другой стороны, и в Москве, и на Кавказе присутствует своего рода «зачарованность» успехами Кадырова, который именно благодаря своей жесткости сумел достичь относительной стабильности - в отличие от Дагестана и Ингушетии, где акты вооруженного насилия совершаются практически ежедневно. В этих республиках можно услышать, что в Чечне порядок все же восстановлен и со временем для нормализации ситуации в других республиках могут потребоваться еще более жесткие меры. В случае Дагестана это приведет к трагедии. При таком развитии событий инерционный сценарий обратится в катастрофический; нестабильность обретает глубокий хронический характер. Социальные потрясения распространятся на пока еще сравнительно благополучную западную часть региона, где для их возникновения уже сейчас сложились серьезные предпосылки. Так что чеченский опыт «замирения» остается исключением, а чрезвычайные меры связаны с необходимостью преодоления последствий двух войн. На решение социально-экономических проблем федеральной власти потребуются в лучшем случае десятилетия. Нельзя рассчитывать и на то, что по мере улучшения экономической ситуации сам по себе «рассосется» религиозный экстремизм, исчезнут противоречия между властью и обществом. Взаимосвязь политики с религией, макро- и микроэкономикой, безработицей безусловна, но отнюдь не линейна. По выражению аналитика С. Маркедонова, «теракты возникают не среди людей, которые копаются на помойках... Террористы - это не люди, у которых проблема с трудоустройством. В радикалы идут потому, что нет политической реализации». Расчет на то, что экономика является единственным «локомотивом», способным вытащить Кавказ на правильный путь, в корне неверен. К модернизации СК приходится приступать в условиях его продолжающейся демодернизации.
Оптимистический сценарий предполагает принципиальные подвижки именно в политике. Среди них основная - преодоление разрыва между обществом и властью, как местной, так и федеральной. Для этого необходима прозрачность в работе местных администраций, участие руководителей в публичных круглых столах, их доступность - возможность вступать с ними в диалог и задавать им вопросы в Интернете. Развитие событий по этому пути предполагает, что чиновники несут ответственность перед населением, более эффективно работают законодательные институты власти, активны партии, которые менее, чем теперь, привязаны к местным кланам. Созданы нормальные условия для неправительственных организаций. Под строгим контролем находится распределение финансовых средств - в первую очередь поступающих из федерального бюджета, но также и местных. В 2010 г. на конференции «Единой России» в Кисловодске депутат Ставропольской городской думы О. Тимофеева, обращаясь к премьеру, заявила, что половина денег, поступающих на обустройство СК, опять будет разворована. В. Путин промолчал. (Еще Б. Ельцин публично сетовал на то, что не знает, куда деваются выделяемые для Кавказа деньги.) Оптимистичный сценарий предполагает, что соблюдение федеральных законов поможет поставить барьер на пути «исчезновения» финансовых средств.
Только закон регулирует отношения между властью и обществом; жесткое следование ему определяет социально-экономическое развитие региона. Трудность же состоит в том, чтобы законы заработали в крайне неблагоприятных для их соблюдения условиях. Здесь главную роль играет федеральный Центр. Исполнение законов сдерживает коррупцию. Наделение Хлопонина «беспрецедентными полномочиями», по мнению начальника ГУВД по Волгоградской области А. Кравченко, также имеет целью «ликвидацию коррупционной составляющей». Уровень коррупции на СК неизбежно оказывается выше, чем в остальной России, что объясняется традиционным характером общества, привычкой рассматривать административный пост как источник материального благополучия, а также клановой системой лояльностей. Коррупция неразрывно связана с наличием теневого сектора, который еще в бывшем ЮФО, предшественнике СКФО, составлял от 40 до 60% экономики (вдвое больше, чем в России).
В 2004 г. неконтролируемые доходы в ЮФО были сопоставимы с объемом государственной помощи субъектам округа. Объем теневой экономики за последние пять лет не только не
уменьшился, но, очевидно, увеличился. Именно этот сектор, не учтенный в официальной статистике, в немалой степени обеспечивает выживаемость населения. Функционированием теневой экономики объясняется то, что в регионе не наступает экономический коллапс. Роль теневой экономики необходимо учитывать, выстраивая отношения с субъектами региона. А местные руководители, торгуясь с Центром о получении финансовой помощи, сознательно замалчивают роль теневой экономики, стараясь в глазах Москвы представить свои республики беднее, чем они есть на самом деле. Следует добиваться легализации значительной (большей?) части теневого сектора, а также, чтобы коррупция стала «предсказуемой». Подобный опыт уже есть в Чечне. Таким образом, говоря об успехе (частичном), нужно подразумевать не устранение негативных тенденций, но их ограничение и введение в определенные рамки. Тогда достижение результата представляется возможным.
Как пойдут дела при инерционном сценарии, детально расписывать не имеет смысла. Отметим лишь некоторые очевидные обстоятельства. Взаимное отторжение людей и власти будет нарастать. Законы по-прежнему не будут действовать, системная коррупция сохранится, превратившись, наряду с клановостью, в главный механизм распределения материальных ресурсов, а также административных должностей. В этих условиях теневой сектор охватывает все области экономики, а сама экономика окончательно становится «черной дырой», куда будут проваливаться деньги из федерального бюджета.
Контроль региона из Центра остается номинальным, он осуществляется за счет личных связей между представителями московской и местной элит, причем позиции последней резко усиливаются. Несмотря на возросшую самостоятельность местных элит, собственно сепаратистские тенденции остаются маргинальными и не входят в сферу за пределами «большой политики», но при этом формируется феномен «внутреннего сепаратизма», т.е. существования в рамках страны полу- или вообще неуправляемых территорий. Рано или поздно Центр осознает это обстоятельство и попробует еще раз «восстановить порядок на Кавказе», но на этом этапе масштабное применение силовых методов будет крайне болезненным и может привести к затяжному военному конфликту.
Вопрос о границах - межреспубликанских и внутри некоторых субъектов - остается до конца нерешенным. В первую очередь речь идет о границе между Ингушетией и Северной Осетией. За
последние два года усилиями президентов обеих республик при участии Центра были предприняты шаги по урегулированию территориального спора вокруг Пригородного района. Оптимистический сценарий предполагает окончательное решение данной проблемы, в принципе оно достижимо. Этому способствует нынешний консенсус осетинской и ингушской элит, а также усталость общества от постоянной напряженности: уровень взаимной озлобленности снизился по сравнению с 1990-ми годами. Взрывоопасными остаются границы между Ингушетией и Чечней, а также Чечней и Дагестаном. Однако пока местные политики явно не заинтересованы в обострении отношений, пограничный вопрос вообще не будет играть заметной роли. Если такое согласие будет достигнуто, на внутриреспубликанском уровне могут, по мере необходимости, регулироваться вопросы создания этнических анклавов; будут поддерживаться постоянные контакты с организациями, представляющими интересы этнических меньшинств. Таким образом, межэтнические противоречия в отдельных республиках уходят на периферию политической жизни, возникая лишь время от времени в результате провокаций со стороны отдельных радикально настроенных лиц.
При инерционном сценарии пограничные вопросы оборачиваются острейшими межэтническими столкновениями и дестабилизируют обстановку по всему региону. Осетино-ингушский конфликт провоцирует широкое противостояние, в которое будет вовлечена Чечня, где периодически возникают разговоры о восстановлении в советских границах Чечено-Ингушетии (при доминировании Чечни). Конфликт может также принять и религиозную форму, поскольку большинство осетин являются христианами. Восстановление Чечено-Ингушетии становится одним из главных лозунгов чеченского руководства; его амбиции возрастают, и начинают звучать требования пересмотра границ между Чечней и Дагестаном. В возобновившийся осетино-ингушский конфликт вовлекаются выходцы из Южной Осетии (кударцы), сыгравшие заметную роль в трагедии 1992 г. Реанимируется идея «Великой Осетии», т.е. создания Республики Осетия как единого субъекта в границах РФ. Среди части черкесов (помимо собственно черкесов, к ним относятся кабардинцы, адыги, шапсуги, убыхи, абхазы) вновь проявляются настроения в пользу образования Республики Черкесия в качестве отдельного субъекта Федерации. Раздаются и более радикальные призывы - к созданию «Великой Черкесии».
Возрастает напряженность в межэтнических отношениях между черкесскими народами и их соседями в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. Положение усугубляется тем, что оппоненты черкесов и кабардинцев из числа карачаев и балкарцев более исламизированы и в их среде действуют джамааты, которые контактируют с авторитетами из Имарата Кавказ. В результате еще более ухудшаются российско-грузинские отношения. Все это негативно сказывается на международном положении России: к упрекам в признании сепаратистов добавятся обвинения в намерении аннексировать часть грузинской территории. Российское руководство обвиняют в том, что оно не способно решать внутренние проблемы и готово идти на громадный риск ради поддержки осетин и абхазов. Пограничный вопрос легко используется самыми различными силами для раскачивания ситуации в регионе и вокруг него. Подготовка к проведению в 2014 г. Олимпиады уже привела к обострению так называемого черкесского вопроса, который, как казалось некоторым, утрачивал свою остроту. Ряд организаций черкесов выступили против Олимпиады, которая, с их точки зрения, проводится «на черкесских могилах» (в этих местах погибли и похоронены десятки тысяч мигрантов с Кавказа, покидавших Россию в XIX в.).
Оптимистический сценарий предусматривает смягчение этой проблемы и снижение напряженности, связанной с протестами черкесов. В настоящее время сохраняется возможность сдержать страсти и не допустить, чтобы конфликт перешел в активную стадию. Для этого потребуются усилия и местных, и федеральных властей. Следует с пониманием относиться тому, что черкесские народы болезненно воспринимают некоторые эпизоды своей истории. Но одновременно не следует допускать обострения межэтнических отношений в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, в частности, когда дело касается распределения административных постов.
При негативном развитии событий сочинская Олимпиада становится дополнительным дестабилизирующим фактором. Если федеральная власть станет игнорировать настроения черкесов, это усугубит отрицательное отношение к Играм и спровоцирует их противников на более решительные действия. Наиболее вероятны манифестации, которые по мере приближении срока Олимпиады будут происходить все чаще. Возможна и более радикальная реакция, вплоть до террористических актов как накануне Игр, так и непосредственно в ходе их проведения. Вероятна координация
действий между Имаратом Кавказ и радикально настроенными черкесскими группами. До настоящего времени сотрудничество такого рода не наблюдалось, поскольку призыв к созданию «Великой Черкесии» на основе этнической общности противоречит главной цели руководителей Имарата - объединению Кавказа на основе ислама. Однако наличие общего противника в лице российской власти может подтолкнуть их к объединению усилий. Если подобное взаимодействие - пусть временное - возникнет, оно может поставить под угрозу проведение Олимпиады или привести к трагическим эксцессам в ходе самих Игр. Направленные против Олимпиады террористические акты, которые, по мнению специалистов, очень трудно предотвратить, дискредитируют политику Москвы на СК и поставит под сомнение ее способность улучшить ситуацию в регионе. Россия будет выглядеть как «слабое звено» в мировой антитеррористической борьбе. Ущерб от негативного сценария на олимпийском направлении трудно переоценить. Хотя речь идет о событиях, которые могут произойти до 2020 г., их негативные последствия будут иметь долгосрочный характер.
Будущее СК до 2020 г. невозможно прогнозировать без учета влияния местной традиции, которое стремительно возрастает. На СК этнокультурная традиция, религия (ислам) неотделимы от политики, и расчет на то, что в обозримом будущем, тем более к 2020 г., здесь установится секуляризм, является глубоким заблуждением. При оптимистическом сценарии влияние традиции на социальную и политическую обстановку сохранится и останется достаточно высоким даже при успешной модернизации экономики, восстановлении законности и порядка, реконструкции системы образования и т.д. Однако в благоприятной обстановке, когда действуют общероссийские законы, власть стремится к обеспечению социальной справедливости, а население видит, что она действительно исходит из интересов народа, апелляция к традиции носит более ограниченный характер, влияние традиции распространяется в основном на семейную сферу и этику поведения. В этих условиях удается ограничить политизацию ислама и его протестный потенциал.
Создание и устойчивое функционирование современного туристического сектора не просто вовлекает в него десятки тысяч людей (только строительство пяти горнолыжных центров может создать 160 тыс. рабочих мест - у населения региона появляется возможность познакомиться с передовыми технологиями, расширить кругозор, пообщаться с новыми людьми). Федеральная власть
также задумывается о возможности эффективно использовать местную традицию: именно на это направлена инициатива Д. Медведева, который в 2010 г. поручил А. Хлопонину проработать вопрос о создании Совета старейшин СКФО. Разумное и сдержанное обращение с традицией поможет вовлечь в кавказские дела русское население. Речь идет не о возвращении в регион уже покинувших его русских, но о привлечении на Кавказ специалистов из других российских регионов, как это было в СССР в 1950-е годы с той разницей, что те, кто может поехать на Кавказ ради высоких заработков, не осядут здесь навечно. В рамках оптимистического сценария удается приостановить процесс возвращения к традиционному укладу и найти оптимальный баланс между традицией и модернизацией. Этот устойчивый симбиоз обеспечивает стабильность в обществе, способствует преодолению кризиса идентичности. На Кавказе более адекватно и доброжелательно воспринимаются общероссийские гражданские ценности, а сам регион перестает восприниматься как «чужая/чуждая» территория (утрачивает сомнительную славу «внутреннего зарубежья») и становится полноценной частью России, хотя и со своей спецификой.
Инерционный сценарий означает необратимый процесс возвращения к традиции, которая становится главным механизмом регулирования общественных отношений. Демодернизация общества пройдет точку невозврата, а регион окончательно превратится в «чужое/чуждое» пространство («внутреннее зарубежье»). Усилится влияние шариата, поскольку именно он представляет собой целостную законодательную систему, охватывающую все сферы жизни. Федеральные законы применяются чисто формально, а то и не применяются вовсе. (Уже сейчас «применение адата и других традиционных законов часто бросает вызов российской Конституции».) Существующие в Чечне, Дагестане суфийские тарикаты -Накшбандийя, Кадырийя, Шазилийя - становятся основными, важнейшими политическими игроками. Их политическое влияние получает дополнительную легитимность, тем более что уже сейчас многие политики в Дагестане являются мюридами (последователями) суфийских шейхов. Светская власть подменяется традиционными институтами - шариатскими судами, советами старейшин и пр., а то и сливается с ними.
В то же время и сама эта власть постоянно апеллирует к традиции как к удобному инструменту для контроля над обществом. Государство активно вмешивается в религиозные дела. Наиболее последовательно такой курс с середины 2000-х годов проводит
Р. Кадыров. Свой интерес к традиционным институтам не скрывает Юнусбек Евкуров (в 2010 г. он высказал неожиданную мысль, что именно тейпы могли бы внести вклад в развитие туризма, взяв под свой контроль реконструкцию знаменитых ингушских башен). Хотя конкуренция между носителями нетрадиционного (салафит-ского, фундаменталистского) и традиционного суфийского ислама продолжается, она все чаще сопровождается сотрудничеством между соперниками во имя достижения общей цели - исламизации (шариатизации) общества. Такая кооперация, которая носит скрытый характер, имеет место уже сейчас и становится систематической и публичной. Все это создает благоприятные условия для исламистской оппозиции. Общество оказывается поляризованным: не все разделяют идею исламизации (тем более шариатизации), но сторонники светского государства остаются в меньшинстве. (Усиление фактора традиции не является чем-то исключительным. Подобный процесс происходит в странах Центральной Азии - Таджикистане, Узбекистане и Киргизстане, - где влияние ислама на общество, а также на политику становится все более заметным. В Таджикистане, по мнению специалистов, ретрадиционализация уже необратима.)
Традиция, прежде всего религиозная, полностью самодостаточна; ее приверженцы более не желают вписываться в юридические и культурные рамки РФ, и постепенно традиция превращается в инструмент противостояния с Центром. Чем сильнее влияние традиции, тем труднее удерживать контроль над состоянием дел в регионе, а также контролировать действия некоторых политиков, например Кадырова, чьи выступления иной раз носят провокационный характер. Хотя правящие элиты сохраняют лояльность Москве, однако в недрах кавказского общества постепенно укореняется идея о возможности возврата к политическому суверенитету по модели 1990-х годов (но, по всей видимости, при сохранении на нынешнем уровне финансирования из федерального бюджета).
Развитие социально-экономической сферы - будь то по оптимистическому или инерционному варианту - имеет смысл рассматривать только в связи с успехами или неудачами в политической сфере. Кроме того, социально экономическое развитие неразрывно связано с характером отношений между властью и обществом, а также уровнем стабильности, степенью включенности ислама, точнее, разных направлений исламской идеологии в общественно-политическую жизнь. Если не принимать во внима-
ние взаимосвязь этих факторов, любая экономическая и социальная стратегия оборачивается утопией, маниловщиной.
Еще в январе 2010 г. на совещании по вопросам развития СКФО А. Хлопонин обозначил пять приоритетных направлений:
1) разработка комплексной стратегии по всему округу, а на ее основе - четких планов по каждой республике;
2) принятие специальных решений для улучшения инвестиционного климата, создание «региональных и индустриальных парков»;
3) разработка федеральными ведомствами и естественными монополиями «специальных инвестиционных программ по развитию инфраструктуры»;
4) улучшение качества жизни людей, благоустройство;
5) наведение порядка в госаппарате и во власти.
К этому можно добавить и другие пункты, неоднократно упоминавшиеся Центром и полпредом, как то: резкое сокращение безработицы; модернизация аграрного сектора; точечная мобилизация местных ресурсов; создание общекавказского рынка; формирование особых экономических зон; улучшение системы образования. Пожалуй, наиболее детально изложены соображения по развитию туризма, на которое выделяется 480 млрд. руб. Бросается в глаза, что среди обозначенных Хлопониным приоритетов наведение порядка во власти упомянуто лишь последним, пятым пунктом. Разумеется, спустя несколько месяцев после своего назначения полпред уяснил, что политический вопрос все же является главным. Однако его предварительный настрой явно свидетельствует о недостаточном учете и непонимании кавказской специфики. На Межрегиональной конференции «Единой России» руководители республик предложили сразу 126 проектов (20 из них были признаны приоритетными, а 6 - «самыми приоритетными»). Чрезмерно длинный перечень первоочередных проектов настораживает, создавая впечатление отсутствия четкости в самой концепции реконструкции Кавказа.
Оптимистический сценарий, конечно же, не означает выполнение всего задуманного. О продвижении в нужном направлении можно будет говорить по мере решения следующих задач: создания надежного инвестиционного климата, прежде всего обеспечения устойчивых государственных гарантий частным инвесторам; создания обещанных Путиным 400 тыс. рабочих мест; запуска мощного туристического кластера; кардинального улучшения ситуации в сельском хозяйстве; создания условий для развития ма-
лого бизнеса. Решение прочих вопросов зависит от выполнения этих первостепенных задач. В случае успеха вырастет эффективность республиканских экономик, появятся внутренние инвестиции, на местах возникнут различные производства, в том числе связанные с переработкой сельхозпродукции. Хозяйственная активность на местах будет способствовать снижению уровня безработицы. На этом фоне можно ожидать повышения уровня жизни местного населения, появления возможностей для развития социальных инфраструктур, улучшения положения в области культуры и спорта. Может также сдвинуться с мертвой точки решение экологических проблем - сегодня окружающая среда находится в катастрофическом состоянии, особенно в послевоенной Чечне и Дагестане. В результате можно рассчитывать на сокращение миграции кавказской молодежи в центральные регионы России. Общим же долгожданным успехом будет перелом негативных тенденций, реализация затянувшихся ожиданий, появление веры в будущее.
Инерционный сценарий означает, что перечисленные выше задачи остаются нерешенными. Здесь же следует отметить одно обстоятельство, которое может сыграть злую шутку с теми, кто делает ставку на туризм. Может быть создан гигантский по масштабам Северного Кавказа уникальный туристический кластер. О его масштабах свидетельствует намерение построить сеть автодорог в районе Минеральных Вод, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. Хлопонин говорит о необходимости строительства там трехзвездочных отелей, т.е. речь идет о стремлении сделать туризм массовым. Однако даже если соответствующая инфраструктура будет создана, сегодня невозможно предсказать, сумеет ли местная туриндустрия привлечь сюда россиян и будут ли конкурентоспособными услуги местной туристической отрасли. Кавказское гостеприимство не тождественно профессиональному обслуживанию клиентов, а цены на качественный отдых в Турции и Европе зачастую оказываются ниже отечественных. Поэтому положительный эффект от туристических комплексов может оказаться намного ниже ожидаемого. Понятно, что помимо двух, крайних сценариев существует также третий, промежуточный: стагнация, как и демодернизация, кое-как сдерживаемые вливаниями из федерального бюджета, могут принять вялотекущие формы и продолжаться бесконечно долго. Это сценарий перманентной нестабильности, при которой все равно развиваются негативные тенденции и происходит, пусть и замедленное, движение к
коллапсу. Таким образом, промежуточный сценарий оказывается ближе к инерционному, фактически являясь его затянувшейся стадией.
Развитие ситуации на СК следует рассматривать в более широком историческом и политическом контексте, включая в него положение СК в составе СССР. Советская политика на СК принципиально отличается от нынешней, в частности, она нивелировала специфику межэтнических, религиозных отношений, произвольно устанавливала внутренние границы, экспатриировала, ставя на грань уничтожения, целые народы. Осуществлявшаяся в советские годы модернизация способствовала развитию региона, но носила, как и по всей стране, ограниченный характер и в конечном итоге вела в тупик. Трансформация общества медленно, но верно оборачивалась его стагнацией. Многие проблемы не решались, но загонялись внутрь, дожидаясь своего часа. Этот час наступил с распадом СССР. «В том, что происходит сегодня на СК, - пишет политолог И. Яковенко, - нет ничего неожиданного. Странно было бы, если бы этого не было. И призывы "жить дружно", и заклинания о нерасторжимости судеб... бессмысленны». Центральная российская власть до сих пор не может предложить выход из тупика, в котором оказался СК. В этом повинен не только Центр, чья политика в регионе была сопряжена со множеством ошибок, в том числе преступных; виновата и местная элита, которая более всего заботилась о собственном благополучии, игнорируя социальные проблемы и продолжая надеяться, что за их решение несет ответственность Москва. Кавказские политики недооценили, точнее сказать, не хотели признавать религиозно-политическую оппозицию, убеждая самих себя и московский Центр, что им противостоят криминальные группировки, попросту «бандиты». Для решения проблемы Кавказа потребуется длительное время, которое не исчерпывается жизнью одного поколения. Одной из важнейших причин является то, что даже по мнению оптимистов террористическая активность не снизится в ближайшие 15-20 лет. Облеченный в религиозную форму терроризм - закономерный продукт исторического процесса, результат многочисленных ошибок, совершенных политиками - мусульманскими, европейскими, американскими, российскими.
СК является средоточием множества проблем, которые затрагивают и экономику, и внутреннюю политику, и безопасность; к этому списку можно добавить и межэтнические отношения, и кризис идентичности, и коллизии внутри ислама, и отношения с
Центром. Только начав компетентно разбираться со всем клубком проблем сразу, можно подойти к пониманию того, каким должен стать СК, как он вписывается, в самом широком смысле, в рамки нового Российского государства. Оптимистический сценарий 2020 г. может оказаться для региона последним шансом.
«Pro et Contra», М., 2010, июль-октябрь, с. 104-110.
Ренат Беккин,
исламовед
ИСЛАМСКИЕ МЕТОДЫ ФИНАНСИРОВАНИЯ В АЗЕРБАЙДЖАНЕ
Исторически идея национальной государственности в Азербайджане тесно связана с секуляризмом и антиклерикализмом, а не с исламом и религиозными ценностями. Неудивительно поэтому, что одним из ключевых партнеров современного Азербайджана выступает не Иран, а Турция, жестко придерживающаяся принципов светскости. Иными словами, национальная близость между турками и азербайджанцами оказалась важнее общей религиозной принадлежности: как известно, в Иране, как и в Азербайджане, большинство населения составляют шииты.
Последовательно претворяя принципы светскости, азербайджанские чиновники автоматически выступают против любых проектов на государственном уровне, если при этом упоминается слово «исламский», даже когда речь идет о таком явлении, как исламские финансы и исламские банки в частности.
Все инициативы по внесению необходимых поправок в банковское законодательство страны, которые бы сняли препятствия для создания и функционирования исламских банков, наталкиваются на непонимание регулирующих органов, неизменно ссылающихся на Конституцию Азербайджанской Республики, ст. 7 которой гласит: «Азербайджанское государство - демократическая, правовая, светская, унитарная республика», а ст. 18 провозглашает отделение религии от государства и равенство всех конфессий перед законом.
Исламский банк развития и другие члены группы ИБР неоднократно обращались к правительству Азербайджана с предложением оказать содействие в реформировании банковского и налогового законодательства с целью устранения препятствий для развития исламских банков, однако Центральный банк продолжает
