CC BY
62
2015 г. А. Меркель была выдвинута на Нобелевскую премию мира [Деревянченко, 2017, с. 243].
Дж. Гилиссен считает, что Меркель приняла подобное решение исходя не только из вышеперечисленных рациональных соображений, но и в силу своего характера и личной истории. Как уроженка Восточной Германии, Меркель своими глазами видела последствия войны, и это могло оставить неизгладимый след. То есть несмотря на широко распространенное мнение о том, что канцлер является человеком неэмоциональным и даже холодным, чувство сострадания и солидарности также могло подтолкнуть ее к этому шагу [Gilissen, 2017, p. 23].
Несмотря на то что Ангела Меркель все-таки сохранила власть, она приняла решение оставить должность лидера Христи-анско-демократической партии и объявила, что данный срок на посту федерального канцлера будет для нее последним. Вероятно, это связано не только с личным желанием канцлера уйти из большой политики, но и с не совсем удачной политикой, которую она проводила в последние годы.
Список литературы
Деревянченко А.А. Три жизни Ангелы Меркель: Обычная, пропедевтическая, триумфальная: Политическая и личная биография первой женщины - федерального канцлера. - М.: ЛЕНАНД, 2017. - 304 с.
Павлов Н.В. Меркель 4.0 - это реальность! // Historia provinciae: Журнал региональной истории. - Череповец, 2018. - Т. 2, № 2. - С. 80-90.
Gilissen J. Angela Merkel's legacy: An open-border policy: The decision of an individual or one of the mass? - Leiden: Leiden univ. press, 2017. - 35 p.
2019.03.005. ЩЕПАНИК Р., ЗИБЕРТ С. ТРОЙНАЯ СВЯЗКА НАРРАТИВА: БИОГРАФИЧЕСКОЕ ИНТЕРВЬЮ ФРИЦА ШЮТЦЕ В ТЮРЕМНЫХ И ДРУГИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. SZCZEPANIK R., SIEBERT S. The triple bind ofnarration: Fritz Schütze's biographical interview in prison research and beyond // Sociology. - L., 2016. - Vol. 50, N 2. - P. 285-300.
Ключевые слова: биография; биографическое интервью; нарратив; Фритц Шютце; тюрьма; заключенные.
Рената Щепаник (Лодзинский университет, Польша) и Сабина Зиберт (Университет Глазго, Великобритания) применили
подход немецкого социолога Фрица Шютце (р. 1944), разработанный в 1980-е годы1, для изучения биографий заключенных, отбывающих наказание в польских тюрьмах. Теоретический потенциал этого подхода авторы видят в том, что он позволяет понять процесс формирования идентичности с помощью «тройной связки нарратива», которая включает в себя необходимость завершения, сокращения и необходимость приводить подробности. Прикладной потенциал подхода заключается в его реабилитационном значении, поскольку через проведенную биографическую работу рассказчик переосмысливает свою жизнь. Методическая часть исследования связана с формулированием практических советов по проведению биографических интервью в специфических условиях тюрьмы [с. 285-286].
Метод биографического интервью Ф. Шютце. Метод Шютце основан на традиции понимающей социологии, которая включает в себя этнометодологию, конверс-анализ, феноменологию и работы Ирвина Гофмана по социологии взаимодействия2. Метод Шютце также связан с традицией Чикагской школы, которая использовала ресурсы этнографии и социологии при анализе социальных проблем, стремясь взглянуть на них глазами изучаемых индивидов [с. 286].
Биографическое нарративное интервью Шютце соединяет объективные моменты жизни информанта с субъективными смыслами, связанными с его жизненным опытом3. Респондент не просто отвечает на вопросы, но ведет спонтанное непрерывное повествование, в котором он пытается отрефлексировать свои переживания. В таком интервью респондент переопределяется как рассказчик, а не интервьюируемый, он находится в центре внимания, а роль интервьюера - быть слушателем, ограниченным в возможностях вмешиваться в управление беседой. Основное содер-
1 Schütze F. Biographieforschung und narratives Interview // Neue Praxis. -Lahnstein, 1983. - Bd 13, H. 3. - S. 283-293; Schütze F. Kognitive Figuren des autobiographischen Stegreiferzählens // Biographie und soziale Wirklichkeit: Neue Beiträge und Forschungsperspektiven / Hrsg. von M. Kohli, G. Robert. - Stuttgart: Metzler, 1984. - S. 78-117.
2 Goffman E. Encounters: Two studies in the sociology of interaction: Fun in games and Role distance. - Indianapolis (IN), Bobbs-Merrill, 1961.
3 Denzin N.K. Interpretative biography. - L.: SAGE, 1989. - P. 54-55.
жание интервью воплощается в рассказанных историях из жизни, которые, как правило, рассматриваются в контексте конкретных проблем или комплекса социальных отношений, таких как история карьеры или опыт участия в военных действиях. Интервью проходит в специальных условиях, которые призваны усилить ощущение безопасности у рассказчика, поскольку так можно получить информацию, которую трудно добыть с помощью прямого опроса. Биографическое интервью Шютце успешно использовалось при изучении рабочих-мигрантов1, пациентов2, недавно воцерковлен-ных верующих3 [с. 286-287].
Для Шютце важным было не только то, что люди рассказывали, но и то, как они это делали и как они приходили к собственному глубинному пониманию своего опыта. В повествовании рассказчик ограничен «тройной связкой нарратива» (необходимость завершения, необходимость сокращения и необходимость приводить подробности)4. Эти три условия означают, что импровизированный биографический рассказ будет состоять из последовательной и сжатой сюжетной линии с четко определенными поворотными моментами и персонажами, введенными в историю и играющими определенные роли. Несмотря на сокращения, история должна быть снабжена необходимыми подробностями [с. 287].
Не каждый фрагмент интервью является нарративным. Нар-ративами являются только те отрывки, которые имеют четко обозначенное начало и придерживаются хронологического порядка. Нарративное интервью, по Шютце, состоит из пяти этапов: 1) начало интервью; 2) побуждение к рассказу с помощью стимулирующего вопроса; 3) повествование без каких-либо прерываний до
1 Treichel B., Schwelling B. Extended processes of biographical suffering and the allusive expression of deceit in an autobiographical narrative interview with a female migrant worker in Germany // Historical social research. - Köln, 2006. - Vol. 31, N 3. - P. 127-150.
2 Kolip P., Hoefling-Engels N., Schmacke N. Attitudes toward postmenopausal long-term hormone therapy // Qualitative health research. - Thousand Oaks (CA), 2009. - Vol. 19, N 2. - P. 207-215.
3 Jindra I.W. How religious content matters in conversion narratives to various religious groups // Sociology of religion. - Holiday (FL), 2011. - Vol. 72, N 3. -P. 275-302.
4 Schütze F. Biographieforschung und narratives Interview // Neue Praxis. -Lahnstein, 1983. - Bd. 13, H. 3. - S. 283-293.
самого конца, пока рассказчик не применит завершающую формулу; 4) задавание вопросов; 5) доведение интервью до конца. С самого начала интервью исследователь создает атмосферу, помогающую рассказчику раскрыться; он проявляет интерес к его истории независимо от структуры повествования или обсуждаемых вопросов. Он не вмешивается и не прерывает поток речи говорящего, но по завершении интервью уделяет время тому, чтобы наделить рассказчика статусом интерактивного партнера, чтобы тот не был лишь «машиной для рассказывания историй»1.
Существуют различные модификации метода Шютце. В частности, в психоаналитической переработке акцент делается не на сознательной, а на бессознательной логике рассказа2. Кроме того, интервью используется в социально-психологических исследованиях, в которых отвергается навязывание инициативы сверху, не отражающее сложности человеческой жизни и не способное сгладить неравенство в отношениях между интервьюером и интервьюируемым3. Р. Щепаник и С. Зиберт использовали метод Шютце, в котором анализ неподготовленного повествования дает доступ к социальным элементам идентичности, раскрывающимся естественным образом, когда люди рассказывают о том, кто они, откуда и почему стали теми, кто они есть [с. 288].
Социологические исследования тюрем и заключенных. Тюрьма - это тотальный институт, независимый от политической и социальной системы, в которой он функционирует4. В силу своей изолированности от остальной части общества, структурной и
1 Kazmierska K. Narrative interview as a method of biographical analysis // Qualitative research: Different perspectives, emerging trends / Ed. by J.J. Fikfak, F. Adam, Z. Garz. - Ljubljana: ZRC publishing, 2004. - P. 157.
2 Hollway W., Jefferson T. The free association narrative interview method // The SAGE encyclopedia of qualitative research methods / Ed. by L.M. Given. - Los Angeles (CA): SAGE, 2008. - P. 296-315; Hollway W., Jefferson T. Doing research differently: A psychosocial approach. - L.: SAGE, 2013; Wengraf T. Qualitative research interviewing: Biographic narrative and semi-structured methods. - L.: SAGE, 2001.
3 Cm., HanpuMep: Clarke S. Learning from experience: Psycho-social research methods in the social sciences // Qualitative research. - Thousand Oaks (CA), 2002. -Vol. 2, N 2. - P. 173-194.
4 Goffman E. Asylums: Essays of the social situations of mental patients and other inmates. - N.Y.: Doubleday anchor, 1961.
бюрократической закрытости она является «темной социальной зоной», невидимой как для общественности, так и для исследова-телей1.
Еще одним фактором, затрудняющим исследование, являются сами люди, связанные с тюремными учреждениями (как работники, так и заключенные). Им свойственно недоверие и нежелание рассказывать о своем тюремном опыте. Заключенных сильно беспокоит «реальная» цель сбора информации интервьюерами. В связи с этим исследователи подвергают критике методологическую ориентацию на преувеличение эмоционального аспекта интервьюирования и тенденцию преуменьшения проблематики силы, власти, беззащитности и отчаяния, которые преобладают в тюрьме2.
Одной из существенных методологических проблем в тюремных исследованиях является сомнение в том, что истории отдельных людей могут рассматриваться как независимые от культурно доминирующих сюжетных линий. По мнению авторов статьи, преимущество метода Шютце состоит в том, что он позволяет переопределить исследовательскую ситуацию, т.е. создать атмосферу «обычного разговора», где «хозяином» положения является рассказчик [с. 289].
Методология исследования. Исследование было проведено в четырех польских мужских тюрьмах в течение 12 месяцев 20112012 гг. Цель исследования - понять процессуальную природу повторного правонарушения и получить информацию о формировании личности рецидивиста. Исследование было нацелено на реконструкцию биографического опыта и сравнение «стратегий действий», используемых преступниками в течение жизни. Участники отбывали наказание за преступления различной тяжести: от кражи со взломом и угона автомобиля до вооруженного ограбления и нанесения тяжких телесных повреждений. Почти все имели проблемы с алкогольной или наркотической зависимостью. Длительность их тюремных сроков варьировалась от пяти лет до 31 года. Исследование проводилось с разрешения администраций
1 Reiter K. Making windows in walls: Strategies for prison research // Qualitative inquiry. - Thousand Oaks (CA), 2014. - Vol. 20, N 4. - P. 417.
2 См., например: Bosworth M., Campbell D., Demby B. Doing prison research: Views from inside // Qualitative inquiry. - Thousand Oaks (CA), 2005. - Vol. 11, N 2. -P. 249-264.
тюрем и с согласия заключенных. Участие в индивидуальных интервью, которые длились от двух до четырех часов, приняли 38 заключенных. В результате было получено 23 транскрипции в форме биографических рассказов общим объемом 460 страниц. 15 интервью не содержали биографических нарративов и не могли быть использованы в исследовании [с. 289-290].
Р. Щепаник и С. Зиберт использовали открытое и избирательное кодирование собранной информации, подготовку и сортировку теоретических заметок, а также формулирование и интеграцию теоретических объяснений в тесной связи как с эмпирическими данными, так и полученными теоретическими знаниями. Аналитическая процедура построения теории (grounded theory) позволила им выйти за рамки индивидуальных жизненных историй преступников и связать их с более широким контекстом жизненного опыта [с. 290].
Применение подхода Шютце при изучении биографии заключенных. Для иллюстрации действия «тройной связки наррати-ва» Р. Щепаник и С. Зиберт фокусировались на случаях эмоциональных отношений, таких как свадьба или рождение ребенка. При изучении этих отношений их интересовали события, ведущие к прекращению криминальной деятельности. Почти все рассказчики имели опыт длительных отношений или брака, которые они расценивали как предохранение от совершения преступлений и возвращения в тюрьму.
Необходимость сокращения проявлялась в том, что рассказчики не могли описать всю историю жизни и были вынуждены говорить только о самых важных событиях, ставших «поворотными моментами» (например, о серьезных отношениях с женщиной, которые давали им шанс остепениться и покончить с преступным прошлым) [там же].
Если информант вводил в свою историю персонажа, продолжая свой рассказ далее, он чувствовал «обязанность» показать роль, которую этот человек сыграл в его жизни. В этом проявлялась необходимость завершения. Например, один из заключенных в ходе повествования вспомнил женщину, которая присутствовала на его суде, после чего он упомянул об их общей любви к собакам, и уже после этого решил подробнее прояснить ее роль в своей жизни и придать ей большую значимость [с. 291].
Необходимость приводить подробности проявлялась в детальном описании жизненного опыта с особыми эмоциональными акцентами на наиболее болезненных воспоминаниях. В таких случаях рассказчик мог воспроизвести диалог с важным для него человеком так, как будто он происходил здесь и сейчас.
Анализ данных позволил показать, как благодаря близким отношениям с женщинами и семье начинался процесс отказа от преступной деятельности и как криминальные привычки вновь возрождались, когда связь с близкими обрывалась. Сами рассказчики хорошо понимали это, что подтверждалось высказываниями вроде «она была моим последним шансом», «женщины в моей жизни - это мой единственный шанс», «благодаря ей у меня был хоть какой-то шанс в жизни» [с. 292].
В целом использование метода Шютце позволяло рассказчикам раскрыться и почувствовать себя в безопасности, о чем свидетельствовали тон голоса, изменения позы. Проявлялось позитивное реабилитационное значение подхода, поскольку участие заключенных в свободном повествовании о своей жизни уменьшало их дискурсивные и идеологические ограничения [с. 293]. Рассказчики создавали новую собственную историю, которая отличалась от той, что когда-то прозвучала в суде. Они могли временно сорвать с себя ярлык рецидивистов и впервые осмыслить и понять совершенные ими действия через обсуждение сложных моментов жизни.
Р. Щепаник и С. Зиберт отмечают, что биографическое интервью Шютце не является единственным методом, способствующим рефлексивности участника, но именно в этом подходе сильной стороной являются уникальная взаимность и рефлексивность между рассказчиком и исследователем [с. 294]. Ограничения использования метода в тюремных условиях связаны с тем, что некоторые заключенные часто прибегали к применению фраз, формулировок и лингвистических уловок, которые они считали безопасными. Например, в рассказе одного из заключенных отчетливо отражался язык и риторика, используемые тюремным персоналом в исправительных учреждениях [с. 295].
В заключение авторы отмечают, что метод Шютце нужно рассматривать в контексте двух основных направлений: с точки зрения его использования в социальных науках в целом и с пози-
ции его применения при изучении тюрем. Первый момент связан прежде всего с рефлективностью метода. Преимущество биографического интервью Шютце состоит в том, что благодаря спутанности повествования рассказчик делает явным когнитивный процесс, который структурирует его опыт. Второй момент связан с тем, что метод Шютце смягчает ограничения интервью, которые возникают в тюремных условиях. В интервью рассказчики не рапортовали о себе, используя шаблонные и стереотипные формулировки, и не ограничивались своей «официальной» уголовной биографией, а конструировали свои истории с помощью более широкого диапазона категорий и определяли причины и следствия своих действий. Р. Щепаник и С. Зиберт не придерживаются «наивной» точки зрения, не оправдывают и не принимают на веру рассказы заключенных, но они убеждены, что метод Шютце в тюремных условиях позволяет увидеть в преступнике человека.
А.Ю. Долгов
2019.03.006. АЛОИЗИО АЛВЕС К. БЫТЬ МАТЕРЬЮ РЕБЕНКА С ХРОНИЧЕСКИМ ЗАБОЛЕВАНИЕМ: БИОГРАФИЧЕСКИЙ ПОДХОД.
ALOISIO ALVES C. Être mere d'un enfant malade chronique: Une approche en recherche biographique // Le sujet dans la cite. - P., 2017. -Vol. 6, N 1. - P. 153-168.
Ключевые слова: биографический метод; хроническое заболевание; уход за больным ребенком; материнство; жизненный опыт; система здравоохранения.
Статья бразильской исследовательницы, детского врача, психолога и преподавателя Камилы Алоизио Алвес (Высшая медицинская школа Петрополис, Рио-де-Жанейро) посвящена опыту матерей хронически больных детей, который исследуется сквозь призму биографического метода.
Несмотря на то что любое материнство представляет для женщины уникальный опыт, появление хронического заболевания у ребенка нарушает ожидаемый порядок событий (когда ребенок, развиваясь и взрослея, становится самостоятельным и впоследствии берет на себя заботу о стареющих родителях) и накладывает на эмоциональное, психическое состояние матери глубокий отпе-
