CC BY
29
СОЦИАЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ
2019.02.017. ГАБОВИЧ М. ОПАСНЫ ЛИ КОПИКЭТ-ПРАКТИКИ? «СТРАТЕГИЯ-31», «РУССКАЯ ПРОБЕЖКА», «БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК» И ТРАНСФОРМАТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ НЕИЕРАРХИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ1.
GABOWITSCH M. Are copycats subversive? Strategy-31, the Russian Runs, the Immortal Regiment and the transformative potential of non-hierarchical movements // Problems of post-communism. - N.Y., 2016. -Nov. 29. - P. 1-18.
Ключевые слова: социальные движения; копикэт-движения; социальный активизм; «Стратегия-31 »; «Русская пробежка»; «Бессмертный полк».
Ряд наиболее заметных и обладающих широким географическим охватом общественно-политических движений России не могут быть однозначно отнесены к движениям «снизу» или «сверху». На основе анализа эволюции таких структурно, но не идеологически схожих проектов, как «Стратегия-31», «Русская пробежка» и «Бессмертный полк», социолог и историк Миша Габович (фонд «Einstein Forum», г. Потсдам, Германия) пытается выявить характерные особенности этих движений и зафиксировать их в соответствующем определении. В качестве такового автор предлагает тер-
2
мин копикэт-движения , подчеркивая, что в его интерпретации он не содержит негативных коннотаций. Формулировка призвана от-
1 Настоящий материал отражает результаты исследовательской работы, осуществляемой в Институте научной информации по общественным наукам РАН в рамках проекта РНФ № 17-18-01589.
2 Копикэт - термин, употребляемый для обозначения копирования манеры поведения. Копикэт-эффект - эффект, выражающийся в том, что освещение какого бы то ни было события провоцирует других на подобные действия. - Прим. реф.
разить факт быстрого распространения изначальной идеи посредством новых форм социальной активности во множестве локальных сообществ при минимуме организационных усилий со стороны «отцов-основателей» инициативы [с. 1].
Автор отмечает, что все три рассмотренных в рамках данной статьи движения глубоко обязаны флешмобам, которые стали столь популярны на постсоветском пространстве в начале нового тысячелетия. Подобно флешмобам копикэт-движения «подчиняются ярко выраженной онлайн-оффлайн хореографии», «конституируют набор организационных тактик, которые проявляются как новая форма социальности» и «предлагают убедительный тест границ свободы собраний в общественных местах»1. Они являются наглядным доказательством того, что «политический рычаг, возникший за счет новых медийных технологий, может служить не только прогрессивным целям»2. Если на Западе флешмобы воспринимаются, преимущественно, как подвид городского пранкстре-мизма или часть некой коммерческой акции, в Восточной Европе и в Азии актуализируется их политическое измерение. Именно там «любой эпизод несогласованного свободного собрания в общественных местах с высокой долей вероятности будет рассматриваться властями в качестве неотвратимой политической угрозы»3. Однако, подчеркивает М. Габович, в отличие от флешмобов, подрывной потенциал копикэт-движений обусловлен структурно, а не ситуационно.
Дефицит контролирующих механизмов снижает эффективность сетевых движений, но также сообщает им низкий порог вхождения, что способствует вовлечению большего числа сочувствующих [с. 3]. При этом информационно-коммуникационные технологии, легкодоступность ПК и веб-камер вынуждают людей рассматривать себя, в первую очередь, как индивидов и потом уже как членов разнообразных комьюнити [с. 4].
М. Габович обращает внимание читателя на то, что копикэт-движения - это не побег в домашний активизм (home activism) или
1 Molnar V. Reframing public space through digital mobilization: Flash mobs and contemporary urban youth culture // Space a. culture. - L., 2014. - Vol. 17, N 1. -P. 50.
2 Ibid. - P. 51.
3 Ibid.
НИМБИзм1. Вопросы, определяющие их повестку дня, способны вызвать широкий общественный резонанс.
Далее автор переходит непосредственно к сопоставлению заявленных примеров - проектов «Стратегия-31», «Русская пробежка» и «Бессмертный полк».
«Стратегия-31» начиналась летом 2009 г. как бессрочная серия гражданских акций протеста в защиту свободы собраний (31-я статья Конституции РФ), которые регулярно проводились с 31 мая 2009 г. в Москве на Триумфальной площади в 18.00 каждое 31 число месяца, если такое число в месяце присутствует. Она часто ассоциируется с национал-большевистской партией (НБП) Э. Лимо-нова или ее преемницей - незарегистрированной политической партией «Другая Россия». Однако это движение было поддержано целым рядом либеральных правозащитных групп, так что уже на начальном этапе оно не было идеологически однородным. Впоследствии, когда по Владивостоку прокатилась волна выступлений автомобилистов против повышения таможенных пошлин на импортные автомобили, участие в нескольких акциях «Стратегии-31» приняли даже представители КПРФ и движения «Солидарность». С 2010 г. акции в рамках «Стратегии-31» стали регулярно проводиться в Санкт-Петербурге у Гостиного Двора и в других городах России. В мае 2010 г. движение охватило более 40 российских регионов. Митинги и пикеты солидарности в поддержку «Стратегии-31» проходили и за рубежом. Роль московских координаторов сводилась к публикации информации о локальных акциях на сайте «Стратегии-31» или репостам соответствующих новостей в ЖЖ. Действовал механизм, характерный для всех копикэт-движений: даже одиночные пикеты могли быть представлены элементами более широкой кампании, что работало на создание образа масштаб-
1 НИМБИ (NIMBY, акроним от английской фразы «not in my back yard», что значит «не на моем заднем дворе») - англоязычный термин, обозначающий сопротивление местных жителей строительству или иным изменениям инфраструктуры на территориях, прилегающих к их домам. Чаще всего используется в негативном смысле. Введен в 1980 г. Эмили Травел Ливези и был популяризован британским политиком Николасом Ридли из Консервативной партии. НИМБИ и его производные, такие как НИМБИзм или НИМБИсты, подразумевает как осуждение инфраструктурного развития в целом, так и частных случаев уплотнения существующей застройки. - Прим. реф.
ной, всеохватной инициативы в том числе в условиях игнорирования со стороны государственных СМИ. Тем не менее организаторы довольно быстро разошлись в своих представлениях о дальнейших путях развития проекта. Так, глава Московской Хельсинской группы Л. Алексеева настаивала на согласовании с властями места проведения митинга и количества участников, с тем чтобы обеспечить безопасность последних, в то время как Э. Лимонов подчеркивал важность именно несанкционированной активности, полагая ее элементом борьбы за права человека. Предлагаемый Л. Алексеевой компромисс с мэрией Москвы Э. Лимонов счел «непорядочным поведением». К декабрю 2011 г. «Стратегия-31» и вовсе была отодвинута на периферию общественно-политических дебатов акциями в защиту честных и свободных выборов. Снижению агрессивной риторики со стороны национал-большевистской группы координаторов проекта способствовало присоединение Крыма к России, поскольку это всегда было частью политической программы НБП. Вхождение Крыма в состав РФ еще больше раскололо и так не отличавшуюся особым единством оппозицию [с. 5].
Коллапс «Стратегии-31», по мнению М. Габовича, обусловили как внутренние причины, так и действия государственных властей. Первоначальная эйфория участников от ощущения себя представителями некого общезначимого движения сменилась разочарованием, поскольку стало понятно, что даже многократно повторенные акции «Стратегии-31» не приведут к системным изменениям [с. 6]. В 2012 г., когда В.В. Путин вновь занял президентский пост, была ужесточена финансовая ответственность за организацию незаконных митингов с нескольких тысяч до 1,5 млн руб. И если на Москву эта мера подействовала не сразу и не сильно, то регионы моментально ощутили давление. К тому же администрация на местах вводила свои дополнительные штрафы. В июле 2014 г. были приняты поправки к УК, предусматривающие уголовное наказание за неоднократные нарушения при организации или проведении публичных мероприятий - вплоть до пяти лет лишения свободы.
Таким образом, история угасания «Стратегии-31» наглядно продемонстрировала уязвимость копикэт-движений. Формат позволял отдельным активистам или малым группам использовать символический капитал широкомасштабной кампании, даже когда они действовали исключительно от собственного имени. Однако
отсутствие реальной консолидированной поддержки на местах обусловило их беззащитность перед административным давлением. Тем не менее «Стратегия-31» сыграла большую роль в предоставлении оппозиционному электорату практического опыта организационной и надидеологической солидарности.
Движение «Русская пробежка» возникло в конце декабря 2010 г. на платформе группы «Я Русский» в социальной сети «ВКонтакте». Патриотически настроенной молодежью активно обсуждалось трезвое празднование Нового 2011 г. с последующей пробежкой утром 1 января как механизм решения проблем российского народа через индивидуальную работу над собой. Наиболее активно данную идею поддержали М. Мельников из Воронежа и П. Иванов из Москвы. Мельниковым была создана группа «Я бегу! А тебе слабо?!». Первая акция прошла в Санкт-Петербурге. Автор отмечает, что в отличие от традиционных националистических движений, повестка дня «Русской пробежки» строилась не на осуждении евреев, мусульман или иммигрантов, а акцентировала позитивный месседж личного физического самосовершенствования. Тем не менее молодые люди - участники «Русской пробежки», ратующие за трезвый и здоровый образ жизни, - совершали марш-броски по центральным улицам своих городов под любимыми националистами «имперскими» флагами. 4 ноября 2011 г. праздничная пробежка в День народного единства была совмещена с митингом «Русский марш», который проходил в Южно-Приморском парке Санкт-Петербурга. После этого акцию стали ассоциировать исключительно с националистическим движением [с. 7].
М. Габович выделяет следующие характерные черты «Русской пробежки». Во-первых, это движение репрезентировало новую для современной России форму социальной активности, будучи направлено на пропаганду здорового образа жизни на основе собственного примера и традиционной народной культуры. Между тем приобщение молодежи к спорту было важным элементом европейской националистической идеологии и практики с начала XIX в., когда немецкий педагог и патриот Фридрих Людвиг Ян ввел в школьное обучение гимнастику [с. 8].
Во-вторых, несмотря на постоянные отсылки к «русскости», «Русская пробежка» является очевидным продуктом постсоветской
культуры, интегрировавшей в себе столь популярный на Западе дискурс индивидуального самосовершенствования [с. 9].
В-третьих, если оставить в стороне идеологию, сетевая организация «Русской пробежки» поразительно схожа с организацией «Стратегии-31». Разве что в первом случае участники, передвигаясь по городу, словно подчиняют его себе, захватывая все новые и новые районы, в то время как пространство протеста в рамках «Стратегии-31» замкнуто и изначально ограничено самими инициаторами собрания. Наконец, подобно «Стратегии-31», «Русская пробежка» также пострадала от идеологических разногласий.
В-четвертых, та правовая практика, что сложилась в современной России, оказала определяющее влияние на становление и «Русской пробежки», и «Стратегии-31». При этом «Стратегия-31» была запущена в защиту конституционных норм, а «Русская пробежка» стала возможной благодаря наличию пробелов в законодательстве. В Федеральном законе РФ N 54 от 9 июня 2004 г. «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» не упоминаются спортивные мероприятия, выводимые таким образом в сферу социальной активности, защищенную от государственных ограничений [с. 9].
В-пятых, организаторы «Русской пробежки» (как и «Стратегии-31») приложили серьезные усилия, чтобы презентовать свои кампании в качестве неполитических. Как отмечает эксперт Фонда «Общественный вердикт» А. Новикова, местные сообщества с большей легкостью вовлекаются в те типы публичной активности, которые (хотя бы на декларативном уровне) не предполагают прямого конфликта с властями [с. 9]. Если судить на основании относительно скромного числа участников, приходится признать, что они вряд ли внесли статистически значимый вклад в уменьшение потребления алкоголя или наркотиков в России. Однако распространению идеи здорового образа жизни среди представителей отдельных субкультур данная инициатива, конечно, способствовала.
Был ли у этого движения подрывной потенциал, задается вопросом автор. Социальное воздействие «Русской пробежки» схоже с влиянием «Стратегии-31», но в перспективе представляется более продолжительным, поскольку в движение была вовлечена преимущественно молодежь. Подрывным оно стало бы в том случае, если бы основная идея инициативы «Русский - значит трезвый» была бы
дополнена указанием на некоего зловещего внешнего врага или же само государство, которое предпочитает держать русских пьяными. Тем не менее, предоставив достаточному количеству людей опыт самоорганизации и реализации коллективной агентности на относительно нейтральной политической платформе, «Русская пробежка» сделала для укрепления антисистемной оппозиции больше, чем какая-либо националистическая кампания.
Одной из основных социально одобряемых сфер гражданской активности в постсоветский период стала военная коммемо-рация, например в форме движений поисковиков. Однако подобного рода мероприятия обычно игнорируются исследователями гражданского общества и социальных движений, поскольку воспринимаются как воплощающие патриотический дискурс и неизбежно оркестрируемые государством. На самом деле спектр вариантов взаимодействия инициативных групп и государства в коммеморации войн значительно шире. Некоторые движения намеренно подчеркивают свою автономность, как, например, «Бессмертный полк» на начальных этапах становления проекта.
Акция «Бессмертный полк» проводится 9 мая в День Победы в России и других странах. Она представляет собой шествие, во время которого люди несут фотографии своих родственников, участвовавших в Великой Отечественной войне. Согласно уставу, сформулированному создателями идеи, это некоммерческая, неполитическая, негосударственная гражданская инициатива. Участие в ней является добровольным и принять его может каждый гражданин, независимо от вероисповедания, национальности, политических и иных взглядов. Главная задача акции - сохранение в каждой семье личной памяти о поколении Великой Отечественной войны (ВОВ) [с. 10-11].
Впервые акция была организована в 2012 г. в Томске по инициативе местных тележурналистов - С. Колотовкина, С. Лапенкова и С. Дмитриева. В дальнейшем усилиями добровольных региональных координаторов к ней присоединились около 100 городов и населенных пунктов России, Украины, Казахстана и Киргизии. В 2015 г. в акции участвовало по меньшей мере 15 стран, включая Израиль, Германию и Норвегию. После этого гражданская инициатива «Бессмертный полк» была включена в федеральную программу подготовки к празднованию 70-летия Победы, и многие стали
рассматривать ее как государственный проект. 9 мая 2015 г. шествие в Москве по Тверской улице и далее по Красной площади возглавил президент РФ В.В. Путин с портретом своего отца-фронтовика.
Для М. Габовича «Бессмертный полк» представляется крайне интересным объектом изучения, поскольку в своем изначальном воплощении этот проект нес критический посыл в отношении государственной стратегии коммеморации ВОВ в РФ. Как отмечает автор, цитируя профессора славянской и сравнительной филологии Гарвардского университета С. Бойм, в области коммемора-ции «чем больше памятников воинам-освободителям ставится, тем легче забывается индивидуальный опыт. Некоторые из этих памятников являются частью агж оЫНуюпаИж - искусства вынужденной амнезии, которая создает ложные тождества, с тем чтобы обеспечить себе конкурентное преимущество в пространстве памя-ти»1. Требование инициаторов акции оставить последнюю вне политики может быть расценено как стремление защитить семейную, основанную на личной памяти историю и само движение от поглощения государством.
Тем не менее в отличие от двух ранее рассмотренных «кейсов», организаторы «Бессмертного полка» признавали необходимость сотрудничества с властями, хотя и в ограниченных объемах. Например, когда томичам поступило предложение от одной политической партии включить шествия «Бессмертного полка» в программу патриотического воспитания молодежи, они отказались. Но в том же Томске «Бессмертный полк» эффективно взаимодействовал с местным филиалом Газпрома, чьи сотрудники становились во главе шествий и чья служба безопасности помогала контролировать происходящее. Отметим, что использование любых корпоративных символов в ходе шествий не допускалось.
«Бессмертный полк» представляет собой типичное копикэт-движение. С 2013 г. организаторы из других городов проводили свои акции, минимально контактируя с томской группой, которая была только рада признать их при условии сохранения аполитичности мероприятий и соблюдения принятого устава. Но в 2014 г.
1 Boym S. Another freedom: The alternative history of an idea. - Chicago (IL); L.: Univ. of Chicago press, 2010. - P. 9.
начались попытки государства присвоить себе эту инициативу через дискредитацию создателей движения, раздачу инструкций из центра организаторам на местах. Вскоре при поддержке властей появилась организация-клон - «Бессмертный полк России» (БПР), которую возглавил московский муниципальный депутат Н. Земцов. Начинавший вместе с томичами, Н. Земцов легко откололся от них и с помощью «Единой России» фактически запустил параллельное движение. По словам С. Лапенкова и его соратников, БПР оказывает давление на региональных координаторов и «забюрокрачивает» инициативу. Н. Земцов также предложил организаторам из Донецка не ограничиваться фотографиями ветеранов ВОВ, а добавить к ним портреты погибших в ходе сегодняшнего конфликта на юго-востоке Украины. Эта идея категорически отвергается томской группой как усугубляющая противоречия в обществе и идущая вразрез с самой идеей «Бессмертного полка» [с. 13].
Подрывной потенциал «Бессмертного полка» довольно ограничен. По крайней мере, в своем российском воплощении эта идея изначально зависела от одобрения государства. С учетом ресурсного преимущества власти всегда могут организовать формально схожую, но значительно большую по масштабам акцию, интегрировав туда месседжи, отвергаемые инициаторами движения. Искажение изначального смысла мероприятия может произойти даже без активного участия властей. Так, в 2015 г. в Берлине произошло объединение шествия «Бессмертного полка» и антинатовских демонстраций, которые спонтанно развернулись на ступенях памятника Воину-освободителю. «Бессмертный полк» заметно расширил российский коммеморативный репертуар, обозначив возможность глубоко индивидуализированной памяти об общей истории страны. Однако инициатива может быть убита административным ресурсом, если государство продолжит столь топорно вмешиваться в ее реализацию. Принудительное собирание «бюджетников» на шествия, централизованная раздача портретов участникам, внедрение партийной символики приведут к тому, что форма вытеснит содержание, и вместо объединения народа мы получим очередной пустой ритуал.
В заключение автор еще раз подчеркивает сходство трех рассмотренных в статье копикэт-движений [с. 14-15]. Все они в той или иной форме носят реактивный характер, являются откликом на
действия или бездействие государства. При той огромной роли, которую создатели данных инициатив сыграли в их развитии, они все же не могут рассматриваться как «лидеры движения» в традиционном смысле этого слова, хотя российские СМИ пытались представить таковым Э. Лимонова. Во всех трех случаях инициаторы движений действовали по одной схеме: использовали не самую новую идею, но придавали ей оригинальную форму, которую при этом можно с легкостью воспроизвести.
Во всех движениях произошел раскол, но он не стал фатальным для каждого из проектов, как это случилось бы, имей мы дело с классическими движениями «снизу». Также не покончили с движениями аресты отдельных организаторов.
Все акции предполагали временную «оккупацию» значимых городских пространств участниками, создававшими таким образом некую рамку проявления общей гражданской активности. Даже при малом количестве участников отдельных мероприятий широкое интернет-освещение акций позволяло собравшимся максимально полно ощутить воображаемое единство и эффект коллективной агентности. Создатели всех трех движений настаивали на принципиальной аполитичности последних, но в данном случае стоит предложить более нюансированный подход и говорить о «политичности аполитических социальных движений в РФ».
М. Габович обозначает, что черты, определяющие специфику копикэт-движений, одновременно обуславливают и их особую уязвимость в российском контексте. Однако все три движения оказали заметное влияние на общественно-политический ландшафт, и, несмотря на имевшие место провалы, мы с высокой долей вероятности увидим множество подобных движений в будущем.
А.М. Пономарева
