CC BY
17
ленное напряжение, плохо вписываясь в ту же интерпретативную модель, что и «большие» произведения поэта, вызывая сомнения в плане атрибуции, подпадая под цензурные ограничения. Тем не менее вплоть до XVIII в. они устойчиво включались в сочинения Вергилия. Причина этому лежала отчасти в издательских практиках того времени, опиравшихся во многом на традицию - как в содержательном смысле (если Editio princeps Вергилия включает Opuscula, то и последующие издания должны), так и в практическом (многие издания в отсутствие понятия об авторских и издательских правах фактически представляли собой репринты более ранних).
Е.В. Лозинская
2019.01.021. ОРР Л. ДИДОНА И ЭНЕЙ В АНГЛИИ XVIII в.: ПОДРАЖАНИЕ ВЕРГИЛИЮ И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ.
ORR L. Dido and Aeneas in eighteenth-century England: Virgilian imitation and national identity // Classical receptions journal. - Oxford, 2016. - Vol. 8, N 4. - P. 429-446.
Ключевые слова: Вергилий; Овидий; Дидона и Эней; империя.
История Дидоны и Энея - один из самых знаменитых любовных сюжетов в мировой литературе, получивший разнообразные интерпретации в более поздние эпохи. В статье Ли Орр (Университет шт. Луизиана) рассматриваются его смысловые трансформации в английской литературе XVII-XVIII вв. (на протяжении «большого восемнадцатого века»). Критики не раз указывали на очевидные параллели между царицей Карфагена и королевой Англии, проводимые в елизаветинский период, но актуальность этой фабулы определялась и другими факторами, вышедшими на первый план в более позднее время и приведшими к ее переосмыслению, даже к ее частичному переписыванию. Во-первых, после гражданских войн получил особую значимость вопрос о монархической власти, ответственности монарха перед страной, монархическом долге. Во-вторых, восходящее к Годфриду Мон-мутскому предание об основании Британии внуком Энея - Брутом -пусть и стало восприниматься как миф, но все-таки миф значимый,
благодаря легко проводимым аналогиям между Римской и Британской империями.
Л. Орр отмечает, что приспособление истории Дидоны и Энея к нуждам английской культуры того времени привело к упрощению этического послания мифа, хотя оно в некотором отношении стало следствием уже существовавших расхождений в трактовке образа Дидоны. С античных времен можно проследить две версии ее жизни, в которых по-разному расставлены акценты. Добродетельная Дидона историографической традиции и Дидона «Энеиды» - охваченная любовью и ставшая жертвой богов (Венера посылает Купидона возбудить в царице страсть к Энею). Хотя Вергилий и рисует изначально Дидону как истинного монарха, находящего удовлетворение в своих трудах по созданию государства, в «Энеиде» она менее важна в качестве самостоятельного персонажа, чем в качестве искушения для Энея, препятствия на его пути к основанию Рима. Энея нельзя считать предателем, оставившим любящую женщину, поскольку его высшая миссия, требующая покинуть возлюбленную, также вдохновлена богами (отплытие из Карфагена вызвано тем, что Меркурий напоминает ему о долге). При этом акцентированный Вергилием контраст между исходной Дидоной-правителем и любящей Дидоной подчеркивает отсутствие у людей контроля над замыслами богов.
В противоположность Вергилию Овидий минимизирует влияние богов на героев сюжета, переводя его на человеческий план бытия и делая обоих любовников ответственными за развитие событий. В своей трагической судьбе Дидона винит себя самое и Энея, а не высшие силы, ее гибель становится результатом человеческих действий, а не божественного вмешательства.
В английской культуре вплоть до середины XVII в. конкурировали эти две версии Дидоны, однако ближе к концу столетия они дополнились третьей - «моральной», в которой подчеркивались опасности женской сексуальности. В них Дидона нередко изображалась не как строительница собственной империи или источник искушения для героя, а как обманутая женщина, которая на собственном опыте узнает, что доверять мужчинам нельзя и отдаваться собственным порывам - тоже. Однако в английской культуре XVIII в. приобрела отчетливость мысль, что распущенность в частной жизни ведет к слабости Дидоны как правителя, ее неспо-
собность контролировать себя напрямую связывается с утратой контроля над государством.
Л. Орр предлагает собственную интерпретацию оперы Г. Пёрселла «Дидона и Эней» (либретто Н. Тейта, первое представление до 1688 г.) и в противоположность распространенным толкованиям акцентирует не слабость Энея, его подверженность влиянию злых колдуний (обычно считающихся аллегорией происков папского престола), а напротив - его стремление исполнить свою миссию по основанию будущей Римской империи. Интересно, что его замыслы становятся решающим аргументом и для карфагенской царицы, когда она поддается на его уговоры и уступает его любовным притязаниям. Роль сверхъестественных сил отведена у Пёрселла и Тейта не богам, а колдуньям, ненавидящим Карфаген и желающим гибели Дидоне. Однако та идет на любовную связь с открытыми глазами, зная о намерениях Энея и ставя их выше собственного благополучия. Эней, в свою очередь, становится образцом правителя, ценящего экспансионистские имперские планы больше удовольствия и личных желаний.
В других произведениях, реализующих моральную версию предания, Дидона оценивается гораздо жестче. Автор статьи подробно анализирует анонимную поэму «Любовь и честь», где главный грех Дидоны - не отказ от добродетельного вдовства, а пренебрежение делами царства. В этой поэме Дидона предлагает Энею вместе со своей любовью и рукой свои царство и армию, но тот отказывается, одушевляемый идеей строительства собственной империи. Когда Эней покидает Дидону, она предается печали в саду, в то время как в Карфаген входят войска наследника отвергнутого царицей жениха Ярбы. Поэма завершается словами вражеского полководца: «She, who broke Her Vows to raise a State, / Fail'd in Her Hopes, and met th'attending Fate» (цит. по: с 438).
В опере С. Стораса «Дидона, королева Карфагена» (либретто П. Хоара, 1792) фабульная линия о заговоре против Карфагена даже затеняет любовную линию Дидоны с Энеем. Их роман важен не сам по себе, а как катализатор военных действий Ярбы. И личность Дидоны, и ее власть над городом основаны на ее самостоятельности, а с появлением Энея она лишается контроля и над собой, и над страной. Ее непоследовательное поведение с Ярбой, определяемое перипетиями ее романа с Энеем, приводит к тому,
что Ярба захватывает и сжигает Карфаген. Эта опера сопровождалась «масками»1, в которых эксплицируется национально-политическая подоплека сюжета, когда Нептун пророчит Энею и Аска-нию, что их потомок станет основателем Британской империи, «чей триумф определен судьбой». Таким образом, снижение образа Дидоны, ее осуждение имеет основания не только в общей этической установке эпохи, предъявлявшей к женщинам более высокие требования в сфере любви, верности и брака, но и стремление возвысить Энея как предка легендарного основателя Британии.
Наряду с более или менее трагическими версиями истории Дидоны в XVIII в. появились откровенно комические варианты, представляющие героиню настолько пустой и глупой, что ее несчастья не вызывают сочувствия. Все они носят пародийный характер, однако, как замечает Л. Орр, радикальному снижению подвергается в них только образ Дидоны, в то время как Эней остается если и не благородным героем, то человеком, знающим, чего он хочет или не хочет, действующим более или менее разумно. Принципиально изменяется и любовная линия, из которой устраняется мотив взаимности. Так, в «The English Stage Italianiz'd» (1727) - пьесе, посмертно атрибутированной Т. Д'Юрфе, Эней не испытывает к Дидоне никаких чувств и сбегает от нее с Коломбиной. Дидона преследует его во главе армии, но в конце концов забывает Энея и выходит замуж за Арлекина. Хотя это произведение и пародирует сюжет Вергилия в целом, Л. Орр показывает, что основным объектом осмеяния в нем выступает именно Дидона, а не Эней.
В комической опере Т. Бриджеса «Дидона» (1771) Эней рассчитывает на короткий роман, а Дидона никак не может этого понять и, после того как Эней ее покидает, вешается на своих подвязках, намереваясь стать привидением и преследовать обманщика. Ее, однако, спасают, и она выходит замуж за неуклюжего и глупого Ярбу, демонстрируя, что в целом ей не слишком важен объект, на который она направляет свою любовь. В анонимном «Бурлеске о Дидоне и Энее» (1774) царица Карфагена показана невоспитанной и грубой: она рыгает и не дура выпить. В отличие от большинства комических версий, в этом бурлеске она умирает, однако сам факт
1 Драматический жанр, популярный в XVI-XVII вв.
передается словами «and Dido kick'd the bucket» («и Дидона сыграла в ящик»), исключающими трагическое восприятие финала.
В целом пародийные варианты истории Дидоны и Энея направлены на то, чтобы лишить любовь царицы не только трагического ореола, но и минимальной серьезности. Хотя традиция показывать эмоциональную нестабильность героини восходит к Овидию, у которого Дидона мечется между крайностями в своих чувствах, комические версии XVIII в. вносят новый оттенок в картину: они обходят молчанием, сводят на нет роль Энея в любовной истории. Эней не отдается любви, он переступает через нее и, даже став комическим персонажем, все так же остается образцом экспансионистски ориентированного правителя и предком легендарного основателя Британии. Л. Орр видит зародыш всего этого уже в тексте самого Вергилия: Дидона равна Энею, более того, она достигла целей, аналогичных его собственным, намного раньше и поэтому представляет определенную угрозу. Карфаген должен быть разрушен, чтобы Рим поднялся, и сюжеты о Дидоне представляют метафору этого события. В XVIII в. в Англии приобрел актуальность имперский дискурс, концепт строительства империи, ее продвижения к процветанию сквозь потери и угрозы, и литературная Дидона, будучи воплощением последних, была обречена на свою судьбу - снижение образа и обесценивание трагедии. Впрочем, в XIX в. британская культура станет к ней благосклоннее, и царица Карфагена вернет себе уважение, подобное тому, что наблюдалось в елизаветинские времена, став, наряду с Энеем, таким же символом созидания империи.
Е.В. Лозинская
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2019.01.022. НИКОЛЮКИН АН. ПУТЬ ИВАНА КИРЕЕВСКОГО (ОТ ЗАПАДНИКОВ К СЛАВЯНОФИЛАМ) // Русская классика: Сб. ст. к 85-летию со дня рождения и 60-летию научной деятельности чл.-корр. РАН Н.Н. Скатова / ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом); ред.-сост. Дмитриев А.П., Прозоров Ю.М. - СПб.: ООО «Изд-во "Росток"», 2017. - С. 223-236.
