CC BY
36
лищного дефицита. Правительство не столько поощряло кооперацию, сколько вынуждено было до определенного момента терпеть ее существование. Что касается государственного жилищного строительства, то здесь уже в первой половине 1920-х годов возобладали подходы, имевшие больше общего с дореволюционными реалиями, чем с идеями Говарда. Если в концепции последнего город-сад принципиально не имел никакого «градообразующего» предприятия, более того - располагался в стороне от промзон, с которыми его связывал развитый общественный транспорт, то для советских планировщиков главной задачей было развитие промышленности и строительство новых предприятий, поэтому рабочий поселок проектировался как жилая зона при заводе, размер населения которой определялся потребностями завода. Отсюда преобладание барачного строительства с коридорной системой и институт служебного жилья, которое работник в случае увольнения должен был немедленно освободить. Жильё в таких поселках, как и сами градообразующие предприятия, находилось в собственности государства, что значительно расширило его репрессивные возможности по сравнению с царским периодом. Эта же политика позволяла использовать жилище как инструмент для централизованного распределения трудовых ресурсов. Жилищная кооперация не только не вписывалась в эту политику, но и препятствовала ее осуществлению, поскольку создавала в обществе слой собственников жилья и давала им относительную автономию от государства. Неудивительно, что на протяжении 1920-х годов последнее со все большей настойчивостью тормозило ее развитие. Вместе с этим были окончательно отвергнуты и идеи Говарда.
М.М. Минц
2018.04.023. БЕРДИНСКИХ В.А., БЕРДИНСКИХ И.В., ВЕРЕМЬ-ЕВ В.И. СИСТЕМА СПЕЦПОСЕЛЕНИЙ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ 1930-1950-х годов. - М.: Политическая энциклопедия, 2017. -503 с. - (История сталинизма).
Ключевые слова: СССР, 1930-1950-е годы; система спецпоселений; массовые депортации; «кулацкая» ссылка; этнические депортации; распад системы спецпоселений.
Книга посвящена истории спецпоселений в сталинском СССР. Хронологически исследование охватывает период начиная с 1930 г. (начало «кулацкой» ссылки) и в основном до конца 1940-х годов (в дальнейшем, в начале 1950-х годов система спецпоселений развивалась уже скорее по инерции и не претерпела существенных изменений, а после смерти Сталина, с середины 1950-х годов, начался период ее распада). Как отмечается во введении, понятия депортаций и спецпоселений не следует смешивать, поскольку история сталинских депортаций включает в себя не только спецссылку, но и межгосударственные депортации по этническому признаку, тогда как в спецпоселения могли направляться не только депортированные, но и, например, бывшие заключенные. Авторы исследуют прежде всего институциональную историю спецпоселений. В своей работе они постарались охватить все этапы и составные части сталинских массовых депортаций (за исключением межгосударственных), что позволило им рассмотреть спецпоселения как целостную систему. Затрагивается в книге и вопрос о влиянии принимавшихся управленческих решений на повседневную жизнь спецпоселенцев.
Источниковую базу исследования составили главным образом документы центральных органов власти и ведомств (СНК -Совет министров СССР, Государственный комитет обороны, Верховный совет СССР, прокуратура, НКВД - МВД, ГУЛАГ и др.), хранящиеся в ГАРФ (документы ГКО - в РГАСПИ), и материалы местных органов власти из Государственного архива Кировской области. Авторы используют как нормативные документы, чтобы максимально подробно проследить все этапы формирования и эволюции системы спецпоселений, так и разнообразную отчетную документацию, включая статистические источники. Они привлекают также заявления, обращения, жалобы и личные письма спецпоселенцев и членов их семей, но скорее как вспомогательный источник.
Структурно книга состоит из двух глав, разбитых на семь параграфов (фактически - из семи глав, объединенных в две части). В первой главе описываются формирование и эволюция системы спецпоселений как института на трех основных этапах ее истории (довоенная «кулацкая» ссылка, этнические депортации периода войны, стабилизация системы спецпоселений в послевоенные годы
и предпосылки ее распада). Вторая глава имеет тематическую структуру и посвящена различным аспектам функционирования системы спецпоселений (структура управления и надзора, экономика спецпоселений, социальный статус ссыльных, особенности жизни в спецпоселках). В приложении к книге дается подборка архивных документов по теме исследования.
В общей сложности через систему сталинских спецпоселений прошли не менее 6 млн человек, в том числе 2 млн 500 тыс. «бывших кулаков» и 3 млн 500 тыс. - в результате этнических депортаций. Тотальной депортации за пределы исторической родины подверглись представители 17 народностей. Послевоенные депортации из западных областей СССР (Прибалтика, Молдавия, Западная Украина и Западная Белоруссия) официально не имели этнического характера: ссылке подлежали прежде всего участники антисоветского подполья и члены их семей. На деле, однако, выселению по понятным причинам подвергались главным образом представители «титульных» наций (эстонцы, латыши, литовцы, белорусы, украинцы, молдаване). Число погибших при транспортировке и непосредственно в местах ссылки составляет не менее 1 млн 200 тыс. человек; положительное сальдо рождаемости и смертности в спецпоселках обычно намечалось лишь через пять-шесть лет после депортации. Таким образом, хотя массовые депортации практиковались в разных странах в разные исторические эпохи, советская система спецссылки по своим масштабам не имеет прецедентов в человеческой истории.
Важной особенностью спецпоселений является их чрезвычайный статус. Решения о массовых депортациях принимались на самых высоких этажах властной иерархии, а порядок их проведения и режим содержания ссыльных в спецпоселках целиком регулировались чрезвычайными постановлениями и специальными ведомственными инструкциями. Сами депортации осуществлялись в административном порядке, без какого-либо индивидуального рассмотрения дел; при этом не использовался даже такой квазисудебный институт, как «тройки», «двойки» и Особое совещание. Спецпереселенцы, таким образом, практически полностью выводились из сферы действия «обычных» законов и судопроизводства, даже в
их специфически сталинском варианте. В этом отношении их правовое положение было едва ли не хуже, чем у узников ГУЛАГа.
Официально мотивы массовых депортаций формулировались по-разному, в зависимости от внутриполитической обстановки и целей, которые преследовало советское руководство в разные периоды. Подлинными мотивами этнических депортаций авторы считают месть малым народам за сотрудничество отдельных их представителей с нацистами; превентивные репрессии в отношении народов, с зарубежными представителями которых велась или могла вестись война, и стремление ослабить социальную базу антисоветского сопротивления в западных областях. Кроме того, важным мотивом как этнических депортаций, так и «кулацкой» ссылки было использование ссыльных для заселения и хозяйственного освоения удаленных и труднодоступных территорий. Система спецпоселений, таким образом, являлась органической частью сталинской демографической политики в целом, включавшей в себя целый арсенал инструментов для осуществления управляемых массовых миграций в более или менее принудительном порядке.
Итоги этой политики массовых депортаций, как показано в книге, оказались прямо противоположными задуманному. Демографический эффект от заселения ссыльными удаленных и неосвоенных территорий оказался перечеркнутым катастрофически высокой смертностью. Кроме того, в 1950-е годы отмена режима спецпоселения для большинства категорий депортированных сопровождалась массовым оттоком населения из соответствующих спецпоселков. На более длительный срок в местах ссылки задержались лишь немцы, крымские татары и некоторые другие народы, и то лишь потому, что им было запрещено возвращаться на историческую родину вплоть до середины 1970-х годов.
С экономической точки зрения система спецпоселений была убыточной. Конфискация имущества депортируемых и использование их принудительного труда в местах ссылки не покрывали затрат на организацию депортаций и обустройство ссыльных на новом месте жительства. Тысячи трудоспособных семей, даже если им удавалось выжить в условиях ссылки, оказывались по существу выбитыми из устоявшихся жизненных циклов и хозяйственного окружения, что также нанесло тяжелейший удар по экономике
страны. И в этом отношении массовые депортации являлись органической частью сталинской системы, основанной на подневольном труде и внеэкономическом принуждении. Они могут рассматриваться как одна из причин экономических и демографических трудностей, с которыми сталкивалась страна и в мирные 1930-е годы, и в экстремальных условиях начавшейся Отечественной войны.
М. М. Минц
2018.04.024. ЭПОХА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕКОНСТРУКЦИИ: ИДЕИ, МИФЫ И ПРОГРАММЫ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ: Сб. науч. тр. / Гл. ред. Мазур Л.Н.; отв. ред. Горбачев О.В. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2017. - 752 с.
Ключевые слова: СССР, 1917-1941 гг.; социалистическая реконструкция; от утопии нового общества к тоталитарной системе; теории социального проектирования; идеи и мифы социальных преобразований.
В сборнике, вышедшем под редакцией Л.Н. Мазур и О.В. Горбачева (Уральский федеральный университет имени Б. Н. Ельцина, Екатеринбург), опубликованы материалы научной конференции, проведенной в Уральском федеральном университете 8-10 сентября 2017 г. в рамках проекта «Раннесоветское общество как социальный проект: Идеи, механизмы реализации, результаты конструирования». Хронологически сборник охватывает период с революции 1917 г. до начала Отечественной войны, т.е. примерно первые 24 года советского режима, который за это время прошел довольно сложную эволюцию от первых утопических проектов нового общества к жесткой репрессивной тоталитарной системе. В своих докладах участники конференции анализируют прежде всего причины такой трансформации, в том числе роль общественного мнения, соотношение большевистских идей с мироощущением российского общества в целом и т.д. В методологическом отношении сборник основан на теории социального проектирования: «Изучение революционных и постреволюционных процессов в контексте теории социального проектирования фокусирует внимание исследователей на субъективном факторе и позволяет охарактеризовать его роль, влияние на направленность и
