CC BY
22
можности облегчения интеллектуального познания по отношению к представителям других религий. Наиболее важные тезисы Иоанна касаются независимости философского изыскания от демонстрируемой истины. Однако его концепция религии содержит и другие интересные элементы, в частности, касающиеся роли религии в жизни людей (с. 145).
И.М. Цибизова
2018.03.021. БРЭДШОУ Д. ИОАНН ЗЛАТОУСТ О БЛАГОДАТИ И СВОБОДЕ ВОЛИ.
BRADSHAW D. St. John Chrysostom on grace and free will // Common ground journal. - Nairobi, 2015. - Vol. 12, N 2. - P. 31-37.
Ключевые слова: свобода воли; благодать; история христианской мысли; Иоанн Златоуст; Августин; пелагианство.
Статья одного из ведущих современных христианских философов, выдающегося знатока истории религиозной метафизики Дэвида Брэдшоу посвящена соотношению понятий благодати и свободной воли у Иоанна Златоуста. В начале Д. Брэдшоу отмечает, что дискуссии о Божественной благодати и свободной воле, предопределении и предвидении все время воспроизводятся в истории христианской мысли, порождая постоянные и трудно преодолимые разделения. В этом контексте было бы полезно исследовать, что христианская мысль говорила по этому вопросу до спора с пелаги-анцами. Как Отцы Церкви первых веков примиряли разные тенденции, которые потом все-таки привели к разрыву между Пелаги-ем и Августином?
В качестве примера автор берет учение о благодати и свободной воле святого Иоанна Златоуста (347-407). По его мнению, Иоанн Златоуст, вопреки распространенным среди некоторых исследователей представлениям, вовсе не был кем-то вроде того, кого несколько анахронично можно назвать полупелагианцем. По их мнению, он якобы считал, что, хотя Божественная воля и необходима для нашего спасения, само начало веры, т.е. первый шаг по направлению к ней зависит полностью от нас. Однако более внимательное рассмотрение этого вопроса показывает, что богословие Иоанна Златоуста не укладывается в традиционную сетку пелаги-
анство - полупелагианство - августинизм, но, по убеждению автора, является глубоко и полностью библейским.
Конечно, Златоуст был преимущественно пастырем и проповедником, а не систематическим богословом. Однако, говорит автор, его взгляды по вопросу о соотношении благодати и свободной воли могут быть вычленены из совокупности его проповедей и проанализированы. И, по его мнению, Златоуст признает, что в свободном акте трудно провести границу между тем, где заканчивается действие человека и начинается воздействие Бога. Тем не менее он считает, что все же должно быть что-то вроде подобной границы, иначе воля будет свободной только номинально. Из некоторых пассажей Златоуста можно легко заметить, почему некоторые склонны считать его полупелагианцем. Действительно, он говорит, например, в «Толковании на "Послание к евреям"»: «Нам следует наперед избирать доброе, а когда мы изберем, тогда и Он оказывает свое содействие» (12, 3). Однако взгляды Златоуста на самом деле были более тонкие и сложные, чем можно было бы предполагать, судя по этому пассажу или подобным ему.
Рассматривая акт выбора сам по себе, Брэдшоу отмечает, что есть как минимум два источника или причины того, почему этот акт столь сложен. Первый заключается в том, что констатация того, чего именно хочет данный человек, зависит от способа описания. Скажем, я хочу съесть этот кусок пирога, но в то же время я не хочу съесть несколько сот калорий. Другой источник подобной сложности - это то, что наша воля рефлексивна и может, соответственно, кратно умножаться. Я могу хотеть хотеть чего-либо, или не хотеть хотеть чего-либо, или хотеть хотеть хотеть чего-либо. Например, я могу в данный момент не хотеть молиться, но я могу хотеть хотеть молиться и т.д.
Эти сложности показывают, что вопрос о том, возникает ли акт веры благодаря нам или Богу, может не иметь простого ответа. Что такое, в конце концов, акт веры? Это когда кто-то верит, или желает верить? Или, может даже быть, желание желать верить?
Автор статьи оговаривается, что он задает эти вопросы не для того чтобы дать тут на них ответы. Его цель - проиллюстрировать, что первичный вопрос о том, зависит ли начало веры от нас или от Бога, не имеет определенного значения. Это все равно что вне контекста задаться вопросом, что лучше, книги или фильмы?
Следует скорее, говорит Брэдшоу, поэтому задаться другим вопросом: как человеческое и Божественное воздействие взаимодействуют в ходе процесса, который кульминирует в вере?
Этот вопрос он разбирает на примере толкования Иоанном Златоустом Послания апостола Павла к филиппийцам, следующего его фрагмента: «Итак, возлюбленные мои, как вы всегда были послушны, не только в присутствии моем, но гораздо более ныне во время отсутствия моего, со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению» (Флп. 2, 12-13). В оригинале тут используется глагол то гуеруегу, который, как говорит Брэдшоу, здесь значит не только «действовать», но и производить, побуждать к действию. И Златоуст в своей экзегезе опирается именно на второе значение. Он пишет в своем толковании на это место, воображая диалог между Павлом и филиппийцами: «Когда ты захочешь, тогда и Он будет действовать "и хотение". Не бойся и не изнемогай; Он дает нам и усердие, и самую деятельность. Когда мы захотим, то Он еще усилит наше хотение. Например, я хочу сделать что-либо доброе: Он совершает это доброе, Он же производит и хотение».
Ключевой пункт тут заключается в том, что это Бог творит добро, которое я ищу, и через это моя воля становится эффективной. Но чтобы это стало возможным, я должен уже искать добро. То есть во мне уже должна быть воля, которая будет восприимчива к Божиему воздействию. Это не значит, что я могу творить добро без Божией помощи. Такая воля - не акт, но всего лишь намерение или желание, и не может быть эффективной без Божественной благодати.
Поэтому вопрос о том, является ли Иоанн Златоуст полупе-лагианцем, относится к псевдопроблеме. Он предполагает, что мы можем осмысленно говорить о силе человеческого выбора отдельно от Божией благодати. Но Златоуст отбрасывает эту предпосылку. Для него не существует полностью безблагодатной воли. Вопрос заключается в том, ответим ли мы на добро, которое сотворил Бог. У этого процесса нет начала и конца кроме смерти, и это предельное условие нашего существования. Конечно, такие утверждения не содержатся непосредственно в творениях Златоуста, их приходится эксплицировать оттуда. Но надо отметить, говорит автор статьи, что подобные воззрения характеризуют всю восточную
патристическую традицию, включая Климента Александрийского, Василия Великого, Григория Нисского, и их с высокой степенью достоверности можно приписать и Иоанну Златоусту.
Кроме того, Брэдшоу отмечает, что обычно подразумевается, что предвыбранный и заранее избранный субъект спасения у апостола Павла в Послании к римлянам - это конкретный индивид. Но, возможно, это ошибка. Возможно, речь идет о коллективном спасении, и Павел имеет в виду новый Израиль как новый Божий народ, как Церковь. Чтобы доказать это, Брэдшоу разбирает ряд мест из «Толкования на "Послание к Филиппийцам"» Иоанна Златоуста. В то же время не стоит считать, что в Новом Завете речь в контексте избранности к спасению идет всегда о коллективном спасении. В этом смысле Евангелия отличаются от апостольских посланий.
В заключение Брэдшоу замечает, что долгие и ожесточенные споры о благодати, предназначении и свободной воле не просто не смогли утвердить доверие к доброте Бога, но в определенном смысле сделали очень много, чтобы его подорвать. Но хорошим советом христианской теологии сегодня было бы взять в качестве путеводной звезды Иоанна Златоуста в фундаментальном вопросе уверенности и убеждения в доброте Бога.
Ю.В. Пущаев
2018.03.022. МОЙЕРТ М. РИКЁР И СТАВКА НА МЕЖРЕЛИГИОЗНОЕ РИТУАЛЬНОЕ УЧАСТИЕ.
MOYAERT М. Ricoeur and the wager of interreligious ritual participation // International journal of philosophy and theology. - Abingdon, 2017. - Vol. 78, N 3. - P. 173-199.
Ключевые слова: межрелигиозный диалог; ритуал; текст; философия религии; П. Рикёр; герменевтика; религиоведение; методология науки; сравнительное религиоведение.
Рассматриваемая статья известного современного специалиста в области межрелигиозного диалога Марианны Мойерт состоит из трех тематических частей. В первой описывается вклад П. Рикёра в межрелигиозные исследования в контексте предложенного им подхода, который автор обозначает как «герменевтика межрелигиозного гостеприимства» (interreligious hospitality). Во втором
