CC BY
29
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ СОЦИОЛОГИИ
2018.03.016. НОРМЫ И МОРАЛЬ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ: ОТ КЛАССИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ К НОВЫМ ИДЕЯМ: МОНОГРАФИЯ / Отв. ред. И.Ф. Девятко, Р.Н. Абрамов, ИВ. Катерный. - М.: Весь мир, 2017. - 288 с.
Ключевые слова: нормы; мораль; структура - агентность; трансмобильность; риск; профессиональная мораль; эволюционный подход; социально-культурная травма.
В реферируемой коллективной монографии обобщаются результаты исследования норм и морали, проведенного сотрудниками Института социологии РАН. В книге рассматриваются основные классические и современные научные теории, посвященные этой проблематике, анализируются механизмы нормативного морфогенеза, конструируется логика социального взаимодействия.
В первой главе книги (автор - И.Ф. Девятко) рассматриваются классические и современные интерпретации норм в социологической теории. Приводятся точки зрения таких исследователей, как Дж.С. Коулмен, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Дж. Хоманс, Г.Л.А. Харт, Г. Кельзен и др. В частности, Коулмен определял нормы как такое «распределение прав, когда контроль над целевым действием и его возможными экстерналиями принадлежит другим акторам помимо вовлеченного (вовлеченных) в него»1 [цит. по: с. 11]. Автор отмечает, что традиционно социологи рассматривали нормы в контексте их функций и роли санкций в их поддержании, что совпадало с интересом экономистов и правоведов [с. 14-15]. В главе раскрываются следующие темы:
1 Coleman J.S. Foundations of social theory. - Cambridge (MA): Harvard univ. press, 1990. - P. 243.
- можно ли приравнивать понятие нормы к другим паттернам взаимодействия, например к конвенциям и правилам [с. 16-26];
- сложность норм, связанная с их соотносительным, системным и реляционным характером, который определяется тем, что нормы вписаны в специфический контекст взаимодействия или укоренены в частных нормативных порядках [с. 26-32];
- множественность нормативных порядков и расхождения между ними как в рамках группы, так и в рамках действий отдельного актора или даже индивидуального социального действия [с. 32-42].
Во второй главе монографии Д.Г. Подвойский обращается к одному из ключевых вопросов социологии - оппозиции субъекта / действия / агентности и структуры / системы / институтов. В социологии в общем виде эта дилемма выглядит как дискуссия между представителями крайнего методологического индивидуализма и социального реализма. Центральный вопрос данной главы сфокусирован на «происхождении объективированных социальных структур из логики индивидуальных действий и межиндивидуальных и групповых интеракций» [с. 48]. Автор выступает с конструктивистских позиций и приходит к выводу, что возможен компромисс между двумя «непримиримыми» позициями: общество можно рассматривать как «одно большое, не до конца предвиденное следствие коллективного поведения, образующего сложные цепи социальных интеракций и конституирующихся в них устойчивых отношений». Он отмечает, что сначала институциональная реальность общества объективируется в процессе экстернализации, после чего общество утверждается как реальность и возвращается к людям в «интернализованной» форме [с. 60].
В третьей главе, также написанной Д.Г. Подвойским, исследуется проблема возникновения правил и социального порядка. Автор приходит к выводу, что люди на социальном поле являются игроками (agency) и участниками, которые подчиняются установленным до них правилам игры. При этом правила воспроизводятся в каждом действии индивида или социальном взаимодействии, но это не отменяет того, что нормативные структуры могут меняться или даже разрушаться [с. 90].
Четвертая глава (автор - И.В. Катерный) посвящена различным современным формам морфологической трансмобильности.
Автор выделяет три вида такой мобильности: 1) висцеральная трансмобильность (например, изменение пола, гендера, расовой идентичности); 2) конверсиональная трансмобильность (переключение между физическим и нефизическим измерениями социального, например в дополненной или виртуальной реальности, с помощью клонирования или через практики общения с мертвыми); 3) прозо-попическая трансмобильность (когда изначально не-социальные существа, такие как животные или роботы, включаются в социальные контексты) [с. 104]. Автор показывает, что, для того чтобы стать социально признанными, субъекты и объекты социальной коммуникации должны пройти через следующие уровни: а) когнитивный уровень; б) моральный уровень; в) правовой уровень [с. 133].
В пятой главе К.А. Гаврилов рассматривает проблему взаимосвязи риска и моральной ответственности, обращая особое внимание на ее нормативное измерение. Автор анализирует пересечения этих понятий, описывая различные виды риска: риск-как-опасность, риск-как-решение и риск-как-вероятность. Риск-как-решение тесно связан с ответственностью, поскольку подразумевается, что субъект отвечает за принятые решения (форма ответственности в этом случае - договоренность / подотчетность). Риск-как-опасность также связан с ответственностью, поскольку индивид отвечает за нарушение той или иной нормы (форма ответственности - вина / забота). Риск-как-вероятность, как правило, не связан с ответственностью. Автор заключает, что одной из перспективных задач является построение интегрированных моделей ответственности, учитывающих одновременно несколько взглядов на риск [с. 155].
Р.Н. Абрамов в шестой главе книги описывает профессиональную мораль и проблему нормативности в контексте социологических исследований профессий. Как отмечает автор, в дюркгей-мианской традиции профессиональная мораль виделась средством примирения личных устремлений с общественными интересами. При этом индивид не выступал в роли послушного исполнителя спускаемых сверху формальных инструкций и сценариев. В этой традиции «интериоризация принципов профессиональной этики опирается на императив следования своему призванию» [с. 182]. Автор видит опасность в том, что в наши дни профессиональная
этика вытесняется корпоративными инструкциями, а качество профессиональной работы страдает из-за бюрократизации. В итоге все это ведет к отсутствию доверия к профессионалам. В статье также анализируются важность экспертной роли профессионала и моральные основания использования профессиональных знаний.
Седьмая глава книги (автор - А.В. Быков) посвящена эволюционным подходам к изучению морали. Автор рассматривает классические (Ч. Дарвин и Г. Спенсер) и неодарвинистские (Т. Хаксли, У. Гамильтон, Э. Уилсон, Р. Трайверс, Дж. Тернер и А. Марьянски и др.) исследовательские модели, объясняющие возникновение моральных явлений. А. В. Быков приходит к выводу, что нельзя дать простой ответ на вопрос о месте эволюционных объяснений в социологии морали. Но несмотря на то что социология пока проигрывает другим поведенческим наукам в вопросе изучения морали, именно социология может предложить собственную перспективу изучения морали и внести значимый вклад в развитие междисциплинарной науки о морали, поскольку она учитывает сложность, которой обладает общество по сравнению с группами животных [с. 206-207].
Автор восьмой главы Н.В. Романовский рассматривает проблематику морали современной России в свете теории социально-культурной травмы Дж. Александера1. Сквозь призму теории травмы в главе показаны наиболее острые проблемы советского общества 1945-1953 гг., которые нашли отражение в моральном состоянии современного российского общества. Документальную базу исследования составили различные опубликованные архивные материалы. Автор показывает, что функционирующая в современном российском обществе мораль связана с проблемой личной и коллективной ответственности за трагедии советского общества (война, репрессии, депортация народов и т.д.), что в свою очередь ослабляет социальную солидарность [с. 226-227]. Нежелание извлечь нравственные уроки из полученных травм приводит к их постоянному воспроизводству.
Последняя глава книги (автор - В.В. Сапов) посвящена проблеме нормативности в трудах русско-американского социолога
1 Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология. - М.: Праксис, 2013.
Питирима Сорокина. Автор отмечает, что эта тема является одной из центральных в работах Сорокина как в ранний, так и в поздний периоды творчества. Вопрос, который решался в исследованиях Сорокина, сформулирован следующим образом: «являются ли нормы чем-то априорно данным или же они вырабатываются эмпирическим путем в течение всей истории человечества» [с. 229]. Автор отмечает, что в разных произведениях Сорокин давал разные ответы на этот вопрос, что можно считать основным противоречием его теоретической социологии. В работах российского периода Сорокин выдвигает гипотезу происхождения нравственности и права, согласно которой нравственные нормы возникают как замена инстинктам и животным импульсам. Но право, по его мнению, со временем будет упразднено. Это произойдет тогда, когда появится «сверхчеловек», стоящий над правом и каким-либо навязываемым долгом. В работах американского периода, прежде всего в «Социальной и культурной динамике»1, Сорокин показывает, что право является отражением нравственного состояния общества. При этом Сорокин не дает четкого ответа, сохранится ли право в будущем (в «интегральном строе») как самостоятельный феномен или же оно растворится в морали. Как можно предположить, учитывая его взгляды того периода, ответ Сорокина заключается в том, что связующим фактором человеческого общества станет любовь.
А.Ю. Долгов
2018.03.017. КОРТУА Л., ЛАРМАНС Р. ПЕРЕОСМЫСЛИВАЯ ИНДИВИДУАЛИЗАЦИЮ: БАЗОВЫЙ СЦЕНАРИЙ И ТРИ ВАРИАНТА ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАННОГО ИНДИВИДУАЛИЗМА.
CORTOIS L., LAERMANS R. Rethinking individualization: The basic script and the three variants of institutionalized individualism // European j. of social theory. - L., 2018. - Vol. 21, N 1. - P. 60-78.
1 Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. - М.: Академический проект, 2017.
